.НИКОЛАЕВСКИЕ УЗНИКИ . .
Весь первый выпуск VII книги - это “Рассказы о временах 'Hиколая I”. О Колесникове и его товарищах сообщили в Лондон два декабриста - М. Д. Бестужев и В. И. Штейнгель - при посредничестве М. И. Семевского. П. А. Ефремов извлекает из архивных недр и передает в Лондон материалы о несчастных братьях Критских. “Первый декабрист” Владимир Раевский защищается против обвинений, Е. И. Якушкин направляет его самозащиту в “Полярную звезду”.

Тоненький - всего 124 страницы - первый выпуск VII книги “Полярной звезды” весь посвящен тайной истории николаевского царствования; Герцен и Огарев, конечно, сознательно так сгруппировали материал.

Сначала отрывок из “Записок” И. Д. Якушкина (следствие над декабристами и приговор. ПЗ, VII-1, стр. 1-26). Затем добрую половину выпуска занимают никогда не публиковавшиеся страницы о деле петрашевцев (“Отрывок из мнения действительного статского советника Липранди”, а также примечания и приложения к ним. См. ПЗ, VII-1, 26-90). К 1827 г., началу николаевского тридцатилетия, относятся “Рассказы о временах Николая I” (“Колесников и его товарищи в Оренбурге”, “Братья Крицкие и их товарищи в Москве”, “Братья Раевские”. См. ПЗ, VII-1, 91-III). Наконец, обязательный для каждой “Полярной звезды” новый отрывок из “Былого и дум” являлся на этот раз воспоминанием о тех же временах: “Юная Москва тридцатых годов (круг Станкевича)” (ПЗ, VII-1, 112-124).

Удобнее всего знакомиться с тайными корреспондентами этого выпуска, начав с предпоследнего раздела - “Рассказов о временах Николая”. Начинаются эти рассказы со следующего вступления:

“Событие 1825 года и кровавые меры, принятые против действующих лиц этой великой драмы, заслонили множество эпизодов открытия злонамеренных людей, которые потом гибли на каторжной работе, в крепостных казематах и на Кавказе. Царствование “незабвенного” обильно такими событиями, и мы можем считать их не десятками, но сотнями: из одного 1827 года, следовавшего за “порешившим” с декабристами, когда, по словам Николая, “Россия была совершенно исцелена от скрывавшейся в ней язвы”, мы имеем под руками 8 обстоятельных и полных рассказов, основанных на документах. На первый раз приведем три эпизода” (ПЗ, VII-1,91).

По-видимому, это предисловие принадлежит издателям альманаха (автор его, судя по стилю, Н.П. Огарев), хотя не исключено, что оно прислано из России. Ни в сохранившихся документах Герцена и Огарева, ни в материалах их вероятных корреспондентов не найдено пока ни одного из пяти неопубликованных рассказов о событиях 1827 г., о Которых упоминает предисловие. Можно лишь предполагать, что это были описания таких событий 1827 г., как дела Полежаева, Осинина, Ситникова или дела харьковских, нежинских, новочеркасских вольнодумцев [1], которые редакция “Полярной звезды” сочла менее типичными, чем три опубликованных.

Первый рассказ о времени Николая посвящался трагической истории, случившейся в 1827 г. в Оренбурге. Рассказ начинался со слов: “Существовавшее в Москве общество Новикова и его друзей основано было отчасти по правилам масонства...” Далее сообщалось, что это общество имело свое отделение в Оренбурге и что молодые члены его были огорчены и ожесточены событиями 14 декабря 1825 г. В это время в город прибыл разжалованный из юнкеров в солдаты 19-летний Ипполит Завалишин, родной брат декабриста Дмитрия Завалишина, человек, страдавший странной для окружающих болезнью: он провоцировал и предавал всех, кого только мог, по какому-то странному внутреннему желанию, даже во вред себе, и, по-видимому, без всякого сговора с властями. В Оренбурге Завалишин объявляет себя деятелем тайного общества, входит в доверие к молодым вольнодумцам, составляет даже Устав общества, а затем подает донос на 33 человека. Военный губернатор Эссен, стремясь выслужиться, донес в Петербург об открытии важного государственного заговора. Восемь человек были признаны виновными. Пока шло следствие, Завалишин, также взятый под стражу, пытался замешать в дело еще многих лиц и даже .ухитрился из-под караула послать донос в Петербург о злоупотреблениях самого Эссена (донос был Эссену благосклонно переслан из столицы).

По приговору военного суда (после конфирмации) Завалишин был сослан в каторжные работы навечно. Трех обвиняемых - прапорщиков в возрасте от 19 до 30 лет (Колесникова, Дружинина и Таптикова)- приговорили к различным срокам каторжных работ; двоих определили “вечно в солдаты”, а Шестакова, самого юного, было решено отправить “на три года в солдаты без лишения дворянства”.

Николай I 12 августа 1827 г. сократил наполовину сроки Колесникову,Таптикову и Дружинину, остальным наказание утвердил, но решение о 17-летнем Шестакове переменил и распорядился: “вечно в солдаты и лишить дворянства”.

Из самого текста этого рассказа была видна большая осведомленность автора обо всем деле, погребенном в недрах секретных архивов. Я принялся, как обычно, искать, где и когда была впервые опубликована эта история в России. И, как во многих других случаях, такие поиски помогли узнать предысторию публикации в “Полярной звезде”.

В 1869 г., через восемь лет после того, как рассказ о Колесникове и его товарищах был впервые опубликован, в журнале “Заря”, появились воспоминания одного из пострадавших, В. П. Колесникова, под названием “Записки несчастного, содержащие путешествие в Сибирь по канату” [2].

Но самым важным для моих разысканий было вступление к воспоминаниям Колесникова, написанное Михаилом Ивановичем Семевским. “Вот что мы, между прочим, находим о сем деле, - писал Семевский в предисловии к запискам г. Колесникова: “Известное новиковское общество XVIII века, - рассказывает барон В. И. Ш., автор этого предисловия, - основано было отчасти по правилам масонства...” [3].

Далее на пяти страницах слово в слово (с небольшими разночтениями) [4] - тот самый текст об оренбургской истории, который появился в VII “Полярной звезде”.

Значит, в 1861 г. Герцен и Огарев под заголовком “Колесников и его товарищи в Оренбурге” опубликовали не что иное, как “Предисловие” барона В. И. Ш. к “Запискам” самого Колесникова.

Приводя почти весь текст “Предисловия” барона В. И. Ш., Семевский сообщал читателям:

"Приговор <над “оренбургскими заговорщиками”> был приведен в исполнение 12 сентября 1827 года. С этого дня начинаются записки Колесникова и обнимают время почти ровно год, то есть с 12 сентября 1827 года по 9 сентября 1828 года; самый рассказ ведется от лица Колесникова, но записан с его слов, по его памятной записке, бароном Владимиром Ивановичем Ш. (умер 8 сентября 1862 года в С.-Петербурге), который имел случай познакомиться с Колесниковым тотчас по прибытии этого молодого человека в Читу и под живым впечатлением тогда же записал рассказ несчастного. Печатаются эти записки с собственноручной рукописи покойного барона Ш., подаренной нам его другом, который в свою очередь получил от него в подарок этот манускрипт в 1835 году...” [5]

Проводя воспоминания Колесникова через цензуру, Семевский был осторожен и лишних фамилий не называл.

Еще через 12 лет, в 1881 г., историк перепечатал “Записки Колесникова” в своем журнале “Русская старина”. На этот раз он уже решился назвать имена своих информаторов полностью: автор “Предисловия” - декабрист барон Владимир Иванович Штейнгель, который подарил записки своему другу Михаилу Александровичу Бестужеву. Семевский сообщал также, что Бестужев предоставил “Записки Колесникова” в полное распоряжение Семевского еще в 1860 г., “переслав к нам рукопись из Селенгинска в Петербург” [6].

Таким образом, вся история появления рассказа о Колесникове и его товарищах в “Полярной звезде” в сущности давным-давно рассказана М. И. Семевским. О Дружбе М. И. Семевского с семьей Бестужевых упоминалось выше. Впрочем, о существовании “Записок несчастного” Семевский мог узнать и от самого Штейнгеля. Когда после 14 декабря 1825 г. арестовывали заговорщиков, морской инженер Штейнгель был старше других (42 года). Осужденный по первому разряду, как один из главных преступников, он перенес 30 лет ссылки, возможно, тяжелее, чем большинство декабристов: давал себя знать возраст, семья Штейнгеля в России была совершенно необеспечена. К тому же много лет он находился на поселении, изолированный от остальных товарищей. Семидесятитрехлетним старцем он вернулся в столицу и поселился у сына. Если бы не помощь декабристской артели, возглавляемой Евгением Ивановичем Якушкиным, ему было бы совсем плохо [7].

Некоторые исследователи относили Штейнгеля к числу тех декабристов, которые в ссылке впали в глубокую религиозность и мистицизм.

Однако уже на примере Лунина мы видим, как причудливо могут переплетаться религиозные размышления и “наступательные действия”.

Для Штейнгеля религия не просто утешение, а своеобразная форма сохранения своих нравственных убеждений.

Из ссылки он пишет Николаю, что по-христиански прощает его и просит простить. Этот акт может вызвать грустную улыбку, недоуменное пожатие плечами, если рассматривать его вне связи со всею жизнью и поступками Штейнгеля. По-моему, это письмо не покаяние, а какое-то подведение итогов. Штейнгель не только просит прощения - причем не у царя, а у человека, - но и прощает!

Он ни о чем не сожалеет, хотя им владеют уже другие мысли, нежели перед 14 декабря: “царство божие” он ищет уже не “вне себя”, а в “себе самом”, и находит нравственное самоусовершенствование более существенным, чем борьбу за перемены.

Но для защиты этого идеала Штейнгель не отказывался и от борьбы. В частности, свои воспоминания о ссылке, о товарищах он сВ ноябре 1860 г. В. И. Штейнгель писал о каком-то своем труде П. В. Анненкову [8]. Еще прежде два его сочинения были напечатаны в 1-м “Историческом сборнике Вольной русской типографии” [9]. Вряд ли они попали туда без согласия самого декабриста.читает нужным и полезным поместить в русской или заграничной печати.

Михаил Иванович Семевский часто встречался с ним в конце 50-х - начале 60-х годов. “В детстве я не раз видел В. И. Штейнгеля у моего брата Михаила”,- вспоминал известный историк Василий Иванович Семевский [10]. Материалы, которые приходили из Селенгинска от Михаила Бестужева, поступали к Штейнгелю “на просмотр”.

Я думаю, что Штейнгель сначала переслал в Лондон свое письмо Николаю и записки о сибирских губернаторах (весьма вероятно, что они находились в составе посылки М. И. Семевского, попавшей к Герцену, как отмечалось в главе VII, летом 1859 г., за несколько месяцев до выхода 1-го “Исторического сборника Вольной типографии”) [11]. Летом же 1861 г., безусловно с ведома Штейнгеля, в Лондон попал также его рассказ о Колесникове и других оренбургских заговорщиках.

Вероятный способ этой передачи должен быть уже ясен читателю: от Бестужева и Штейнгеля к Семевскому, от него к Гербелю (вероятно, через посредство Ефремова, см. ниже), от Гербеля к Герцену и Огареву.

Как видим, Владимир Иванович Штейнгель, приближаясь к 80-летнему возрасту, тоже помогал как мог Вольной печати Герцена и Огарева.

Прожил он еще недолго. Некролог, появившийся в газете “Современное слово”, был написан М. И. Семевским и, даже изуродованный цензурой [12], был хорош и смел, особенно для “осенней погоды” конца 1862 г. В нем были слова: “В. И. Штейнгель - человек, боровшийся со злом и неправдой, всю жизнь терпевший страдания...” [13]

Почти через полвека Василий Иванович Семевский опубликовал всеподданнейший доклад, извещавший царя, что 30 сентября 1862 г. на похоронах Штейнгеля М. И. Семевский, П. Л. Лавров и еще два других лица требовали, чтобы им было дозволено нести гроб декабриста на руках, сын же Владимира Ивановича Штейнгеля генерал-майор Штейнгель беспокоился и все уговаривал их удалиться.

На всеподданнейшем докладе была пометка о том, что П. Л. Лавров и “двое других” (понятно - в том числе М. И. Семевский) “уже известны”. Царь написал на докладе: “К вящему соображению” [14].

* * *

Второй “Рассказ о временах Николая I” очень похож на первый.

Снова 1827 год (только на этот раз - Москва). Снова несколько очень молодых людей. Трое братьев Критских (Петр - 21 год, Василий - 17 лет, Михаил - 18 лет) и несколько их товарищей.

Снова тайное общество: наивные мечтания о коренных переменах, планы заговора, даже мысли о цареубийстве.

И снова быстрое разоблачение заговорщиков и жестокая расправа.

Через 45 лет после появления этого рассказа в “Полярной звезде” М.К..Лемке опубликовал в журнале “Былое” более подробное изложение всего дела Критских [15], сопроводив его следующим важным примечанием:

“Все нижеизложенное заимствовано мною из двух дел архива бывшего III отделения <...>. Гораздо короче и не везде верно дело братьев Критских изложено было в VII книжке, выпуск 1-й, “Полярной звезды” Герцена ныне здравствующим П. А. Ефремовым” [16].

П. А. Ефремов в 1906 г., видно, уже не опасался наказания за связь с Герценом. М. К. Лемке, наверное, сделал свое сообщение с согласия самого Ефремова, с которым, как отмечалось выше, переписывался и беседовал о' делах давно минувших дней.

Как получил Ефремов материалы о деле Критских - добыл ли их в архиве самолично или у кого-то переписал,- сказать пока невозможно.

Автор “Критских” пишет в одном месте: “Салтанова <одного из замешанных по делу Колесникова и др.> привезли в Оренбург на службу. Военный губернатор, известный из предыдущей статьи Эссен, понял это выражение так: он определил Салтанова на службу рядовым, и этот был более полугода солдатом...” (ПЗ,VII-1,105).

Видимо П. А. Ефремов, отправляя в Лондон рассказ о Критских, был уже знаком и с рассказом Штейнгеля о Колесникове.

Это не удивительно и только лишний раз показывает, что М. И. Семевский и П. А. Ефремов, подготавливая посылку для “Полярной звезды”, действовали заодно (кстати, оба имели в то время доступ к различным секретным архивам).

* * *

Третий и последний рассказ о николаевских временах - “История братьев Раевских”.) История представлена в “Полярной звезде” в виде двух документов...

Сначала документ официальный^ утвержденный Николаем I, который 23 ноября 1827 г. был напечатан в “Московских ведомостях” и других газетах. Это предписание правительствующему сенату управляющего министерством юстиции А. А. Долгорукова по делу братьев Раевских (ПЗ, VII-1, 107-109).

Затем документ нелегальный: “Замечания, написанные* в 1849 году”, в которых неизвестный автор, разбирая по пунктам официальный документ, показывал его лживость и неосновательность (ПЗ, VII-1, 109- 111).

Речь шла о майоре Владимире Федосеевиче Раевском, “первом декабристе”, поэте и друге Пушкина, который был заключен в крепость еще задолго до 14 декабря 1825 г., а также о его младшем брате корнете Григории Раевском, брошенном в крепость за участие в заговоре и сошедшем с ума. Большую часть официального документа занимало перечисление прегрешений майора Раевского перед правительством и приговор: “Лиша чинов, заслуженных им, ордена св. Анны 4 класса, золотой шпаги с надписью за храбрость, медали в память 1812 года и дворянского достоинства, удалить как вредного в обществе человека в Сибирь на поселение” (ПЗ, VII-1, 108).

Через .двенадцать лет после появления этих документов в “Полярной звезде” они были опубликованы Евгением Ивановичем Якушкиным в 3-й книге “Русской старины” за 1873 г. В архиве Якушкиных хранится тот же текст, переписанный рукою Е. И. Якушкина [17].

Сравнение публикации Е. И. Якушкина с текстом ' “Полярной звезды” доказывает, что оба документа весьма родственны и в основном совпадают дословно. Однако публикация Якушкина ясно открывает автора “Замечаний”, написанных в 1849 г. Этим автором был не кто иной, как сам Владимир Федосеевич Раевский. Почти во всех случаях, где в “Полярной звезде” он упоминается в третьем лице, в “Русской старине” - первое лицо.

Вот примеры:
.

"Полярная звезда" Название раздела: 1. „Заметки Раевского, написанные им в Сибири в 1849 году" 2. „20 лет прошло с того времени, как майор Раевский предан был суду. 20 лет назад говорил он, что прописей никаких не было, и через 20 лет повторял то же <...> [18]. Раевский с клятвой повторял всегда, что Таушев [19] ни в чем не виноват..." 3. „Но каково было удивление майора Раевского, когда он узнал, что брата его привезли в крепость Замосць, посадили в карцер на одном коридоре и что он с ним ни явно, ни тайно видеться не мог, потому что Григорий <Раевский> был лишен ума".

Список и публикация Е. И. Якушкина Название раздела: 1. „Заметки Раевского, написанные им в Сибири в 1849 году" 2. „20 лет прошло с того времени, как я предан был суду, 20 лет назад говорил я, что прописей никаких не было, и через 20 лет повторяю то же <...>. Я с клятвой повторял, что Таушев ни в чем не виноват..." . . 3. „Но каково было мое удивление, когда я узнал, что брата моего привезли в крепость Замосць, посадили в карцер на одном коридоре и что я с ним ни явно, ни тайно видеться не могу, потому что Григорий Раевский был лишен ума".

.
Список Е. И. Якушкина был, очевидно, точной копией того документа, которым В. Ф. Раевский обосновывал недоказанность обвинений и незаконность приговора.

Можно предположить, что Раевский, как и многие его товарищи по ссылке, передал свои записи именно Е. И. Якушкину для дальнейшего распространения. Надо ли повторять, что собрание декабристских материалов Е. И. Якушкина было уникальным, а доверие к нему всех декабристов - неограниченным? О том, что он обладает достоверным списком “самозащиты Раевского”, Е. И. Якушкин известил в 1871 г. М. И. Семевского, который отвечал 25 февраля 1871 г.: “Искренне благодарю вас за сообщенную выписку о Раевских. Несмотря на то, что об этом интересном деле уже было напечатано за границей, кажется в “Полярной звезде” 1862 г., тем не менее я непременно со временем, при удобном случае, помещу в “Русской старине” ваше сообщение” [20]. В 1873 г. Якушкин уже мог свободно публиковать полный текст замечаний Раевского, не боясь повредить их автору, который скончался в 1872 г. Однако в 1861 г. еще следовало принять меры предосторожности, и поэтому перед отправкой документа в Лондон Е. И. Якушкин (или кто-либо из его друзей) заменил в “Замечаниях” Раевского первое лицо на третье, так что могло создаться впечатление, будто их писал и не В. Ф. Раевский.

Но если эта корреспонденция в «Полярной звезде» исходила от Е. И. Якушкина, то путь ее в Лондон был скорее всего такой: Якушкин -Ефремов - Гербель - Герцен и Огарев.

Подпольная почта «Полярной звезды» действовала исправно.

КОММЕНТАРИИ
Принятые сокращения

1. О тайных политических процессах конца, 20-х годов см. в книге И, А. Федосова “Революционное движение в России во второй четверти XIX века”. М., 1958, стр. 31-8 .

2. “Заря”, 1869, № 4-5.

3. Там же, № 4, стр. 54 (курсив мой.-Н.Э.).

4. Так, И. Завалишин, который в 1869 г. был еще жив, скрыт в статье под литерой “Z”.

5. “Заря”, 1869, № 4, стр. 58.

6. “Русская старина”, 1881, № 12, стр. 764.

7. В. И. Штейнгель очень любил и уважал Е. И. Якушкина. 23 июля 1859 г. он писал ему: “Как бы вас судьба ни повела высоко, я по крайней мере буду до конца моего <...> смотреть на вас как на родного” (ЦГАОР,ф. 279, оп. 1, № 730, л. 1). Е. И. Якушкину Штейнгель сообщал также о своем намерении “написать кое-что о нашем 33-летнем странствии <...>, семнадцатидневном междуцарствии 1825 г. и пр. и пр.” (там же, л. 5).

8. 15 ноября I860 г. Штейнгель извещал Якушкина, что какую-то свою статью передал Анненкову, а тот “взялся провести под пресс” (ЦГАОР, ф. 279, оп. 1, № 730, л. 12).

9. “Записка о сибирских губернаторах” и письмо Николаю I “Исторический сборник Вольной русской типографии”. Вып. 1, 1860 г.

10. “Общественные движения в России в 1-ю половину XIX века”. Сост. В. И. Семевский, В. Богучарский и П. Е. Щеголев, т. 1 (Декабристы). СПб., 1905, стр. 319. В собрании бумаг М. И.Семевского хранится рукописный сборник, который “списан с разных рукописей в 1860-1861 гг. - частично с подлинных бумаг от барона Н. И. Штейнгеля, частично с бумаг Бестужевых, частично с других рукописей” (ПД, ф. 265, оп. 2, № 2468, л. 11).

11. В. И. Семевский, возможно “со знанием дела”, подчеркивал, что очерк Штейнгеля о сибирских губернаторах появился в Вольной печати еще при жизни автора. См. “Общественные движения...”, т. 1, стр. 309.

12. Об этом см. письмо М. И. Семевского г. С. Батенькову от 22/1Х 1862 г. (РОГБЛ, ф. 20 (Г. С. Батенькова), к. 13, № 1, л. 1).

13. “Современное слово” № 93, 23 сентября 1862 г.

14. “Общественные движения...”, т. 1, стр. 320.

15. М. К. Лемке. Тайное общество братьев Критских. “Былое”, 1906, № 6, стр. 41-57.

16. Там же, стр. 41.

17. ЦГАОР, ф. 279, оп. 1, № 329, л. 1-2.

18. О суде и следствии над В. Ф. Раевским см. В. Г. Базанов. Владимир Федосеевич Раевский. М.-Л., 1949, стр. 9-26.

19. Н. С. Таушев - один из друзей Раевского.

20. ЦГАОР, ф. 279, оп. 1, № 648, л. 2.