Пройдет год.

19 октября 1828 года

"Собралися на пепелище скотобратца Курнофеуса Тыркова (По прозвищу Кирпичного бруса) 8 человек скотобратцев, а именно: Дельвиг - Тося, Илличевский - Олосенька, Яковлев - паяс, Корф - дьячок Мордан, Стевен - Швед, Тырков - (смотри выше), Комовский - лиса, Пушкин - француз (смесь обезианы с тигром). а) пели известный лицейский пэан лето знойна ... Пушкин-француз открыл, и согласил с ним сочинитель Олосенька, что должно вместо общеупотребляемого припева лето знойна петь как выше означено*. b) вели беседу с) выпили вдоволь их здоровий d) пели рефутацию г-на Беранжера** е) пели песню о царе Соломоне f) пели скотобратские куплеты прошедших 6-ти годов g) Олосенька в виде французского тамбура мажора утешал собравшихся h) Тырковиус безмолвствовал i) толковали о гимне ежегодном и негодовали на вдохновение скотобратцев k) Паяс представлял восковую персону l) и завидели на дворе час 1-ый и стражу вторую, скотобратцы разошлись, пожелав доброго пути воспитаннику императорского Лицея Пушкину-французу, иже написа сию грамоту Дельвиг (Тосенька) Илличевский (Олосинька) Яковлев (Паяс-Комик) Корф (Дьячок Мордан) Стевен (Швед) Кирпичный брус (Тырков) Комовский (Лиса) Пушкин (Француз) Усердно помолившись богу, Лицею прокричав Ура, Прощайте, братцы: мне в дорогу, И вам в постель уже пора". * "Лето знойна" придумано для усиления шутливой бессмыслицы старинной лицейской песни. ** то есть пушкинскую пародию на французского поэта Беранже.

Весь протокол написан рукою Пушкина, прямо с праздника уезжавшего в Тверскую губернию.

Идет время. Оканчиваются 1820-е годы, скоро пойдут 1830-е...

"Кто в гробе спит, кто дальный сиротеет"; "Судьба, судьба рукой железной..."

Восемь скотобратцев вспоминают или поминают всех остальных.

Из лицейских одноклассников после пушкинского послания "Мой первый друг..." вторым не испугался написать в "каторжные норы" Павел Мясоедов.

Однажды Пущин передает несколько строк Энгельгардту:

"Скажите что-нибудь о наших чугунниках, об иных я кой-что знаю, из газет и по письмам сестер, но этого для меня как-то мало. Вообразите, что от Мясоедова получил год тому назад письмо - признаюсь, никогда не ожидал, но тем не менее был очень рад. Шепните мой дружеский поклон тем, кто не боится услышать голос знакомого из-за Байкала".

Мясоедов, Мясожоров - по дарованиям последний в Лицее; лет 12 назад упоминание о его письмах вызвало бы взрыв жесточайших шуток... Но лицейское братство общее - все его равноправные члены; и вот полтора века спустя найдено в архиве трогательное послание старшей сестры Пущина Екатерины Ивановны к брату в Сибирь (от 17 января 1829 г.):

"Мой бесценный, добрый мой Жанно. Вчера имела я удовольствие видеть у себя Мясоедова. Слышать его было мне очень приятно, вспоминать старину - то счастливое время, когда мы ездили в Царское Село - всех фигур, которых там видела. Он очень любезен и главное его достоинство, что был тебе товарищ и братски тебя любит. Мне невероятно, чтоб в Туле мог быть человек такого рода - человек, воспитанный в Лицее; так жаль, что поздно его узнали - видеть его так мне отрадно, потому что один разговор, хоть и раздирает душу, но вместе и лечит ее".

Среди сохранившихся писем, полученных Пущиным на каторге, есть и послание Мясоедова, отправленное в одном конверте с письмом сестры от 17 января. Через 40 дней оно достигнет адресата...

Душевное лицейское послание, одна из многих примет участия и воспоминания об осужденных.

"Любезный, милый друг мой Иван Иванович,

пишу к тебе и сим желал бы выразить, как много сердце мое берет в горе твоем живого участия; может быть, рука моя умела б описать всю силу дружбы и с детства привязанности, кои я питаю, и перо в сем случае есть дурной доверитель наших чувств - потому и не в Туле приятный случай познакомил меня и сблизил с Милостливой Государыней сестрицею твоею Катериной Ивановной и с преданным тебе другом Иваном Александровичем (генерал И.А. Набоков, муж Е.И.Пущиной) ты , брат Иван, будешь крепким звеном между мною и ими. Бог тебе милостлив, он наделил тебя такими родными, каких мало я встречал, сколько заметить мог, ты, кажется, есть спутник помышлений Катерины Ивановна, она страдает беспрерывно по тебе, как неизменный друг, как нежная сестра; храни здоровье твое и надежды на будующую судьбу...

Вчера я был у них и беспрестанный разговор о тебе и воспоминание о минувшем воспитании и о счастливых днях царскосельской жизни нашей - видел я - что, хотя на несколько минут, разговор сей утишал на время ее душу; а я сим вполне утешился... уж их так люблю, как самых близких сердцу родных моих; ибо достаточно одного слова, что ты рос со мною, чтобы (сколько я понимаю) заставлять обоих превосходных людей сблизиться со мною.

Порадуй меня, друг мой, дай знать через сию благодеятельную Даму, сию примерную в нежности жену (подразумевается жена декабриста М.М.Нарышкина Елизавета Петровна, чьею рукою написаны многие ответные письма Пущина лишенного права писать самому), чем могу служить тебе, уведомь, не можно ли тебе чего выслать, прошу тебя, будь откровенен, не откажи мне в сей отраде.

Наши все 29-ть человек лицейских (другого названия я и дать не смею) рассеяны по лицу земли, летом Дельвиг, беспечный сей философ, был у нас с женою, а о других слышу, что все здоровы. Я отец милых мне сыновей - Александра, Константина, Николая, жена моя, как брату, тебе кланяется и спрашивает, не нужно ли тебе чего прислать. - Письмо сие я посылаю к тебе в письме Катерины Ивановны: прощай, друг и брат, будь здоров и помни совершенно тебе преданного и любящего крепко Павла Мясоедова;

Я сделался сельским совсем жителем; живу в 12-ти верстах от Тулы".

3 февраля 1829 года Е. И. Набокова извещала брата:

"Мясоедова часто вижу - он очень любезен. Хорош очень, говорит, и главное - говорит о том, что мне приятно".

Вскоре за шесть тысяч верст отправляются новые лицейские известия:

21 февраля. "Был проездом И. В. Малиновский в Туле, провел с нами день. Как он добр с детьми... Могу сказать, что душа моя радовалась, видя его - можешь верить и вообразить, как с ним вспоминали старину - первые минуты свидания были очень тяжелы - добрый человек - как я ему благодарна, что вспомнил нас... Дети от него в восхищении - одним словом, это был для меня незабвенный день... О, как он тебя любит!"

Малиновский, отставной полковник, родственник и приятель многих декабристов, вряд ли бы уклонился от участия в мятеже 14 декабря, если бы не вышел в отставку за несколько месяцев до событий. (Он служил в Финляндском полку, одном из наиболее затронутых волнением!) Зато участвовал в восстании и отправлен на каторгу его свояк Андрей Розен. Зимой 1829 года Малиновский едет из своего харьковского имения на север, и эта поездка - заметное событие для поредевших лицейских рядов.

Следующие сведения о ней уже от Николая Пущина, младшего брата Ивана Ивановича.

26 февраля 1829 года:

"Презабавно вообразить, что Малиновский, уездный предводитель дворянства и вообще помещик, на короткое время сюда приезжает...

Был в Царском Селе. Чириков, через 15 или 16 лет, как я его видел, нисколько не переменился, только прибавилось седых волос. Зал в Лицее совершенно тот же, каким я его видел, приезжая к тебе: можешь вообразить, бесценный мой Жанно, какие чувства овладели мною при входе в оный".

12 марта:

"На сих днях уехал отсюда Малиновский; он меня познакомил с двумя молодыми людьми - Илличевским и Корфом, с коими давно хотел увидеться и нигде не случалось встречаться. Стевена никак не могу заполучить к нам, гораздо более меня застенчив. Прощай, бесценный Жанно!"

25 мая 1829 года пишет сестра Анна Ивановна Пущина (по-французски):

"У Суворочки все в порядке, он отзывается о тебе, мой бесценный, всегда с неизменной печалью; Малиновский, возвращаясь, опять встретился с Екатериной Набоковой в Туле, и это было очень приятно им обоим".

Пущин, когда присылал весточки с каторги, осторожничал при упоминании тех, кто еще на свободе, он боялся повредить друзьям, особенно тем, кто "под надзором", не называя, например, Пушкина; однако некоторые вопросы каторжанина, связанные с лицейскими и декабристскими воспоминаниями, угадываются по ответным репликам родных:

"Данзаса я еще не видела", - пишет сестра Екатерина в конце 1829 года.

25 августа 1829 года Михаил Пущин, младший брат декабриста и тоже декабрист (сосланный на Кавказ), посылает из Кисловодска в Читу нечто вроде краткого отчета о пушкинском пребывании на Кавказе, по пути в Арзрум и обратно:

"Лицейский твой товарищ Пушкин, который с пикою в руках следил турок перед Арзрумом, по взятии оного возвратился оттуда и приехал ко мне на воды, и по две ванны принимаем в день - разумеется, часто о тебе вспоминаем - он любит тебя по-старому и надеется, что и ты сохраняешь к нему то же чувство".

В том же письме М. И. Пущин жаловался, что давно не знает ничего "о своих и о тебе - письма мои все гуляют в Арзруме - не знаю, скоро ль буду оные опять регулярно получать - Вольховский, с которым жил в нынешнем походе, занемог в Арзуме и возвратился лечиться в Тифлис - сегодня я получил от него письмо - он также интересуется о тебе".

Братья Пущины разбросаны по миру, каторжному и ссыльному, не скоро увидят отчий дом, однако возвращение Пушкина с театра военных действий в столицу позволяет передать особенный, "живой привет"...

"Пушкин приехал, - радуется поздней осенью 1829 года сестра декабристов Анна Пущина, - и я надеюсь, что он придет повидаться с нами и рассказать о Михаиле, вместе с которым он провел некоторое время на водах! Я попрошу у него его сочинения для тебя или для твоих..."

Впрочем, благочестивая сестра декабриста тут же поясняет: "Мне было совестно - самой купить и послать сочинения Пушкина, мне кажется, что вы не можете такими пустяками заниматься, зато есть книга, которую я пошлю тебе при первом же случае" (речь идет о "душеспасительном чтении", которое, впрочем, не вызывало особого любопытства у всегда твердого духом, веселого, ироничного Ивана Пущина).

Через две недели, 24 ноября 1829 года, сестра извещала брата:

"Пушкин пришел однажды утром, когда меня не было; поскольку на него очень большой спрос, вряд ли он в ближайшее время повторит свой визит, что меня очень огорчает. Я имею столько вопросов к нему о Михаиле. Он сказал, что (двадцатидевятилетний) Михаил настолько постарел, что ему дают 40 лет. Бедняга!.."

Поэт хоть и не встретился с одной из сестер Пущина, но все же и поговорил с другими родственниками и, как видно, исполнил просьбу об отправке за Байкал нужных узникам книг.

Таким образом, в начале 1830 года в Читу пришел еще один пушкинский привет. Отношения поэта с родственниками Пущина явно отличаются особенной близостью; кроме приведенных строк, больше в семейных письмах о нем нет упоминаний.

Зато Пушкин является Пущину и его товарищам своими, особенными путями: прежде всего потаенными стихами "Мой первый друг...","Бог помочь вам", " Во глубине сибирских руд"; затем в свежих изданиях книг и журналов, в новых своих сочинениях; наконец, голос Пушкина звучит среди разнообразных проявлений любви и дружества, постоянно идущих из родных мест в Восточную Сибирь.
 

Дальше