26.02.1992 - № 9 - стр. 6
© В. Вацуро
“В его свободе есть закон”
Штрихи к портрету Юрия Лотмана
B. Вацуро
ДЕСЯТЬ лет назад, к шестидесятилетию Юрия Михайловича Лотмана, таллинское издательство “Ээсти раамлт” выпустило сборник “Finitis duodecim lustris” — “К завершению двенадцати люстров” (пятилетий). В нем были статьи коллег и учеников юбиляра, очень емкий и точный биографический очерк, написанный Б.Ф. Егоровым, и библиография печатных трудов ученого.
Эта книга — драгоценный факт истории нашей духовной жизни. В ней характерно все: и старомодное латинское название, напоминающее о старинных традициях университетской науки, и подчеркнутая интимность юбилейного издания, отпечатанного, на ротапринте тиражом 1500 экземпляров... Ни в Москве, ни в Ленинграде в 1982 году издать ее было бы невозможно: она демонстративно, вызывающе нарушала официальную иерерхию.
У юбиляра не было ни чина, ни даже академического звания. У него было имя. Имя, подписанное под сотнями печатных работ. Цену имени знали коллеги, ученики — и читатели. Оно пользовалось совершенно исключительной популярностью в интеллектуальной среде уже начиная с 1960-х годов, и это объяснялось не только — и, может быть, даже не столько — индивидуальным талантом или умением обращаться к широкой аудитории, сколько состоянием общества, которое переживало в те годы волну особого интереса к теории, философии культуры, социологии. Работы Лотмана отвечали общественным потребностям. Они редко отличались от тех имитаций теоретического мышления, которые предлагала обществу, с одной стороны, официальная идеология, с другой — массовое культурное сознание. Они восстанавливали подлинную иерархию научных и культурных ценностей и противостояли иерархии суррогатов. В них утверждал себя дух свободного научного мышления.
Такая свобода не достигается легко — ее нужно завоевывать, и путь Лотмана вовсе не был усеян розами. Четыре года войны на передовой, затем Ленинградский университет, почти обескровленный идеологическими кампаниями; начало научной деятельности в обстановке жестоких запретов и жестких императивов — в особенности для тех, кто, подобно Ю.М. Лотману, занялся Радищевым и русским Просвещением... Начинающий ученый, как и абсолютное большинство его учителей; не мог быть полностью свободен от господствовавших научных стереотипов, но он, как и его научный руководитель Н. И. Мордовченко, был полностью свободен от конъюнктуры. Его работы конца 1940—1950-х годов не потеряли своего значения, в то время как труды более маститых авторов, созданные в эти годы, устарели безнадежно,
Спустя несколько десятилетий ему самому пришлось выдерживать необъявленный “крестовый поход” против структурализма, в котором усматривали не научное направление, а идеологическую крамолу и который соответственно изгоняли со страниц центральных изданий, вплоть до изъятия набранных статей.
В это время Ю. М. Лотман — уже профессор Тартуского университета. Он приехал в Эстонию в 1950 году, едва покинув студенческую скамью. Воспитанный в традициях подлинной русской культуры, со свойственным ей уважением к культурам иных народов, он был естественно открыт культуре страны, с которой связал свою научную и личную биографию. Он начинает изучать Эстонию и широко сотрудничает в эстонской печати, Автор этих строк был свидетелем почти символического эпизода “обратной связи”: юноша эстонец, с трудом говоривший по-русски, с захватывающим интересом слушал телевизионную лекцию Ю.М. Лотмана о русской литературе; на минуту оторвавшись от экрана, он сказал с гордостью: “Это самый лучший наш профессор”.
Уже с 50-х годов Тартуский университет начал превращаться в один из наиболее авторитетных славистических центров страны, а в следующее десятилетие и позднее, когда в нем развернулись теоретические работы, прежде всего в области семиотики, приобрел мировую репутацию. В Тарту тянулись крупные ученые и многообещающие молодые силы. Почерк “тартуской школы” отличался от всех иных сочетанием теоретического мышления и скрупулезного изучения эмпирического материала, Во всем этом была неоценимая заслуга Лотмана и его коллег, единомышленников и учеников. Имена их ныне широко известны, но здесь нельзя не вспомнить одно — имя безвременно ушедшей 3.Г. Минц, спутника и постоянного помощника Ю.М. Лотмана во всех его начинаниях.
Его собственная работа была как бы камертоном всей этой деятельности. Расширялся не только тематический диапазон его исследований: в напряженных поисках обозначались новые пути, методологические подходы, вырабатывался исслодовательский инструментарий. Не оставляя исторических и историко-литературных исследований в традиционном жанре, Ю.М. Лотман обогащает их, меняя углы зрения и направление изучений. Он становится пионером структурно-семиотических исследований, а затем, уже отправляясь от них, переходит к культурологическим штудиям. Он открывает новые методы осмыслений литературного и культурного поведения личности; он изучает быт и биографию. Биография предстает ему как факт культурного творчества, — и автор “Структуры художественного текста” и “Семиотики кино” пишет популярную биографию Пушкина и комментарий к “Евгению Онегину”, принадлежащие к лучшим достижениям современного пушкиноведения. В последней же по времени написанной им биографии “Сотворение Карамзина” историк-аналитик призвал на помощь художественную интуицию — и великий писатель предстал нашим современникам как личность во всем ее психологическом многообразии.
Ю.М. Лотману принадлежит более 500 оригинальных печатных работ. Но ценность труда ученого, говоря словами Суворова, меряется не числом, а умением. Читая список им опубликованного, поражаешься жанровому и тематическому разнообразию: книги, статьи в популярных журналах, газетные интервью, комментаторские заметки, тезисы выступлений, теоретические разработки, почти герметичные академические статьи на сугубо специальные темы. Статьи о древнерусской литературе, о Льве Толстом и Блоке, Пушкине, Лермонтове, Вяземском, Радищеве, Карамзине... Издания Карамзина — лирики и прозы, поэтов “Беседы любителей русского слова”, Мерзлякова и Воейкова...
Создатель всех этих трудов предстает перед нами как бы в двух ипостасях; академического ученого чуть что не кабинетного типа — и человека устной, почти импровизационной культуры, неутомимого и неиссякаемого генератора новых идей, находящегося в процессе непрерывного научного творчества. Оно кажется спонтанным и стихийным, но это не так: в нем есть своя целенаправленность и внутреннее единство, закономерный переход от одной темы и проблемы к другой, ею же и порожденной. В нем есть и выбор: оно направлено на то, что значительно в культурном смысле и обойдено вниманием предшествующей науки. И как говорил Владислав Ходасевич о четырехстопном ямбе: “Ему один закон — свобода. // В его свободе есть закон”. Оно не создает канонов, а преодолевает их, постоянно корректируя и уточняя самого себя. Оно есть процесс самодвижения и самопреодоления, как сама родившая его стихия культуры, которой Юрий Михайлович Лотман возвращает сейчас с лихвой то, что от нее получил.
Редакция “Литературной газеты” поздравляет Ю. М. Лотмана с 70-летием.
