Служенье муз не терпит суеты; Прекрасное должно быть величаво: Но юность нам советует лукаво, И шумные нас радуют мечты... Опомнимся - но поздно! и уныло Глядим назад, следов не видя там. Скажи, Вильгельм, не то ль и с нами было, Мой брат родной по музе, по судьбам? 1825 За ужином объелся я, А Яков запер дверь оплошно - Так было мне, мои друзья, И кюхельбекерно и тошно. 1819 Пора, пора! душевных наших мук Не стоит мир; оставим заблужденья! Сокроем жизнь под сень уединенья! Я жду тебя, мой запоздалый друг - Приди; огнем волшебного рассказа Сердечные преданья оживи; Поговорим о бурных днях Кавказа, О Шиллере, о славе, о любви. 1825 Где вы, товарищи? где я? Скажите, Вакха ради... Вы дремлете, мои друзья, Склонившись на тетради... Писатель за свои грехи, Ты с виду всех трезвее; Вильгельм, прочти свои стихи, Чтоб мне заснуть скорее. 1814 В последний раз, в сени уединенья, Моим стихам внимает наш пенат. Лицейской жизни милый брат, Делю с тобой последние мгновенья. 1817

Кюхельбекер и Рылеев на Сенатской площади 14 декабря 1825 года;
Рисунок А.С. Пушкина, 1827 г.

 

Какие разные оценки одного человека - одним и тем же, дружеским, пером! Где истина? В каком году? Везде...

Однажды, в невеселый час, Вильгельм напишет мужу старшей сестры, известному ученому и педагогу Григорию Глинке, что в Лицее все ему немило, что друзей нет и дел нет. Родственник отвечал: "...жалею вместе с тобою о твоих неудачах", советовал крепче приналечь на науки, но притом винил и самого Кюхлю:

"Ты напрасно также надеешься найти друзей между ветрениками твоих лет, не созревши покамест и сам для чувства дружбы. Вообще, милый друг, старайся воспользоваться золотою порою молодости твоей, занимаясь исключительно и единственно науками, в которых благо жизни нашей; не упускай притом из виду будущего своего назначения в обществе и соделай себя достойным его; не плачь обо всем и во всякое время; плаксивое лицо, точно как и слишком грустное расположение духа, нимало не сестрится с юношеским возрастом. Приобыкши на все вещи смотреть с худой стороны, ты поневоле будешь несчастлив; верь также мне, что мы во всех почти случаях жизни сами бываем орудием собственного нашего счастия или злоключения".

Да, Кюхельбекер и сам так думал, и сам в другую минуту найдет друзей "милыми и прекрасными".

Так и будет впредь: любовь и насмешка, дружба и безжалостная эпиграмма: Кюхля вызовет Пушкина стреляться; от насмешек над своей долговязой, нескладной фигурой и стихами придет в отчаянье; однажды кинется топиться в царскосельский пруд - его вытащат и будут любить, как и прежде любили, удивляясь сочетанию вдохновенья, таланта и страшных несообразностей. Любя, станут снова издеваться, мириться...

Мой брат родной по музе, по судьбам...

 

Дальше