ДРУЗЬЯ “ПОЛЯРНОЙ ЗВЕЗДЫ” . .
Журнал “Библиографические записки”, его издатели и сотрудники имеют прямое отношение к “Полярной звезде”. Эти люди интересуются декабристами, Пушкиным, XVIII веком. Успехи и неудачи “Библиографических записок” в борьбе с цензурой. Радикальные взгляды Афанасьева, Якушкина, Касаткина, Ефремова и их друзей. Близость их позиции к точке зрения Герцена и Огарева.

Настало время представить читателю нескольких человек, которые, действуя сообща и порознь, фактически являлись основными поставщиками материалов для “Полярной звезды”. В то же время нужно уяснить, каково было место этого круга людей в сложной и бурной обстановке начала 60-х годов.

Я бы назвал (разумеется, условно) всех лиц, о которых пойдет речь, кругом “Библиографических записок”, поскольку все они принимали самое активное участие в этом московском журнале либо как издатели, либо как активные авторы, советчики, помощники, ходатаи. Если воспользоваться современным термином, можно сказать, что они все составляли редакционную коллегию “Библиографических записок”.

Представим этих людей по порядку. С двоими читатель уже не раз встречался: это Александр Николаевич Афанасьев (1826-1870) и его ближайший друг Евгений Иванович Якушкин (1826-1905).

Евгений Иванович Якушкин в 1859 г. был переведен управляющим казенной палатой в Ярославль и остался в этом городе навсегда. На новом месте он постоянно переписывается с друзьями, время от времени наезжает в Москву и Петербург и продолжает, как увидим, свою нелегальную деятельность.A. H. Афанасьев к началу 1858 г. задумывает и возглавляет издание “Библиографических записок”. Однако официально числиться главным редактором Афанасьеву ввиду его службы (архив министерства иностранных дел) не полагалось, и поэтому фиктивным редактором становится общий московский приятель Николай Михайлович Щепкин (1820-1886), сын Михаила Семеновича, владелец книжной лавки, которая в те годы, видимо не без оснований, была на подозрении у властей. Николая Михайловича Щепкина Герцен и Огарев хорошо знали и летом 1857 г. принимали у себя (см. XXVI, 102).

Еще одним деятелем этого круга был Виктор Иванович Касаткин (1831-1867) - близкий товарищ трех названных лиц. С 1858 по 1860 г. он живет за границей и Там знакомится с Герценом и Огаревым. В конце I860 г. Касаткин снова в Москве, а в 1861 и начале 1862 г. Афанасьев фактически передает ему издание “Библиографических записок”.

Эти люди имели друзей и в Петербурге.

Петр Александрович Ефремов (1834-1907), в будущем известный литературовед и библиограф, числился (как и Е. И. Якушкин) по министерству государственных имуществ и состоял чиновником при министре М. H. Муравьеве (“вешателе”). Уже в эту пору он имел обширные познания по части потаенной русской истории и словесности.

Виктор Павлович Гаевский (1826-1888) был видным петербургским литератором, известным своими статьями о русской поэзии первой половины XIX в. в “Современнике”, “Отечественных записках” и других изданиях. С 1855 по 1863 г. он занимал довольно важную должность в Канцелярии статс-секретаря у принятия прошений.

Наконец, в близких отношениях со всеми этими людьми находился Николай Васильевич Гербель (1827-1883), поэт и известный переводчик, много сил отдавший изданию в России и за границей запрещенных или неопубликованных стихотворений различных русских поэтов. В частности, в 1859-1861 гг. он хлопотал о полных изданиях Пушкина, Одоевского, Кюхельбекера.

Конечно, каждый из семи перечисленных лиц имел свой широкий круг литературных знакомств и связей.

П. А. Ефремов больше других сблизился с М. И. Семевским, В. П. Гаевский был дружен с П. В. Анненковым, И. С. Тургеневым, H. А. Некрасовым. Москвичиj имели больше контактов с декабристами, а также с Кетчером, Никулиным и другими “стариками” [1]. Не все семеро были в одинаковой близости: ядром этой группы были Якушкин, Афанасьев, Касаткин и Ефремов [2]

И все же, изучая переписку возможных корреспондентов “Полярной звезды” между собой, я понял, что такие деятели, как С. Д. Полторацкий, П. И. Бартенев или М. И. Семевский, хотя и были коротко знакомы почти со всеми названными лицами, однако эти отношения - большей частью случайны и носят обычно деловой характер.

Совсем другое дело переписка между Якушкиным, Афанасьевым, Касаткиным, H. Щепкиным, Ефремовым и отчасти Гаевским и Гербелем.

К счастью, переписка довольно хорошо сохранилась, и мои наблюдения основаны на чтении многих писем этих людей, причем самые ранние, послания были отправлены в конце 40-х годов XIX в., а последние - в начале XX столетия.

Почти все семеро - близкие друзья (всем в период “Полярной звезды” 30-35 лет; несколько моложе других Касаткин). Якушкин “на ты” с Афанасьевым и Гаевским, Касаткин - со Щепкиным.

Все семеро вполне доверяют друг другу и регулярно обмениваются различными нелегальными новостями. Практически любая новость или важный документ, который попадал к одному из этих людей, становился достоянием всех остальных.

Вот типичный пример: на сборнике стихотворений В. К. Кюхельбекера П. А. Ефремов сделал следующую пометку: “Копия с подлинной рукописи, доставленная сыном покойного <Кюхельбекера> Виктору Павловичу Гаевскому и мне им подаренная (с этой тетради H. В. Гербель списал у меня некоторые стихотворения для своего заграничного издания “Стихотворения декабристов”)” [3].

Интересы всех этих людей весьма близки: XVIII в. (Касаткин, Афанасьев), декабристы (Якушкин), Рылеев (Ефремов, Якушкин, Гербель), Пушкин и его круг (Якушкин, Ефремов, Гербель, Гаевский), неизвестные материалы о николаевском царствовании (Афанасьев, Ефремов), русская потаенная поэзия разных десятилетий (Касаткин, Ефремов и др.). Кроме общности интересов этот круг отличался также большой общностью убеждений. Эти убеждения, их эволюцию, а также индивидуальные отличия можно выяснить довольно точно.

Перед реформой многие, разумеется, желают освобождения крестьян и демократизации. Однако интересующие нас люди идут как в мыслях, так и в действиях довольно далеко. Еще в августе 1858 г. А. Н. Афанасьев находил, что Кавелин в своем проекте освобождения крестьян “слишком уж заботится о помещичьем освобождении” [4]. Е. И. Якушкин, сразу освободивший своих крестьян полностью, без выкупа и с землей, продемонстрировал образец желаемого решения.

Эти люди были склонны к активным формам борьбы за перемены. При этом они придают большое значение изданию и популяризации запрещенной литературы, связаны с Герценом и Огаревым. Касаткин, Гаевский, Щепкин, Афанасьев, Гербель посещают Лондон, и, как увидим, не с пустыми руками. Якушкин и Ефремов не выезжают, но действуют весьма энергично из России.

О том громадном значении, которое имела для этих людей Вольная типография, имеется много свидетельств. 14 мая 1861 г. В. И. Касаткин пишет Е. И. Якушкину: “На днях к посылке в Ярославль я присоединил присланную Вам карточку с лицами А. И. и Н. П. <Герцена и Огарева>]. Это была последняя, и я не без труда сберег ее для вас от хищнических нападений разных господ. Читали Вы 89-й №<“Колокола”>, где статья О-ва <0гарева>; если нет, то я захвачу его с собой: мне страх хочется потолковать с вами об этой статье. Постараюсь захватить и другие новости; любопытного бездна и во 2-м томе сборника <“Исторического сборника Вольной русской типографии”> и в V книге <“Полярной звезды”>” [5].

Вот отрывок из другого любопытного письма: 22 августа 1859 г. П. А. Ефремов (из Петербурга) просит Е. И. Якушкина (в Ярославле) “приостановить исполнением по переданной мною вам в Петербурге (еще в бытность министра) записке о Кронштадтском линейном батальоне. Теперь это очень не ко времени и может пострадать только злосчастный столоначальник, не виновный ни в чем. Если Вы уже дали инициативу этому делу, пожалуйста, напишите поскорее мне, потому что я имею случай обратиться прямо к “высшему начальству”, минуя все инстанции; но ответ Ваш должен прийти не позже как в 11 или 12 сентября, тем более, что 28 августа приезжает и Константин Дмитриевич Кавелин, который будет в этом случае моим ходатаем” [6]

Мне кажется, что этот текст может быть объяснен так: Ефремов передал Якушкину какой-то обличительный материал для быстрой передачи его в Лондон (видимо, у Якушкина есть прямые и верные пути), но затем по каким-то причинам передумал и хочет аннулировать корреспонденцию; он надеется сделать это, переслав Герцену объяснение с каким-то лицом, которое отправляется из Петербурга в Лондон после 11-12 сентября 1859 г., причем, для того чтобы Герцен (“высшее начальство”) поверил объяснению, Ефремов хочет заручиться ходатайством К. Д. Кавелина, с которым Герцен в то время еще довольно близок: 28 августа 1859 г. Кавелин возвращался из заграничной поездки, во время которой виделся с Герценом (см. XXVI, 286).

С Герценом и Огаревым, как уже отмечалось, круг “Библиографических записок” сближала и мысль о том, что декабристы, Пушкин, неопубликованные исторические и литературные материалы особенно необходимы для просыпающейся России - и как призыв к действию, и для решения вопроса о личном и общем, цели и средствах.

Активные деятели этого круга не принимали всего, что принесли из ссылки отцы. Поражает глубина и объективность позиции Евгения Ивановича Якушкина. Соединенный с декабристами кровно-родственными и духовными связями, он не закрывает глаза на многие слабости их движения, на то, что большинство не проявило достаточной выдержки во время следствия. Когда же после возвращения декабрист Е. Оболенский написал благодарственное письмо Александру II (переданное через шефа жандармов В. А. Долгорукова), Е. И. Якушкин написал Оболенскому следующие строки [7]:

“Москва, 25 апреля 1857-

...Письмо Ваше к Д.<Долгорукову> читали в Москве человека три или четыре, горячо Вас любящих [8], и на всех оно произвело тяжелое впечатление. И вот почему: оно написано так, что дает повод человеку, нехорошо Вас знающему, подумать, во-первых, что это написано с какими-нибудь характерными целями <...>, во-вторых, там есть одна такая неловкая фраза, что незнакомые с Вами не могут не подумать, что Вы записной аристократ <...>. И что за цель писать благодарственное письмо через полгода после манифеста, долго спустя после сделанного для Вас? Что за цель написать это письмо, не сообщивши заранее никому о своем намерении?-

Если я так смело ставлю перед вами эти вопросы, то именно потому, что знаю, что Вы сделали это безо всякой цели. Ну а ежели бы Ваше письмо обратило на Вас внимание как на человека более благодарного, чем другие возвращенные из Сибири, если бы вследствие этого Вам были даны особые льготы, довольны ли Вы были, что написали его? Это могло быть даже во вред другим <...>. Вы, конечно, поймете, что ежели я написал это к Вам, то потому, что очень Вас люблю и что недомолвок между нами быть не должно. Я говорю с Вами теперь, как говорил в старые времена в Ялуторовске, и говорю потому, что считаю себя членом ялуторовской семьи” [9]

Взгляды Афанасьева, Якушкина, Касаткина, Ефремова отчетливо раскрываются и на страницах их журнала “Библиографические записки” (в 1858 г. вышло 24 номера, в 1859 г.- 20, в 1860 г. журнал не выходил, так как издатель Афанасьев был загружен работой и уезжал за границу [10], в 1861 - начале 1862 г. Касаткин издал еще 20 номеров).

“По нашему убеждению, - писали издатели журнала, - вопросы библиографические более или менее тесно связаны с литературною и историческою критикою и библиограф не вправе слагать с себя обязанностей, налагаемых на него этою последнею” [11].

Афанасьев, Касаткин и их сотрудники за три с лишним года сумели многое напечатать на страницах журнала. Крупнейшие и наиболее известные публикации прежде неизвестных и запретных материалов касались Пушкина (недаром “Библиографические записки” и поныне ценятся и изучаются пушкинистами). Таковы 34 письма Пушкина к брату Льву Сергеевичу в № 1 и 4 (13 января и 26 февраля 1858 г.) [12], материалы об отношениях Пушкина и Гоголя (Н. В. Гербель, № 4), ряд прежде не печатавшихся биографических материалов: история с посылкой Пушкина “на саранчу” (К. П. Зеленецкий, № 5, 6 марта 1858 г.), “Пушкин в Одессе” (М. Лонгинов, № 18, 19 октября 1859 г.). Впервые в России в этом журнале публиковался целый ряд стихотворений, прозаических отрывков и писем Пушкина [13]. В № 10-11 (27 мая и 12 июня 1858 г.) Е. И. Якушкин публикует содержательную статью “По поводу последнего издания сочинений А. С. Пушкина”, где, пользуясь “несколькими рукописными сборниками сочинений Пушкина, принадлежащими разным лицам” [14], ловко проводят в печать отдельные, прежде не опубликованные строки из “19 октября”, послания “В Сибирь” и другие.

Очень важна была работа Е. И. Якушкина “Проза А. С. Пушкина. По поводу последнего издания его сочинений” (№5-6, 1859 г.) [15], а также статьи П. А. Ефремова “Поправки и дополнения к некоторым стихотворениям Пушкина” (№ 9, 15 июня 1861 г.; № 19, 22 февраля 1862 г.). Кроме того, в последних номерах за 1861 г. П. Ефремов поместил несколько важных публикаций, касающихся литературного наследства М. Ю. Лермонтова (№ 16, 14 декабря 1861 г.; № 17 и 18, 5 января и б февраля 1862 г.).

Декабристскую литературу и поэзию представляли заметки В. К. Кюхельбекера (№ 8, 27 апреля 1858 г.); декабристы упоминались также в письмах А. Ф. Воейкова (№ 9, 13 мая 1858 г.) и в переписке Н. Н. Шереметевой, бабушки Е. И. Якушкина (№ 11, 28 ноября 1858 г.).

Статья Е. И. Якушкина “Неизданные записки о Пушкине” (№ 8, 30 апреля 1859 г.) фактически представляла собой некролог Ивану Ивановичу Пущину и похвалу его делу, искусно проведенную сквозь цензурные заграждения. Для читателей был понятен скрытый смысл следующих строк Е. И. Якушкина:

“Для тех, которые могли знать И. И. Пущина даже в последнее время, когда он был изнурен тяжкою, неизлечимою болезнию, весьма понятно, какое сильное влияние он должен был иметь на поэта своим энергическим характером, твердостью и благородством своих убеждений и той добротою, которая привязывала к нему всех с первой минуты знакомства” [16].

В 1861 г. в “Библиографические записки” несколько раз прорываются сквозь цензуру стихи А. И. Одоевского, К. Ф. Рылеева и других, сообщенные (согласно редакционным объявлениям) “М. И. М.-А.”, т. е. Матвеем Ивановичем Муравьевым-Апостолом (№ 5, 19 марта 1861 г.; № 14, 13 января 1861 г.; № 19, 22 февраля 1862 г.).

Интересные статьи и публикации по XVIII в. помещал А. Н.Афанасьев. В № 6 (12 марта 1858 г.) появилась большая статья “Николай Иванович Новиков”; № 17 (23 сентября 1858 г.) был задержан в цензуре из-за опубликованных Афанасьевым записок Н. С.Селивановского о Радищеве и его времени [17]. В № 21 (10 ноября 1858 г.) после длительной борьбы с цензурой Афанасьев опубликовал переписку известных масонов с примечанием, что “этот весьма любопытный и важный для истории литературы материал сообщен нам В. И. Касаткиным, в библиотеке которого много масоновских рукописей” [18].

“Новые материалы для биографии Д. И. Фонвизина” (№ 1, 15 января 1859 г.) А. Н. Афанасьев напечатал по документам, полученным у жены И. И. Пущина Н. Д. Пущиной (Фонвизиной); А. Н. Радищеву был посвящен и обзор Н. Голицына в № 23 (14 декабря 1858 г.) и материалы в № 17 (25 сентября 1859 г.). В июне-августе 1859 г.(№ 11-15) А. Н. Афанасьев печатает большое извлечение из прежде запретных или неизвестных сочинений дворянского публициста XVIII в. М. М. Щербатова (еще раньше, в 1858 г., Вольная русская типография опубликовала сочинение Щербатова “О повреждении нравов в России”). Острой, “антивельможной” была статья Афанасьева “Образцы литературной полемики прошлого столетия” (с цензурными купюрами; № 15 и 17, 26 августа и 25 сентября 1859 г.).

О том, как Афанасьев доставал и проводил в печать запретные страницы истории XVIII в., мы кое-что узнаем из письма известного слависта В. Ламанского (письмо без даты, очевидно, написано в 1861 г.). Ламанский просит напечатать в “Библиографических записках” присланные им материалы о Радищеве, не рассказывая никому, кроме Касаткина, кем они доставлены, и, оговорив в печати, что “эти материалы добыты <редакцией> откуда-нибудь изнутри России, всего лучше в том случае ссылаться на покойников. Так сделал, например, Пекарский, приводя одно место из мемуаров Екатерины, когда они еще не были изданы. Он сослался на Мейера” [19].

Наконец, издатели журнала иногда ухитрялись в замаскированной форме помянуть даже Герцена, Огарева и их издания.

В №8 (27 апреля 1858 г.) был помещен следующий перевод из немецкого журнала“DeutschesKunstblatt”:

“С. Т. Аксаков - талант не первого разряда. Тургенев стоит выше его по волшебному дару воссоздавать все тайные прелести природы, Гоголь - по неистощимому богатству, N - по красноречивому жару благородных убеждений” [20].

Вряд ли можно, сомневаться, кто скрывается под литерой “N” и чьи убеждения редакция сумела назвать “благородными” в легальном, подцензурном издании.

В № 9 редакция напечатала следующие строки: “Появилась еще какая-то безграмотная и пошлая басня “Ороскоп кота” (акростих). Соч. Ижицина на крошечном листке; очевидно, спекуляция, ибо продается по 10 коп.” [21]

Известный “Ороскоп” Бориса Федорова содержал акростих - угрозу Герцену, Огареву и их друзьям: “Колокольщикам петля готова ИЧСН” [22]. Этот выпад “Библиографические записки” не оставили, как видим, без ответа.

В № 20 журнала за 1859 г. “П. Е.” (т. е. П. А. Ефремов) ухитрился сообщить несколько стихотворений, не вошедших в последний сборник стихов Н. П. Огарева (Огарев уже больше года как открыто выступал на страницах Вольной печати, но судебное решение о лишении его прав и изгнании из пределов России последовало только в I860 г.).

Относительно стихотворения “Славянские девы” А. И. Одоевского П. А. Ефремов заявил, что оно было перепечатано в одном из альманахов 1861 г. [23] Цензоры .не сообразили, что речь шла о VI-ой книге “Полярной звезды” (стихотворение Одоевского помещено там на стр. 193-194). В той же статье П. А. Ефремов сумел еще раз намекнуть на “Полярную звезду”: “Г. Гаевский в статье своей “Празднование лицейских годовщин” (“Отечественные записки”, 1861 г., № 1) указывает на послание Одоевского А. С. Пушкину, напечатанное в одном из альманахов 1856 г. и перепечатанное в изданном в 1858 г. “Собрании стихотворений Пушкина и других лучших авторов” на стр. 218” [24].

Речь шла, понятно, об ответе декабристов Пушкину (“Струн вещих пламенные звуки...”), причем намек на это послание, содержавшийся в статье В. П. Гаевского, Ефремов откровенно расшифровывал ссылкой на полузапретное берлинское “Собрание стихотворений Пушкина и других лучших авторов” и на совершенно запретную “Полярную звезду”.

Во второй своей статье - “Поправки и дополнения к некоторым стихотворениям Пушкина” - Ефремов еще дважды напомнил читателям о “Полярной звезде”: один раз в связи с посланием Пушкина “Во глубине сибирских руд...”, в другой раз, заявив, как бы между прочим, что “письма к Дельвигу, Бестужеву и некоторым другим лицам явились недавно в болeе полной и удовлетворительной редакции <чем в русских подцензурных изданиях> в одном из альманахов” [25].

Этот краткий обзор не может, конечно, заменить подробного исследования истории “Библиографических записок”. Несомненное общественно-политическое значение имели и постоянные обзоры различных русских и зарубежных изданий, и материалы о раскольнической литературе (например, “Раскольническая библиография Павда Любопытного”, № 5, 1861 г.), появлявшиеся в журнале.

Однако даже самый общий обзор открывает большое сходство тем и материалов (декабристы, Пушкин, Радищев) у подцензурных “Библиографических записок”, а также бесцензурных “Полярной звезды” и “Исторических сборников Вольной русской типографии”. Это сходство интересно и потому, что теми же авторами и издателями “Библиографических записок” многие очень ценные документы пересылались в Лондон, когда становилось ясно, что их не напечатать в Москве и Петербурге.

Значение “Библиографических записок” выходило, разумеется, за пределы библиографии, что вызывало регулярные цензурные преследования журнала. Вот несколько образчиков цензурных гонений (по документам, отложившимся в делах Главного управления цензуры).

В начале 1858 г. сын А. С. Пушкина Григорий Александрович пожаловался министру народного просвещения на “Библиографические записки” из-за обнародования “совершенно домашних и семейных” писем А. С. Пушкина к брату Льву Сергеевичу. г. А. Пушкин требовал, чтобы цензура “не одобряла к печати записок, писем и других литературных и семейных бумаг отца моего без ведома и согласия нашего семейства” [26]. 6 февраля 1858 г. министр народного просвещения А. С. Норов уже сделал строгое замечание издателю журнала (Н.М.Щепкину) и цензору Н.Ф.Круэе за помещение названных писем, “в коих многое не должно было являться в печать как оскорбляющее чувство приличия и самое чувство уважения к памяти великого поэта, коего жизнь принадлежит еще современной нам эпохе, - и за оказавшихся там -же неуместные шутки и отзывы об отце и родственниках Пушкина, личности, неблагопристойности и многие другие неуместности” [27].

Права на Пушкина его родственников и правительства были вскоре подтверждены новым выговором, который 6 сентября 1858 г. получил мягкий цензор Крузе, - на этот раз за то, что пропустил в № 12 “Библиографических записок” несколько “неприличных стихотворений” А. С. Пушкина (“Ах тетушка, ах Анна Львовна...”, “К Смирдину как не зайдешь...” и др.).

Власти проявили бдительность и разгадали, правда задним числом, хитрый маневр “Библиографических записок”, поместивших пушкинскую эпиграмму на Булгарина “Не то беда, что ты поляк...” как уже публиковавшуюся прежде.

Эпиграмма действительно была опубликована еще в 1830 г. но... самим Булгариным, который пошел на этот трюк, чтобы публично донести на ее автора. Понятно, новая публикация этих строк, уже независимо от Булгарина, имела особый смысл, и “Библиографические записки” были обвинены в “оскорблении журналиста, живущего до сих пор, с полным напечатанием его имени и фамилии” [28].

Позже Н.Ф.Крузе был заменен более жесткими цензорами - Безсомыкиным,Гиляровым-Платоновым и Наумовым.

“Библиографическим запискам” приходилось туго. В 1861 г. издание явно потускнело; отчасти это, вероятно, объяснялось недостатками нового издателя В. И. Касаткина, но в основном зависело от цензуры [29]. Так, 28 декабря 1861 г. московский цензурный комитет жаловался в Главное управление цензуры, что в одной из статей, предназначенных для “Библиографических записок”, “тайный советник Шешковский, управляющий при императрице Екатерине II тайною канцеляриею, изображен жестоким инквизитором и палачом, а в другой статье автор с похвалою отзывается о бывших издателях “Полярной звезды” А. А. Бестужеве и Конд.Фед. Р...ве <так!> и о друзьях их Кюхельбекере, Никите Муравьеве и других” [30]. 20 января 1862 г. Главное управление цензуры уважило своих московских коллег и запретило как “Шешковского”, так и “похвальные отзывы” об издателях-декабристах.

Два месяца спустя московская цензура с одобрения петербургской отразила попытку (видимо, А. Н. Афанасьева) напечатать замечания Екатерины II на книгу Радищева и ответы самого Радищева на вопросы следствия [31].

Письма активных сотрудников “Библиографических записок”, особенно В. И. Касаткина, в ту пору полны ярости и жалоб на “цензурный терроризм”. 20 января 1861 г. В. И. Касаткин описывал В. П.Гаевскому, как цензор в “дебатах со мною <...> объявил мне, что приставлен к “Библиографическим запискам”, как собака”, и советовал “не издавать бы вовсе такого заслужившего дурную репутацию журнала”” [32].

14 мая 1861 г. В. И. Касаткин жаловался Е. И. Якушкину: “Материалов для “Библиографических записок” довольно, но, увы, большей частью они не цензурного свойства <...> цензура московская - олицетворенная мерзость и тупость <...> У меня погибли 4 статьи. Ожидают погибели целый десяток. Что делать? Просто руки опускаются” [33].

Познакомившись с политическими взглядами тех, кто издавал “Библиографические Записки”, мы видим, что эти люди не только выработали свои радикальные убеждения, но и практически боролись за них (журнал, распространение запретных материалов, связь с Герценом). Забегая несколько вперед, заметим, что они не утратили своих демократических воззрений среди тех сложнейших водоворотов 1861-1863 гг. (студенческое движение, петербургские пожары, аресты, польское восстание), в которых завертелись и отстали многие деятели, выступавшие в 1855-1861 гг. весьма оппозиционно и смело.

“Крестьянское дело взбудоражило тинное болото помещичества, и, присматриваясь кругом, прислушиваясь к мнениям, я вижу, что вопрос только поступил к решению, а вовсе еще не решен манифестом и положением. Пакостей будет бездна, и уже начало их для всех очевидно”, - так оценивал ситуацию в России непосредственно после реформы А. Н. Афанасьев в своем письме к Е. И. Якушкину от 30 апреля 1861 г. [34].

Однако при выяснении мировоззрения и политической позиции круга “Библиографических записок” надо сказать об их противоречиях и расхождениях с вождями левого крыла российской демократии - редакторами и издателями журнала “Современник”.

До 1853 г. Афанасьев сотрудничал в этом журнале, затем отошел от него. Кроме Гаевского и Гербеля, другие авторы и издатели “Библиографических записок” также почти не принимали участия в изданиях Чернышевского, Добролюбова и Некрасова. Одной из причин был известный конфликт Герцена и Огарева с Некрасовым из-за вопроса о так называемом огаревском наследстве [35]. Московские друзья Герцена, а также и молодые члены этого кружка были настроены в связи с этим неприязненно к Некрасову. В дневнике А. Н. Афанасьева описывается характерная сцена: когда 27 марта 1856 г. друзья собрались у Никулина, чтобы отметить заключение мира, “по поводу проделок Некрасова Кетчер резко отозвался о нем, назвал его шутки настоящим именем, а Васинька Боткин вступился за друга”.

Разыгравшуюся ссору Пикулин едва погасил [36]. В письмах и заметках Афанасьева, Ефремова, Касаткина за 1861-1862 гг. довольно резкая критика крестьянской реформы и недовольство по поводу сближения умеренных либералов с властью сочетается с периодическими выпадами по адресу “Современника” и его издателей.

Зачастую это неудовольствие носит характер мелочных придирок (Ефремов, например, возмущен тем, что объявления “Современника” в провинции, как выяснилось, отличаются от столичных [37], снова и снова в дело замешиваются вопросы личной приязни и неприязни: так, Ефремов, Афанасьев и московский кружок осенью 1861 г. негодуют в связи с тем, что на похоронах Добролюбова его, “не обинуясь, поставили выше Белинского и Грановского” [38] и т. п.).

Если же отбросить все недоразумения, придирки, личности, то за этим обнаружатся определенные принципиальные расхождения внутри демократического лагеря по вопросу прежде всего о методах и средствах борьбы. Эти расхождения, как будет показано в следующих главах, где речь пойдет о событиях 1862-1863 гг., были очень похожи на те разногласия, которые существовали между Герценом и кругом “Современника”.

Эти никогда не исчезавшие разногласия, как известно, не исключали широкого единого фронта “Колокола” и “Современника”.

Практически в апогее революционной ситуации кружок “Библиографических записок” часто действовал заодно с последователями Чернышевского как в тайном обществе “Земля и Воля”, так и вне его.

В истории же “Полярной звезды” и некоторых других изданий Герцена и Огарева Е.Якушкин, Афанасьев, Ефремов, Касаткин, Гербель сыграли выдающуюся роль.

КОММЕНТАРИИ
Принятые сокращения

1. 14 мая 1861 г. В. И. Касаткин писал Е. И. Якушкину: «Николин день, как водится, мы отпраздновали у Николая Михайловича <Щепкина>. Были Бабст, Кетчер, Попов, Афанасьев, Шумахер <...>. Вечером появился Матвей Иванович, приехавший в тот день в Москву. На днях он едет в Тверь за семьей». ЦГАОР, , ф. 279, оп. 1, № 543.

2. Разумеется, этими фамилиями не исчерпывается список сотрудников «Библиографических записок», среди которых мы видим г. Н. Геннади, А. Н. Пыпина, Л. Н. Майкова, С. А. Соболевского, С. Д. Полторацкого, П. П. Пекарского, М. Н. Лонгинова и других известных историков и филологов. В «Библиографических записках» выступил и болгарский демократ Любен Каравелов (его статья «Библиография современной болгарской литературы» в № 9 за 1861 г.).

3. ПД, р. II, оп. 1, № 219, л. 1.

4. ЦГАОР, ф. 279, оп. 1, № 448, л. 135 об.

5. ЛН, 41-42, стр. 9.

6. ЦГАОР, ф. 279, оп. I, № 522, л. 9 об.

7. ПД, ф. 606 (Е. П. Оболенского), № 30, л. 9-10.

8. Вероятно, И. Д. Якушкин, И. И. Пущин, М. И. Муравьев-Апостол.

9. 4 мая 1857 г. Е. П. Оболенский отвечал: «Благодарю за суждение и даже за осуждение моего письма к Д. Оно не стоит ни одного, ни другого, потому что написано было вследствие некоторого намека из высокой столичной сферы <...>, что слово благодарности будет приятно принято». ЦГАОР, ф. 279, оп. 1, № 613, л. 7.

10. 12 ноября 1859 г. А. Н. Афанасьев писал об этом Е. И.Якушкину, жалуясь, между прочим, что ««Библиографические записки», отнимая время, кроме убытков, ничего не дают и давать не могут». ЦГАОР, ф. 279, оп. 1, № 448, л. 4 об.

11. БЗ, 1857, № 13, стлб. 416.

12. Здесь и далее в скобках указывается дата цензурного разрешения, печатавшаяся в конце каждого номера журнала.

13. См. БЗ, № 7 (12 апреля 1857 г.), № 12 (24 июня 1858 г.), № 8 (30 апреля 1859 г.), № 10 (29 июня 1861 г.), № 13 (3 ноября 1861 г.) и др.

14. БЗ, 1858, № 10, стлб. 308.

15. При этом Е. И. Якушкин, воспользовавшись неопубликованной пушкинской статьей о Радищеве, приводит большую выдержку из запретного «Путешествия из Петербурга в Москву» (глава ««Медное», где описывается продажа крестьян).

16. БЗ, 1859, № 5, стлб. 252.

17. Среди материалов П. А. Ефремова (ЦГАЛИ, ф. 191, оп. 1, № 481) хранится корректурный экземпляр со вставками и поправками А. Н. Афанасьева, отсутствующими в печатном тексте.

18. БЗ, 1858, № 21, стлб. 643.

19. ЦГАОР, ф. 279, оп. 1, № 1115, л. 5.

20. БЗ, 1858, № 8, стлб. 240.

21. БЗ, 1858, № 9, стлб. 285.

22. О Борисе Федорове и его акростихе см. А. И. Герцен, ХIII, 291-292 и 568 (комментарии).

23. БЗ, 1861, № 18, стлб. 562.

24. Там же.

25. БЗ, 1861, № 19, стлб. 596-597. Указанные письма Пушкина опубликованы в VI книге «Полярной звезды».

26. ПД, ф. 244, оп. 16, № 92. Дело канцелярии министерства народного просвещения по главному управлению цензуры за № 121/151789 по жалобе г. А. Пушкина.

27. ЦГИАЛ, ф. 772 (Главного управления цензуры), оп. 1, № 4562, 1858, л. 10 об.

28. ЦГИАЛ, ф. 772, оп. 1I, № 4562, л. 10. Булгарин дожил до 1859 г., продолжая активно выступать на страницах «Северной пчелы».

29. 30 апреля 1861 г. А. Н. Афанасьев писал Е. И. Якушкину: ««Библиографические записки» сухи, сухи и сухи. Касаткин не любит слушать замечаний и сердится за них, ведет дело хоть с охотою, но согласно своему характеру вяло. А тут еще цензура злодействует. Убыток будет, и, вероятно, порядочный». ЦГАОР ф. 279, оп. 1, № 448, л. 17.

30. ЦГИАЛ, ф. 772, оп. 1, № 5901, 1861, л. 1 об. Автором статьи, содержавшей положительный отзыв о декабристах, был М. И. Семевский, который предложил материалы о «Звездочке» (эпилоге «Полярной звезды» Бестужева и Рылеева). Эта статья Семевского появилась в 1869 г.

31. ЦГИАЛ, ф. 772, оп. 1, № 5981, 1862. К делу приложены гранку статьи о Радищеве.

32. РОГПБ, ф. 171 (В. П. Гаевского), № 128, письмо № 2.

33. ЦГАОР, ф. 279, оп. 1, № 543, л. 206.

34. Там же, № 448, л. 16.

35. См. Я, 3. Черняк. Огарев, Некрасов, Герцен, Чернышевский в споре об огаревском наследстве. М., 1933.

36. ЦГАОР, ф. 279, оп. 1, № 448, л. 128.

37. Письмо П. А. Ефремова к А. Н. Афанасьеву от 23 декабря 1861 г. ЦГАОР, ф. 279, оп. 1, № 522, л, 41 об.

38. Письмо П. А. Ефремова к А. Н. Афанасьеву от 2 декабря 1861 г. ЦГАОР, ф. 279, оп. 1, № 1104, л. 14 об.