Н. Я. Эйдельман К ИСТОРИИ ЛОНДОНСКОЙ ВСТРЕЧИ
ЧЕРНЫШЕВСКОГО С ГЕРЦЕНОМ(Дарственная надпись на книге "Эстетические отношения искусства к действительности")
Воспроизведено по изданию: К истории лондонской встречи Чернышевского с Герценом (Дарственная надпись на книге "Эстетические отношения искусства к действительности") // Революционная ситуация в России в 1859-1861 гг.: Чернышевский и его эпоха / АН СССР. Ин-т истории. Отв. ред. М.В. Нечкина - М.: Наука, 1979 - с. 110-118.В 1972 г. от правнука А.И. Герцена Леонарда Риста, живущего во Франции, в Государственный литературный музей поступил подарок, ныне экспонируемый в Музее А.И. Герцена в Москве: экземпляр первого издания книги Н.Г.nbsp;Чернышевского "Эстетические отношения искусства к действительности" (цензурное разрешение на которое, как известно, последовало 11 апреля 1855 г.) [1]. В ответ на запрос Музея А.И. Герцена Л. Рист отвечал 16 августа 1976 г.: "Что касается книги Чернышевского, я точно знаю, что она была в библиотеке Таты, а после ее смерти в 1936 году она принадлежала моей бабушке Ольге или моей матери и потом пришла ко мне" [2].Книга сохранилась не очень хорошо: обложка подновлена, страницы кое-где пожелтели; на первой странице обложки едва различимая карандашная надпись, сделанная неизвестным почерком, - "Tchernichevski"; все листы книги разрезаны, однако без особой тщательности и в некоторых случаях довольно неровно. Главной же особенностью книги являются строки, ясно читаемые у верхнего обреза титульного листа:
"Александру Ивановичу
Герцену
с благоговением
подносит
Автор"Надпись сделана, очевидно, гусиным пером старой или плохой очинки, темными, несколько выцветшими от времени чернилами. В самом начале посвящения, в конце слов "Александру" и "Герцену", а также в начале подписи - заметны кляксы, просочившиеся нс только на оборотную сторону титула, но даже запачкавшие следующие четыре страницы [3].
Научный и общественный интерес, который вызывает надпись, не требует объяснений. Тема взаимоотношений Герцена и Чернышевского - одна из центральных проблем истории русской освободительной мысли и революционного движения.
Первое и, возможно, единственное прямое документальное обращение Чернышевского к Герцену - надпись на книге, выдержанная в тоне глубокого уважения ("с благоговением подносит..."), вводится в научный оборот и, без сомнения, явится объектом размышлений.
В предлагаемой работе делается попытка, отчасти гипотетическая, объяснить происхождение дарственной надписи Чернышевского, определить ее место среди других известных материалов и документов.
Время написания
В библиотеке Государственного литературного музея сохранились еще три экземпляра первого издания "Эстетических отношений" с авторскими надписями (это ведь была единственная книга, которую Чернышевский мог дарить на свободе). На одном экземпляре написано: "П.П. Пекарскому от автора"; на другом: "Н.М. Благовещенскому от автора"; на третьем: "Н. М. Щепкину и его прекрасному, благородному предприятию от автора".
Только обращение к Н.М. Щепкину по типу приближается к тому, что написано Герцену. Все надписи недатированы, но подарок Щепкина, без сомнения, относится к концу 1857 г. "Прекрасное и благородное предприятие" - это известная книжная лавка Щепкина в Москве. Именно в конце 1857 г. Чернышевский дважды отзывается о ней в подобных выражениях и отмечает свое недавнее знакомство с Щепкиным [4].
Существует возможность уточнить датировку и обращения к А.И. Герцену. Первое издание "Эстетических отношений искусства к действительности" вышло в свет 3 мая 1855 г. [5]. Чернышевский был арестован 7 июля 1862 г. Период после июля 1959 г. (лондонская встреча Чернышевского и Герцена), можно, очевидно, из рассмотрения исключить, так как их отношения в то время были достаточно сложны и исключали возможность дарственной надписи "с благоговением".
Сужение возможных пределов датировки до 1855-1859 гг. по сути ведет к альтернативе: либо книга с надписью была переслана Герцену заочно, до прибытия Чернышевского в Лондон, либо она была вручена во время лондонской встречи.
Предположение, будто "Эстетические отношения" были посланы в Лондон до июля 1859 г, может быть подкреплено лишь двумя аргументами. Во-первых, дата выхода книги обычно близка ко времени ее дарения. Горячие отклики на диссертацию Чернышевского прослеживаются в прессе, а также в переписке и дневниках современников преимущественно в 1855-1856 гг [6]. Второй довод в пользу ранней датировки: тон дарственной надписи более соответствует стадии заочных взаимоотношений Герцена и Чернышевского [7]. Как известно, Герцен заметил полускрытую дружескую хвалу в свой адрес в работе Чернышевского "Очерки гоголевского периода русской литературы", появившуюся осенью 1856 г.; 30 (18) ноября 1856 г. Герцен писал М.К. Рейхель: "Новости из России и не такие узнаете - да, двигается вперед. В «Современнике» говорят обо мне и о Белинском - называют меня: автор «Кто виноват?»" (XXVI, 50).
Приведенные доводы насчет возможной ранней датировки подарка, однако, довольно относительны.
Вручение книги Герцену, естественно, было не простым актом дарения и не может рассматриваться по законам "обыденного этикета". Впрочем, даже среди немногих известных нам авторских посвящений "Эстетических отношений" мы наблюдаем, например в случае с Н.М. Щепкиным, разрыв в два с половиной года между выходом книги и временем вручения. Возможность же дружелюбного тона со стороны Чернышевского, как постараемся показать далее, хронологически нс ограничивается периодом "заочного общения".
Несколько соображений уменьшают вероятность ранней датировки и одновременно являются аргументами в пользу июля (н. ст.) 1859 г. Во-первых, конспиративная сторона. Об осторожности и предусмотрительности Чернышевского свидетельствует не один близкий к нему современник. Известное письмо Чернышевского к Добролюбову из Лондона, касающееся встречи с Герценом, написано с соблюдением строгих конспиративных правил, хотя дело происходит в один из самых "безопасных" периодов общественного подъема 50-60-х годов, хотя послание идет в Петербург с вернейшей оказией - через А.Н. Пыпина. Ни разу Чернышевский нс называет имен Герцена и Огарева, употребляя обороты: "разумеется, я ездил не напрасно", "по делу надобно вести какие разговоры", "попросите Николая Алексеевича Некрасова, чтобы он откровенно высказал свое мнение о моих теперешних собеседниках" (XIV, 379). Маловероятно, чтобы Чернышевский при таком отношении к конспирации доверил бы почте (даже иностранной) или верной оказии книгу со столь недвусмысленным, незамаскированным обращением к главному "государтвенному преступнику" Российской империи. Более естественно предположить, что Чернышевский, отправляясь в Лондон, захватил с собой экземпляр книги и надписал ее перед вручением Герцену.
Второй довод - этического свойства. Несколько больших клякс, испортивших написанные строки, вероятно, вызвали у Чернышевского огорчение: в Петербурге, в своем кабинете автор, очевидно, сменил бы экземпляр, предназначенный для отправки Герцену, но за границей это сделать было невозможно.
Третий довод - языковый. В русской речи XIX в. глагол "подносить" имел преобладающий оттенок непосредственного действия, прямого контакта между подносителем и принимающим подарок. "Подносить, - находим мы у В.И. Даля, - подавать, потчевать, угощать, предлагать с почетом". Примеры, приводимые Далем: "Честно поднес под самый под нос", "Две ноги подходят, две руки подносят, одна голова кланяется", "Он поднес министру свои сочинения". Все примеры из "Словаря языка А.С. Пушкина" сродни далевским: "Вельможе знатному с поклоном подносит оду в двести строк".
Не считая приведенные соображения исчерпывающими, находим их наиболее вероятными - надпись сделана в Лондоне, перед вручением книги Герцену.
Однако не противоречит ли подобный подарок тому, что нам известно о лондонской встрече Герцена с Чернышевским в июле 1959 г.
6-12 июля 1859 г.
Сопоставляя факт посвящения Герцену с лондонской встречей 1859 г., мы в основном разделяем мысли Ю.Н. Короткова о главных этапах этого свидания [8].
6 июля (24 июня) 1859 г. утром Чернышевский прибывает в Лондон, и в тот же день происходит первая встреча с Герценом, вероятно, в присутствии Б.И. Утина и Д.В. Стасова. 9 июля - вторая беседа с Герценом.
11 июля Герцен пытается через Д.В. Стасова передать новое приглашение Чернышевскому.
12 июля (30 июля) Чернышевский уезжает из Англии. Как известно со слов Чернышевского [9] и по рассказам Герцена [10], во время встречи при обсуждении различных точек зрения между ними произошло столкновение, получившее оттенок личной неприязни. (Чернышевский вспоминал, как он "если дать выговор", "ломал" Герцена; Герцен находил собеседника "неискренним", "себе на уме"). Даже то положительное, что видели в своей встрече оба деятеля (Чернышевский: "Разумеется, я ездил не зря..."), как будто не согласуется с той возвышенной формой, которую Чернышевский придал своему посвящению. К тому же по впечатлению, сложившемуся у круга "Современника", одним из существенных мотивов встречи было стремление Чернышевского к равенству собеседников, пресечением им герценовских попыток "поучать", говорить "с олимпийским взглядом". В надписи же замечаем распространенный, скорее в либеральных кругах, мотив благоговения, т.е. признания высшей, ведущей роли Герцена.
И тем не менее, если преодолеть в этом эпизоде два распространенных нарушениями принципа историзма, мы легко найдем место посвещения "Эстетических отношений" во встрече их автора с Искандером. Первое нарушение - это ретроспективность взгляда. И.В. Порох справедливо полагает, что на тон воспоминаний Чернышевского о Герцене повлиял конфликт редакторов "Современника" с издателями "Колокола", имеющий место в 1859 г. и личная неудовлетворенность Чернышевского от встречи с Герценом в Лондоне. "Позабыв «за давностью лет» эволюцию во времени некоторых моментов взаимоотношений с Герценом, Чернышевский ошибочно сместил характеристику своих настроений, относящихся к 1859 году, на 1856 год" [11]
Второе уточнение касается представлений различных общественных кругов о роли двух великих революционеров. Для лидеров "Современника" и их близких единомышленников уже в 60-х годах "общественный вес" таких фигур, как Герцен и Чернышевский, вполне сопоставим, эквивалентен. Однако, отправляясь в Лондон, Чернышевский хорошо знал, что для многих в России авторитет Герцена огромен: 1859 год - период апогея вольной печати, и внутреннее убеждение петербургского гостя в большей последовательности и зрелости своих позиций требовалось совместить с осторожным, деликатным, признательным отношением к человеку, который был тогда (по мнению Чернышевского) "всемогущим над мнениями массы людей с обыкновенными либеральными тенденциями, т.е. тенденциями смутными и шаткими". О необходимости двойной точки зрения на Герцена (своими глазами и глазами многих читателей) писал и Добролюбов: "Я лично не очень убит неблаговолением Герцена, с которым могу померяться, если на то пойдет, но Некрасов обеспокоен, говоря, что это обстоятельство свяжет нам руки, так как значение Герцена для лучшей части нашего общества очень сильно" [12].
Таким образом, восстанавливается психологическая ситуация перед лондонской встречей и в начале ее. Здесь необходимо максимально отвлечься от острого финала свидания. Чернышевский и его друзья допускают недостаточное знакомство Герцена с позицией "Современника", вызвавшее известный выпад "Колокола" в статье "Very dangerous!!!" Задачей Чернышевского было не ссориться с Герценом, искать линии наибольшего сближения, представлять во встрече с ним не только круг людей, считающих себя левее Герцена, но и многочисленных читателей "Современника", для которых "Колокол" - важнейшая, непройденная стадия чтения и мировоззрения. Эти "мирные намерения" Чернышевского проявились в первой из двух лондонских встреч. Тогда, 6 июля, при первом знакомстве, естественно, был вручен подарок - книжка "Эстетические отношения", привезенная из России и надписанная незадолго до встречи, скорее всего в гостинице.
Характер надписи отражал признание великой роли Герцена лидерами "Современника" и его огромного значения для мыслящей России того времени. Обращение - "благоговейно подносит" - подчеркивало уважение и признание "детьми", новым революционным поколением, исторической заслуги "отцов" (Герцен - старше Чернышевского на 16 лет, Добролюбова - на 24 года). Надпись была связана и со стремлением Чернышевского к преодолению конфликта. Преодоление это для петербургского гостя складывалось из двух элементов: следовало подчеркнуть уважение и признательность Искандеру - и Чернышевский, действовавший всегда обдуманно, хотел с этого уровня начать разговор, а затем потребовать признания и уважения к "Современнику" со стороны "Колокола", и тут уж нельзя было миновать трудного разговора о неприятных и щекотливых вещах (об ошибке Герцена в конце статьи "Very dangerous!!!"; возможно также, об его отношениях с Некрасовым). Поднесение книги было как бы первым элементом первого дня переговоров: тогда, 6 июля, в присутствии Утина и Стасова (тех близких к Герцену и к "Современнику" людей, позиции которых Чернышевский учитывал, объясняясь с Герценом), в обстановке полусветской, неблагоприятной для откровенного разговора, Чернышевский не делал упора на недавний конфликт.
Вторая, более напряженная часть встречи происходила 9 июля и окончилась охлаждением друг к другу. Возможно, именно противоречие двух этапов разговора - более мирного и менее мирного - вызвало известную реплику Герцена о "неискренности" Чернышевского. Повторим, что острый спор отчасти стер и в сознании участников, и в рассказах современников предшествующую, более теплую часть собеседования. Между тем подарок Чернышевского Герцену и посвящение на книге, по всей вероятности, - одно из документальных свидетельств о первом дне переговоров. К тому же и сама книга Чернышевского была как бы "визитной карточкой" ее автора.
"Эстетические отношения"
На первый взгляд поднесение Герцену брошюры, вышедшей четыре года назад, особого смысла не имело. К тому же на защите диссертации Н.Г. Чернышевского присутствовало немало друзей и будущих посетителей Герцена. Среди активных участников дискуссии, вызванной диссертацией Чернышевского, были И.С. Тургенев, П.В. Анненков, В.П. Боткин, в то время близкие приятели и постоянные корреспонденты Герцена. По рассказам посетителей или по тому экземпляру, что привез Чернышевский, Герцен, несомненно, ознакомился с основными положениями работы. Позже, после ареста Чернышевского, "Колокол" опубликовал описание самой защиты этой диссертации [13]. В 1868 г., изучая заграничные издания сочинений Чернышевского, Герцен в письме Огареву заметил: "Чернышевского 2-й том одолел (кроме диссертации)" (XXIX, 341). Возможно, диссертация не обсуждалась в переписке с Огаревым как давно известная. Итак, был ли особый смысл во вручении Герцену "Эстетических отношений" в 1859 г.? Много ли значило содержание подарка в самом акте дарения?
Еще раз подчеркнем гипотетичность некоторых наших рассуждений и, не вникая глубоко в эстетические проблемы, отметим актуальность диссертации Чернышевского именно для тех вопросов, которые явились непосредственной причиной лондонской встречи.
Как известно, дискуссия о "чистом" и "обличительном" искусстве, развернувшаяся на страницах русских журналов в конце 1858 - начале 1859 г., сразу приобрела острые идеологические формы. Эстетические категории легко переходили в политические. За "журнальными сшибками" угадывались существенные вопросы русской жизни. В острой полемике порою парадоксально сходились формулировки, совершенно противоположные. Так, иногда иронические выпады сторонников "чистого искусства" (А.В. Дружинин и др.) против "бесполезных обличителей" внешне, словесно совпадали с позициями их антиподов - революционных демократов "Современника" [14]. Эту формальную близость заметил Герцен и посвятил ей часть статьи "Very dangerous!!!". Понимая, что "Библиотека для чтения" (Дружинин) и "Современник" занимают различные общественные позиции, Герцен все же не подчеркнул, что сторонники "чистого искусства" отрицали "обличительную литературу" как раз за то, чего в ней не находили или мало находили публицисты "Современника".
Чернышевский и Добролюбов, естественно, чувствовали необходимость отчетливо обозначить свою эстетико-политическую программу перед издателями "Колокола". В этом смысле диссертация Чернышевского была своего рода манифестом, программным документом, из которого как бы рекомендовалось исходить Герцену и Огареву при оценках литературной позиции "Современника".
Предметом беседы Герцена и Чернышевского был, разумеется, не только неудачный финал "Very dangerous!!!". Вся статья была объектом полемики, и ответом на ее основную часть (о соотношении "чистого искусства" и "обличительства"), по мнению Чернышевского, очевидно, могла быть его диссертация.
В том, что ее текст был летом 1859 г. особенно злободневен, убеждает и чрезвычайная близость, чуть не совпадение эстетических формулировок у публицистов "Современника" и вольной печати именно в конце 1858 - начале 1859 г. Как известно, 1 сентября 1858 г. в "Колоколе" появилась статья Герцена "Александр Андреевич Иванов". Спустя два месяца в "Современнике" также появилась заметка Чернышевского в защиту памяти художника А.А. Иванова. Любопытен вопрос о сходстве и различии этих статей. Он требует специальной разработки [15].
Позже Герцен найдет в сочинениях Чернышевского "утилитаризм", станет возмущаться поколением читателей "Что делать?", "которого эстетика этим удовлетворена" (XIX, 157). Однако не следует преувеличивать различие философско-эстетических трактовок. Любопытно, что в теоретических построениях Герцен и Огарев куда больше приближались к "Современнику", чем в своей художественной практике. По тем проблемам, которые были на первом плане в журнальной полемике 1858-1859 гг., мы как раз наблюдаем большую близость слов и мыслей. Строки Чернышевского об А.А. Иванове были в основном дружественным диалогом с Герценом по очень существенному для обоих вопросу. Еще больше сходства обнаруживает сопоставление двух других сочинений - "Эстетических отношений" Чернышевского и статьи Огарева "Памяти художника", также посвященной А.А. Иванову, напечатанной в пятой книге "Полярной звезды" (май, 1859) и, следовательно, попавшей к Чернышевскому и Добролюбову незадолго до лондонской встречи.
Особенно совпадают известные строки диссертации Чернышевского, направленные против "искусства для искусства", утверждающие, что "прекрасное есть жизнь", со следующим отрывком из работы Огарева:
"Сама теория искусства ради искусства могла явиться только в эпоху общественного падения. Искусство как одно из занятий человека и отличное от других занятий не могло не обратить на себя внимания мыслителей как дело особое, но неодолимо возникающее из человеческой жизни. Что же такое искусство? Искусство - подражание природе, отвечали они во время оно. Впоследствии более глубокомысленная наука с улыбкой презрения взглянула на это наивное определение. Она сказала: искусство есть воспроизведение действительности. Надо сойти с ума, чтобы не узнать того же простодушного определения в новой докторской мантии. Действительно, искусство есть подражание природе, потому что кроме природы ничего нет, действительно, искусство есть воспроизведение действительности, потому что кроме действительности ничего нет. Чем ближе художник подсмотрел природу, чем больше он сделал так, как бы сделала сама природа, тем лучше его произведения, тем больше он воспроизвел действительность... Что формы должны быть верны природе, сомнений нет, иных форм художник знать не может, но эта жизнь, которая вынуждала художника к произведению, откуда она взялась? Она взялась из среды общественности..." [16].Ознакомившись с подобными мыслями незадолго до поездки к Герцену, Чернышевский мог найти здесь обнадеживающие перспективы для лондонских переговоров. Примечательно, что снова покойный А.А. Иванов как бы соединил важные оценки разных революционных деятелей.Значительность самого акта подношения Герцену "Эстетических отношений" с благоговейной надписью становится понятнее в историко-культурном контексте.
* * * Обнаружение в наши дни столь важного документа о Чернышевском и Герцене требует усиления внимания к той, еще далеко не освоенной культурной области, которой являются книжные собрания, библиотеки Герцена. Специальных работ оних не существует. Дарственные надписи и маргиналии в книгах, принадлежавших Герцену, почти неизвестны. Очень симптоматично, что выявление "Эстетических отношений", хранившихся у Герцена, совпадает с открытием в Швейцарии в начале 1967 г. немалой части герценовских книг [17].Авторское посвящение, сохраненное в библиотеке Герцена, приобретало в 50-60-х годах XIX в. особый смысл: ведь автор надписи открыто объявлял себя находящимся в дружеской, солидарной связи с одним из главных противников власти, давно поставленным вне закона. В книге "Autour d'Alexandre Herzen", между прочим, сообщается о нескольких дарственных надписях, обнаруженных на принадлежавших Герцену работах. Одна из них, публикуемая и воспроизведенная в книге швейцарских ученых, имеет важное историко-литературное значение: на книге Ф.М. Достоевского "Записки из мертвого дома" имеется запись "19 (7) июля 1862 года" [18] - день когда в России был арестован Чернышевский: "Александру Ивановичу Герцену в знак глубочайшего уважения от автора".
Розыск и изучение библиотеки Герцена и Огарева, вероятно, откроют немало нового о связях бывших владельцев книг с деятелями русской культуры и освободительной борьбы, возможно, добавят и новые факты к истории взаимоотношений Герцена и Чернышевского: так, судя по внимательному чтению Герценом романа "Что делать?", было бы важно обнаружить экземпляр романа, который Герцен изучал и на котором, может быть, делал пометы.
Подведем итоги. Ознакомление с книгой Чернышевского "Эстетические отношения" из библиотеки Герцена и примечательным посвящением одного великого деятеля другому позволяет (отчасти гипотетически) зафиксировать важный элемент взаимоотношений Герцена и Чернышевского. Считая наиболее вероятной датировку подарка 6 июля (24 июня) 1859 г., мы находим здесь интересное отражение определенной фазы переговоров, стремления Чернышевского не разойтись с Герценом и в то же время нс уклониться от обсуждения принципиальных проблем.
Неоднократно отмечалось, что, односторонне преувеличивая споры и расхождения во время той лондонской встречи, можно исказить действительную ситуацию. С другой стороны, сосредоточение на позитивной стороне дела, на том общем, что было у двух революционных деятелей (а надпись на книге относится в основном к этой категории явлений), может затушевать важные различия, упростить сложность их отношений.
Только соединив все документальные свидетельства об отношениях Герцена и Чернышевского, внеся необходимые коррективы в некоторые мемуары (особенно те, что освещают прошлое "обратным светом"), проанализировав субъективные впечатления главных исторических фигур и введя все это в объективный исторический контекст, мы приблизимся к одному из важнейших моментов освободительной борьбы 50-60-х годов XIX в.
Литература
1. Первое сообщение об этом подарке см.: Попов В. Уникальный автограф // Литературная Россия. 1972.16 июня.
2. С письмом Л. Риста автора любезно ознакомила И. А. Желвахова.
3. Густые чернила почти переходят в кляксы и при написании слов "Ивановичу", "с благоговением". Чернышевский, очевидно, не дождался, пока высохнут чернила, и закрыл книгу, так что чернильный след оказался и на внутренней стороне обложки. В том, что пятна посвятительной надписи образовались в момент ее сочинения, а не позже (вследствие, например, сырости), убеждает нас их внимательное рассмотрение: центр пятна во всех случаях совпадает с линией движения пера. Эти подробности, как будет видно из дальнейшего изложения, нужно учитыать при изучении истории посвящения.
4. Предприятие... заслуживающее всех добрых пожеланий успеха и процветания" (Чернышевский Н.Г. Полн. собр. соч. в 15 тт. Т. XIV. С. 865); "Предприятие в самом деле честное и полезное" (XIV. 350).
5. Чернышевская Н. М. Летопись жизни и деятельности Н.Г. Чернышевского. М., 1953. С. 108.
6. 30 мая 1855 г. последовала отрицательная рецензия Дудышкина в "Отечественных записках"; 31 мая - авторецензия самого Чернышевского: 5 июля - отрицательный отзыв Григоровича в "Библиотеке для чтения"; июль 1855 г. - отрицательные отклики Тургенева в письмах к Боткину, Панаеву, Дружинину и Некрасову; 14 июля - возражение Боткина Тургеневу; 14 февраля 1856 г. - рецензия Анненкова в "Русском вестнике"; апрель 1856 г. - резкий ответ Чернышевского: 7 февраля 1857 г. спор Добролюбова с А.Н. Островским о диссертации Чернышевского.
7. Порох И.В. Герцен и Чернышевский. Саратов, 1963. С.88-94.
8. Короткое Ю. Господин, который был в субботу в Фулеме // Прометей. 1971. Т. 8. С. 166-188.
9. См. письма Н.Г. Чернышевского к Н.А. Добролюбову (XIV, 37). А.Н. Пыпину от 9 декабря 1883 г. (XV, 432), Т.Е. Солдатенкову от 26 декабря 1888 г. (XV. 790); Антонович М.А. и Елисеев Г.З. Шестидесятые годы. М.; Л., 1933. С.90-92; Воспоминания С.Г. Стахевича // Н.Г. Чернышевский. 1828-1928 М.. 1928. С. 103.
10. Тучкова-Огарева Н.А. Воспоминания. Л., 1929. С. 260; Ге Н.Н. Встречи // Герцен в воспоминаниях современников. М., 1956. С. 298.
11. Порох И.В. Указ. соч. С. 94.
12. Добролюбов Н.А. Полн. собр. соч. М.; Л.. 1964. Т. VIII. С. 570.
13. Колокол. Л. 190. 15 октября 1864 г. С. 1159.
14. Усакина Т. И. Статья Герцена "Very dangerous!!!" и полемика вокруг "обличительной литературы" в журналистике 1857-1859 гг. // Революционная ситуация в России в 1859-61 гг. М., 1960. С. 246-270.
15. Лотман Ю. Беседа А.А. Иванова и Н.Г. Чернышевского. (К постановке источниковедческой проблемы) // Вопросы литературы. 1956. № 1. С. 131-135.
16. Полярная звезда за 1859 год. Кн. V. С. 243-244.
Ноябрь 2003 |