 Ноябрь 2003 |
Н.Я. Эйдельман ПАВЕЛ ИВАНОВИЧ БАХМЕТЕВ
(Одна из загадок русского революционного движения)Воспроизведено по изданию:
Революционная ситуация в России в 1859-1861 гг. - М.: Наука, 1965. т. IV - с. 387-398.Больше столетия прошло с тех пор, как в 1857 г. Павел Александрович Бахметев, оставив А.И. Герцену и Н.П. Огареву крупную сумму для революционной пропаганды, отправился по его словам, на Маркизские острова, чтобы завести колонию на совершенно новых социальных основаниях (XI, 345).
В 1964 г. исполнилось 100 лет роману Н.Г. Чернышевского "Что делать?", в котором по свидетельству самого автора, Рахметов, "особенный человек", назван "в честь вот этого Бахметева" [1]. Е. Н. Пыпина, двоюродная сестра Н.Г. Чернышевского, получив роман, сразу определила, что "Рахметов - это Бахметев Павел Александрович..." [2].
Кроме приведенных свидетельств к биографическим материалам о Бахметеве до самого последнего времени могли быть еще отнесены только два упоминания о нем в письмах Чернышевского [3], а также краткие воспоминания писателя Д.Л. Мордовцева "О Рахметове", написанные в 1900 г. [4].
Разумеется, судьба Бахметева, причудливо вплетающаяся в биографии Чернышевского и Герцена, судьба "реального Рахметова" уже давно вызывает немалый интерес. В.И. Ленин, конспектируя в 1909 г. работу Ю.М. Стеклова "Н.Г. Чернышевский, его жизнь и деятельность", заинтересовался рассуждениями автора о Бахметеве и отчеркнул в книге несколько фраз о нем, в частности слова: "Дальнейшая судьба Бахметева совершенно неизвестна: он исчез бесследно" [5].
Однако до самого последнего времени никаких новых сведений о Бахметеве обнаружено не было. Оставались неизвестными даже год и место рождения, не говоря уже о его судьбе после отъезда из Англии.
Разыскания, предпринятые автором данной статьи в 1961-1963 гг., обнаружили некоторые новые факты биографии Бахметева [6]. В 1963 г. совершенно независимо от нас загадкой Бахметева занялся С.А. Рейсер, обнаруживший в Центральном государственном историческом архиве в Ленинграде интересное дело "о дворянстве рода Бахметевых" [7].
Наши разыскания в основном сосредоточились вокруг трех проблем:
1. Жизнь и деятельность Бахметева до отъезда из России (ранее 1857 г.). Понятно, человек, в котором легко узнавали "Рахметова", мог быть примечательной фигурой в истории революционного движения 50-х годов XIX в.2. Сопоставление реального Бахметева и вымышленного Рахметова, что открывало новые возможности для изучения истории романа "Что делать?".
3. Судьба Бахметева после отъезда из Европы (1857 г.).
* * * Как установлено С.А. Рейсером [8], Павел Александрович Бахметев принадлежал к захиревшей ветви старинного дворянского рода. Бахметевы владели деревней Изнаир Сердобского уезда Саратовской губернии, где в 1859 г. числилось 23 двора, 167 крепостных и более 2000 десятин земли. Отцом П.А. Бахметева был поручик Александр Павлович Бахметев, дедом - лейб-гвардии корнет Павел Александрович Бахметев.Документы, обнаруженные нами в Государственном архиве Саратовской области, содержат ряд дополнительных подробностей, зачастую весьма колоритных, об этой семье и о той среде, из которой вышел будущий революционер и эмигрант Павел Бахметев. Среди материалов находится, например, дело о драке (на рождество 1805 г.) нескольких помещиков, в числе которых поручик Петр Бахметев и его брат гвардии корнет Павел Бахметев (дед П.А. Бахметева) [9]. В деле содержатся такие чисто "гоголевские" детали, как 14-летняя тяжба двух сторон, дошедшая в 1818 г. до общего собрания Сената (оставившего инцидент "без последствий"), жалобы одного из пострадавших на Павла Бахметева, который "лил ему на голову водку" [10], и ответные обвинения Бахметевыми их противника, капитана Бурцева, между прочим, в том, что последний "засек жену и дочь крестьянина Лоткова, да еще и убил малолетнего, да еще обидел протоколиста Симакова" [11].
Таково было провинциальное, глухое, крепостническое гнездо, в котором родился Павел Александрович Бахметев. Последнее событие, как нам удалось установить, было зафиксировано в "Дворянской родословной книге Саратовской губернии с 1837 по 1840 г." следующим образом:
"У покойного поручика Александра Павловича Бахметева, состоявшего в родословной книге, которая предпровождена в герольдию 1823 года майя 23 дня, родился сын Павел в 1828 августа 8 дня" [12].Таким образом устанавливается дата рождения П.А. Бахметева. Он был всего на 27 дней моложе Н.Г. Чернышевского, родившегося 12 июля 1828 г. В момент отъезда из России, в 1857 г., Бахметеву было 29 лет.Как можно судить по приведенной записи, отца П.А. Бахметева, А. П. Бахметева, к 1839 г. уже не было в живых [13], и поэтому хлопотал о внесении П.А. Бахметева в родословную книгу его дядя капитан Иван Васильевич Свиридов [14].
В Саратовской гимназии П.А. Бахметев учился с 1845 до 1851 г. вместе с Д.Л. Мордовцевым и А.Н. Пыпиным [15]. Д.Л. Мордовцев в своих воспоминаниях рисует П.А. Бахметева "довольно избалованным барчонком", который "помыкал порядочно" своим крепостным лакеем [16]. Мордовцев отмечает, что "способности Бахметева были не блестящи <...>, но что он усваивал с трудом, то держалось в его убеждении так крепко, что и клещами не вытащить". Таким Мордовцев помнил Бахметева в последний год своего пребывания в гимназии, т.е. 1849/50 г., когда они жили "на квартире рядом в двух соседних комнатах" [17].
Образ, нарисованный Мордовцевым, не очень согласуется с типом человека, уходящего в революцию и эмиграцию. Мордовцев это понимает: "Как случился с ним [Бахметевым] такой нравственный переворот, что он пошел на время в бурлаки (тогда еще не начинали «ходить в народ» принципиально) и пробовал спать на гвоздях, - об этом я могу только догадываться".
Однако, судя по письмам Н.Г. Чернышевского к родным, Бахметев уже в гимназии был не совсем таким, каким рисует его Мордовцев. Чернышевский-студент, видимо, был неплохого мнения о Бахметеве-гимназисте. 25 октября 1846 г. он просит двоюродного брата А.П. Пыпина "по субботам" кланяться, "не пропуская ни одной субботы, Чеснокову, Кочкину, Бахметеву, Захарьину, Мордовцеву, пожалуй, Акимову, да еще Никитину" [18].
В письме от 16 августа 1846 г. Чернышевский не сомнерчется в успехах Бахметева: спросив брата, переведен ли Бахметев в следующий класс, тут же замечает: "про этого нечего, кажется, спрашивать" [19]. Думается, что важные изменения в мировоззрении "избалованного барчонка" начались уже в гимназии, в кругу родных и знакомых Чернышевского.
* * *
О П.А. Бахметеве за 1851-1857 гг. известно очень мало. А между тем это период "Рахметова", период радикальной перемены в его взглядах и какой-то активной деятельности.
"Я поступил в университет, - пишет Мордовцев, - он остался еще на год в гимназии [20], часто переписываясь со мною, и его письма хранятся, между прочим, в моем скромном архиве" [21].
К сожалению, местонахождение этих писем в настоящее время неизвестно [22]. Гимназию Бахметев закончил в 1851 г. в возрасте почти 23 лет, что, впрочем, было довольно обычным для тех лет явлением. В апреле-мае 1851 г., последние два месяца гимназической жизни Бахметева, его преподавателем словесности был Чернышевский [23]. Он же принимал у Бахметева и его товарищей выпускные экзамены. Е.Г. Бушканец недавно обнаружил в Национальном архиве РТ в Казани аттестат П.А. Бахметева, подписанный 11 июня 1851 г. "старшим учителем Николаем Чернышевским" и другими преподавателями.
Мы совсем ничего не знаем о Бахметеве в 1851-1852 гг., т.е. в период между окончанием гимназии и поступлением в институт. Если он оставался в Саратове, то мог часто общаться с Чернышевским.
Существует гипотеза, что уже в эти годы имелся набросок будущего романа "Что делать?", где намечался образ Рахметова [24]. Не связано ли это со встречами Чернышевского и Бахметева в 1851/52 г.? Мордовцев мог об этом ничего не знать, ибо тогда учился в Петербургском университете и возвратился в Саратов в 1854 г. Зато Е.Н. Пыпина намекает на какие-то особые отношения Чернышевского и Бахметева: "Здесь, впрочем, мы об этом (т.е. о том, что "Рахметов - это Бахметев" - Н.Э.) не говорим. Николай Гаврилович много знал о нем такого, чего мы и не подозревали" [25].
Бахметев покинул Саратов не позже лета 1852 г. "После гимназии, - как сообщает Мордовцев, - Бахметев поступил в Горыгорецкое сельскохозяйственное заведение, о котором всегда мечтал, взяв с собой на свой счет своего товарища Августа К., о котором тоже как о товарище по подвигам Рахметова говорится в романе «Что делать?»" [26].
Мордовцев сообщает также, что свой план отъезда "в Новую Зеландию" Бахметев связывал с тем фактом, что там "великолепное сельское хозяйство, к которому всегда лежали его симпатии, почему он и поступил после гимназии в Гори-Горки".
Достоверность этой части воспоминаний Мордовцева подтвердил С.А. Рейсер [27], обнаруживший, что в записках Горыгорецкого земледельческого института за 1852/53 г. студент Бахметев числился третьим "по старшинству" (т.е. по успехам) из 42 студентов. Судя же по отчету за 1853/54 г., Бахметев, несмотря на успехи в учебе, покинул институт со второго курса (очевидно, весной или летом 1853 г.). Примерно с этого времени до новой встречи в Саратове (в 1857 г.) Мордовцев теряет Бахметева из виду. По его словам, Бахметев "пошел на время в бурлаки..., пробовал спать на гвоздях", однако неясно, вспоминает ли Мордовцев в этом случае подлинные рассказы Бахметева или страницы о Рахметове из романа "Что делать?". Любопытно также, что, подобно Е. Н. Пыпиной и, вероятно. другим саратовцам. Мордовцев "сразу узнал" в Рахметове П.А. Бахметева.
Разумеется, надо с осторожностью подходить к сообщениям Мордовцева, делаемым по памяти через много лет после прошедших событий. Так, Мордовцев приводит слова Бахметева, будто бы сказанные во время их последней встречи в Саратове в 1857 г.: "В Петербурге я познакомился с Чернышевским. Вот человек!" [28].
Разумеется, Бахметев не мог говорить о знакомстве с Чернышевским в Петербурге в 1857 г., так как тот справлялся о нем еще в письмах 40-х годов. Однако вряд ли следует сомневаться в самом факте встречи Бахметева с Чернышевским в Петербурге. По словам Мордовцева, Бахметев рассказывал, что "перед отъездом сюда <...> провел с Чернышевским всю летнюю ночь в беседе, гуляя по набережной Фонтанки...". Важно выяснить, когда могла произойти эта встреча. Весной 1857 г. Бахметев уехал за границу, до этого он улаживал свои денежные дела. Поэтому беседа "летней ночью" перед отъездом в Саратов могла состояться только в 1856 г.
Любопытно, что в романе "Что делать?" Рахметов тоже появляется именно летом 1856 г.
О том, что делал Бахметев между выходом из Земледельческого института и встречей с Чернышевским, можно только догадываться [29].
Вероятно, уход из института объясняется тем, что Бахметев не ставил целью получить диплом агронома, а готовил себя к будущей деятельности по созданию коммуны на далеких островах. Этот план созрел, возможно, еще до поступления в институт, т.е. в 1851-1852 гг. Навыки и знания, полученные за год, Бахметев мог считать достаточными. План будущей эмиграции определил, наверное, и деятельность Бахметева после ухода из института в 1853-1856 гг. Не поступая ни на военную, ни на гражданскую службу [30], он, очевидно, путешествует по стране, подобно автору знаменитого "Письма из провинции" в 64-м листе "Колокола", "живет и таскается среди народа, в глухой провинции во время нашествия англо-французов", возможно, ведет "рахметовский" образ жизни.
Замечание Е.Н. Пыпиной, что "Николай Гаврилович много знал о нем такого, чего мы и не подозревали", удивительно совпадает со следующими строками из романа "Что делать?": "Проницательный читатель, может быть, догадывается из этого, что я знаю о Рахметове больше, чем говорю. Может быть <...> Но если я знаю, то мало ли чего я знаю такого, чего тебе, проницательный читатель, вовеки веков не узнать" [31].
Ликвидации пробела в известной нам биографии Бахметева могло бы помочь установление личности его друга и сподвижника "Августа К.". Нежелание Мордовцева открыть полную фамилию "Августа К.", вероятно, объясняется боязнью скомпрометировать этого человека. Любопытно, что в перлюстрированном III отделением приветственном адресе саратовских деятелей либеральному московскому цензору Н.Ф. фон Крузе (1859 г.) рядом с именами известных саратовских общественных деятелей (в том числе и Мордовцева) стоит подпись: "Август К.". Очевидно, это Август Клаус (Кляус) - один из 12 человек, окончивших Саратовскую гимназию в 1851 г. вместе с Бахметевым [32].
В материалах канцелярии саратовского гражданского губернатора есть дело о студенте Самуиле Клаусе, который был исключен из Московского университета за "оказанную дерзость одному члену университетской комиссии во время исполнения им своей должности" [33]. Студента Самуила Клауса выслали на родину, в Саратовскую губернию [34], и 16 декабря 1858 г. саратовский полицмейстер представил губернатору "две расписки чиновника Саратовской конторы иностранных поселенцев коллежского регистратора Августа Клауса в принятии им исключенного из Московского университета родного брата его Самуила Клауса".
Мордовцев показывает, что Бахметев взял с собой "Августа К." в Горыгорецкий институт, а затем вместе с ним странствовал. Среди студентов института, учившихся вместе с Бахметевым в 1852/53 г., Клаус не числится. Однако, по данным Центрального исторического архива Белорусской ССР, "студент Август Августов сын Клаус... по окончании курса наук в Саратовской гимназии [35] с правом на чин XIV класса по экзамену был принят в число студентов Горецкого института в августе 1853-54 учебного года" [36]. В 1853-54 г. на первом курсе он - первый по старшинствуй. Однако, несмотря на столь значительные успехи, А. Клаус увольняется из института "вследствие поданного им прошения" незадолго до окончания второго курса. Прошение Клауса было подано 14 мая, а документы выданы 7 июня 1855 г. [37] Пока невозможно установить точно, к какому времени относятся совместные скитания по стране П.А. Бахметева и А.А. Клауса: то ли к 1851/52 г. (после гимназии), то ли к 1855/56 г. (после института).
С.Д. Соколов в книге "Саратовцы писатели и ученые" сообщает, что "А. Клаус - сын органиста, родился в одной из колоний Саратовской губернии, учился в Саратовской гимназии, по окончании которой поступил на службу в саратовскую контору иностранных поселенцев, отсюда был переведен в Петербург. Умер в 1870 г. А. Клаус был автором ряда статей, напечатанных в 1869-1870 гг. в журнале «Вестник Европы», а также и солидного социально-экономического исследования «Наши колонии»" ("Опыты и материалы по истории и статистике иностранной колонизации". СПб., 1869) [38]
Возможно, дальнейшие изыскания об этом человеке помогут открыть нечто новое и о Бахметеве.
Беседа Бахметева с Чернышевским, о которой мы знаем только от Мордовцева, может быть восстановлена, хотя, разумеется, условно. Бахметев, очевидно, говорил своему земляку и учителю о себе, о своих странствиях и планах. Многое из рассказанного им в ту ночь "на набережной Фонтанки" в той или иной форме могло быть воспроизведено Чернышевским в романе "Что делать?". * * *
Позже Бахметев, как известно, просил Герцена принять 20 000 франков, потому что желал, "оставляя Россию навсегда, сделать что-нибудь полезное для нее" (XI, 345).
Возникает вопрос, отчего эта сумма не была предложена Чернышевскому, человеку, к которому Бахметев относился с очень большим уважением. Вероятно, такое предложение было Бахметевым сделано и Чернышевским отклонено. Возможно, именно Чернышевский посоветовал отдать деньги Герцену, ибо придавал первостепенное значение делу расширения и распространения изданий Вольной русской типографии в Лондоне. Не на то ли обстоятельство намекали представители "молодой эмиграции" утверждая, будто деньги Бахметева предназначались "одному петербургскому кругу" (XI, 349) [40].
Бахметев, конечно, делился с Чернышевским и своими планами, отчасти порожденными разочарованием в ходе русских и европейских событий, разочарованием, которое констатируют и Герцен (XI, 345), и Мордовцев ("тут он начал говорить мне о невозможности жить и дышать в Европе и т.д. и т.д." [41]).
Чернышевский, разумеется, не разделял столь пессимистического взгляда, ибо верил в приближение больших событий в России. Бахметев, вероятно, обещал, что в случае победы революции непременно вернется на родину. В романе "Что делать?" Чернышевский говорит, что Рахметова ждут "года через три". Эта дата, повторяемая в романе, давно объяснена как намек на ожидаемое близкое восстание.
Герцен тоже спорил с Бахметевым и считал, что положение на родине далеко не безнадежно [42]. Однако Герцен и Чернышевский несколько по-разному подходили к утопическим проектам, подобным бахметевскому. Герцен отнесся к Бахметеву скептически, планам его не сочувствовал, видел в них уход от русской действительности.
Различные утопические проекты (мастерские, коммуны, общины) Чернышевский, разумеется, тоже не считал главным путем общественного переустройства. Но как путь вспомогательный, ставящий определенные практические вопросы, эти проекты пользовались его признанием.
Автор "Что делать?" не считал, например, мастерскую Веры Павловны делом бесполезным. В мастерской вырабатывались навыки и отношения, которые могли быть полезны после победы революции, при устройстве нового общества. Сам Рахметов в романе говорит о мастерской Веры Павловны: "Учреждение, которое более или менее хорошо соответствовало здравым идеям об устройстве быта, которое служило более или менее важным подтверждением практичности их, - а ведь практических доказательств этого еще так мало, каждое из них еще так драгоценно..." [43]. К "коммуне" Бахметева Чернышевский мог отнестись примерно так же, как и к практической деятельности Веры Павловны.
Вряд ли Чернышевский писал бы Рахметова с человека, планы которого он совершенно не уважал и не принимал. Вряд ли Бахметев в последнем разговоре с Мордовцевым так восхищался бы Чернышевским, если бы тот просто посмеялся над его проектом.
Как известно, в первой половине XIX в. идея создания образцовых колоний на социалистических и коммунистических началах в далеких, "неиспорченных цивилизацией" краях была довольно распространенной. Практические опыты великого утописта Роберта Оуэна пристально изучались и основоположниками научного социализма К. Марксом и Ф. Энгельсом и вождями русской революционной демократии. Замысел Бахметева был для своего времени довольно характерен.
Через два года после исчезновения Бахметева, в 1859 г., Чернышевский посетил Герцена в Лондоне. Во время их бесед, по всей видимости, зашла речь и о Бахметеве. С. Г. Стахевич, которому Чернышевский передал рассказ о своей встрече с Герценом, вспоминает [44]: "Я <...> был того мнения, что Николай Гаврилович слышал его лично от Герцена; однако я не помню, что он именно так выразился. Может быть, <...> рассказ о Бахметеве дошел до него уже из третьих рук". Возможно, сам Герцен начал разговор, поскольку Чернышевский был земляком Бахметева, или в связи с проблемой использования "бахметевского фонда". Но скорее всего инициативу проявил Чернышевский. Он, конечно, интересовался судьбой Бахметева и, возможно, слышал уже о его встрече с Герценом от А.Н. Пыпина, находившегося тогда за границей и дважды посетившего Лондон.
Вероятно, Герцен с присущим ему талантом описал Чернышевскому визит Бахметева, выделяя, как и в "Былом и думах", комические стороны эпизода. Стахевич, вспоминая рассказы Чернышевского о встрече Бахметева с Герценом, пишет: "Николай Гаврилович... прибавлял подробности, называя их забавными, о том, как этот чудак <Бахметев - Н.Э.> вошел к Герцену с каким-то узлом в руках, как он развертывал салфетку, в которой были завязаны денежные пачки, как несколько пачек выскользнули и рассыпались по полу" [45].
Однако для Чернышевского смешное не затемняло другого, более существенного в таких людях, как Бахметев. Полемически, возможно, в некоторой степени, по адресу Герцена, звучат знаменитые слова о Рахметове из "Что делать?": "Да, смешные это люди, как Рахметов, очень забавны... Так видишь ли, проницательный читатель, это я не для тебя, а для другой части публики говорю, что такие люди, как Рахметов, смешны. А тебе, проницательный читатель, я скажу, что это недурные люди... Мало их, но ими расцветает жизнь всех.. ." [46].
Сопоставление реального Бахметева и литературного Рахметова показывает, что ряд биографических сведений о первом введен в художественную биографию второго.
Кроме уже приведенных совпадений в датах посещения Петербурга, а также в отзывах Чернышевского и Пыпиной, можно заметить следующее: Рахметов родился в одном из поместий, "разбросанных по верховью Медведицы". Бахметев же родом из Сердобского уезда, который находится в верховьях реки Медведицы. Бахметевы прежде именовались Бахметовыми [47], что еще созвучнее "Рахметову". Рахметов, подобно своему прототипу, "вышел из второго курса" [48].
И Бахметев, и Рахметов после 1856 г. отправляются за границу. Рахметов вручает крупную сумму (25 000 талеров) "величайшему из европейских мыслителей XIX в., отцу новой философии, немцу" [49]. Неоднократно отмечалось, что "немец" - это Людвиг Фейербах. Однако вся сцена очень похожа на историю передачи денег Герцену.
"А вот чего я действительно не знаю, - писал Чернышевский о Рахметове, - так не знаю, где теперь Рахметов и что с ним, и увижу ли я его когда-нибудь" [50]. В 1862 г. Чернышевский действительно не знал, где находится Бахметев.
Разумеется, не следует чрезмерно преувеличивать сходство реального и литературного героя. В последнем, конечно, соединены типические черты многих революционеров. Однако не нужно также игнорировать отмечаемое сходство. С известной осторожностью "Что делать?" может быть использовано как своеобразный источник для "реставрации" биографии П.А. Бахметева.
В начале 1857 г. Бахметев приехал в Саратов и продал дяде (И.В. Свиридову) свое имение. Продал, как доказал С.А. Рейсер, по очень низкой цене и увез с собой не более 12-15 000 руб., из которых свыше 5000 руб. (800 фунтов стерлингов или 20 000 франков) оставил Герцену [51]. * * *
Мордовцев иронизировал: "важная сумма для основания чуть ли не государства!" [52]. Однако сумма в 1200 фунтов стерлингов, которой располагал Бахметев, покидая Лондон, была относительно немалой. Не следует забывать, что, например, проезд в Новую Зеландию из Англии стоил в то время 20-40 фунтов [53], а стоимость земли, хищнически конфискованной у племен маори, не превышали тогда 2 фунтов за акр [54].
В канцелярии саратовского гражданского губернатора в журнале регистрации лиц, получивших заграничные паспорта в 1857 г., значится: "29 апреля. Выдан заграничный паспорт № 3338 не служащему дворянину Павлу Александровичу Бахметеву на один год, первого разряда" [55].
Примерно в это время и состоялась прощальная беседа с Мордовцевым, когда Бахметев объявил, что отправляется "в Новую Зеландию для основания независимого общества, чуть ли не государства". В конце августа того же года Бахметев был уже в Лондоне.
Вопрос о его местонахождении после отъезда из России вставал дважды. В первый раз - в 1860-1861 гг., когда (как установил С.А. Рейсер) в департаменте герольдии Сената возникло сомнение в обоснованности родового дворянства этой ветви Бахметевых, а Министерство иностранных дел объявило, что сведениями о местожительстве Бахметева не располагает [56]. Дело кончилось указом Сената от 26 октября 1861 г. об исключении этой ветви рода Бахметевых из дворянских списков [57]. Саратовское дворянское депутатское собрание 12 ноября 1861 г. распорядилось из шестой части родословной книги Бахметевых исключить "по непредоставлению ими документов, служащих главным доказательством их дворянства, за смертью господ Бахметевых и за неизвестностью места жительства внука корнета Бахметева, Павла Александровича Бахметева" [58].
Во второй раз вопрос о местонахождении Бахметева возник во время дискуссии о "Бахметевском фонде" в конце 60-х - начале 70-х годов (см. XI, 348-350). Однако никаких новых сведений тогда получено не было. Ни в 1861 г., ни в 1870 г., ни когда-либо позже Бахметев не появлялся. Мордовцев обещанных Бахметевым писем не получил и, разумеется, имел основание предполагать, что его товарищ погиб.
Автор этой статьи предпринял розыски следов Бахметева на островах Тихого океана. Для этого были просмотрены различные издания по истории Маркизских островов и Новой Зеландии, сделаны запросы в ряде осведомленных институтов в Океании. По просьбе автора, во время рейсов советского экспедиционного судна "Витязь" были опрошены некоторые зарубежные ученые и специалисты. К настоящему времени эти розыски дали следующие результаты. Посещение Бахметевым Маркизских островов следует считать маловероятным. В конце 50-х - начале 60-х годов на островах имелся крохотный французский гарнизон, то снимавшийся, то возвращавшийся [59]. Сообщение с внешним миром было крайне редким (несколько рейсов за год с Таити). На островах не прекращались кровавые междоусобные войны, от эпидемий население сокращалось. Известную возможность для гипотез оставляют свидетельства некоторых авторов о пребывании на островах различных европейцев, независимо от французского гарнизона. Однако это были, как можно судить, различные авантюристы, преступники или матросы, дезертировавшие со своих кораблей [60].
Известный норвежский ученый Тур Хейердал, не раз посещавший Маркизский архипелаг и тщательно его изучивший, сообщил автору, что не имеет никаких данных о пребывании на этих островах русского колониста.
Вероятно, Бахметев действительно думал о посещении этих островов, ведь не случайно он требовал в банке Ротшильда аккредитив на "iles de Marquises" (XI, 347).
О том же говорят и известные по воспоминаниям П.Ф. Николаева "Рассказы из белого зала" Чернышевского, где, между прочим, были описаны молодые люди, основывающие "на Маркизских островах... свою коммуну на новых началах" [61].
В то же время Мордовцев утверждает, что Бахметев собирался в Новую Зеландию. Сомнительно, чтобы Бахметев скрывал истину от своего старого товарища, которого к тому же звал на остров "редактором журнала".
Противоречие между двумя версиями (Маркизские острова или Новая Зеландия) может объясняться по-разному. Прямого пути из Лондона на Маркизские острова не было [62], и наиболее верный путь из Англии в Океанию шел через Новую Зеландию. Возможно, Бахметев имел в виду посетить обе названные земли [63]. Так или иначе, более реальным кажется новозеландский вариант. В этом убеждает и следующее обстоятельство.
Дата отплытия Бахметева из Лондона устанавливается довольно точно: 1 сентября 1857 г. (под письмом его, вверяющим деньги Герцену и Огареву, стоит дата - 31 августа 1857 г.) [64], а в "Былом и думах", описывая процедуру получения этих денег, Герцен сообщает: "На другой день я обещался прийти к нему проститься" (XI, 348).
Согласно объявлениям судовых компаний, печатавшимся в "Times", единственным судном, отправляющимся из Лондона в Тихий океан между 25 августа и 5 сентября, был клиппер "Acasta" ("Акаста"), принадлежавший Дж. Моррисон и К° (водоизмещением 600 тонн, капитан Т. Ахьер). Судно отплыло 1 сентября 1857 г. в Нельсон и Веллингтон (Новая Зеландия) [65].
Запрошенный автором новозеландский писатель Мэррей Гиттос в письме от 13 июля 1962 г. сообщил: "...Я тотчас обсудил вопрос с моим другом, который может произвести необходимое расследование <...>, он сказал мне, что будет возможно получить списки пассажиров «Акасты» <...>, однако мы оба уверены, что никогда не слышали какого-либо упоминания ни о Павле Бахметеве, ни о какой-либо социалистической колонии, которая могла бы быть связана с ним. И мы полагаем, что нам было бы кое-что известно, если бы Бахметев действительно осуществил свои намерения в Новой Зеландии" [66]. В письме от 2 января 1963 г. М. Гиттос сообщил, что найти следы Бахметева ему не удалось.
Таким образом, полученные нами результаты носят преимущественно негативный характер и доказывают маловероятность осуществления замысла Бахметева и на Маркизских островах, и в Новой Зеландии.
В романе "Что делать?" Рахметову нужно быть "в Северо-Американских Штатах <...>, и там он останется долго, может быть, более года, а может быть, и навсегда" [67]. Мордовцев сообщает, что "просил его <Бахметева> написать мне из Европы или из Америки <!>, или из Новой Зеландии, как он там устроился". Может быть, и в самом деле "колонию Бахметева" следует искать в Соединенных Штатах Америки?
Можно надеяться, что новые розыски откроют нам еще неизвестные страницы биографии Павла Александровича Бахметева, во многом загадочного представителя славного революционного поколения 50-х годов прошлого века.
Примечания
1. Чернышевский в воспоминаниях современников. Саратов, 1959. Т. II. С. 91.
2. Н.Г. Чернышевский. 1828-1928. Неизданные тексты, материалы и статьи. Саратов, 1928. С. 307.
3. Н.Г. Чернышевский. Полн. собр. соч. в 15 тт. Т. XIV. С. 40, 71.
4. Северный курьер. СПб.. 1900. № 164. С. 3.
5. Литер. наследство. М.. 1959. Т. 67. С. 45.
6. Предварительные результаты этих розысков были опубликованы в научно-популярном журнале "Знание-сила" (1962.№ 12.С. 28-30) и в саратовской областной газете "Коммунист" (23 декабря 1962 г.).
7. Рейсер С.A. "0собенный человек" П.А. Бахметев // РЛ. 1963. № 1. С. 173-177. Любезно предоставив в наше распоряжение рукопись своей статьи, С.А. Рейсер во многом помог последующим поискам.
9. Государственный архив Саратовской области (далее - ГАСО). Ф. 407. Оп. 1. Ед. хр. 2129.
12. Там же. Ф. 19. Оп. 2. Ед. хр. 789. Л. 121. Записи, по-видимому, были сделаны в 1839 г. (Рейсер С.А. Указ. статья. С. 174).
13. Родился А.П. Бахметев в 1805 г. (Рейсер С.А. Указ. статья. С. 174).
14. Там же. Возможно, что И.В. Cвиридов был опекуном юного Бахметева. Во всяком случае, дворянское собрание в 1861 г. констатировало смерть "всех гг. Бахметевых", т.е. близких родственников П.А. Бахметева. носящих его фамилию (ГАСО. Ф. 19. Оп. 2. Ед. хр. 789. Л. 595 об.).
15. Чернышевская Н.М. Н.Г. Чернышевский в Саратове. Саратов, 1952. С. 87 и сл.; Пыпина В. Чернышевский и Пыпин в годы детства и юности. Саратов, 1928. С. 12-13.
16. Мордовцев Д.Л. О Рахметове // Северный курьер. 1900. № 164. С. 3.
17. Соколов С.Д. Саратовцы писатели и ученые. Саратов, 1913.
18. Чернышевский Н.Г. Полн. собр. соч. Т. XIV. С. 71.
20. Вряд ли Н.Г. Чернышевский искал в 1850 г. встречи с П.А. Бахметевым в Петербурге, как заключают иногда из дневниковой записи Н.Г. Чернышевского от 10 декабря 1850 г.: "К И.И. Срезневскому... оттуда к Бахметеву" (там же. Т. 1. С. 401). Ученику последнего класса Саратовской гимназии П.А. Бахметеву в 1850/51 г. мудрено было посреди учебного года оказаться в Петербурге. Известно, что в 1850 г. в Петербурге находился саратовский предводитель Н.И. Бахметев (там же. Т. XIV. С. 190).
21. Мордовцев Д.Л. Указ. статья С. 3.
22. Некоторое количество (весьма незначительное) писем и материалов Д.Л. Мордовцева хранится в Российском государственном архиве литературы и искусства в Москве, а также в архиве Института литературы им. Шевченко в Киеве. Судя по отчету Саратовского общества истории, археологии, этнографии за 1921 г., в местный архив поступили какие-то материалы от дочери Д.Л. Мордовцева В.Д. Александровой (ГАСО. Ф. 407. Оп. 4. Ед. хр. 285). Однако эти материалы в Саратовском архиве в настоящее время обнаружить не удалось.
23. Н.Г. Чернышевский преподавал в Саратовской гимназии с апреля 1851 г. по май 1853 г. (Чернышевская Н.М. Летопись жизни и деятельности Чернышевского. М., 1953. С. 75, 83).
24. Чернышевский Н.Г. Полн. собр. соч. Т. XI. С. 703 коммент.
25. Н.Г. Чернышевский. 1828-1928. Неизданные тексты, материалы и статьи. С. 307.
26. Мордовцев Д.Л. Указ. статья. С. 3.
27. Рейсер С.А. Указ. статья. С. 176.
28. Мордовцев приводит и свой ответ на это замечание П.А. Бахметева: "Чернышевского я знал и в семинарии, и когда он был студентом, знал его и как писателя, и в переписке с ним" (Северный курьер. 1900. № 164. С. 3).
29. В.А. Пыпина. описывая жизнь Н.Г. Чернышевского и А.Н. Пыпина в Петербурге, сообщает: "Связь с Саратовом, начиная с 1853 г., поддерживалась правильной перепиской с родными, приятельством с земляками, товарищами П.А. Ровинским, Д.Л. Мордовцевым, Н.И. Костомаровым и П.А. Бахметевым..." (Пыпина В.А. Любовь в жизни Чернышевского. Пг., 1923. С. 23).
30. В "Адрес-календарях" за 1850-е годы П.А. Бахметев не числится; заграничный паспорт был ему выдан как "неслужащему дворянину".
31. Чернышевский Н.Г. Полн. собр. соч. Т. XI. С. 208.
32. ГАРФ. Ф. 109. 1-я эксп. 1858. Ед. хр. 422. Л. 15.
33. См. о нем: Бушканец Е.Г. Ученики Н.Г. Чернышевского по гимназии в освободительном движении второй половины 1850-х - начале 1860-х годов. Казань. 1963. С. 4-5.
34. ГАСО. Ф. 1. Ед. хр. 1415. Л. 2.
35. А. Клауса, как и Бахметева, выпускал из гимназии Н.Г. Чернышевский.
36. Государственный исторический архив Республики Беларусь. Ф. 508. Оп. 1. Ед. хр. 1404. Л. 38.
37. Записки Горы-Горецкого земледельческого института. СПб., 1855. Кн. 4. С. 13.
38. Государственный исторический архив Республики Беларусь. Ф. 508. Оп. 1. Ед. хр. 1404. Л. 29.
39. Соколов С.Д. Саратовцы писатели и ученые. Саратов, 1913. С. 116. Как установлено Е.Г. Бушканцем, Самуил Клаус в 1851-1853 гг. учился в 1-й Саратовской гимназии у Чернышевского, затем был активным участником студенческого движения в Московском университете (так называемое "дело Варнека" 1858 г.). Позже был исключен из Казанского университета (1861 г.), во время восстания в Бездне отправился туда и пытался увидеться с Антоном Петровым (Бушканец Е.Г. Указ. соч.).
40. И. В. Порох выдвинул предположение: "Не опирался ли в июне-июле 1862 г. Герцен в своей решительной готовности издавать в Лондоне "Современник" (запрещенный в России царизмом), если не на предварительную договоренность с Чернышевским, то на самый факт наличия специального фонда на нужды русской рволюционной пропаганды (общего для всех русских революционеров), созданного на средства П.А. Бахметева (Порох И.В. Герцен и Чернышевский. Саратов, 1963. С. 136).
41. Мордовцев Д.Л. Указ. статья. С. 3.
42. Герцен А.И. XI, 346. Н. А. Тучкова-Огарева сообщает, что Герцен долго "оспаривал его <Бахметева - Н.Э.> проекты, представляя ему всю их несостоятельность". Бахметев же отвечал: "Это давно решено, Александр Иванович... Если я ошибаюсь, то мне одному будет худо..." (Тучкова-Огарева Н.А. Воспоминания. М., 1959. С. 129).
43. Чернышевский Н.Г. Полн. собр. соч. Т. XI. С. 218; см. также: Шаганов В.Н. Н.Г. Чернышевский на каторге и в ссылке. СПб.. 1907. С. 24-25.
44. Н.Г. Чернышевский в воспоминаниях современников. Саратов, 1959. С. 91.
45. Там же. Чернышевский не мог читать XVII часть "Былого и дум" (где появляется П.А. Бахметев), так как был арестован задолго до завершения и опубликования этой части в посмертном сборнике статей А.И. Герцена. Однако, беседуя со Стахевичем, Чернышевский знал о встрече Герцена с Бахметевым во всех деталях. К тому же в "Былом и думах" нет таких подробностей, как пачки денег, завязанные в салфетке и рассыпавшиеся по полу.
46. Чернышевский Н.Г. Полн. собр. соч. Т. XI. С. 210.
47. Долгоруков П.В. Российская родословная книга. СПб., 1857. Т. IV. С. 270. Они происходили от татарского царевича Ослама Бахмета, осевшего на Руси в XV в.
48. Чернышевский Н.Г. Полн. собр. соч. Т. XI. С. 199.
52. При этом Мордовцев считал, что у Бахметева было 38 000 руб.
54. Marais J. The Colonisation of New Zealand. London, 1927.
55. ГАСО. Ф. 1. Оп. 2. Ед. xp. 1398. Л. 4. Любопытно, что в графе, где должна стоять подпись Бахметева, значится: "Для доставления получил коллежский регистратор Эргин". По принятым правилам, 5, 12 и 19 апреля 1857 г. в "Саратовских губернских ведомостях" печаталось объявление: "Отъезжает за границу сердобский помещик Павел Александрович Бахметев".
58. ГАСО. Ф. 19. Ед. хр. 789. Л. 595 об. Характерно, что ни дядя П.А. Бахметева, Свиридов, ни кто-либо другой из его родни не вступились за честь родственника. Надо думать, отношение крепостнической родни к П.А. Бахметеву было более чем прохладным. Не случайно Бахметев, оставляя деньги Герцену, просил: "... не отдавайте ничего моим наследникам" (Герцен А.И. XI, 346). Между прочим, в романе "мужья запретили его (Рахметова - Н.Э.) сестрам произносить его имя" (Чернышевский Н.Г. Полн. собр. соч. Т. XI. С. 199).
59. Rollin L. Les iles Marquises. Paris, 1929; Villeret B. Archipels Polynesiens. Paris. 1956; Rey Lasure Ph. Abrege d'histoire de Tahiti et l'archipels de la Polynesie Francaise. Papeete, 1958: BmoksJ. International Rivalry in the Pacific Islands. 1800-1875. Los-Angeles, 1941.
60. Rollin L. Указ. соч. С. 260-272.
61. Николаев П.Ф. Личные воспоминания о пребывании Н.Г. Чернышевского на каторге. М.. 1906. С. 47.
62. Об отсутствии до 1870 г. регулярного сообщения с Маркизскими островами см.: Rollin L. Указ. соч. С. 272.
63. В Новую Зеландию в те годы двигался довольно мощный поток эмиграции. В 1840 г. в стране было около 1000, а в 1861 г. уже около 100 000 европейцев ("Encyclopedia Britannica; copyright 1958". Vol. 16. P. 398).
64. Литер. наследство. М., 1941. Т. 41-42. С. 526-528.
65. Times. 29.VIII. 1857. Любопытно, что, согласно объявлениям, печатавшимся в течение августа, от плытие "Акасты" намечалось на 31 августа, но 31 августа было сообщено об отплытии судна на день позже (Times. 31.VIII. 1857).
66. Кроме того, автором получено письмо с Гавайских островов, подписанное "Margaret Fitcomb, Librarian. Service P. Bishop Museum" от 21 июля 1961 г. и с островов Фиджи от E.J.F. Hackett, Public Relations Officer (Suva. Fiji), от 21 сентября 1961 г. Отправителям ничего не известно о Бахметеве.
Ноябрь 2003 |