Пушкина же в сентябре 1826 года вдруг выпускают из ссылки, он возвращается в Москву, снова едет, уже вольный, в свое Михайловское близ Пскова, терпит дорожное крушение (опрокинут ямщиками), улыбается, лежит в гостиничном номере, вспоминает:
 

Скажи, куда девались годы, Дни упований и свободы, Скажи, что наши, что друзья? Где ж эти липовые своды? Где Горчаков, где ты, где я?, Судьба, судьба рукой железной Разбила мирный наш Лицей...

Черновые строки стихотворения, обращенного к Пущину, - "Мой первый друг, мой друг бесценный". Стихотворение было закончено в псковской гостинице, ровно через год (без одного дня) после восстания: 13 декабря 1826 года.

Прекрасные строки о "наших" и "друзьях", может быть, оттого исчезли в окончательном тексте послания, что в стихах, называющих государственного преступника первого разряда "мой первый друг, мой друг бесценный", не следует называть еще чьи-либо имена...

В тот день Пущин был недалеко, всего триста с небольшим верст - в Шлиссельбургской крепости, откуда только следующей осенью его повезут на восток, за семь тысяч верст.

"В самый день моего приезда в Читу, - вспомнит он, - призывает меня к частоколу Александра Григорьевна Муравьева (жена Никиты Муравьева) и отдает листок бумаги, на котором неизвестною рукою написано было:
 

Мой первый друг, мой друг бесценный! И я судьбу благословил, Когда мой двор уединенный, Печальным снегом занесенный, Твой колокольчик огласил. Молю святое провиденье: Да голос мой душе твоей Дарует то же утешенье, Да озарит он заточенье Лучом лицейских ясных дней!

Пущин:

"Отрадно отозвался во мне голос Пушкина! Преисполненный глубокой, живительной благодарности, я не мог обнять его, как он меня обнимал, когда я первый посетил его в изгнаньи. Увы! я не мог даже пожать руку той женщине, которая так радостно спешила утешить меня воспоминаниями друга; но она поняла мое чувство без всякого внешнего проявления, нужного, может быть, другим людям и при других обстоятельствах: а Пушкину, верно, тогда не раз икнулось", 19 октября 1826 года - на первой лицейской сходке после восстания на Сенатской площади, после страшных приговоров, Пушкина еще не было. Стихи свои прочел Илличевский - они почти не касались того, что мучило, занимало всех!
 

Хвала лицейским! Свят обет Им день сей праздновать свиданьем, Уже мы розно девять лет, Но связаны воспоминаньем! И что же время нам? Оно Расторгнуть братских уз не смеет, И дружба наша, как вино, Тем больше крепнет, чем стареет.

Но Дельвиг не мог смолчать. Дельвиг соединил тех, кто на свободе, с теми, кто в цепях:
 

Снова, други, в братский круг Собрал нас отец похмелья, Поднимите ж кубки вдруг В честь и дружбы и веселья. Но на время омрачим Мы веселье наше, братья, Что мы двух друзей не зрим И не жмем в свои объятья. Нет их с нами, но в сей час В их сердцах пылает пламень. Верьте. Внятен им наш глас, Он проникнет твердый камень. Выпьем, други, в память их! Выпьем полные стаканы. За далеких, за родных Будем ныне вдвое пьяны.

 

Дальше