VIVOS VOCO: Б.М. Болотовский, "Оливер Хевисайд"

Третий том "Электромагнитной теории" вышел из печати в 1912 г. После этого Хевисайд практически прекратил публикацию своих работ. Он продолжал работу над книгой "Электромагнитная теория" - готовил к печати четвертый том, но если раньше он, как правило, еще до выхода очередного тома из печати, публиковал его основное содержание в виде журнальных статей, то на этот раз он ничего в печать не посылал. Он много работал, и целью его на этот раз было объединение гравитации и электромагнетизма в единую теорию.

В 1914 г. Хевисайду была увеличена пенсия "в признание важности его исследований по высокоскоростной телеграфии и по телефонии на большие расстояния". Премьер-министром Англии в то время был Асквит. Александр Рассел в статье памяти Хевисайда написал: "Асквит увеличил ему пенсию" [109]. Пенсия возросла на 100 фунтов и составляла теперь 220 фунтов в год. Это было существенное подспорье для Хевисайда. Он уже не писал статей, за которые мог бы получить гонорар, его книга "Электромагнитная теория" продавалась не очень хорошо. В библиотеке Физического института им. П.Н. Лебедева АН СССР имеется первое издание "Электромагнитной теории". Первый том вышел в 1893 г. По крайней мере, этой датой обозначено предисловие. А продана книга не раньше 1916 г., потому что в конце книги помещен каталог книг издательства "Electrician", датированный маем 1916 г. Вот как долго распродавался тираж первого издания. Хевисайд не окупался.

К этому времени относится начало переписки между Хевисайдом и английским математиком Т. Бромвичем. Мы уже писали о том, что операционное исчисление Хевисайда встретило отрицательное отношение со стороны математиков. Почти никто из них не относился серьезно к этому методу решения линейных дифференциальных уравнений. Но Бромвич заинтересовался операционным исчислением и обнаружил, что методы Хевисайда могут быть строго обоснованы с помощью теории функций комплексной переменной. Решение уравнений методом операционного исчисления Бромвич свел к вычислению контурных интегралов в комплексной плоскости. Он написал об этом Хевисайду, и между ними завязалась оживленная переписка. В письме от 25 апреля 1915 г. Бромвич писал:

"...Мой метод начинается с комплексных интегралов. Я боюсь, что это звучит устрашающе, но на самом деле это очень просто... Боюсь, что физики никогда не будут пытаться применить мой метод; но надеюсь, что он даст им больше уверенности при использовании Вашего метода, если они будут знать, что существует независимый метод получения тех же формул.
В реальных расчетах комплексный интеграл появляется только на последней стадии; то, с чем приходится иметь дело, - это функция от переменной l, которая связана с исходными функциями (такими, как 1 / Z(l) и т.д.). Тогда применение теоремы Коши

дает тот же результат, что и Ваша теорема разложения... Установив, что мои решения дают такие же выражения, что и Ваши, я, наконец, заметил, что интеграл Коши

дал мне связь между двумя методами. Но, как видите, я начал с другого конца" [110].

Некоторые места в приведенном письме нуждаются в пояснении. Слова "комплексный интеграл" означают интеграл от функции комплексной переменной, взятый по выбранному пути в комплексной плоскости. Последний интеграл, приведенный в отрывке из письма Бромвича, дает представление единичной функции Хевисайда, если должным образом выбран путь интегрирования.

На обороте этого письма Хевисайд провел некоторые вычисления, но, по-видимому, встретился с трудностями, потому что написал:

"Мне здесь не вполне все ясно".

В письме от 21 мая 1916 г. Бромвич послал Хевисайду копию своей статьи (в которой содержалось рассмотрение операторов с помощью контурных интегралов). Статья эта к тому времени была им направлена в печать. В приложенном письме Бромвич писал:

"Но я могу честно сказать, что вопрос о том, как уверенно пользоваться Вашими операторами, занимал меня (то более, то менее) с того времени, как ко мне в руки попала купленная мною Ваша книга «Работы по электричеству»; это было уже 19 лет назад. Решение этой задачи я получил только около двух лет назад, но даже и тогда оно было неполным. Но я видел, как можно шаг за шагом согласовать некоторые вещи между собой.
Теперь я хочу предать гласности свою более общую точку зрения. Я написал работу с полным изложением своего способа, которая может появиться в Трудах Лондонского математического общества, хотя я опасаюсь, что она будет сочтена слишком длинной. Но я не могу обойтись без предположения о том, что читателю кое-что известно о методах Коши. В действительности они очень просты, но все же они будут, вероятно, отпугивать людей, которые вполне удовлетворительно могли использовать Ваши операторы" [110].

Основа рассмотрения Бромвича заключалась в следующем. Функция Хевисайда 1(t) равна нулю при отрицательных значениях t и равна единице при положительных значениях t. Пусть теперь¦(d/dt) - некоторая функция от оператора дифференцирования по переменной t. Тогда, по Бромвичу, можно записать соотношение, выражающее результат действия ¦(d/dt) на 1(t):

где интегрирование проводится в комплексной плоскости l от с - i oo до с + i oo (с - конечная положительная величина) и все сингулярности подынтегрального выражения находятся слева от пути интегрирования (т.е. с той стороны, где находится точка l = -оо). Если интеграл, стоящий в правой части этого соотношения, может быть вычислен, то мы знаем в явном виде результат
действия оператора ¦(d/dt) на функцию 1(t). Метод Бромвича очень похож на метод определения функции, если известно ее преобразование Лапласа. По существу, Бромвич обосновал операционное исчисление с помощью преобразования Лапласа.

Таким образом, Бромвич разработал метод, который был строгим с математической точки зрения и давал те же результаты, что и операционное исчисление в том виде, в каком оно было разработано Хевисайдом.

Но, получив обоснование операционных методов Хевисайда, Бромвич за последующие несколько лет пришел к заключению, что на практике более удобно прямо использовать именно методы Хевисайда в их первоначальном виде, а не метод контурных интегралов. В письме от 5 апреля 1919 г. Бромвич писал Хевисайду:

"Вернувшись к этому вопросу после двух с половиной лет военной службы, я увидел, что охотнее работаю с операторами, чем с комплексным интегрированием. Отдавая себе отчет в том, что я, по-видимому, лучше знал эти комплексные интегралы, чем средний читатель журнала «Philosophical Magazine», я вдруг увидел, что мне следует отдать первенство операторному методу. В соответствии с этим комплексные интегралы переместились в подстрочные замечания. Я все еще считаю, что комплексные интегралы полезны для того, чтобы убедить чистейшего из чистых математиков в полной обоснованности операторного метода. Но рабочим инструментом во всех такого рода делах является, я уверен, именно операторный метод.
Дам Вам некоторое представление о том, как далеко я продвинулся по направлению к Вашей точке зрения. День назад мне пришлось вычислять один ряд Фурье (для средней температуры шара, если он охлаждается от некоторого постоянного значения температуры, причем температура поверхности равна нулю). Оказалось, что с помощью операторного метода я могу получить результат в уме. Но я никогда и не мечтал проделать такое с рядом Фурье без карандаша и бумаги (или без книги, где можно посмотреть на результат).
В соответствии со сказанным, я написал об этой частной задаче в своей новой статье в «Philosophical Magazine». Но говорить о получении решения в уме казалось мне хвастовством, хотя в действительности это была похвала не мне, а методу" [110].

Хевисайд изучал метод Бромвича и применял его в своих вычислениях. Это видно из сохранившихся записей. Возможно, что он не придавал большого значения тому факту, что метод Бромвича мог рассматриваться как строгое математическое обоснование операционного исчисления. Но, во всяком случае, это был независимый метод, и он был интересен для Хевисайда. Кроме того, он ценил интерес Бромвича к операторному исчислению. Нашелся математик, "чистейший из чистых", и вот он заинтересовался методом Хевисайда, которым все остальные математики пренебрегали, считая его ни на чем не основанным. И он, этот "чистый" математик, нашел строгое обоснование метода Хевисайда. И уже совсем было приятно для Хевисайда, что, разработав свой метод контурных интегралов, Бромвич в конце концов пришел к выводу, что удобнее, быстрее и легче можно получить решение, если пользоваться первоначальным методом Хевисайда.

Бромвич и Хевисайд много переписывались, но ни разу не встретились, хотя Хевисайд хотел этого. Бромвич несколько раз приезжал в Торки на отдых, но ни разу не нанес визита Хевисайду. Просматривая местные газеты, Хевисайд обычно внимательно исследовал список визитеров - лиц, приехавших в Торки, надеясь найти знакомые имена. В 1914 г. он писал Силу: "Ваш друг Бромвич не привел свою жену и сам избегал меня". Через шесть лет, в 1920 г., он снова писал Силу: "Доктор Бромвич не пришел, а поскольку я не знал, где он остановился, я не мог его пригласить. Мне очень жаль, что я с ним не встретился". Он хотел увидеться с Бромвичем и был явно разочарован тем, что это не удалось. Сил пишет: "Говорили, что Оливер не любил гостей. На самом деле он бывал рад гостям и у него бывало их больше, чем думают". Некоторых, однако, отпугивала его слава чудака и ехидного человека. Возможно, что именно из-за репутации Оливера как человека со странностями Бромвич избегал его. Но те, кто побывал в гостях у Хевисайда, неизменно сохраняли о нем ничем не омраченные воспоминания. Доктор Кроутер, ученик и сотрудник доктора Сила, посетил Хевисайда в 1914 г. Он потом говорил:

"Даже после этой короткой встречи у меня осталось очень глубокое впечатление от Хевисайда. Я никогда не встречал другого такого человека, который, несмотря на внешнюю эксцентричность, поразил бы меня сознанием того, что я встречаюсь с действительно великим умом. Я очень рад, что я посетил его, но я так и не отважился навестить его снова" [27].

Начало первой мировой войны, по-видимому, мало что изменило в образе жизни Хевисайда. Он много работал, занимаясь вопросами теории тяготения и электродинамикой. Благодаря попечению хозяйки дома мисс Уэй, он мог работать без помех. Впрочем, с 1911 г. мисс Уэй уже не была владелицей дома - дом и участок Хоумфилд перешли в собственность Оливера. По некоторым намекам можно сделать предположение, что Оливер "купил" дом следующим образом. Дом был заложен в банке на полную стоимость, и деньги были переданы мисс Уэй, как плата за дом. Оливер стал обладателем дома, участка и большого долга. После этого он выплачивал в банк проценты на взятые взаймы деньги [41].

Рис. 33. Хоумфилд - дом Хевисайда в городе Торки

Мисс Уэй, как мы уже говорили, во многом облегчала жизнь Хевисайда в Хоумфилде. Однако для нее самой жизнь в одном доме с Хевисайдом была трудной, и чем дальше, тем труднее для нее становилось ладить с Хевисайдом, несмотря на всю присущую ей доброту и чувство юмора. Доктор Сил, чаще других бывавший у Хевисайда, пишет:

"Около 1916 г. мисс Уэй, измученная большим напряжением, которого потребовала жизнь в Хоумфилде, стала впадать в угнетенное состояние духа. Ее племянницы приехали однажды с машиной и забрали ее, в чем была. Вместе с ними она приехала в дом Чарлза Хевисайда, где и жила до своей смерти в марте 1927 г." [41].

Сам Оливер отъезд мисс Уэй воспринял по-своему. Это видно из его писем к Р. А. Беренду. В статье, посвященной памяти Хевисайда (мы уже приводили отрывки из этой статьи), Беренд писал:

"Его старая экономка, как он писал автору этих строк, сошла с ума, и ее пришлось увезти" [45].

По этому поводу Сил замечает:

"Оливер был настолько далек от контактов с людьми, что его впечатления часто сильно отличались от впечатлений обычных людей при тех же обстоятельствах. Мы видели мисс Уэй на Торвуд Стрит, 27 несколько раз до весны 1926 г. и, вероятно, на рождество в 1926 г. Она быстро восстановила состояние своего духа, была очень оживленной и не вызывала ни малейших подозрений в душевном расстройстве. Это только один пример ловушек на пути биографа, который не встречался лично с Оливером, и существует несколько ловушек такого рода" [41].

После бегства мисс Уэй жизнь Оливера в Хоумфилде стала значительно труднее. Ему снова пришлось взять на себя множество бытовых забот, от которых его избавляла ранее мисс Уэй. Времени для научной работы оставалось мало. Вдобавок к этому нужно было отвечать на множество писем, приходивших в Хоумфилд. Хевисайд считал своим долгом отвечать на все вопросы, с которыми обращались к нему авторы писем. Физики из Оксфорда, которые писали ему, иногда называли его дом "неистощимой пещерой". Существует легенда, что однажды он получил письмо с адресом: "господину Оливеру Хевисайду, Неистощимая пещера, г. Торки" [12]. Если так и было на самом деле, то можно заключить, что Хевисайда знали не только в Оксфорде, откуда пришло письмо, но и в Торки.

В годы первой мировой войны у Хевисайда много раз бывал доктор Л. Силберстейн в связи с подготовкой к печати четвертого тома "Электромагнитной теории". Силберстейн помогал Хевисайду в работе над рукописью. Из воспоминаний Силберстейна видно, что привычки Хевисайда с возрастом не менялись. По словам Силберстейна, Хевисайд любил работать в комнате, где было "жарче, чем в преисподней". Хевисайд, бывало, закрывал дверь и окна в той комнате, где они работали, зажигал газовые светильники, разжигал нефтяную печь, а затем закуривал свою трубку. Через некоторое время в комнате становилось так жарко и душно, что Силберстейн не выдерживал и должен был ретироваться. По замечанию сэра Джорджа Ли, одного из биографов Хевисайда, любовь к теплу Хевисайд разделял с великим французским математиком Фурье [6].

В 1918 г. Хевисайд был избран почетным членом Американского института инженеров-электриков. Этому событию предшествовал обмен письмами между Хевисайдом и Б.А. Берендом. Беренд убеждал Хевисайда принять избрание. В ответ Хевисайд писал:

"Я полагаю, что почести стали в большой степени чрезмерны. Они обесценивают курс обращения, и я надеюсь, что США не будут следовать Англии в этом отношении. Что касается научных почестей, я думаю, что если ученый получил одно или два отличия в «признание» его заслуг, то умножение отличий не принесет никакой пользы, а может даже привести к другому результату. И все-таки очень неприятно отказываться от этих почестей.
Поэтому я бы хотел после написания своей фамилии не писать F.R.S. (член Королевского общества), заменив эти буквы для компенсации какой-нибудь хорошей почетной степенью, например, словом «доктор». Потому что почти на каждой улице имеются доктора (или имелись бы, если бы не война, которая улучшила здоровье населения и сократила смертность), и поэтому люди придают значение этому титулу, в то время как F.R.S. совсем ничего для них не означает...
Если бы мне предложили стать герцогом, я принял бы предложение, имея уже свое владение, должным образом заложенное на полную стоимость; и я думаю, что оказал бы честь герцогскому сословию, присоединившись к нему, не говоря уже о том, что я получил бы большое удовольствие от процедуры провозглашения" [6].

Действительно, в глазах рядового англичанина звание члена Королевского общества вовсе не было отличием может быть потому, что это звание не было связано ни с какими материальными благами. То же самое, по мнению Хевисайда, относилось и к званию почетного члена Американского института инженеров-электриков.

Беренд продолжал уговаривать, и в следующем письме Хевисайд писал:

"Я ничуть не меняю своих мнений о размножении почестей. Но в этом деле Вы, без сомнения, настолько искренни и доброжелательны, что я должен отказаться от всех возражений и оказать себе честь, приняв предложение, сделанное Вами и теми, кто думает так же, как Вы. Ваше письмо - это мое оправдание" [6].

Хевисайд остался Хевисайдом с его независимым нравом. Это не Американский институт инженеров-электриков оказывал ему честь, избирая своим почетным членом, это он сам себе оказал честь, принимая избрание.

Все почетные отличия никак не облегчали жизнь Хевисайда. Он получает пенсию в 220 фунтов в год. До войны он мог прожить на эти деньги, но после войны цены поднялись, а пенсия не выросла. Хевисайд сначала испытывал материальные затруднения, а потом узнал реальную нужду.

Он любил тепло и расточительно пользовался газом, поэтому у него были испорчены отношения с газовой компанией, а также со сборщиком платы за газ. Хевисайд был полон негодования против "газовых варваров", как он называл газовую компанию, и его негодование распространялось и на сборщика платы за газ. Когда тот приходил, Оливер впускал его в дом, запирал входную дверь, клал ключ в карман, вводил сборщика в свой рабочий кабинет и запирал дверь кабинета тоже. Потом следовали долгие переговоры, после которых сборщик всегда уходил без д:нег. Однажды полиция описала его мебель, и дело шло к распродаже, но банк дал ему некоторую ссуду, и распродажа не состоялась [41].

Рис. 34. Доктор Дж. Сил

"На рождество 1919 г., - пишет Сил, - я впервые увидел его после четырехлетнего перерыва, вызванного войной. Он явно был несколько возбужден от встречи со мной. Сначала я должен был помочь ему найти утечку газа с помощью горящей свечи. Мы заделали место утечки в гибкой газовой трубе, а затем он приготовил чай. Он высыпал в заварной чайник все содержимое непочатой пачки чая в 1/4 фунта. Я вынужден был пить этот яд, который он усилил большой дозой сгущенного молока" [41].

В последующие годы Сил и его жена многократно посещали Оливера. Это происходило на рождественские каникулы.

"Обычно мы пили чай на кухне. Он предоставлял миссис Сил хорошую чашку, а мне доставалась полоскательница. Большинство его фарфоровой и фаянсовой посуды ушло по пути, по которому уходит большинство такой посуды. Скатертью служил лист из газеты «Таймс». Чай был подан со сгущенным молоком, и были еще бисквиты и джем двух сортов на выбор, один - сладкий, а другой - кислый, как сказал нам Оливер".

Оливер говорил, что не любит рождества, потому что оно нарушает ритм повседневной жизни, и не понимал, почему люди отмечают этот праздник. Но один раз он заставил Сила и его жену сесть с ним за стол в день рождества. Они обедали в то время, когда должно быть чаепитие, ели холодную курицу, которую сварила ему соседка. Кости Оливер выбросил в сад. Через несколько месяцев он писал, что птицы все еще клюют эти кости. Он очень любил птиц.

"Дом был старый, и хотя узкая старая труба газовой магистрали пропускала достаточно газа для нескольких светильников, его было недостаточно для работы газовой плиты. Тепло было как раз то самое, чего ему не хватало, и он громко протестовал против газовой компании из-за недостаточной подачи газа. Однажды он решил «прочистить трубы». Он разнял трубу возле газового счетчика. Газ начал выходить из разъема. Он быстро понял, что может произойти взрыв - несколько лет назад у него уже был такой опыт, - и тогда он зажег выходивший газ. Получилось превосходное пламя, но это ему не понравилось. С помощью влажной тряпки oн погасил факел и после этого смог восстановить соединение, но обжег руки и лицо. Когда мы первый раз были у него после этого события, голова его была покрыта большим одеялом, которое удерживалось веревкой, обмотанной вокруг шеи. Он смотрел на нас одним глазом через щель в этой "драпировке" [41].

В августе 1921 г. газовая компания прекратила подачу газа Хевисайду, так как он не мог заплатить за газ. Любовь Хевисайда к теплу в сочетании с неудовлетворительной системой отопления привела к тому, что расходы на газ возросли до 100 фунтов в год, это составляло почти половину пенсии. С августа 1921 г. по октябрь 1922 г. он не получал газ для освещения и обогрева [27].

В начале 1922 г. Хевисайда посетил доктор Эрнст Джулиус Берг из США. Берг преподавал математику. Он решил прочесть курс операционного исчисления (по Хевисайду) и написать учебник по этому предмету для студентов электротехнической специальности. В связи с этим Берг обратился к Хевисайду с просьбой принять его и разъяснить некоторые неясные для него вопросы. Хевисайд охотно согласился. Берг несколько раз приезжал к Хевисайду. Учебник по операционному исчислению Берг издал уже после смерти Хевисайда. Он также записал свои впечатления от знакомства с Хевисайдом [111].

Приехав в Торки и подойдя к дому Хевисайда, Берг увидел, что входная дверь в доме оклеена разными бумагами, среди которых было приглашение от президента Королевского общества, письма от газовой компании по поводу его долгов, решение не в его пользу, принятое судом графства, реклама краски, заметки о налоге в пользу бедных и т.д. Про Хевисайда Берг пишет:

"Это был удивительно красивый старик, с белоснежными бородой и волосами, твердым, но дружелюбным взглядом и красивыми руками. Он был среднего роста и только с небольшим намеком на сутулость. Хотя слух у него был недостаточный, он был далек от глухоты и вести с ним обмен мнениями не доставляло затруднений. Его зрение было замечательным - он с легкостью разбирал самый мелкий шрифт. Но со здоровьем у него не все было хорошо, и он объяснял это главным образом тем, что в годы мировой войны страдал от недостатка тепла и должного питания. Тем не менее он редко жаловался. Он был оптимист и рассчитывал дожить до очень преклонных лет.
Он был исключительно добрым и щедрым человеком и очень любезным в обращении. Тот, кому посчастливилось узнать его - а автору довелось провести с ним несколько дней, - неизбежно влюблялся в него. Из его дома на вершине холма открывался вид на залив, у берега которого стоял город Торки. Было бы трудно отыскать где-либо более прекрасный вид. Хевисайд восхищался им и часто упоминал об этом в разговоре. У него была душа художника, хотя он никогда всерьез не занимался живописью. У его отца был большой талант, если судить по картине маслом, на которой изображен маленький Оливер, перелезающий через изгородь на пастбище.
Хевисайд жил в одиночестве, и было естественно, что его дом содержался не так хорошо, как могло бы быть. И все же в доме было удивительно чисто. Окна были безупречно чисты. Во время моего второго и последующих визитов я заметил, что ковровые дорожки на лестнице были покрыты газетами. Очевидно, легче было расстелить газеты, чем выметать пыль, которую я мог внести.
Было видно, что он придавал большое значение своему внешнему виду; хотя его костюм и не был новым, на нем не было ни единого пятнышка. Хевисайда можно было принять за образец джентльмена-ученого старых дней.
Хотя главные интересы Хевисайда относились к науке и его можно поставить в один ряд с Ньютоном, Архимедом, Кельвином и Фарадеем, у него было много и других интересов. Он был хорошо знаком с художественной литературой и с наслаждением цитировал Шекспира и Шоу. Стены его комнаты были покрыты портретами знаменитых людей во всех областях деятельности, и ему доставляло удовольствие говорить о них.
Мало что известно из его жизни, потому что он с крайней неохотой говорил о себе и, по-видимому, просил своего брата, который также жил в Торки и которого он пережил только на несколько недель, ничего не рассказывать о нем. Однако он обещал автору, что во время визита, намеченного на июнь 1925 г., не только передаст ему фотографию, но и сообщит некоторые подробности о своей жизни. И он бы сдержал свое слово. В нескольких письмах он упоминает о предстоящем визите.
Он был плодовитый автор писем, так же, как и научных статей. Его манера писать была исключительной, и его письма не только крайне интересны, но и прекрасны как художественные произведения.
Он сам изготовлял себе перо и чернила, потому что «по любому покупному перу чернила стекают неравномерно».
...Он практически прекратил свою научную работу в 1912 г., когда ему было шестьдесят два года".

Последняя фраза из приведенных воспоминаний доктора Берга, по-видимому, неверна. Хевисайд продолжал заниматься наукой, готовил к печати четвертый том своей "Электромагнитной теории", но он, действительно, с 1912 г. прекратил публикацию своих результатов. Почему он так сделал, непонятно.

Заметим еще следующее. Доктор Берг впервые посетил Хевисайда в начале 1922 г. Это было холодное время года - конец зимы или начало весны. Газ в дом Хевисайда не подавался. Хевисайд страдал не только от холода - ему не всегда удавалось приготовить себе горячую еду. Но он ни о чем таком не говорил Бергу. Он радовался гостю, разбирал с ним интересовавшие гостя вопросы, был рад случаю поговорить о том, что его занимало, а занимали его не только чисто научные темы. И Берг уехал, так и не узнав, в каком положении был тогда семидесятидвухлетний старик. Уже позднее, летом 1922 г., Хевисайд написал Бергу о том, как он провел зиму:

"Прошлая зима была ужасно плохой - почти все время в постели, не было газа, холодный дом, холодная еда, конечно, люмбаго, но хуже всего была ревматическая подагра. Совсем не мог носить ботинки... Погребен под всеми одеялами, какие у меня были" [6].

В эту зиму его соседка мисс Селлерс однажды увидела его в саду, замерзшего и больного. Участливая мисс Селлерс сказала ему:

"Мистер Хевисайд, Вы больны. Вернитесь в дом и посидите у огня".
"Мадам, у меня в доме пет огня, - ответил он с улыбкой, - меня греет мой гений" [6].

А вот еще одно свидетельство о том, какой жизнью жил тогда Хевисайд. И свидетельство это принадлежит самому Хевисайду. В письме Хайфилду, президенту Института инженеров-электриков, датированном октябрем 1922 г., Хевисайд писал:

"Мистер Три принес мне прекрасную жирную камбалу, которую я поджарил в субботу, собрав тонкие дощечки от ящиков фирмы «Липтон» и разведя огонь. Чтобы еда не остыла, я ел ее прямо со сковороды, стоящей у огня, и, восстановив свой вкус, нашел еду восхитительной" [7].

Мистер Три был управляющим делами Института инженеров-электриков. В последние годы жизни Хевисайда он более или менее регулярно приезжал в Торки по поручению администрации Института и по своей собственной инициативе с целью облегчить жизнь Хевисайда.

Фирма "Липтон" - это, по-видимому, чайная фирма. В тот раз, скорее всего, Хевисайд должен был съесть всю камбалу сразу, пока она была горячей. Чтобы подогреть еду снова, надо было бы опять собирать дощечки от ящиков, а на это не всегда были силы.

В 1922 г. вышло из печати второе издание "Электромагнитной теории". Трехтомник был напечатан в издательстве братьев Бенн. Второе издание ничем не отличалось от первого. Расходилось оно не очень хорошо и финансовых дел Хевисайда не поправило.

В трудные послевоенные годы в городе Торки нашлось "официальное лицо", которое оказывало повседневную помощь Хевисайду. Полисмен Генри Брок с доброго согласия своего начальства часто бывал у Оливера и помогал ему во многих повседневных бытовых делах. Он заказывал для Оливера бакалейные и другие товары, а его дочка Бесси приносила их в Хоумфилд, нередко пролезая через узкую щель в полуоткрытой двери, потому что Хевисайд, если не ждал гостей, запирал дверь на цепочку. Брок менял Хевисайду калильные сетки в газовых светильниках, а когда у него не было времени, это делала Кэт - другая дочь Генри Брока. Когда газ был отключен, Брок приносил свечи для Оливера - небольшие свечи ценою по два пенса за шесть штук.

Приходя, Брок стучал в дверь, Хевисайд не всегда слышал этот стук. Если Хевисайд не отзывался, Брок брал свой полицейский свисток, подносил к отверстию для писем и свистел. Хевисайд был глуховат с юности, к старости глухота усилилась, но высокие тона он слышал лучше. Он выходил на свист и отворял Броку дверь.

Брок знал, что здоровье у Хевисайда плохое, и бывало, что он приходил к дому Хевисайда для того, чтобы, не входя и не беспокоя старика, узнать, все ли в порядке, нет ли признаков тревоги. Иногда он посылал Бесси к дому Хевисайда послушать, как обстоят дела.

Доктор Сил, который больше других встречался с Хевисайдом, знал Генри Брока. Сил допускает, что Брок располагал некоторым денежным фондом для помощи Хевисайду. Эти деньги были переданы Броку неведомыми благотворителями [41].

Оливер написал Броку много писем, в которых речь шла о разных разностях. Он вкладывал в письма фотографии из газет со своими комическими комментариями. Он и сам рисовал разные наброски. Письма этих лет он подписывал буквами W.О.R.М. Слово "worm" переводится с английского как "червяк", но способ, которым Хевисайд писал это слово - заглавными буквами, с точкой после каждой буквы - о многом говорил.

Дело в том, что у англичан (да и не только у них) человек, подписывая официальное письмо, после своей подписи нередко перечисляет свои чины и звания, причем англичанин использует для этого сокращения, например: М.P. (Member of Parliament) - член парламента, D.М. (Doctor of Medicine) - доктор медицины, F.R.S. (Fellow of The Royal Society) - член Королевского общества, К.С.В. (Knight Commander of The Bath) - кавалер ордена Бани 2-й степени и т.д. Хевисайду этот обычай не нравился. При желании он и сам мог подписываться так: О. Хевисайд, F.R.S., Ноn.М.I.Е.Е. (что означало: член Королевского общества, почетный член Института инженеров-электриков). Но он считал это смешным. Вот он и выбрал слово "worm", выписывая его после подписи заглавными буквами и ставя точку после каждой буквы. Возможно, что сокращенная запись W.О.R.М. имела расшифровку. Я не настолько хорошо знаю английский язык, чтобы судить об этом.

Говоря между собой о Хевисайде, Брок и все члены его семьи обычно так и называли его - worm. Письма Хевисайда к Броку не сохранились [41].