VIVOS VOCO: А.В. Хорошев, "КАРЛ I СТЮАРТ И ПАРЛАМЕНТ"

День 30 января 1649 г. выдался на удивление морозный. На площади, с трех сторон огороженной зданиями королевского дворца Уайтхолл, раздавался стук топоров - шли последние приготовления. Здесь сооружали помост, на котором Карл Стюарт, король Англии, должен был лишиться головы. Первый в истории открытый суд над монархом завершался открытой казнью.

Король проснулся рано и, проведя некоторое время в молитвах, получил причащение и отпущение грехов из рук епископа Джаксона, который прилагал все усилия для того, чтобы облегчить последние мгновения жизни своего господина; затем его повели через парк к Уайтхоллу.

В два часа пополудни он выше на помост. Эшафот, покрытый черным крепом, окружали несколько шеренг кавалерии, отделявших место казни от зрителей.

Карл вынул из кармана сложенный лист и обратился к толпе, окружившей место казни, с "прощальным" словом. Когда Карл закончил свои приготовления к казни, епископ Джаксон обратился к нему со следующими словами: "Осталась только одна, последняя ступенька, Сэр, трудная, страшная, но и очень короткая... Вы смените, - продолжал епископ, - царство временное на царство вечное; хорошая перемена!" [1].

Сняв с себя мантию, Карл передал епископу своего Георгия (обрамленную драгоценными камнями фигуру Святого Георгия на лошади, атрибут ордена Подвязки) и произнес одно только слово "Помни!", затем положил голову на плаху и, вытянув руки вперед, подал палачам сигнал.

Карл I был казнен на 49-м году жизни и на 24-м году своего царствования. Казнь этого монарха означала победу английского парламента в его длительном и ожесточенном противостоянии с монархом, составляющем одну из главных линий в Английской революции.

Эта революция была одним из важнейших событий европейской истории. Споры о ее характере не прекращаются до сегодняшнего дня. Первая революция европейского масштаба, она открыла эру крушения феодального -строя в Европе, положив начало формации капиталистической. Это было последнее революционное движение в Европе, проходившее под средневековым знаменем борьбы одной религиозной доктрины против другой. Штурм абсолютизма в Англии начался со штурма его идеологии, этики и морали, которые воплотились в доктрине полукатолической государственной англиканской церкви.

В отечественной [2] и, конечно, английской [3] литературе детально описываются события, связанные с этой эпохой, но до сих пор остается больше вопросов, чем ответов. Не вызывает сомнения то, что религиозная и политическая деятельность Карла, как и в целом его образ правления, привели к резкому обострению противоречий в Англии.

В предлагаемом читателю очерке мы попытались не только создать политический портрет Карла I Стюарта, но и показать суть противоречий между монархом и парламентом.

* * *

Карл, третий ребенок Якова VI Шотландского [4] и Анны Датской, родился 19 ноября 1600 г. Он рос в тени своего очаровательного старшего брата Генри, принца Уэльского. Именно с Генри англичане связывали большие надежды на будущее своей страны. Но этим надеждам не суждено было сбыться. Смерть принца 8 ноября 1612 г. глубоко опечалила всю страну.

Только теперь люди начали замечать Карла. И что же они увидели? Застенчивый и чрезвычайно неловкий подросток, с явными признаками заикания, от которого ему так и не удалось избавиться. Внезапные припадки гнева также не добавляли ему популярности.

Историки, в сущности, едины в том, что Карл I был, говоря словами из недавнего исследования, "прискорбным образом негоден" к монархической власти. Несчастливое детство и то, что он был младшим сыном, которого не готовили к управлению, повлияло на характер Карла, представлявший собой искусственное соединение противоположных элементов. У него была мания авторитарно вмешиваться в любые детали проводимой политики, и в то же время он был некомпетентен в ней в широком контексте.

Он делает попытку, если и не во всем, то хотя бы внешне соответствовать тому идеалу монарха, каким он себе его представлял. Карл, с детства воспитанный в традициях абсолютизма и разделявший возвышенные представления своего отца о королевской власти, еще более заразился ими во время своего путешествия в Испанию. Посол Испании в Лондоне граф Гондемар предложил в жены Карлу вторую дочь своего суверена, посулив за инфантой огромное приданое.

Якову I грезилось огромное приданое испанской принцессы, а принц, будучи воспитан в духе романтических страстей, влюбился в свою невесту заочно, ни разу не повидав ее. В голову Бэкингема, который в течение ряда лет манипулировал королем, как марионеткой, пришла идея предложить принцу посетить Испанию инкогнито и лично повидать принцессу.

Приключения, которые выпали принцу и Бэкингему в этом экстравагантном путешествии, могли бы снабдить сюжетами не один роман. Карл изображал странствующего рыцаря, а Бэкингем - сквайра. Через 11 дней после отъезда из Лондона они прибыли в Мадрид, вызвав всеобщее изумление таким необычным для владетельных особ поступком. Почтение, оказанное Карлу, было очень велико. Государственный совет получил распоряжение повиноваться принцу, как самому королю.

Некоторые историки склонны рассматривать план этого брака как чисто политический акт. В 1620 г. Пфальцекий курфюрст Фридрих, один из ведущих протестантских князей и зять Якова, принял корону Чехии, народ которой восстал против императора. Потеряв курфюршество, он обратился за помощью к тестю. Якову очень хотелось помочь зятю, да и пуританский Лондон жаждал войны. Яков попытался восстановить своего зятя в его владениях путем переговоров с Испанией, предлагая за вывод императорских войск из Пфальца женить своего сына Карла на принцессе испанского дома и обещая проявлять терпимость к английским католикам [5].

Предполагавшийся брак Карла с испанской инфантой вызвал большую тревогу в английском обществе [6]. В ответ на петицию парламента, содержавшую резкие выпады против сближения с Испанией, Яков I развил теорию, согласно которой права и вольности парламента являются не его "наследственным достоянием", а "актом королевской милости", которой он может быть в любой момент лишен. Когда же палата общин, протестуя против подобного толкования ее прав и привилегий, заявила что обсуждение всех вопросов, касающихся короны, государства, защиты религии, - ее "старинное и неотъемлемое право", король на заседании Тайного совета и в присутствии наследника престола собственноручно вырвал текст меморандума из журнала палаты общин, с тем чтобы устранить возможность использования его "двусмысленных выражений" в будущем в качестве прецедента. Естественно, что парламент был тотчас распущен.

Бристол, посол Англии в Испании, получил прямое распоряжение не использовать предоставленные ему для завершения переговоров полномочия, пока не будет дана гарантия возвращения Пфальца Фридриху [7]. Испанский король понял, что это означает [8]. Однако он хотел, чтобы вся вина за разрыв легла на англичан, и поэтому вручил Бристолу письменное обещание, по которому обязывался, убеждением или любым иным способом, добиться возвращения Пфальца Фридриху; а когда обнаружил, что эта уступка ни к чему не привела, велел инфанте сложить с себя титул принцессы Уэльской, который она носила после прибытия из Рима разрешения на брак, и прекратить изучение английского языка [9].

В 1624 г. Яков I был вынужден снова созвать парламент. Теперь монарх выслушал весьма горькие упреки, в которых как бы суммировались все нелепости его внутренней и внешней политики. Однако, как только он получил от парламента долгожданные "субсидии", тотчас же обнаружилась привычная для политики Стюартов "двойная игра": спустя лишь несколько месяцев после обещаний Якова I не заключать без ведома и согласия парламента договоров с иностранными государствами он не колеблясь заключил секретное соглашение с Францией о браке принца Уэльского Карла и Генриетты-Марии. В результате вопреки требованиям парламента Англия - протестанская страна - должна была получить королеву-католичку, двор которой мог стать центром католических интриг.

Жить Якову оставалось совсем недолго. Весной 1625 г., после трехдневной лихорадки, он почувствовал крайнюю слабость и призвал к себе принца. Он умолял его нежно любить супругу, хранить постоянство в вере, защищать англиканскую церковь и не оставлять своими попечениями несчастное семейство пфальцграфа. 27 марта Яков умер.

Карл взял бразды правления государством в свои руки, будучи непоколебимо уверенным в том, что его популярность позволит ему проводить в жизнь любые мероприятия. Он был связан договором, заключенным еще его отцом и обязывающим его защищать своего зятя, короля Чехии. Теперь Карл был вынужден вступить в войну.

Однако ее легче было объявить, чем изыскать на нее средства, и поэтому он с нетерпением ждал того момента, когда сможет получить бесспорные доказательства преданности своих послушных долгу подданных. Его первая речь к парламенту проникнута простодушием и сердечностью. Твердо убежденный в любви общин, король решил, что их щедрый дар должен быть всецело их собственным деянием, которого не просят и не требуют, - истинным плодом безусловного доверия и глубокого почтения к его особе.

Как только заседание открылось, нижняя палата начала перебирать все части правления: дела внешние и внутренние, переговоры, союзы, употребление прошедших и будущих налогов, состояние религии, усмирение папистов. Она ожидала от короля удовлетворения своих требований и показывала твердую решимость вмешиваться во все дела, используя свои комитеты и петиции, и обо всем выражать свое мнение.

Упреки не относились собственно к правлению Карла. Оно только что начиналось. Однако такое обширное и горячее разбирательство государственных дел показалось ему уже нарушением его прав; свобода речей оскорбляла его. Король начинал сердиться, но пытался не обнаруживать этого. Такой язык, хотя и неприятный, еще не казался ему опасным. Притом он нуждался в субсидиях. Последний парламент пламенно желал войны с Испанией: теперешний не мог отказаться поддержать ее. Карл настаивал, чтобы ему немедленно были даны средства для ведения войны, и обещал удовлетворить справедливые жалобы.

Палата не верила обещаниям. Несмотря на то, что король еще не успел подать ни одного повода к недоверию и депутаты уважали его, они уже научились не доверять королевскому слову.

Многими руководила ненависть к герцогу Бэкингему, который имел над Карлом даже больше власти, чем над безвольным Яковом. Теперь все правительственные меры принимались лишь по его советам и указаниям. Всецело завладев доверием короля и сосредоточив в одном лице важнейшие государственные должности, он держал в своих руках всю власть над страной.

Французское сватовство и статьи в пользу католиков, включенные, как подозревали, в брачный договор, также вызывали недовольство. Генриетта-Мария была дочерью монарха одной из двух великих (и угрожающих) римско-католических держав. Общество было уверено, что она будет усердной и успешной пропагандисткой своей веры. И это в то время, когда континентальный протестантизм находился под страшной угрозой из-за Тридцатилетней войны. В 1625 г. в Амстердаме был опубликован трактат "Sacrae Heplades, или семь проблем, относящихся к антихристу". Работа посвящалась "специально королю Карлу, защитнику веры, и королю и королеве Богемии (зятю и дочери Якова. - А.Х.), исповедующим свою веру и потому гонимым". Особая тревога выражалась по поводу женитьбы Карла на Генриетте-Марии. Автор трактата "Vox Coeli" (1624 г.) цитировал не менее девяти библейских текстов, в которых говорилось о необходимости осознать опасность, идущую от чужеземных цариц, которые исповедуют чуждую религию [10].

То же самое сделал Томас Хукер в выездной проповеди, произнесенной в Эссексе в 1626 г. Перед "огромной конгрегацией" он молился, чтобы Бог "вложил в сердце королю" 11-й и 12-й стихи из главы 2 книги пророка Малахии. Он не цитировал их, так как не сомневался, что члены конгрегации знают их наизусть или имеют под рукой Библию. Они гласили: "Вероломно поступает Иуда... ибо... женился на дочери чужого бога. У того, кто делает это, истребит Господь".

Кульминацией в противостоянии монарха и нижней палаты послужило ее решение о таможенном сборе, который она собиралась оставить за королем лишь на один год. Это решение показалось Карлу оскорбительным. Стало быть, королю не верят, говорил двор, как верили его предшественникам, которым постоянно предоставлялись таможенные сборы на все продолжение их царствования; а между тем он с такою редкою откровенностью изложил состояние финансов; он не отказался представить документы и объяснения: крайняя необходимость налога была очевидна. Неблагоразумно было бы, думали лорды, раздражать безо всякой причины молодого государя, который показывает такое расположение жить в ладу с парламентом.

Нижняя палата напрямую не отказывала в достаточных субсидиях, но продолжала заниматься своим традиционным делом - рассматривала народные жалобы. Король пришел в негодование: значит, ему осмеливаются таким образом предписывать законы и воображают, что он уступит силе или не сумеет управлять?

Отказ предоставить необходимые средства показался Карлу жестоким и вероломным актом. Высокое понятие о власти монарха, чрезвычайно распространенное в ту эпоху, прочно укрепилось в сознании молодого короля. Карл продолжал считать свои политические принципы абсолютно истинными и неопровержимыми. Даже в старинных законах он видел скорее некие общие линии, с которыми должны сообразоваться его действия, нежели барьеры, призванные противостоять его власти. В связи со свирепствовавшей в Лондоне очередной вспышкой чумы Карл отложил заседания общин (11 июля) почти на два месяца, после чего вновь сделал попытку вытребовать столь необходимые ему средства.

На открытии очередной сессии парламента Карл произнес большую речь, и в ней отказался от сдержанности. Он сообщил, что обещанием субсидий ему удалось привлечь к участию в войне короля Дании, который намерен вступить на территорию Германии с севера и призвать к оружию князей, с нетерпением ожидающих возможности выступить на защиту имперских свобод; что следует оказать помощь Нидерландам в их неравной борьбе с Испанией.

Карл напомнил собравшимся, что это первая просьба, с которой он обращается к парламенту; что сам он еще молод и только начинает царствовать и что если он встретит доброе расположение и верноподданническое послушание, то это внушит ему любовь и уважение к парламенту и навсегда сохранит полное согласие между ним и его народом [11]. Депутаты остались глухи к его доводам. Хотя предпринятые королем меры ввиду войны на континенте, которой они сами постоянно требовали, были совершенно необходимы, парламент упорно отказывался выделить дополнительные средства. Нижняя палата прекрасно знала, что армия и флот в Портсмуте испытывают недостаток в провианте и не получают жалованья и что герцог Бэкингем, адмирал и казначей флота, уже истратил на нужды морских сил около 100 тыс. фунтов в счет будущих парламентских ассигнований [12].

Таким образом, ни та, ни другая сторона не почувствовала себя слабой или виновной; они расстались с одинаковой уверенностью в законности своих требований, с одинаковой решимостью отстаивать свои права. Общины объявили, что они преданы королю, но не отступятся от своих прав. Король сказал, что он уважает права своих подданных, но сумеет управлять и один. Парламент был распущен в августе 1625 г.

Современная концепция парламентской оппозиции, стремящейся изменить правительственную политику законным и приемлемым путем, была неизвестна в XVII в. Управление принадлежало королю, а министры и чиновники, наделенные исполнительными функциями, были слугами, назначаемыми и смещаемыми по его желанию и выбору. Роль парламента состояла в том, чтобы, во-первых, информировать короля о нуждах и желаниях подданных посредством рассмотрения петиций; во-вторых, принимать законы, необходимые для осуществления управления; в-третьих, через налоговую систему предоставлять деньги для постоянных и исключительных расходов.

Идея парламента как важной составной части конституционного устройства государства носилась в воздухе. Ее настойчиво проводил сэр Томас Смит в книге "Государство Англия" (написана в 1565, но впервые издана в 1585 г.). Смит считал, что парламент не есть ни придаток короны, ни противовес ей, а является важным элементом верховной власти, которую Смит определил как "король-в-парламенте". В 1610 г. парламент официально принял эту доктрину, объявив, что верховная власть принадлежит "королю-в-парламенте", а не "королю-в-совете" [13].
Эта концепция, лежащая в основе английских конституционных актов в XVII в., основывалась более на прецеденте, чем на идее, будто бы парламент ограничивает власть или выбор королем его министров и политики. Королевский закон, прошедший через парламент - высший закон, но его инициатива, подготовка и представление принадлежат только королю (или избранным им его слугам), функция же парламента скорее юридическая, чем политическая. Древняя конституция, которую так часто упоминали члены палаты общин в попытках ограничить короля, была системой традиционного права.

* * *

Человек легкомысленный. Карл не мог понять всех трудностей, с которыми сопряжена неограниченная власть, требующая, чтобы все приносилось ей в жертву. Он думал что права королевского сана освобождают его от усиленных трудов. Карл регулярно и внимательно занимался государственными делами в совете но, как только обязанность эта заканчивалась, они уже более не занимали его мыслей. Он не столько чувствовал необходимость управлять, сколько получал удовольствие от власти. Для него это было в сущности, игрой. Хорошее или дурное расположение духа королевы, обычаи двора, права и преимущества придворных чинов казались ему столь важными, что он желал жертвовать ими ради политических интересов своей страны.

После неудачной экспедиции в Кадис в 1625 г., организованной с целью захвата испанского серебряного флота. Карл был вынужден снова прибегнуть к помощи парламента. Эта неудача ослабила его авторитет и с каждым днем все более демонстрировала бессмысленность испанской войны. Хотя рост потребностей короля делал его все более зависимым от общин, Карл решил еще раз обратиться к этому обычному средству получить деньги. Раздражение еще не глубоко проникло в душу молодого короля, и он думал, что общины будут рады собраться опять так скоро. Быть может, он даже надеялся, что твердость, которую он проявил, вызовет с их стороны больше уступчивости.

Когда король изложил свои нужды перед палатой и запросил денежной поддержки, общины проголосовали только за три субсидии на общую сумму около 60 тыс. фунтов, что далеко не соответствовало запросам короля и масштабу войны, которую он собирался вести. Однако не это обстоятельство оказалось самым неприятным. Парламент лишь вотировал ассигнования королю, а превращение этого вотума в закон отложил до конца сессии. Таким образом, общины ставили государю условия, причем в весьма откровенной форме. Под предлогом борьбы со злоупотреблениями (которых, надо признать, за столь короткое царствование не могло накопиться слишком много) депутаты намеревались проверить и упорядочить все части администрации, вызвавшие недовольство; если же король остановит их в этом предприятии или не согласится с этими требованиями, то на пособия от общин он уже не должен рассчитывать. Карл выразил глубокое возмущение таким образом действий, посчитав его грубым и противным долгу. Но крайняя нужда заставила его покориться, и он стал терпеливо выжидать, что же теперь станут делать общины. А они постановили вынести импичмент королевскому фавориту. Все это затрагивало власть короля и оскорбляло его самолюбие. Единственная вина Бэкингема, рассуждал Карл, в том, что он его друг и любимец. Все прочие жалобы на герцога - пустые отговорки. После самого тщательного расследования герцога не удалось уличить даже в малейшей провинности. Много ли авторитета сохранит монарх в глазах собственной нации, рассуждал Карл, если в самом начале царствования и в столь важном деле доставит величайшее торжество врагам и совершенно обескуражит приверженцев? Сегодня общины отнимут у него министра, завтра они посягнут на какую-нибудь часть его монаршей прерогативы. Карлу надоело терпеть поражения от противников, которых он мог в любой момент разогнать. Уступки, которые он пытался делать, принимались с восторгом, но не вели ни к чему.

Карл сказал палате:

"Я должен объявить вам, что не потерплю, чтобы вы преследовали кого бы то ни было из моих слуг, тем более тех, кто поставлен так высоко и так близко ко мне. Бывало, спрашивали: что мы сделаем для человека, которого почтил король? Теперь некоторые ломают себе голову, придумывая, что бы сделать против человека, которого королю угодно было почтить. Я желаю, чтоб вы занялись делом о моих субсидиях. Если нет, тем хуже для вас. И если из этого выйдет какое-нибудь несчастье, я почувствую его, конечно, после всех" [14].

Смысл этих слов достаточно ясен.

Общины полагали, что непрочная и негарантированная свобода, спасать которую приходится безграничной угодливостью, вовсе не есть свобода. А потому, пока это еще в их силах, необходимо защитить конституцию, чтобы впредь ни один король или министр не дерзнул разговаривать с парламентами подобным тоном и не смел даже вынашивать против них подобные замыслы.

Узнав, что палата общин, предвидевшая роспуск парламента, готовит особую ремонстрацию, где собирается оправдать свое поведение перед народом. Карл решился выйти из положения, унижавшего его в собственных глазах и в глазах Европы. Он немедленно распустил парламент.

Герцог Бэкингем вздохнул свободнее, а Карл почувствовал себя королем. Но радость Карла была так же непродолжительна, как недальновидны были и его расчеты.

* * *

Завязав разорительную войну с Испанией и Австрией, монарх не располагал достаточной армией, которую мог бы употребить в одно и то же время и против неприятеля, и против подданных.

Король устранил противников, однако не избавился от затруднений и препятствий. После разрыва отношений с парламентом Карл поставил перед собой только одну разумную цель - немедленно заключить мир с Испанией и попытаться сделать себя как можно менее зависимым от собственного народа, который обнаруживал так мало желания ему помогать, даже наоборот, твердо намеревался урезать его полномочия.

Можно предположить, что если бы он располагал надежной армией, то, скорее всего, тотчас сбросил бы маску и начал править без всякой оглядки на парламентские привилегии: столь высокое понятие усвоил он о монаршей прерогативе и столь низко ставил права народных собраний, со стороны которых, как вполне естественно было думать королю, он встретил такое дурное обращение.

Итак, при отсутствии вооруженной поддержки королю надлежало вести себя с осторожностью и прикрывать свои действия ссылками на старинные прецеденты. Если учесть, какой обширной властью обыкновенно пользовались его предшественники, в них у него не могло быть недостатка.

Было дано прямое разрешение освобождать католиков от предусмотренных по закону наказаний при условии уплаты особого штрафа [15]. С помощью этой меры король пополнил казну и в некоторой степени удовлетворил собственное желание проявить к этой вере известную терпимость. Ничто не могло вызвать у его протестантских подданных большего возмущения и недовольства, чем эта мера.

От дворянства король желал получить поддержку, от граждан Сити, самоуправляющегося административного округа Лондона, потребовал заем в 100 тыс. фунтов. Первые давали деньги неохотно, вторые, прикрываясь различными отговорками, в конце концов ему отказали [16].

Полки проходили через графства или располагались в них постоем, что было в тягость жителям. Солдат размещали по частным домам; это противоречило обычаю, который требовал, чтобы при обыкновенных обстоятельствах их расквартировывали в тавернах или на постоялых дворах. Те, кто отказывал в займе или медлил, могли быть уверены, что вскоре в их домах появится множество этих буйных и опасных гостей.

Обитатели портов и приморских округов получили приказание выставить за свой счет вооруженные суда с экипажем. Это был первый в царствование Карла опыт "корабельных денег" - налога, собиравшегося в свое время Елизаветой, но который впоследствии, когда Карл пошел по этому пути несколько далее, вызвал столь бурное возмущение. От жителей Лондона потребовали 20 кораблей. Город отвечал, что королева Елизавета для отражения непобедимой армады Филиппа II не требовала так много; ему возразили, что "прошедшие времена подают пример повиновения, а не противоречий" [17].

Все эти средства пополнения казны использовались с известной умеренностью, пока не пришло известие о сокрушительном поражении короля Дании от имперского полководца графа Тилли. В эту войну король Дании вступил по настоянию английского монарха. Протестантский союз трещал по швам.

После недолгих размышлений Тайный совет решил, что, поскольку крайняя срочность дела не позволяет обратиться к помощи парламента, то самым быстрым, удобным и разумным способом собрать нужную сумму будет всеобщий заем у подданных английской короны, в размерах, соответствующих обложению их по последней субсидии, санкционированной парламентом. Каждый должен был внести именно ту сумму, которую заплатил бы, если бы парламентское постановление о субсидиях стало законом.

Одна из статей секретной инструкции комиссарам, назначенным для сбора этого займа, предписывала следующее:

"Если кто-либо откажется вносить деньги, станет чинить задержки, подыскивать оправдания или упорствовать, то они должны допросить его под присягой, дабы выяснить, не склонял ли его кто-нибудь к тому, чтобы отказаться давать взаймы и приводить оправдания для своего отказа. Кто с ним говорил, какие речи и убеждения использовал для этой цели?" [18].

Это было вымогательством имущества и одновременно выпытыванием мнений.

Чтобы оправдать подобный шаг, во всех церквах приказано было проповедовать учение о слепом повиновении. Архиепископ Кентерберийский Джордж Эббот не захотел позволить в своем округе таких проповедей, за что был отрешен от должности и сослан в деревенское поместье.

Можно с уверенностью утверждать, что за исключением немногих духовных лиц и придворных все англичане были глубоко возмущены новым духом администрации и крайностями в использовании монаршей власти. Люди здравомыслящие полагали, что обида, нанесенная королю, не дает права монарху в отместку за подобные действия покушаться на свободы всей английской нации.

Вскоре была объявлена война Франции. Причиной этого безрассудного шага принято считать любовную связь Бэкингема с французской королевой - Анной Австрийской, завязавшуюся между ними во время присутствия Бэкингема на свадебной церемонии, посвященной бракосочетанию Карла и принцессы Генриетты-Марии. Поощряемый улыбками придворных, он сумел произвести впечатление. Это чувство, судя по всему, поощряла и принцесса, и герцог понадеялся на ее благосклонность настолько, что после своего отъезда тайком возвратился в Париж и посетил королеву. Его отослали назад с упреками, в которых нежности было, пожалуй, больше, чем гнева.

Вскоре Бэкингем стал готовиться к новому посольству во Францию, но Людовик известил его, что ему не следует думать об этой поездке. В порыве страсти герцог воскликнул: "Клянусь, я увижу королеву назло всей мощи Франции!" [19].

Есть и другие точки зрения. Одна из них принадлежит известному английскому историку Дж. Грину.

"В великой борьбе с католицизмом, - писал он, - все надежды протестантов Англии были связаны с союзом с Францией против австрийских и испанских Габсбургов, но самонадеянная и бездарная политика фаворита привела к тому, что Англия неожиданно оказалась в войне и против Испании, и против Франции одновременно. Французский министр кардинал Ришелье, заинтересованный в союзе с Англией, был убежден в том, что для успешного ведения войны в Европе (против Испании) нужно прежде всего навести порядок у себя в доме, т.е. подавить восстание протестантов в Ла-Рошели. И в 1625 г. англичане даже помогали ему в этом. Но в 1627 г. Бэкингем решил завоевать себе популярность у английских протестантов поддержкой гугенотов в их сопротивлении французскому правительству и объявил последнему войну" [20].

Хотя Карл едва ли питал особое расположение к гугенотам, он позволил себя убедить. Плохо организованная, потерпевшая провал экспедиция к стенам Ла-Рошели нанесла жестокий удар по репутации английского оружия. Давно уже Англия не платила так дорого за свой позор. Негодование было всеобщим. Земледелец оставлял свое поле, ремесленник - свою мастерскую и шел узнать, не потерял ли его патрон, дворянин или горожанин брата или сына. На обратном пути он рассказывал соседям про бедствия, о которых наслушался, про страдания, каких насмотрелся, проклинал Бэкингема и винил короля. Мелкое дворянство, горожане, народ теснее и теснее соединялись в общем горе и негодовании.

Все эти несчастья люди склонны были объяснять отнюдь не строптивостью и несговорчивостью двух последних парламентов, а единственно тем, что монарх упорно следует советам своего фаворита. Страдать из-за легкомысленных интриг и ребяческих капризов временщика казалось англичанам особенно унизительным и нестерпимым.

Несмотря на свою надменность, по возвращении в Англию Бэкингем испытал тяжесть общественной ненависти и, разумеется, острое желание избавиться от нее. К тому же необходимо было найти какие-нибудь средства, чтобы выйти из затруднительного положения. Все ресурсы власти короля были исчерпаны. Денежные суммы, собиравшиеся - или скорее вымогавшиеся - под прикрытием ссылок на королевскую прерогативу, поступали так медленно и вызывали в стране столько недовольства, что повторение данного опыта казалось весьма рискованным шагом.

В подобных обстоятельствах король и герцог более всего страшились созыва нового парламента, но в конце концов оказались вынуждены прибегнуть к этому. Двор надеялся, что общины, сознавая безусловную необходимость предоставить короне субсидии, забудут обо всех прошлых обидах, а испытав на себе скверные последствия своего упрямства, решатся пойти на разумные уступки.

Парламент собрался 17 марта 1628 г. Члены палаты общин представляли графства и города, глубоко возмущенные недавними посягательствами на свободу; многие из депутатов прежде сами сидели в тюрьмах или пострадали от действий двора. Весь состав нового, третьего по счету парламента Карла был пропитан духом вольнолюбия и свободы.

Общины понимали, что королю, раздраженному против народных собраний и не питающему особого уважения к их привилегиям, нужен лишь благовидный предлог. чтобы окончательно с ними рассориться, что он с радостью ухватится за первую возможность, которую ему предоставит любой двусмысленный инцидент или непочтительное поведение членов палаты.

Карл подтвердил эти мысли в своей вступительной речи.

"Господа! Отныне пусть каждый действует по совести, - сказал король, открывая заседание. - Если бы случилось, что вы, презрев свои обязанности, отказались доставить мне то, чего требуют теперь нужды нашего государства, моя обязанность повелевает мне принять другие меры, которые Бог вручил мне, чтобы спасти то, что могло бы погибнуть от безумия немногих. Не примите это за угрозу: я не унижусь до того, чтобы грозить кому-либо, кроме равных себе; это лишь предостережение, которое дает вам тот, кому природа и долг вверили попечение о вашем благе и счастье. Он надеется, что ваше нынешнее поведение позволит ему одобрить ваши прежние советы; и что я, в благодарность за это, приму на себя обязательства, которые дадут мне случай часто созывать вас" [21].

Лорд - хранитель печати своими словами только подчеркнул скрытый намек короля:

"Его величество, как вам было сказано, избрал парламентский путь получения субсидий не как единственное средство, но как наиболее удобное; не потому, что у него нет других средств, но потому, что это средство превосходно согласуется с его великой добротой и милосердием, а также с желанием и благом его подданных. Если же с ним возникнет промедление, то необходимость и меч врага могут открыть путь для других мер. Не забывайте предостережение его величества, повторяю вам, не забывайте" [22].

Своими речами Карл пытался завуалировать то ужасное положение, в котором он очутился. Являясь надменным просителем, под всей тяжестью неудач и ошибок, он до такой степени не понимал всей сложности ситуации, что не мог себе представить возможности сопротивления. Карлу казалось, что честь и сан обязывают его держаться того высокомерного тона, который он себе усвоил по праву рождения.

Общины правильно поняли королевские речи - при первом же удобном случае король немедленно распустит парламент, и с этого момента будет считать себя вправе еще более открыто нарушать старинные порядки.

Первое время отношения между парламентом и государем складывались мирно. Карл почувствовал, что надо уступить. Однако палата общин сразу же выступила со своими требованиями, сформулированными в документе, известном как "Петиция о правах". Составители петиции ссылались на основные положения Великой хартии и выводили из нее ряд требований: чтобы средства на государственные расходы взимались не иначе, как с согласия парламента; чтобы король не ставил солдат на постой и не производил таким путем насилия для взимания податей; чтобы не совершалось произвольных арестов и заключений в тюрьму без суда.

Приверженцы обеих партий как в парламенте, так и в стране, горячо спорили об этом билле. Ему суждено было составить целую эпоху в истории английской системы правления.

Палата дипломатично подсластила пилюлю, пообещав королю утвердить субсидии на сумму 350 тыс. фунтов. Немного поторговавшись, что было весьма характерно для Карла, он согласился с петицией. Когда же депутаты потребовали отстранения Бэкингема, король объявил перерыв в работе парламента.

В промежутке между сессиями герцог Бэкингем был убит религиозным фанатиком Фельтоном. Король встретил это известие с невозмутимым и равнодушным видом, и придворные, следившие за выражением его лица, заключили, что в глубине души он не был огорчен тем, что лишился министра, столь ненавистного всей нации. Однако такую реакцию скорее можно объяснить особенностью характера Карла, его уравновешенным отношением к жизни. Он был очень привязан к фавориту, а впоследствии всю жизнь сохранял симпатию к друзьям Бэкингема и неприязнь к его врагам.

Карл приказал привезти убийцу в Лондон и поместить в Лондонскую Башню. Вся страна рукоплескала подвигу Фельтона. Поэты воспевали его в стихах. В продолжение многих недель, пока продолжалось следствие, народ толпился у тюрьмы, чтобы взглянуть на своего "маленького Давида", на своего "освободителя".

Напрасно народ надеялся, что убийство Бэкингема принесет ему освобождение. Оно не остановило злоупотреблений короля. Он возвратил свои милости противникам парламента: некоторых возвысил, другие получили доходные места. Общественные меры соответствовали придворным милостям: таможенные пошлины продолжали строго взиматься; исключительные трибуналы по-прежнему нарушали течение законов. Карлу удалось отнять у народной партии самого блистательного из ее представителей: сэр Томас Уэнтворт получил титул барона и вступил в Государственный совет, несмотря на суровые упреки и даже угрозы своих прежних друзей [23]. Честолюбивый и гордый Уэнтворт устремился к почестям, не предвидя того, какой конец его ожидает.

Такая политика короля понятна. Раньше, когда монарх был менее зависим от своих подданных, он выбирал министров, руководствуясь личными симпатиями и совершенно не принимая в расчет их парламентские таланты и влияние. Впоследствии государи взяли за правило всякий раз, когда народные вожди слишком энергично и откровенно покушались на королевскую прерогативу, назначать их на важные должности, полагая, что бывшие оппозиционеры будут тщательно остерегаться умаления той власти, которая стала их собственной. Однако Карл просчитался - на сей раз его намерения настолько противоречили целям депутатов, что те вожди, которых он привлек на свою сторону, мгновенно утратили всякий авторитет в своей партии и даже, как предатели и перебежчики, превратились в объект непримиримой ненависти.

Окруженный новыми советниками, более серьезными, более дельными и не столь очерненными, как Бэкингем, Карл без страха ждал вторичных заседаний парламента.

* * *

Общины собрались 20 января 1629 г. и начали с того, что предъявили Карлу свои жалобы. Вопрос о взимании пошлин стал главным камнем преткновения. Общины рассорились с королем, и эта ссора в конце концов внушала Карлу отвращение к парламентам вообще.

В эпоху средневековья право взимания потонного и пофунтового сборов предоставлялось парламентом монарху, как правило, лишь на определенный срок. Однако Генрих V и все последующие государи получали его пожизненно, чтобы иметь возможность содержать флот для защиты государства. Необходимость взимания данной пошлины была столь очевидна, что каждый король собирал ее с момента своего восшествия на престол, и обычно первый же парламент каждого царствования принимал решение пожаловать монарху то, чем он уже фактически пользовался [24].

В течение короткого времени между восшествием Карла на престол и его первым парламентом король следовал примеру своих предшественников. Первый парламент утвердил эти пошлины лишь на один год, оставив за собой право по истечении данного срока либо возобновить сборы, либо отказать королю в пошлинах [25]. То, что парламент не предоставил этих ассигнований Карлу на все время царствования, неоспоримо доказывает - палата общин всерьез намеревалась подчинить себе своего государя.

По мнению палаты лордов, не одобрявшей вольнолюбивого духа общин, эти сборы были теперь более чем когда-либо необходимы для удовлетворения растущих нужд короны, и она отвергла билль. За этим последовал роспуск парламента, и Карл продолжал взимать пошлины собственной властью, не встречая сопротивления нации, настолько привыкшей к подобному использованию монаршей прерогативы, что вначале она подчинилась без колебаний.

Открывая очередную сессию парламента, Карл предвидел, что прежний спор вспыхнет с новой силой, и потому тотчас уведомил общины, в выражениях мягких и примирительных, "что он не считал эти пошлины частью своей наследственной прерогативы, но всегда рассматривал и по-прежнему рассматривает их как дар своего народа, и что если он до сих пор взимал потонный и пофунтовый сборы, то оправдание этому он видит единственно лишь в крайней необходимости поступать подобным образом, отнюдь не желая ссылаться на какое-либо право" [26]. Общины же настаивали на том, чтобы король немедленно прекратил их взимание, как на непременном предварительном условии, после чего они, общины, и должны будут решить, до какой степени следует им восстановить короля в обладании доходом, от права на который он сам отказывается. Карл не мог согласиться на данное условие. Тем более что в подобном тоне общины не разговаривали ни с одним из его предшественников. У Карла были все основания думать, что депутаты вернутся к прежнему замыслу сделать этот источник доходов короны временным и таким образом поставят его самого в зависимость от парламента.

Карл оказался в безвыходном положении. Согласно общим принципам английской системы правления и формальному смыслу каждого билля, предоставляющего королю эти пошлины, единственным источником потонного и пофунтового сборов являлся добровольный дар народа. Это действовало и в обратном порядке - народ мог взять его обратно по своему желанию. Смысл пошлины был в том, чтобы предоставить королю возможность охранять моря, но необходимость защиты морей сама по себе не давала королю безусловного права на этот доход. Нация по-прежнему сохраняла за собой право решать, в какой мере несение данной обязанности требовало взимания соответствующих сборов. Однако Карл, вопреки своей декларации, совершенно не желал соглашаться с таким положением вещей. В полном соответствии с понятиями, господствовавшими в то время, он искренне полагал, что сердцевину английской формы правления составляет монарх. И любая иная сила, которая осмелилась бы уничтожить или ограничить власть монарха, непременно должна считаться узурпаторской. Желая сохранить гармонию конституции, он готов был подчиниться старинным порядкам администрации. Столкнувшись же со строптивостью нижней палаты, он осознал, что их действия ведут к нарушению гармонии и остается один шаг к введению новой конституции. Поэтому, с точки зрения Карла, в этих опасных обстоятельствах народные привилегии должны на время уступить место прерогативе короля. Превратиться из монарха в раба своих подданных казалось ему величайшим позором, а безропотно смириться с этим падением, не сделав никаких попыток отстоять власть, было бы еще более унизительно [27].

Карл тщетно пытался добиться от палаты уступки таможенных пошлин, а это и было для него единственной целью нового собрания. Он употреблял и угрозы, и кроткие убеждения. Палата осталась непоколебима. Карла это начинало утомлять. Ему отказывали в его просьбе, но не выдвигали взамен никаких своих требований, не делали никакого предложения, которое он мог бы или отвергнуть, или принять. Во всем этом он видел лишь враждебное отношение к своей особе, явное намерение действовать ему наперекор.

10 марта король выступил в палате пэров с такими словами:

"Никогда не входил я сюда в более неприятных обстоятельствах: я пришел распустить парламент. Единственная причина этого - возмутительное поведение нижней палаты. Не хочу обвинять всех: знаю, что в этой палате есть много честных и верных подданных. Они обмануты или запуганы несколькими изменниками. Злоумышленники получат по заслугам. Что касается вас, лорды верхней палаты, вы можете рассчитывать на всякое покровительство и милость, какую добрый король должен оказывать своему верному дворянству" [28].

Роспуск парламента был предрешен.

На следующий день вышло объявление следующего содержания:

"Неблагонамеренные люди распускают слух, будто бы скоро будет собран парламент. Его величество доказал ясно, что он не питает ни малейшего отвращения к парламентам; но последние выходки депутатов вынудили его переменить образ действий. Отныне он будет считать за личное оскорбление всякие речи, всякие поступки, клонящиеся к тому, чтобы предписывать ему какой бы то ни было определенный срок для созыва новых парламентов" [29].

Грубый разрыв короля с парламентом чрезвычайно возмутил нацию.

Карл решил не созывать парламент до тех пор, пока не обнаружит в народе более явных признаков уступчивости и покорности. Не захотев уступить парламенту, чтобы получить от него деньги, достаточные для покрытия издержек. Карл, тем не менее, считал для себя унизительным ограничивать свои расходы сообразно с приходом. Блеск трона, придворные праздники, древние обычаи двора были в его глазах условием, правом, почти обязанностью королевской власти. Хотя он знал, какими злоупотреблениями поддерживается все это великолепие, у него не хватало духа, чтобы уничтожить их.

Лишившись своего всесильного фаворита Бэкингема, Карл сам стал первым министром и в последующем уже никому не оказывал столь безграничного доверия. Теперь король следовал преимущественно собственному мнению и склонностям.

Ситуация на внешнеполитической арене складывалась для Англии весьма благоприятно. Европа была разделена между соперничающими династиями Габсбургов и Бурбонов, чье противостояние - и еще более - взаимная подозрительность гарантировали Англии спокойствие. Силы их были равны, и потому никто не опасался, что что-то может нарушить статус-кво. Испанский монарх, считавшийся более могущественным, находился дальше, и таким образом политические мотивы толкали англичан к более тесному союзу с соседним государством. Английский военный флот представлял для испанских владений, разбросанных по всему миру, серьезную угрозу и держал испанский двор в постоянном напряжении. Франция, в территориальном плане держава более компактная и полная энергии, с каждым днем становилась все мощнее как в политическом, так и в военном смысле и в конце концов добилась равенства сил с Австрийским домом. Но ее подъем, медленный и постепенный, по-прежнему оставлял Англии возможность своевременным вмешательством воспрепятствовать тому, чтобы она достигла решающего превосходства над своим соперником.

Таким образом, если бы он сумел найти компромисс со своими подданными, то оказался бы в положении, при котором мог заставить все европейские державы уважать Англию.

15 ноября 1630 г. Англия и Испания подписали мирное соглашение. В основном оно касалось прекращения военных действий между обеими странами и восстановления дипломатических отношений, иными словами, стороны просто вернулись к условиям 1604 г.

Первый шаг короля, оставшегося без парламента, был вполне разумным. Он заключил мир с двумя державами и тем самым положил конец войне, начатой им без достаточных оснований и не принесшей ему ни выгод, ни славы. Избавившись таким образом от внешних проблем, он сосредоточил все свое внимание на внутренних делах королевства.

Первые затруднения возникли около трона. Появились две партии, вступившие в борьбу за новоприобретенную власть - королева и министры.

После смерти Бэкингема, до известной степени отдалявшего Карла от Генриетты-Марии, именно она стала первым другом и фаворитом короля. В отличие от своего отца. Карл был любезен и почтителен со всеми дамами. Но свою страсть он предназначал единственно супруге, которой хранил непоколебимую верность и во всем доверял. Едва приехав в Англию, королева уже нисколько не скрывала, что новое отечество наводит на нее скуку. Религия, учреждения, обычаи, язык - все ей не нравилось. Стремясь скрасить свое существование, Генриетта окружила себя, с одной стороны, папистами, с другой - мелочными честолюбцами. Те и другие признавали ту непреложную истину, что только от одной королевы они могут ожидать - одни своего счастья, другие - восстановления своего вероисповедания. Королева вмешивалась во все интриги, ручаясь за их успех, требовала того же от короля и хотела, чтобы он всегда с ней советовался и ничего не предпринимал без ее согласия. Если Карл не исполнял ее желаний, она укоряла его, говоря, что он не умеет ни любить, ни царствовать [30].

Советники короля, сэр Томас Уэнтворт, получивший позднее титул графа Страффорда, и Лод, ставший в 1633 г. архиепископом Кентерберийским, с трудом и не без сопротивления подчинялись этим капризам. Люди неглупые, независимые по убеждениям и притом преданные королю, они хотели служить ему не так, как требовали причуды женщины и претензии двора.

Королева возненавидела их, аристократия оскорблялась их могуществом, и вскоре весь двор соединился с народом, чтобы напасть на них, крича о самоуправстве [31].

Карл не предал своих советников; он был уверен в способностях и преданности министров. Но, оставляя этих людей подле себя наперекор мнению придворных, он был не в состоянии подчинить двор их власти. Отсюда для его министров рождалось множество мелких, но беспрерывных затруднений. Монарх считал, что его обязанность состоит только в том, чтобы удерживать министров на местах, и что для них больше ничего и не надобно. На фаворитов была возложена неограниченная исполнительная власть, а достаточной силой для ее реализации они не обладали.

Таким образом, несмотря на энергию и рвение главных советников, правительство не пользовалось ни силой, ни уважением. Страдая от внутренних разногласий, подвергаясь различным влияниям, то в открытую обходя законы, то отступая перед ничтожными препятствиями, оно не имело никакого стержня в своих действиях и каждую минуту забывало свои собственные намерения. Это касалось всех направлений политики - и внешней, и внутренней. Так, в Европе оно оставило дело протестантизма и даже запретило лорду Скьюдамору, английскому послу в Париже, посещать службу в реформаторской капелле, находя ее несколько несообразной с обрядами англиканской церкви. В гражданских делах господствовала та же неопределенность. Не чувствовалось ни твердых намерений, ни властной руки. Карл был искренне предан новой религии в том виде, какой она приобрела при Елизавете, и все же он не только давал католикам свободу, по тому времени незаконную, но даже проявлял к ним явную благосклонность.

Первый серьезный удар по английскому абсолютизму был нанесен в Шотландии в ходе начавшейся англо-шотландской войны 1639-1640 гг.

Со времени своего восшествия на престол Карл, по примеру отца, не переставал стремиться к уничтожению республиканского устройства шотландской церкви, заимствованного ею у кальвинистов, и к восстановлению во всем его значении и пышности английского епископата. Скорее всего, он сознавал, что в сложном по территориальному составу королевстве опасно было допускать существование в одной из стран религии, запрещенной в другой. Обманы, строгости, угрозы, подкупы - все было пущено в дело для достижения этой цели. Монарх обнаружил при этом даже гибкость и терпение: он обращался то к честолюбию духовенства, то к интересам мелких торговцев, предлагая последним легкий выкуп десятины, а первым - высшие церковные и государственные должности. Время от времени беспокойство в народе усиливалось, национальное духовенство оказывало сопротивление, но собрания его закрывались, более смелые проповедники изгонялись. Таким образом, шотландская церковь, теряя одно право за другим, постепенно подпадала под иго иерархического устройства и учения англиканской церкви, освящавшего абсолютную власть и права епископов и короля.

В 1636 г. дело приблизилось к завершению: архиепископ Св. Андрея Споттисвуд стал канцлером королевства, епископ росский Мэксвелл готовился стать лордом казначейства, из 14 прелатов девять заседали в Государственном совете и имели в нем перевес. Карл и его министр Лод решили, что настала пора закончить начатое и ввести в шотландскую церковь канонический кодекс и богослужение, сообразное с ее новым положением.

Восстановление епископата, уничтожение старинных законов, закрытие или подкуп политических или религиозных собраний - все, что могло ускользнуть от глаз широкой общественности, было проделано с успехом. Оставалось только изменить общественное богослужение. Все обрушилось в тот самый день, когда в Эдинбургском соборе в первый раз была введена новая литургия.

Менее чем за шесть недель вся Шотландия стала под знамя ковенанта [32]. К нему не присоединились только королевские чиновники, несколько тысяч католиков и город Абердин.

Только тут Карл начал задумываться о последствиях. В июне он отправил в Шотландию своего комиссара маркиза Гамильтона, уполномочив его вести переговоры с ковенантерами. Король потребовал отказа и отречения от ковенанта, полагая, что со своей стороны он сделает шотландцам вполне достаточные уступки, пообещав отсрочить введение канонов и литургии до того времени, когда их можно будет принять законным и справедливым путем. Как и в случае с парламентами, эти общие декларации не могли никого удовлетворить. Именно в действиях Гамильтона обнаружилась двуличная политика короля: маркиз употреблял все усилия, чтобы запутать дела синода, собравшегося в Глазго 21 ноября 1638 г., и прибегал к всевозможным ухищрениям, чтобы сделать его акты недействительными. Это ясно подтверждают инструкции, полученные Гамильтоном от Карла:

"Что касается этого генерального собрания, то хотя я и не жду от него никакого добра, однако надеюсь, что Вы помешаете большому злу, во-первых, если возбудите между ними прения насчет законности их выборов, во-вторых, если станете протестовать против их неправильных и насильственных действий... Я вовсе не одобряю мнения тех прелатов, которые полагают, что нужно отсрочить это собрание. Не давая ему вовсе составиться, я бы сделал больше вреда своей репутации, чем его безрассудные действия могут повредить моим пользам. Итак, повелеваю Вам открыть оное в назначенный день. Но если бы Вы могли, как Вы о том меня извещаете, распустить его, под предлогом какой-нибудь ничтожной неправильности в его действиях, то ничего лучшего нельзя было бы и желать" [33].

Тогда же было получено сообщение, что Карл делает приготовления к войне и что армия, набранная Страффордом в Ирландии, готова к отправке в Шотландию морем.

Совсем не трудно увидеть в характере и политике Карла одну из причин "епископской войны". Решение ввести в Шотландии единый молитвенник, с чего и началась британская смута, полностью было решением Карла, и оно естественным образом вытекало из его убеждений о природе власти, о Британии, о церкви. Если он разделял ответственность с другими, то они были назначены им, возможно потому, что разделяли его взгляды.

Когда шотландская армия в 1639 г. вступила в северные графства Англии, ее военное превосходство над армией Карла I стало очевидным.

Не только пустая казна и недовольство людей заставили Карла уступить своим мятежным подданным. Даже несмотря на это, он смог выставить армию по численности равную той, которой командовал Лесли [34]. Но из-за своей небрежности в организации военных ресурсов королевства в мирное время, армия, собранная им, так никогда и не стала настоящей боевой единицей.

Король окопался и занял оборону - единственное, что он мог сделать, а месяц спустя, 18 июня 1639 г., заключил Бервикский договор и принял требования сторонников ковенанта. По статьям мирного договора следовало распустить обе армии, созвать синод и шотландский парламент. Однако никакого точного и ясного трактата, который мог бы положить конец разногласиям, вызвавшим войну, выработано не было.

Война была только отложена; обе стороны сознавали это. Шотландцы, распуская свои войска, сохранили офицерам часть их жалованья и велели быть наготове. В свою очередь Карл, едва распустив одну армию, начал тайно набирать другую.

Военные неудачи и недостаток средств вынудили его созвать парламент, который получил название "Короткий парламент". Он просуществовал с 13 апреля до 5 мая 1640 г.

С целью пробудить патриотизм членов парламента была оглашена секретная переписка шотландцев с королем Франции. Однако вожди оппозиции указали, что, по их мнению, главная опасность заключается в угрозе английской свободе и вольностям парламента со стороны короля и его советников.

Вместо того чтобы удовлетворить просьбу короля - предоставить ему субсидии для ведения войны с шотландцами, палата общин приступила к рассмотрению политики Карла I в годы его единоличного правления. Было заявлено, что до тех пор, пока не будут проведены реформы, исключающие в будущем возможность злоупотребления правами прерогативы, палата общин не намерена вотировать какие-либо субсидии королю.

Время шло. Король говорил, что новый парламент так же упрям, как и прежние, и находился в величайшей растерянности и тревоге. От его внимания не укрылось то, что в палате у него больше врагов, чем друзей, и что там господствуют те же настроения, что и в предыдущих парламентах. Он не мог рассчитывать, что ему выделят средства на войну с шотландцами, в которых большинство палаты видело своих друзей и верных союзников; напротив, он ожидал что ему со дня на день представят обращение с просьбой заключить с этими бунтовщиками мир. Так оно и произошло. Под руководством Пима общины начали вырабатывать петицию против войны с Шотландией [35].

Если великие беды грозят со всех сторон, нелегко найти выход, и неудивительно, что король, чьи дарования не соответствовали столь сложным и запутанным обстоятельствам, принял и поспешно исполнил решение распустить парламент.

Грубый и резкий роспуск парламента мог возбудить негодование народа. Но король упорно держался прежнего образа действий, непопулярность которых должен был бы уже знать по опыту. Поэтому и оказалась напрасной декларация, доказывающая обществу, что роспуск парламента был с его стороны актом совершенно необходимым. Настойчивее всего король твердил о том, что общины последовали дурному примеру своих предшественников: они без конца покушались на его власть, порицали все его действия и всю его администрацию, обсуждали все без исключения правительственные дела и даже вели со своим королем торг о субсидиях, как будто он ничего не мог получить от них иначе, как путем покупки, т.е. либо отказавшись от части монарших прерогатив, либо урезав свой постоянный доход. Такой образ действий, заявил Карл, противоречит правилам предков и совершенно не совместим с монархией.

Политика монарха не была проявлением беспорядочных импульсов его несчастливой и невезучей натуры, а являлась вполне объяснимым выбором между различными путями развития английской политической системы. Его политика наносила вред потому, что касалась (самым грубым образом) тех долговременных структурных проблем, которые были порождены или отложены в предыдущие царствования. Это не означает, что гражданская война в той конкретной форме, которую она приобрела, была неизбежна, но это означает, что те события, которые непосредственно привели к взрыву, должны быть рассмотрены в более широком контексте.

Король начал вторую "епископскую войну". Ему удалось с огромным трудом собрать и двинуть в поход армию, состоявшую из 19 тыс. пехоты и 2 тыс. кавалерии. Война с шотландцами закончилась позорным поражением королевских сил. Шотландцы захватили Ньюкасл-на-Тайне и прилегающие северо-восточные территории Англии.

Карл попал в отчаянное положение. Нация была до крайности раздражена, деморализованная армия начинала роптать; ей передалось общее недовольство, к тому же солдатам необходимо было оправдать свое позорное поведение, и они пытались объяснить его не малодушием, а нежеланием сражаться. Казна была совершенно истощена. Снова взять взаймы Карл мог лишь в случае предоставления определенных гарантий, а для этого необходимо было утвердить налоги, что мог сделать только парламент.

В сущности, произошло то, что можно было предвидеть как неизбежное или во всяком случае как весьма вероятное. Король оказался в такой ситуации, когда никаких шансов для выхода из нее придумать было невозможно.

Чтобы остановить наступление шотландцев, он согласился на переговоры и назначил 16 английских вельмож для встречи в Риппоне с 11 шотландскими комиссарами.

Поступило обращение от лондонского Сити, выражавшего мнение всей нации, с просьбой о созыве парламента. Король, однако, ограничился тем, что созвал в Йорке Большой совет пэров - мера, к которой в прежние времена прибегали в крайних случаях. В сложившихся обстоятельствах эта мера уже не могла принести ощутимой пользы. Король, более всего страшившийся палаты общин и не рассчитывавший получить от нее деньги на сколько-нибудь приемлемых условиях, посчитал, вероятно, что в подобных бедственных обстоятельствах он сможет утвердить субсидии властью одного лишь этого собрания. К моменту открытия совета у Карла имелись все основания предполагать, что пэры посоветуют ему созвать парламент, и поэтому в первой своей речи к ним король объявил, что уже принял данное решение. Он также сообщил собравшимся, что королева в своем письме к нему настойчиво рекомендовала пойти на этот шаг.

Извещения о созыве парламента рассылались в обстановке крайнего напряжения. В результате выборов партия крупной буржуазии, землевладельцев и купечества одержала победу, завоевав подавляющее большинство голосов. Двор в свою очередь также пытался оказать на выборы хоть какое-то влияние. Тщетно. Его кандидаты, за недостатком хорошей поддержки, повсюду были отстраняемы.

Чем безвыходнее становилось положение короля, тем решительнее выступали общины. Первое, что ими было предпринято, - это изгнание из своей среды "монополистов" и возбуждение судебного процесса против "главных советников" короля, и прежде всего против графа Страффорда как наиболее опасного врага. Выдвинутые 1 против него обвинения включали "советы" королю использовать ирландскую армию против "бунтовщиков" в Англии и, расправившись с главарями оппозиции, управлять страной методами чрезвычайного положения.

Несмотря на долгую и красноречивую речь, произнесенную Уэнтвортом в свою защиту, в которой он отвергал все выдвинутые против него обвинения, графа признали виновным по отношению к свободе подданных. Королю не оставалось ничего иного, как только утвердить это решение.

Карл, ценивший Страффорда, долго колебался, не желая подписывать смертный приговор, и всячески пытался избежать или хотя бы отложить столь ужасную обязанность. Ведь он под "честное королевское слово" гарантировал Страффорду личную безопасность и имущественную неприкосновенность. Это "слово" он дал в надежде на то, что палата лордов окажется с ним заодно. Однако, когда палата общин убедилась в том, что король в расчетах на лордов не ошибся, она заменила процедуру импичмента (при котором палата лордов становится судебным трибуналом) принятием билля об измене. На его основе судебное разбирательство заменялось прямой и скорой процедурой голосования. Большинство членов палаты общин проголосовали за принятие билля.

Нежеланию Карла отправить своего преданного советника на плаху положило конец выступление вооруженных лондонцев. Многотысячная толпа осадила Уайтхолл. В этих условиях Карлу I не оставалось ничего другого, как "уступить" воле парламента, а в действительности - воле восставших лондонских ремесленников, учеников и подмастерьев. Из различных графств приходили известия о крестьянских волнениях. Это и сделало короля столь податливым, а парламент - столь смелым. 12 мая 1641 г. палач положил конец жизни министра.

Обвинения были выдвинуты и против других должностных лиц короля в период беспарламентского правления. Одни из них спаслись бегством из страны, другие оказались в Тауэре. В числе последних был и архиеписком Лод. "Ваше желание лишить меня жизни, - сказал Лод своим обвинителям, - не может быть сильнее, чем мое стремление умереть". 10 января 1645 г. его казнили. Лидеры парламента заявляли, что просто стремились к восстановлению конституционного баланса и протестантской церкви, к защите политических и религиозных свобод, подрывавшихся "дурными советниками", вставшими между королем и народом. Принять эти утверждения невозможно. В нападках на королевских министров последние изображались как источники заговора, цель которого - разрушение английских свобод; король же выглядел как невинный простофиля, но трудно представить, что при их опыте они не считали Карла действительным источником трудностей. Они просто тянули время, чтобы заручиться поддержкой большинства, а затем атаковать его прямо. Оппозиция не доверяла Карлу и искала путь, чтобы связать его в будущем. Благодаря многочисленным адвокатам они прекрасно знали, что такие законы, как Трехгодичный акт, увеличивали власть парламента и ограничивали короля, тем самым скорее нарушая, чем восстанавливая конституционный баланс.

* * *

Актом об упорядочении Тайного совета и упразднении суда, обычно называемого "Звездной палатой", единодушно утвержденным и общинами, и лордами, были отменены обе эти инстанции. Тем самым уничтожались две главные и наиболее опасные из прерогатив короля.

Никто не понимал, что упразднение Звездной палаты, Высокой комиссии и других судов, основанных на королевской прерогативе, уже само по себе является малой революцией. Их считали лишь учреждениями, ставшими инструментом королевской тирании.

"Добровольное одобрение" Карлом I всех этих еще недавно просто немыслимых в рамках конституции актов и столь неожиданная "уступчивость" на фоне жесткого курса предшествовавшего периода его правления объяснялись не только и даже не столько катастрофическим финансовым положением двора, усугубленным неудачами в воине с шотландскими ковенантерами, а прежде всего страхом перед толпами вооруженных лондонцев, главным образом подмастерьев, учеников, поденщиков и подобных им обитателей лондонских предместий, оказывавшихся перед королевским дворцом всякий раз, когда "согласие" короля задерживалось.

Теперь парламент проявил щедрость - в королевской казне появились средства для оплаты и роспуска по домам стоявших на севере страны двух армий - шотландцев и англичан.

Известие о вспыхнувшем в 1641 г. восстании в Ирландии [36] еще больше накалило атмосферу в Лондоне и в стране в целом. Восстание сопровождалось актами ужасной жестокости и наполнило тревогой всю Англию. Не без явного политического умысла усиленно распространялись слухи о тысячах ирландских протестантов, будто бы павших от рук мятежников, которые якобы действовали от имени короля и при поддержке королевы Генриетты-Марии и папы римского. Восстание могло быть легко подавлено, но эмиссары короля в Ирландии, стремившиеся нажиться на конфискациях, уверили его в том, что в заговоре и восстании замешаны все католики королевства, и постарались всеми средствами (а точнее самыми порочными средствами) превратить локальный конфликт в гражданскую войну.

Король, уверенный в том, что его уже подозревают в тайном пристрастии к папизму и что для северо-ирландцев отстаивание его интересов является лишь предлогом для мятежа и разбоя, делал все возможное, чтобы подавить восстание. Однако он был уже не в силах достичь желаемой цели. Коренные ирландцы и лорды Пэйла - потомки первых переселенцев из Англии и Шотландии, не раз обманутые в прошлом, уже не верили королевским обещаниям.

Если вопрос о финансировании военной экспедиции в Ирландию споров не вызывал - денежные мешки Сити охотно соглашались предоставить заем по подписке под "залог" будущих земельных конфискаций после подавления восстания, то вопрос о контроле над вооруженными силами оставался самым острым на повестке дня. Лидеры нижней палаты знали, что король мог с одинаковым успехом использовать армию как против ирландцев, так и против парламента. Роялисты, в свою очередь боялись доверить армию палате общин. Тем более что создание армии и руководство ею всегда являлись правом и обязанностью короны.

В ноябре нижняя палата парламента выступила с Великой ремонстрацией, где говорилось, что королю ни в коем случае не следует доверять армию. Если бы Карл ограничился тем, что попытался и дальше отстаивать свои исконные права, он, быть может, и добился бы успеха в этот период. Но он сам уничтожил все преимущества своего юридического положения, предприняв открытую попытку арестовать пятерых членов палаты общин: сэра Артура Хэселрига, Холлиса, Хэмпдена, Пима и Строуда. Их обвинили в предательских попытках нарушить основные законы, свергнуть королевское правительство, лишить короля августейшей власти и обречь народ на тиранию и произвол.

4 января 1642 г. лондонцы увидели, как король собственной персоной в сопровождении 400 солдат направляется в палату общин. Усевшись в кресло спикера. Карл обвел взглядом присутствующих и сказал, что сожалеет о причине, приведшей его сюда, но должен лично арестовать членов палаты, обвиненных в государственной измене, поскольку опасается, что они не подчинятся парламентскому приставу. Всего за несколько минут до его прихода обвиняемые скрылись в Сити. О планах Карла стало известно графине Карлайл [37], даме смелой, проницательной и весьма склонной к интригам. Она тайно предупредила пятерых членов, чем и спасла их от ареста.

На следующий день мэр Лондона ответил королю отказом на требование выдать "изменников". Лондон в эти дни напоминал вооруженный лагерь. Темза покрылась лодками, а также приготовленными к бою судами с небольшими пушками.

Возвратившись в Виндзор и все обдумав. Карл пришел к выводу, что переборщил и решил (к сожалению слишком поздно) исправить свой промах. Он составил послание к парламенту, в котором признал неправомочными свои действия против обвиненных им членов обеих палат. Далее монарх заверил парламент в том, что отныне при всех обстоятельствах будет блюсти парламентские привилегии столь же ревностно, как свою жизнь и корону. Если предыдущие насильственные действия вызывали к нему ненависть общин, то теперь смирение Карла снискало ему еще и их презрение.

Столица отказала королю в повиновении, и 10 января 1642 г. он уехал на север страны, где преобладали роялисты, чтобы собрать силы для вооруженной борьбы.

Через два дня, 13 января 1642 г., нижняя палата заявила, что королевству угрожает опасность и оно безотлагательно должно быть приведено в оборонительное положение. Народ был везде извещен!

Общины не без основания предвидели войну; король только и помышлял, что о приготовлениях к ней. В Лондоне он жил в бессилии и страхе, уехав оттуда, окруженный приверженцами, Карл мог уже свободно строить планы победить того врага, от которого сам бежал. Посчитав место своего пребывания слишком близким к Лондону, король оставил Гэмптон-Корт и отправился в Виндзор. Там было решено, что королева, взяв с собой коронные бриллианты, отправится в Нидерланды закупать снаряжение, боеприпасы и просить помощи у монархов континента. А Карл, чтобы выиграть время, продолжал переговоры с представителями палат и постепенно удалялся в северные графства, пока не достиг Йорка.

1 июня 1642 г. пресвитерианское большинство парламента предприняло последнюю попытку избежать гражданской войны - палата лордов и палата общин направили Карлу, находившемуся в Йорке, "19 предложений". Если оставить в стороне "пожелания", связанные с принятием мер против иезуитов, папистских священников, а также требование исключить из палаты лордов лордов-папистов (епископов), то камнем преткновения оставался ордонанс парламента о сборе милиции. Последнее было прямым нарушением прежде никем не оспаривавшейся прерогативы короля - призывать "под ружье" милицию и назначать лорда-лейтенанта. Парламент требовал роспуска набранных королем на севере вооруженных сил. Настаивал он также на заключении тесного союза с Соединенными провинциями Нидерландов и другими протестантскими государствами для борьбы против папства и католических стран.

Проект мирного соглашения представили королю 17 июня. Как и следовало ожидать, Карл решительно отверг эти предложения, усмотрев в них "покушение на конституцию и основные законы королевства" [38]. В неудаче переговоров его вклад был главным. Необходимость вести переговоры с парламентом, так же как с ковенантерами после гражданской войны, ставило Карла в невыгодное для него положение: он был вынужден иметь дело с теми, кому не доверял. Когда переговоры заходили в тупик, он выплескивал поток раздражения и гнева, что лишь разжигало противоположную сторону.

22 августа 1642 г.. в Ноттингеме был поднят королевский штандарт - огромное знамя с изображением королевских гербов по четырем углам с короной в центре и указующим "с неба" перстом: "Воздайте кесарю должное ему". По традиции это означало объявление королем войны мятежному "феодалу" графу Эссексу, поставленному командующим народным ополчением, т.е. фактически парламенту. Так завершился конституционный этап резолюции и началась гражданская война.

* * *

Выделяют две гражданские войны: первая 1642-1646 гг. и вторая 1648 г. [39] В начале первой гражданской войны наблюдалось относительное преимущество сторонников короля. Главной причиной перелома в ходе первой гражданской войны считают военную реформу, осуществленную под руководством О. Кромвеля. В 1643 г. он организовал отряд, солдаты которого за стойкость и фанатизм получили прозвище "железнобоких". На этой основе возникла армия "нового образца", отличительными чертами которой были крепкая дисциплина, а также выдвижение на руководящие офицерские должности лиц не только дворянского происхождения. К 1645 г. стало ясно, что война в Англии для Карла проиграна. В апреле 1646 г. Карл направился на север, надеясь договориться с шотландцами. Эти надежды не оправдались. Шотландцы выдали короля английскому парламенту, получив за это 400 тыс. фунтов.

В ноябре 1647 г. Карл I сумел скрыться на острове Уайт, где приобрел относительную свободу и мог встречаться с теми шотландцами, которые с большим опасением смотрели на могущество армии нового образца. На условиях признания Ковенанта они были готовы направить шотландскую армию на восстановление власти короля.

Уже с конца 1647 г. начались роялистские выступления в некоторых районах Англии. Эти события получили название второй гражданской войны. Выделяют три ее главных очага - Южная Англия и Уэльс, Эссекс и север Англии. Восстание на юге было подавлено Кромвелем, и последний оплот сопротивления, крепость Пемброк в Уэльсе, сдался после осады в июне 1648 г., но несколько тысяч инсургентов ушли в Эссекс, где оказывали сопротивление еще в течение нескольких месяцев. На севере Англии отряды англо-ирландских роялистов сражались вместе с шотландцами. Кромвель направился туда сразу после победы в Уэльсе. 17 и 18 августа 1648 г. им были выиграны решающие сражения сначала при Престоне, а затем при Уинвике. Это означало победу оппозиции и окончание второй гражданской войны.

Теперь король рассматривался как "человек кровавый". Было объявлено о создании Верховного трибунала для суда над королем. В него были назначены 135 человек. Поведение короля на протяжении всех дней, пока продолжалось судебное заседание, оставалось величественным, спокойным и твердым. Каждый раз, когда он проходил через зал, солдаты и чернь, подстрекаемые его ненавистниками, кричали, требуя "справедливости и казни", и осыпали его площадной бранью, подбирая как можно более грубые и непристойные выражения. Один из них плюнул в лицо своему суверену. Король терпеливо снес и это оскорбление. "Бедняги, - сказал он только, - дай им шесть пенсов и они поступят так же со своими главарями" [40].

29 января 1649 г. 59 членов Верховного суда подписали приказ о казни Карла I:

"Так как Карл Стюарт, король Англии, обвинен, уличен и осужден в государственной измене и в других тяжких преступлениях и против него в прошлую субботу вынесен настоящим судом приговор... то поэтому настоящим предписываем Вам (палачу. - А.Х.) привести указанный приговор в исполнение на открытой улице перед Уайтхоллом завтра, 30 января, между 10 часами утра и 5 часами полдня того же дня" [41].

Многие из собравшихся выражали свое сожаление вздохами и плачем. Какой-то солдат не смог удержаться и благословил голову несчастного монарха. Офицер сильным ударом сбил беднягу с ног. Король заметил ему, что такое наказание чересчур сурово для столь ничтожного проступка. Вернувшись с этого печального представления, имитирующего справедливый и беспристрастный суд, король обратился к парламенту с письменным прошением разрешить ему попрощаться с детьми, а также прислать лондонского епископа доктора Джаксона, чтобы тот помог ему приготовиться к смерти. Оба пожелания были немедленно выполнены.

Это был первый в истории судебный процесс над монархом, в ходе которого суд объявлялся выразителем воли народа.

19 мая 1649 г., спустя три с половиной месяца после казни Карла I, Англия стала республикой [42]. Верховная власть в ней принадлежала однопалатному парламенту. Судьбу монархии разделила и палата лордов. Исполнительную власть осуществлял Государственный совет, состоявший из "грандов" и их парламентских единомышленников. Распродав за бесценок конфискованные земли короля, епископов и "кавалеров", республика обогатила буржуазию и новое дворянство.

Социально-охранительные функции республики во внутренней политике сочетались с захватническими устремлениями и политикой подавления освободительного движения народов, находившихся под английским господством. Военная экспедиция в Ирландию (1649-1650 гг.) была направлена на подавление национально-освободительного восстания ирландского народа, в Ирландии завершилось перерождение революционной армии; здесь была создана новая земельная аристократия, ставшая оплотом контрреволюции в самой Англии. Так же беспощадно английская республика расправилась с Шотландией, присоединив ее в 1652 г. к Англии.

Формально Англия оставалась республикой, но фактически вся власть была передана в руки Оливера Кромвеля, который провозглашался лордом-протектором. В стране установился новый политический режим - протекторат (1653-1659 гг.). Кромвель стал пожизненным главой государства, но в 1657 г. отказался стать королем Оливером I, когда это предложили ему ближайшие сподвижники. В то же время он согласился с правом назначить наследника.

После его смерти напуганные усилением демократического движения буржуазия и новое дворянство стали склоняться к "традиционной монархии". В 1660 г. совершилась реставрация Стюартов, которые согласились санкционировать основные завоевания буржуазной революции, обеспечивавшие буржуазии экономическое господство. На английский престол был приглашен сын казненного короля Карл II Стюарт. Реставрацию Стюартов в 1660 г. считают завершением Английской революции середины XVII в.

Литература

1. Wedgwood C.V. The Trial of Charles I. London, 2001, p. 190-193.

2. Барг M.A. Оливер Кромвель и его время. М., 1950; его же. Народные низы в английской революции. М., 1967; его же. Карл I Стюарт. Суд и казнь. - Новая и новейшая история, 1970, №6; его же. Великая английская революция в портретах ее деятелей. М., 1991; Авдеева К.Д. Из истории английского землевладения накануне буржуазной революции. - Средние века, 1957, вып. XIII; Поршнев Б.Ф. Франция, английская революция и европейская политика в середине XVII в. М., 1970; Павлова Т.А. "Королевское звание в этой земле бесполезно..." - Вопросы истории, 1980, № 8; ее же. Милтон. Биография. М., 1997; Барг M.A., Черняк Е.Б. К вопросу о переходной эпохе от феодализма к капитализму (на примере Англии). - Новая и новейшая история, 1982, № 3; Адо A.B. Крестьянство в европейских буржуазных революциях XVI-XVIII вв. - Новая и новейшая история, 1983, № 1; Бацер MM. - Левеллеры против Кромвеля (1647-1649). - Новая и новейшая история, 2002, № 3.

3. Disraeli I. Commentary on the Life and Reign of Charles the First, King of England. Paris, 1851; Cooke H.P. Charles I and His Earlier Parliaments. A Vindication and a Challenge. London, 1939; Mathew D. The Age of Charles 1. London, 1951; Toynhee М. King Charles I. London, 1968: Watson D. The Life and Times of Charles I. Introduction by Antonia Eraser. London, 1972; Aylmer G.E. The King's Servants. The Civil Servants of the Charles I. 1625-1642. London, 1974; Bowle J. Charles I. A Biograthy. Boston - Toronto, 1975; Thomas P.W. Charles I of England. The Tragedy of Absolutism. - The Courts of Europe. London, 1977; Gregg P. King Charles I. London, 1978; Carlton Ch. Charles I: the Personal Monarch. London, 1983; Hirst D.M. England In Conflict, 1603-1660: Kingdom. Oxford, 1999; Wedgwood C.V. The King's War, 1637-1641. London. 2001; idem. The King's War, 1641-1647. London. 2001; Хеншелл H. Миф абсолютизма. СПб., 2003; Эйлмер Д. Восстание или революция? Англия 1640-1660 гг. СПб., 2003. О новейших тенденциях в современной английской историографии см. Согрин В.В., Зверева Г.И., Репина Л.П. Современная историография Великобритании. М., 1991.

4. С 1603 г. - Яков I Английский.

7. Morion A.L. Peoples History of Englans.London, 1948, p. 181.

8. Cм. Хилл К. Английская Библия и революция 17 века. М., 1998.

9. Rushworth J. Historical Collection, v. 1. London, 1985, p. 105.

10. Подробнее см. Поршнев Б.Ф. Тридцатилетняя война и вступление в нее Швеции и Московского государства. М., 1976, с. 48-49.

11. Rushworth J. Op. cit., v. I, p. 1 12.

10. Хилл К. Указ. соч., с. 89.

11. Hexter J.H. Parliamentary Histor, t. 2. London, 1982. p. 399.

12. Ibid.. p. 390.

13 Kenyan J. Stuart England. London, 1988, p. 34.

14. HexterJ.H. Ор. cit., t. 2, р. 450.

15. Rushworth J. Ор. cit., v. I, p. 413.

16. lbid, p.415.

17. Whitelocke B. Memorials of the English Affairs. Oxford, 1985, p. 7.

18. Rushworth J. Ор. cit., v. I, p. 419.

19. Clarendon Е. The History of the Rebellion and Civil Wars in England, begun In the Year 1641, v. 1. Oxford. 1969, p. 38.

20. Грин Дж.P. История Английского народа, т. 1-2. М., 1891, с. 397.

21 Hexter J.H. Ор. cit., t.2, p. 513-514.

22. Ibid., p. 516.

23. Bret t S.R. John Руm, 1583-1643. London, 1940, p. 123.

24. Cooke H.P. Op. cit., p. 156.

25. Ibidem.

26. Hexter J.H. Op. cit., t. 2, р. 476.

27. Carlton С. Charles I..., p. 1 17.

28. Hexter J.H. Ор. cit., t. 2, р. 495.

29. Ibidem.

30. Gregg P. Ор. cit., р. 174.

31. Marshall Rosalind К. Henrietta Maria the Intrepid Queen. London, 1990, p. 178.

32. "Ковенант" (от англ. covenant - соглашение, договор) - название соглашений или союзов сторонников Реформации в Шотландии, заключавшихся в XVI-XVII вв. для защиты кальвинистской церкви и независимости страны.

33. Buriet M. Memoirs of the Hamiltons. London, 1937, p. 101-107.

34. Лесли Дэвид (1601-1682) - шотландский генерал. В 1640 г. примкнул к ковенантерам. Участвовал в гражданской войне.

35. Brett R.S. Ор. cit., р. 216.

36. Подробнее см.: Kearney H.I Strafford In Ireland 1633-41: a Study In Absolutism. Oxford, 1959; Clarke A. The Old English In Ireland 1625-1642. London, 1966; MacCurtain M. Tudor and Stuart Ireland. Dublin, 1972; Fors A. The Protestant Reformation In Ireland. 1590-1641. London, 1985; Fitzpatrick B. Seventeenth-Century Ireland. The Wars of Religion. Dublin. 1988: Barnard T.C. Crises of Identity among Irish Protestants 1641-1685. - Past and present, № 127, 1990, p. 39-83.

37. Речь идет о леди Люси Хэй (1599-1660) - дочери Генри Перси, девятого графа Нортумберленда.

38. Wodywood C.V. The King's War, 1641-1647, p. 107.

39. Подробнее см.: Fissel М.С. War and Government In Britain 1598-1650. London, 1991; Carlton C. Going to the Wars: the Experience of the British Civil Wars 1638-51. Cambrige, 1992; Gentles I. The New Model Army In England, Scotland and Ireland, 1645-53. London, 1992; The Civil Wars. A Military History of England, Scotland and Ireland, 1638-1660. Ed. by J. Kenyon, J. Ohymeyer. London, 1998.

40. lbid.,p. 173.

41. Лавровский В.М. Сборник документов по истории Английской буржуазной революции. М., 1973, с. 146.

42. Подробнее см. Hutton R. The British Republic 1649-1660. London, 1990.