VIVOS VOCO: Дж. Робертс,"Сферы влияния и советская внешняя политика в 1939-1945 гг."

СФЕРЫ ВЛИЯНИЯ
И СОВЕТСКАЯ ВНЕШНЯЯ ПОЛИТИКА В 1939-1945 гг.:
ИДЕОЛОГИЯ, РАСЧЕТ И ИМПРОВИЗАЦИЯ

Дж. Робертс

Робертс Джеффри - профессор истории Ирландского университета (г. Корк, Великобритания)

Для Советского Союза вторая мировая война была экономической и человеческой катастрофой гигантских масштабов. Однако в военном и политическом отношении война предоставила Москве ряд возможностей достичь одну из важнейших внешнеполитических целей советского государства: безопасности социалистической системы. Средством, избранным для достижения этой цели, послужило установление сферы влияния в Восточной и Центральной Европе - зоны советского стратегического и политического доминирования, которое бы не оспаривалось никакой другой великой державой. Если и существовала какая-либо определенная и устойчивая линия в советской внешней политике в годы войны, то это была линия на создание ряда дружественных режимов на западных границах СССР.

Первоначально эта цель виделась в контексте альянса с нацистской Германией. После нападения в июне 1941 г. фашистской Германии на СССР, Москва попыталась заключить широкомасштабное соглашение о разделе сфер влияния в Европе со своим новым союзником - Великобританией. Эта наиболее известная сделка советской сферы влияния, так называемое "процентное соглашение" между У. Черчиллем и И.В. Сталиным в октябре 1944 г. была скорее мифической, нежели реальной, но в середине войны советские официальные лица действительно сформулировали грандиозные планы послевоенного трехстороннего всемирного кондоминиума Великобритании, Советского Союза и Соединенных Штатов. Также не было ничего необычного в том, что Советский Союз настаивал в конце войны на создании военно-политической советской зоны безопасности в Восточной Европе. В итоге, однако, последняя цель была достигнута не дипломатическим путем, а в результате использования вооруженных сил в сочетании с политической мобилизацией и манипуляцией местных коммунистов. Кульминацией этой борьбы за обеспечение безопасности с помощью установления сферы влияния стал, в конечном счете, переход под контроль коммунистов Восточной Европы.

Распространение советского влияния и контроля в Восточной Европе представляется многим историкам как ярчайший пример территориальной и политической экспансии. Но советская политика по созданию сфер влияния прошла через несколько этапов, каждый из которых имел свои особенности и мотивацию.

На первом этапе (1939-1940) советская политика заключалась, в том, чтобы на основе соглашения с нацистской Германией добиться ограниченной сферы влияния, которая позволила бы гарантировать первоочередные потребности безопасности страны, главным образом, удержать страну от втягивания в войну и ограничить экспансию Германии на восток.

На втором этапе (1940-1941) Советский Союз стремился к переговорам и созданию блока безопасности на Балканах в противовес германской гегемонии в Европе, последовавшей за падением Франции в июне 1940.

На третьем этапе (1941-1942) акцент делался на новое подтверждение права на территорию, полученную в результате германо-советского пакта, а также на достижение послевоенных соглашений по вопросам безопасности с Британией и Соединенными Штатами.

На четвертом этапе (1943-1944) - который можно было бы назвать этапом "Большого союза" - создание сферы влияния в Восточной Европе оказалось связано, а в некоторых отношениях и подчинено более масштабному проекту по установлению советско-британско-американского мирового господства.

На пятом и последнем этапе в конце войны произошло одностороннее навязывание советской сферы влияния в Восточной Европе. Это ускорило начало "холодной войны" и разделение Европы. Но устанавливаемая Москвой сфера влияния предназначалась исключительно для обеспечения безопасности Советского Союза, и предполагалось, что она будет совместима с создаваемым после войны стабильным и мирным международным порядком. Несомненно, здесь не было намерения вызвать ответное создание антисоветского западного блока. Действительно, это великий парадокс "холодной войны": она возникла не по причине коммунистической угрозы Западу или неизбежности межсистемного конфликта между сверхдержавами США и СССР. а потому, что Москва полагала, будто возможно создать сферу влияния в Восточной Европе и при этом иметь хорошие отношения с Британией и США.

Стратегия и те или иные конкретные действия, которые СССР предпринимал в соответствии со своей политикой сфер влияния во время войны, диктовались соображениями безопасности, силы и дипломатии и сочетались со значительным элементом импровизации, к которой приходилось прибегать в ответ на появление новых обстоятельств и действия других стран-участниц. Такая характеристика основных движущих сил советской дипломатии военного периода может в настоящее время быть подкреплена множеством новых данных из российских архивов - опубликованных и неопубликованных; данных, которые дают возможность воссоздать более детальную и нюансированную историю принятия внешнеполитических решений Москвой в годы войны.

В то же время эти новые данные также могут прояснить наше понимание роли идеологии в советской внешней политике военного времени. Как сформулировал Вальтер Карлснес - проблема идеологии при анализе внешней политики состоит в том, чтобы определить воздействие доктрины на мнения, а отсюда и на действия. В случае с Советским Союзом вопрос касается взаимосвязи между доктринами марксизма-ленинизма (в особенности теми, которые связаны со взглядами на международные отношения и анализом последних) и восприятием, опытом, ожиданиями и проектами Сталина, Молотова и других лиц, принимавших внешнеполитические решения. Чем больше мы имеем данных о внутренних дискуссиях по поводу внешней политики, тем больше указаний на то, как и в какой мере идеология фигурировала в процессах мышления, приводивших к принятию решения. Как мы увидим в дальнейшем, на ранних этапах войны идеология играла до некоторой степени "приглушенную" роль в принятии внешнеполитических решений. В ходе войны, однако, идеология - цели, убеждения и рассуждения - приобретала все большее значение.

Как отмечали многие комментаторы, в советской внешней политике существовало триединство власти, интересов и идеологии. Поддержание советской государственной безопасности и власти определялось как идеологическая цель, а стремление к ней считалось соответствующим долгосрочным интересам социализма и коммунизма. Равным образом, цели сугубо идеологического характера могли также определять и оформлять задачи государственной власти на международной арене. Как мы увидим, в случае с политикой сфер влияния то, что начиналось как рассчитанный практический ответ на складывавшиеся обстоятельства, в конечном счете было трансформировано идеологией из узко силового политического проекта в средство радикального переоформления европейского политического и международного порядка. Целью стало создание государств народной демократии в Европе. Будучи задумано Москвой как дополнение к "Большому союзу" с Британией и США в послевоенное время, это было воспринято на Западе как политика поисков "идеологического жизненного пространства" в Европе. Такое несоответствие намерений Советского Союза и западного восприятия было, как мы попытаемся доказать, решающей причиной "холодной войны".

ГЕРМАНО-СОВЕТСКИЙ ПАКТ: СФЕРЫ ВЛИЯНИЯ НА БАЛТИКЕ, 1939-1940 гг.

Несмотря на упорство, с которым Советский Союз стремился обрести сферу влияния в годы войны, единственное, что ему удалось достигнуть на первом этапе, это соглашения, заключенные в августе-сентябре 1939 г. с Германией. В дополнительном секретном протоколе, приложенном к германо-советскому договору о ненападении от 23 августа 1939 г., Польша была разделена на немецкую и советскую сферы влияния, а Финляндия, Эстония и Латвия рассматривались в качестве советской сферы влияния на Балтике. По условиям германо-советского договора "О дружбе и границе" от 28 сентября 1939 г. немецко-советская демаркационная линия в Польше была скорректирована, а в еще одном секретном протоколе Литва также была включена в советскую сферу влияния на Балтике.

Решение Советского Союза заключить соглашение о сферах влияния с нацистской Германией основывалось на трех факторах. Во-первых, потерпели неудачу англо-франко-советские переговоры в середине августа 1939 г. по созданию тройственного союза против Германии Во-вторых, Москва предпочитала нейтралитет в надвигавшейся войне Германии и Запада за Польшу. В-третьих, предлагалось обеспечить безопасность за счет ухода Германии из балтийских государств и восточной Польши. При детальном рассмотрении хода переговоров, приведших к заключению пакта, также очевидно, что эта коренная переориентация советской внешней политики была предпринята в результате принятия в спешном порядке специального решения. Сталин и Молотов, не будучи уверенными в выгодах, которые Советский Союз в будущем приобретет от заключения менее чем удовлетворительного тройственного союза с западными державами, в последний момент выбрали то, что сулило в ближайшее время наибольшую безопасность и возможности защиты для СССР.

Решение Советского Союза о заключении пакта с нацистской Германией, конечно, имело идеологическую подоплеку. Сильные подозрения Сталина и Молотова относительно политики западных держав усугублялись доктриной капиталистическо-империалистической угрозы СССР. Подписание пакта с прежним врагом сопровождалось идеологическими изменениями; например, для Коминтерна это означало отказ от проводившейся в 1930-е гг. антифашистской политики народных фронтов (по крайней мере, на время). Само решение, однако, базировалось на представлениях и расчетах, в которых идеология играла лишь незначительную роль. Более того, принимая эту линию действий, Сталин и Молотов, кажется, не имели ясного представления о ее точных практических результатах. Они выяснились только после быстрого захвата Германией Польши в начале сентября 1939 г. В ответ Москва решила вторгнуться в свою сферу влияния в Польше и занять ее, а впоследствии включить Западную Белоруссию и Западную Украину в состав СССР. В конечном счете Эстония, Латвия и Литва также были включены в состав СССР. Москва поначалу довольствовалась договорами о взаимопомощи, военными базами и дружеским расположением части правительств трех балтийских государств. Окончательное занятие этих государств Советским Союзом летом 1940 г. было осуществлено в результате внутриполитических сдвигов в странах региона, вызванных решением Москвы об их военной оккупации и требованием создать там новые, более дружественные и сговорчивые правительства -это был своего рода панический ответ на ошеломляющее поражение, нанесенное Гитлером Франции".

Противодействие Финляндии требованиям Москвы заключить договор о взаимопомощи, территориальном урегулировании и военных базах привело к военному нападению Советского Союза на эту страну в конце ноября 1939 г. Последовавшая советская военная кампания проводилась на фоне идеологической и политической пропаганды, направленной на претворение в жизнь радикальной программы создания народно-демократической или социалистической Финляндии. Однако, когда дело дошло до мирного договора в марте 1940 г., амбиции Советского Союза ограничились сравнительно умеренными требованиями относительно территории и военных баз. Готовность Москвы закончить войну на этих условиях объяснялась различными политическими и стратегическими расчетами - например, военной ценой завоевательной кампании и опасностью англо-французской интервенции в помощь финнам. Но также важно было крушение идеологических надежд на то, что народ Финляндии положительно откликнется на развязывание войны. Идеологические убеждения и риторика были стеснены политической реальностью, а также стратегическими и прочими приоритетами". Представляется, что сходный процесс имел место в конце второй мировой войны, когда в несоизмеримо более благоприятных обстоятельствах по сравнению с 1940 г. СССР решил не оккупировать Финляндию, не стремиться к ее внутренней советизации и не потворствовать ей. Действительно, даже включение Финляндии в послевоенную сферу влияния Советского Союза было сделано в весьма ограниченных рамках.

Значение германо-советского пакта для дальнейшего направления и развития советской политики сфер влияния трудно переоценить. С него началась практика и традиция подобных соглашений, включая секретные. Он определил суть советских соглашений о сфере влияния - в основном, исключительно свободу политических и дипломатических маневров в стране или определенной территории. Он также способствовал появлению амбициозных планов 1940 г. по расширению советской сферы влияния на западных границах СССР.

СФЕРЫ ВЛИЯНИЯ НА КАЛКАНАХ, 1940-1941 гг.

После того как был заключен германо-советский пакт, внешнеполитические цели Москвы около года были сосредоточены главным образом на использовании преимуществ, вытекавших из соглашения с Германией о сферах влияния, касавшихся Польши и балтийских государств. Это не означало полного пренебрежения к другим интересам безопасности. Те годы также ознаменовались важными дипломатическими инициативами на Балканах. Активность была сфокусирована на отношениях с двумя государствами: Болгарией и Турцией. Что касается Болгарии, то Москва пыталась, но безуспешно, вовлечь ее в орбиту своих интересов, предложив подписать договор о взаимопомощи. В случае с Турцией главные усилия Москвы были направлены на предотвращение интеграции Турции в англо-французский блок на Балканах и усиление влияния и контроля Москвы над Дарданеллами.

При некоторой степени координации с действиями Германии советская политика на Балканах тогда в общем носила односторонний характер. Не было и намека на политику сфер влияния в смысле желания заключить договор с другими странами региона о зонах интереса. Советская политика сфер влияния на Балканах стала проводиться только после вступления Италии в войну в июне 1940 г.

Возможность переговоров с Италией о совместном и согласованном подходе к проблемам Балкан некоторое время витала в воздухе, но дискуссии зашли в тупик из-за фактического разрыва советско-итальянских отношений, последовавшего за началом "зимней войны" с Финляндией. Однако положение начало меняться накануне вступления Италии в войну. 3 июня Молотов запросил германского посла в Москве фон Шуленбурга относительно опубликованного заявления посла Германии в Риме фон Маккензена о том, что за неизбежным вступлением Италии в войну должно последовать мирное решение балканской проблемы между СССР и странами "оси". 6 июня советский военный атташе в Болгарии телеграфировал, что Германия и Италия стремятся не допустить советского влияния на Балканах. 10 июня Италия объявила войну Британии и Франции. 13 июня состоялись позитивные и дружественные переговоры Молотова с итальянским послом Россо в Москве. 18 июня советский посол в Риме Горелкин сообщил о том, что Муссолини, как говорят, выступает за максимальное укрепление и развитие советско-итальянских отношений. 20 июня Россо подтвердил Молотову, что Рим остается верен итало-советскому пакту 1933 г. о дружбе, ненападении и нейтралитете. Он заявил также, что, несмотря на то, что Италия стремится усилить свои позиции в Средиземноморье, у нее нет никаких притязаний в отношении стран Балкан и она рассчитывает на развитие торговли и дружбы с ними. Вскоре после этого, 23 июня, Шуленберг подтвердил Молотову, что утверждение фон Маккензена действительно соответствует точке зрения Германии на Балканы. Молотов, однако, настаивал на уточнении, что означает такая точка зрения, но ответа не получил.

В этой неопределенной ситуации - вступление Италии в войну, капитуляция Франции, возможное вовлечение Турции в конфликт, противоречивые заявления германских и итальянских политиков по поводу Балкан - Москва предприняла две акции.

Во-первых, она предъявила Румынии ультиматум, требуя возвратить Бессарабию, а также Северную Буковину - территорию с украинским населением, на которую, однако, Советское руководство никогда прежде не предъявляло претензий. За эту территорию СССР не собирался торговаться в случае общего урегулирования с Италией и Германией на Балканах.

Во-вторых, 25 июня Москва начала прощупывать перспективы заключения соглашения по поводу сфер влияния на Балканах. Молотов в официальном заявлении, врученном Россо, предложил признать преимущество Италии в Средиземноморье в обмен на признание господства Советского Союза на Черном море. В заявлении также излагалась советская позиция в различных территориальных спорах на Балканах, отмечался позитивный характер советско-болгарских отношений и предлагалось заключить соглашение со странами "оси" относительно Турции. Представляя Россо это предложение. Молотов сказал, что "заявление является четким и определенным и может обеспечить рабочую основу для прочного соглашения между Италией и СССР. Когда осенью 1939 г. в СССР и Германии начали говорить на понятном языке, они быстро договорились о сотрудничестве".

Вопреки замечанию Молотова, все это было весьма неопределенным - не столько само предложение о сферах влияния, сколько возможная прелюдия к нему. Единственным действительно определенным моментом в заявлении было следующее утверждение: у Советского Союза своя точка зрения и своя роль в балканских делах. В этом была суть обращения СССР к Германии, отмеченная также в меморандуме по поводу переговоров Сталина с британским послом Криппсом 1 июля 1940 г. Согласно этому меморандуму Сталин сказал Криппсу, что, "по его мнению, никакая держава не имеет права на исключительную роль в консолидации и лидерстве балканскими странами. Советский Союз также не претендует на эту миссию, хотя и заинтересован в балканских делах".

Кризис в отношениях между СССР и Германией летом 1940 г. способствовал тому, что советское руководство стало целенаправленно проводить политику передела сфер влияния на Балканах. Москва была обеспокоена, во-первых, молчанием Рима и Берлина по поводу участия Советского Союза в балканских событиях; во-вторых, исключением СССР из дискуссий, которые привели к итало-германскому третейскому суду в территориальных спорах между Румынией, Венгрией и Болгарией (так называемое решение "Венского арбитража" 31 августа 1940 г.). В-третьих, становилось все более очевидно, что власть и влияние Германии быстро распространяются по Европе, затрагивая даже советскую сферу влияния на Балтике (т.е. Финляндию). В ответ на это Москва попыталась заключить новый германо-советский пакт, сутью которого стало бы соглашение о сферах влияния на Балканах.

Удобным поводом, своего рода катализатором, для того, чтобы расширить рамки советско-германского соглашения о сферах влияния и распространить их на Балканы, явилось письмо Риббентропа Сталину от 17 октября, в котором Молотова приглашали в Берлин на переговоры об отношении СССР к недавно образовавшемуся Тройственному пакту между Германией, Японией и Италией. Сталин ответил 21 октября, поручив вести переговоры Молотову.

В директиве Сталина Молотову, датированной 9 ноября, были сформулированы задачи советской делегации на переговорах. Первое, выяснить, каковы цели немецкой стороны в отношении Тройственного пакта, особенно относительно проекта "новой Европы" и границ в Европе и Азии и роли в нем СССР. Второе, изучить возможность соглашения, определившего бы сферы интересов СССР в Европе, на Ближнем и Среднем Востоке, но не заключать такое соглашение до проведения дальнейших переговоров с Риббентропом в Москве. Третье, ясно дать понять, что Финляндия и Болгария (главный вопрос переговоров) являются советской сферой интересов. Четвертое, установить, что по поводу Турции, Румынии, Венгрии и Ирана не будут проводиться переговоры и приниматься решения без участия советской стороны. Пятое, выяснить, что "ось" намеревается предпринять в отношении Греции и Югославии (Италия вторглась в Грецию 28 октября).

Молотов прибыл в Берлин 12 ноября 1940 г. Вместо переговоров о соглашении по поводу новых сфер влияния он столкнулся с предложением участвовать в качестве младшего партнера в альянсе стран "оси", возглавляемом Германией и направленном против Британской империи. Вместо дружеских обсуждений о сферах влияния между Молотовым и Гитлером и Риббентропом вспыхнули дипломатические споры.

Вернувшись в Москву, Молотов 25 ноября официально вручил ответ Советского Союза на германские предложения. СССР выражал желание присоединиться к Тройственному пакту при условии, что

Германия выведет свои войска из Финляндии;
(2) СССР заключит договор о взаимопомощи с Болгарией, включая размещение военных баз, которые охраняли бы безопасность Дарданелл;
(3) область к югу от Батуми и Баку в направлении Персидского залива рассматривалась как центр устремлений Советского Союза (в противовес Индии и Индийскому океану, предложенному немцами);
(4) будет подписано соглашение с Турцией, которое обеспечило бы для Советской Армии морские базы на Босфоре и проливах (в противовес простому пересмотру конвенции в Монтре, закрывшей иностранным военным кораблям доступ в Дарданеллы); и
(5) Япония отказывается от своих прав на угольные и нефтяные концессии на северном Сахалине.

25 ноября СССР также вновь предложил Болгарии заключить советско-болгарский пакт о взаимопомощи. В тот же день Сталин сообщил об этом болгарскому коммунисту и лидеру Коминтерна Георгию Димитрову, добавив к информации о советском предложении в адрес Болгарии, что "наши отношения с Германией внешне нейтральны, но между нами возникло серьезное напряжение". На советское встречное предложение Германия так и не дала ответа. 18 декабря Гитлер подписал директиву, санкционировавшую план "Барбаросса". Советский проект соглашения о сферах влияния на Балканах потерпел неудачу ввиду явной и односторонней германской экспансии в регионе, которая послужила прелюдией 22 июня 1941 г.

СОВЕТСКАЯ ПОЛИТИКА СФЕР ВЛИЯНИЯ И ВЕЛИКОБРИТАНИЯ, 1941-1942 гг.

В период действия германо-советского пакта Москва (точнее - Сталин и Молотов) привыкла обсуждать и вести переговоры о заключении широкомасштабных соглашений о сферах влияния с другими державами. То, что эта практика сохраняла центральное место в советской политике сфер влияния и после германского нападения, подтверждается следующим примером. В декабре 1941 г. министр иностранных дел А. Иден приехал в Москву, чтобы обсудить англо-советский договор о союзе. 18 декабря Иден встретился со Сталиным, который предложил заключить два англо-советских договора, один - о военной взаимопомощи, и другой - о разрешении послевоенных проблем. К этому последнему договору, сказал Сталин, должен быть приложен секретный протокол, в котором была бы намечена общая схема реорганизации европейских границ после войны. Затем Сталин внес ряд детальных предложений по поводу послевоенных границ и по другим вопросам, входивших в проект "дополнительного протокола", представленного на рассмотрение британской делегации.

Во-первых, границы СССР должны соответствовать тем, какими они были в июне 1941 г. (т.е. включая балтийские государства, Западную Белоруссию и Западную Украину, Бессарабию и Северную Буковину, и территорию, которую уступила Финляндия в марте 1940 г.). Советско-польская граница должна пройти примерно по "линии Керзона", а потеря довоенных территорий Польше компенсируется на востоке за счет территории Германии.

Во-вторых, Чехословакия, Греция, Албания и Югославия должны быть восстановлены в качестве независимых государств в своих довоенных границах - к последней отходили приобретения Италии (например Триест).

В-третьих, Турция в виде компенсации за соблюдение ею нейтралитета должна будет получить о-ва Додеканес и некоторые болгарские и, возможно, сирийские территории.

В-четвертых, Германия должна быть ослаблена различными мерами по разоружению и расчленению.

В-пятых, Англия вступит в военный союз с Бельгией и Голландией, включая снабжение британских военных баз в странах Бенилюкса (а также, возможно, Норвегии и Дании). (Насчет послевоенного будущего Франции Сталин полагался на мнение Британии.)

В-шестых, СССР планировал заключить военный союз с Финляндией и Румынией, предусматривающий снабжение персонала советских военных баз в этих двух странах.

В-седьмых, при обсуждении послевоенной реконструкции в Европе в интересах поддержания мира и порядка отмечалась желательность создания военного союза "демократических государств", во главе которого стоял бы какой-либо совет или другой центральный орган.

На первый взгляд это было отчасти экстраординарное предложение - англо-советское урегулирование послевоенного порядка в Европе, когда прошло всего шесть месяцев со времени нападения Германии на СССР и непобедимый вермахт стоял у ворот Москвы и Ленинграда! Однако визит Идена совпал по времени с перерастанием контрудара Красной Армии под Москвой в генеральное контрнаступление. Сталин, по-видимому, считал, что победа над Германией дело месяцев. Этот случай был весьма удобен для урегулирования ряда послевоенных вопросов. Кроме того, у советского руководства были основания считать, что Англия готова пойти на переговоры по заключению такой сделки, которую предложил Сталин.

Еще до вступления Советского Союза в войну Британия намекала на некое урегулирование общего характера - или предлагала его. Например, в октябре 1940 г. Лондон предложил соглашение, где, в обмен на благожелательный нейтралитет СССР предусматривались консультации о послевоенном урегулировании, признание de facto территориальных приобретений России в Восточной Европе и экономическая помощь Британии Советскому Союзу в подготовке обороны. Вероятно, более важным было то, что факт визита Идена в Москву, казалось, заставил русских полагать, что министр иностранных дел предпринял это путешествие именно для того, чтобы обсудить такое широкомасштабное соглашение.

Более того, с точки зрения русских, в том, что они предлагали, не было ничего особенно спорного. Сохранение советских границ 1941 г. было условием, на полное согласие с которым англичане намекали много раз. Предложение об отторжении территорий от государств "оси" не казалось неприемлемым, когда были убиты сотни тысяч советских солдат. Предложенная Советским союзом сфера влияния в Восточной Европе включала две страны - Финляндию и Румынию: оба государства - враждебные. А что могло быть более естественным в свете предложения о британских базах в Голландии и Бельгии? Правда, некоторые предложения противоречили принципам Атлантической хартии, но и Британия, и СССР, поддерживая идеалистические проекты Рузвельта, согласились проявлять большую гибкость, когда речь шла о защите национальной безопасности и национальных интересов.

Иден, однако, не оправдал ожиданий Москвы и разрушил ее надежды. Ни при каких обстоятельствах министр иностранных дел не мог поддержать подобное соглашение, не проконсультировавшись сперва с военным кабинетом, Вашингтоном и доминионами и не рассмотрев, соответствует ли его смысл принципам Атлантической хартии. В ответ Сталин и советская сторона изменили курс, почти полностью переместив акцент на соглашение, которое признало бы существовавшие границы СССР. Но Иден не уступил даже здесь. Переговоры прервались, и 22 декабря Иден возвратился в Лондон.

В апреле 1942 г. британская сторона наконец дала формальный ответ на предложения Сталина, сделанные в декабре 1941 г. В политическом отношении это был ряд успокоительных утверждений общего характера о сотрудничестве в военный и послевоенный периоды, которые ни к чему не обязывали Британию и не одобряли ни одного из существенных требований СССР. 22 апреля Сталин написал Черчиллю, что ввиду различия советских и британских позиций он предлагает послать Молотова в Лондон для переговоров. Вскоре после этого советский посол И.М. Майский сообщил Идену, что Москва действительно настаивает на признании границ СССР 1941 г. (включая польскую) и заключение некоторого секретного соглашения о военных союзах СССР с Финляндией и Румынией после войны. Этой теме также были посвящены переговоры Молотова с Иденом и Черчиллем в конце мая. Но они ни к чему не привели и, казалось, остановились на мертвой точке. Затем произошло любопытное событие. Молотов отказался от всех своих требований и согласился подписать простой договор о взаимопомощи во время войны и послевоенном сотрудничестве. Молотов получил инструкцию от Сталина согласиться с тем, что предлагала британская сторона.

Полное изменение позиции советской стороны объяснимо. 24 мая Молотов телеграфировал в Москву, что предложенный англичанам англо-советский договор "неприемлем, так как он является пустой декларацией, в которой СССР не нуждается". Однако, отвечая в тот же день, Сталин указал: "Мы получили проект договора, переданный тебе Иденом... Мы его не считаем пустой декларацией и признаем, что он является важным документом. Там нет вопроса о безопасности границ, но это, пожалуй, неплохо, так как у нас остаются руки свободными. Вопрос о границах, или скорее о гарантиях безопасности наших границ на том или ином участке нашей страны, будем решать силой".

Изменение позиции Сталина по поводу англо-советского пакта было вызвано военной необходимостью. Дела на советско-германском фронте вновь шли плохо, и приоритетной целью Москвы стало открытие второго фронта на Западе.

В течение двух последующих лет в центре внимания московской дипломатии были попытки заключить соглашение с Британией и Соединенными Штатами об открытии второго фронта. В то же время в 1943-1944 гг. полным ходом пошла куда более серьезная переориентация советской внешней политики. В эти годы Москва связывала свои надежды на достижение безопасности после войны с заключением всеобъемлющего союза с Великобританией и США. Проект обеспечения безопасности посредством сфер влияния был не столько оставлен, сколько пересмотрен: раздел Европы и мира на американскую, британскую и советскую сферы влияния предполагалось сделать краеугольным камнем послевоенного союза СССР со странами Запада.

СФЕРЫ ВЛИЯНИЯ И БОЛЬШОЙ СОЮЗ, 1943-1944 гг.

Ключевым событием в переходе к созданию Большого союза в советской политике сфер влияния стала Московская конференция министров иностранных дел в октябре 1943 г. Она была первой из больших трехсторонних совещаний военного периода, имевших целью обсудить политику союзников и перспективы послевоенного мира. Хотя первоначально конференция была задумана только как встреча для подготовки предстоявшей Тегеранской конференции "Большой тройки", она переросла в детальную и внешне дружественную дискуссию. Действительно, ни одна из конференций союзников времен второй мировой войны не имела более сложной и широкой повестки дня. Среди решений, деклараций и дискуссий было учреждение Организации Объединенных Наций, создание механизмов переговоров между союзниками, послевоенная судьба Германии и Австрии, оккупационный режим в Италии, политика в отношении Персии и Турции и различные аспекты отношений между Советским Союзом и странами Восточной Европы. По своем завершении конференция была оценена, не в последнюю очередь в советской прессе, как большой прорыв в развитии сотрудничества, согласия и дружбы между союзниками. Советский министр иностранных дел оценил конференцию как "крупное событие в жизни Народного комиссариата иностранных дел", которую "все сотрудники НКИД должны детально изучить... и, если возможно, подготовить предложения о реализации ее решений".

Советская сторона начала Московскую конференцию с намерением выдвинуть на первое место военные проблемы в рамках коалиции, особенно вопрос об англоамериканских обязательствах по открытию второго фронта в Западной Европе. В отношении многих политических проблем, стоявших в повестке дня конференции, представленных на рассмотрение Лондоном и Вашингтоном, имелось намерение скорее выяснить англо-американские цели, нежели обнародовать собственные. В ответ на западные предложения советская делегация, однако, была вынуждена определить и прояснить свои цели и ориентацию.

Подготовка к конференции также стимулировала внутреннюю реорганизацию механизма послевоенного планирования в советском министерстве иностранных дел. В начале января 1942 г. Политбюро ЦК ВКП(б) утвердило создание комиссии по подготовке дипломатических материалов. Однако летом 1943 г. эта комиссия была заменена на две специальных: комиссию по вопросам перемирия во главе с К.Е. Ворошиловым, бывшим министром обороны, и комиссию по вопросам мирных соглашений и послевоенного устройства во главе с М.М. Литвиновым, предшественником Молотова на посту наркома иностранных дел и послом СССР в США до своего отзыва в Москву в 1943 г. То, что Литвинов сыграл главную роль в подготовке Московской конференции, связано с его положением главы этой ключевой комиссии. После конференции была создана и третья комиссия - по репарациям, во главе с И.М. Майским.

Политико-идеологические рамки деятельности этих комиссий определялись единством союзников, основанным на предположении, что мир и послевоенный порядок желательно создавать совместно с англичанами и американцами. Это можно проиллюстрировать отношением к главному, определяющему вопросу в деятельности комиссий - планам по послевоенному отношению к Германии. Сверхзадачей советской политики по отношению к Германии было уничтожение мощи Германии и устранение ее угрозы для безопасности Советского Союза. Эта цель должна была быть достигнута с помощью долговременной оккупации Германии, ее разоружения и денацификации, разделения на части германского государства и получения от него значительных репараций. Эта политика должна была выполняться в основном совместно с Великобританией и Соединенными Штатами. Желание сотрудничать с Западом в вопросе сдерживания Германии тесно увязывалось с обязательством СССР сотрудничать в создании послевоенного Большого союза.

Где проходила точка соприкосновения советской политики сфер влияния с перспективой "Большого союза", сторонником которого стала Москва с 1943 г.? Над этим вопросом размышляли советские участники планов комиссий по подготовке послевоенного мироустройства. Вероятно, самый первый ответ был сформулирован Литвиновым в длинном отчете Молотову от 9 октября 1943 г. Литвинов поставил вопрос: как будет гарантирована послевоенная безопасность, с помощью коллективной безопасности, организованной в виде последователя дискредитировавшей себя Лиги наций, или на основе зон безопасности, контролируемых великими державами? Запад, особенно США, предпочитали новую международную организацию. Но такая организация, доказывал Литвинов, будет не в состоянии эффективно функционировать как орган безопасности без давления, оказываемого "Большой тройкой" и без разделения мира на американскую, британскую и советскую зоны ответственности. Литвинов также полагал, что такое региональное разделение возможно включить в официальную структуру новой международной организации.

Впоследствии Литвинов развил свою точку зрения в серии документов, составленных им в качестве главы комиссии по вопросам мирных договоров и послевоенного устройства. Другие политические деятели среднего ранга в своих отчетах развивали сходные темы. Суть их соображений о мире после войны состояла в том, что сферы влияния не просто совместимы с Большим союзом мирного времени: они составляют его основу. Сферы влияния должны будут обеспечить каждой отдельной великой державе средства для защиты ее безопасности, тогда как разделение мира на три части разграничит интересы и, следовательно, минимизирует конфликты в "Большой тройке". Однако будет иметь место и обширное сотрудничество между союзниками в рамках Организации Объединенных Наций и других межсоюзнических организаций, особенно в отношении различных "нейтральных зон", которые не будут контролироваться ни одной державой. В итоге, политическое и военное объединение союзников в послевоенный период будет держать Германию в подчинении, предотвратит перегруппировку стран Европы во враждебные и соперничающие друг с другом блоки и создаст благоприятную ситуацию для урегулирования разногласий между союзниками по поводу безопасности и других интересов.

В ряде отношений эти представления о послевоенном мире обуславливались влиянием идеологии. Во-первых, существовала объективная экономическая база для сотрудничества СССР с Великобританией и Соединенными Штатами; во-вторых, между Великобританией и США имелись межимпериалистические противоречия и соперничество, разделившие два государства, после войны; и, в-третьих, за гранью войны создавалась новая, демократическая Европа, где было сильно влияние коммунистов и левого крыла, что создало в высшей степени удачный политический климат для долгосрочного сотрудничества между социалистическими и капиталистическими странами.

Эта перспектива создания "Большого союза" в послевоенный период, базировавшаяся на плодотворном соглашении о сферах влияния, никоим образом не являлась универсальной в советских официальных кругах, однако была укоренена в традиции Коминтерна. Особенно эта точка зрения была распространена среди государственных деятелей. Заместитель министра иностранных дел С.А. Лозовский (ранее деятель Коминтерна), например, доказывал, что сильные социальные антагонизмы между социалистическим и капиталистическим обществами неизбежны и после войны и что основной послевоенной целью советской дипломатии должно стать предотвращение формирования англо-американского западного блока, враждебного СССР.

Другой пример этой тенденции в советском мышлении - опровержение принятого во время войны решения Коммунистической партии США преобразовать партию в более свободно организованную "Коммунистическую политическую ассоциацию". которая будет поддерживать продолжение сотрудничества союзников в послевоенный период. В Москве причину ликвидации партии увидели (по крайней мере, некоторые деятели) в преувеличении Национальным секретарем КП США Эрлом Браудером перспектив послевоенного американо-советского сотрудничества *.

* Решение КП США о превращении в политическую ассоциацию было отменено вслед за публикацией в апреле 1945 г. критической статьи Жака Дюкло в журнале КП Франции "Cahiers Du Communisme". Статья Дюкло во многом фактически была переводом статьи, уже появившейся в информационном бюллетене для служебного пользования Центрального Комитета ВКП(б) по международным делам "Вопросы внешней политики" (январь 1945). Даже перевод с русского на французский делался в Москве.

Какую позицию заняли Сталин и Молотов в отношении этих перспектив? В публичных высказываниях и дипломатических переговорах они энергично одобряли перспективы послевоенного союза и сотрудничества с западными державами. Прямые данные об их собственных мыслях остаются ограниченными, но некоторые признаки свидетельствуют о том, что пока они следовали литвиновскому направлению трехстороннего деления мира, они также разделяли традиционалистские опасения Лозовского, предсказывавшего более конфликтные послевоенные отношения с Западом.

Сталин и Молотов также столкнулись с проблемой того, что им самим было непонятно, как такая масштабная "сделка", предусмотренная Литвиновым, будет обсуждаться на практике, тем более если учесть, что англичане и особенно американцы, столь непримиримо были настроены против сфер влияния. Сталин и Молотов решили эту дилемму в свое время следующим образом: они односторонне установили de facto сферу влияния в Восточной Европе, подразумевая при этом образование Англией и США сферы влияния в Средиземноморье и Западной Европе. Обсуждение конкретных вопросов относительно действий в рамках соответствующих сфер влияния не возбранялось. Также не было возможности вести переговоры о масштабной программе послевоенного сотрудничества между Англией, Соединенными Штатами и Советским Союзом. Но основой советской безопасности был ряд дружественных СССР режимов вдоль границы с ним.

ОКТЯБРЬ 1944 г.: СФЕРЫ ВЛИЯНИЯ КАК ПРОЦЕНТНОЕ СООТНОШЕНИЕ?

Каким образом так называемое "процентное соглашение" октября 1944 г. укладывалось в рамки изложенного сценария? Традиционно оно расценивается как начало послевоенного разделения Европы. Однако тщательное исследование этого пользующегося дурной славой столкновения между Черчиллем и Сталиным показывает, что Москва не была серьезно заинтересована в каком-либо соглашении о сферах влияния с одной Британией, и, несомненно, не в том, которое базировалось бы на "процентах". Впервые на историю о процентном соглашении был пролит свет в 1950-е гг. в мемуарах Черчилля. Черчилль вспоминает, что на совещании в Москве 9 октября 1944 г. он сказал:

"Давайте урегулируем наши дела на Балканах. Ваши армии находятся в Румынии и Болгарии. У нас есть там свои интересы, миссии и агенты. Не будем ссориться из-за пустяков. Что касается Англии и России, как вы относитесь к тому, чтобы иметь 90% господства в Румынии при наших 90% в Греции, а в Югославии -50 на 50?".

Затем последовал знаменитый лист бумаги, на котором было записано процентное соотношение, причем было добавлено разделение 50-50 в Венгрии и 75-25 в пользу России - в Болгарии. Сталин сделал на нем отметку, а затем Черчилль сказал: "Не покажется ли это несколько циничным, что мы решили эти вопросы, имеющие жизненно важное значение для миллионов людей, как бы экспромтом? Давайте сожжем этот лист".

Сталин ответил: "Нет, оставьте его себе".

Это интересная история, но не обязательно правдивая. Сообщение Черчилля и то, как он представляет эту встречу и беседу со Сталиным, оспаривалось с различных точек зрения. И исследования специалистов, и недавно опубликованные документы показывают, что на совещании в октябре 1944 г. между Черчиллем и Сталиным советско-британское разделение Балкан не было возможно. Русские, со своей стороны, не нуждались в подобном соглашении и не стремились к нему.

Для понимания того, что в действительности произошло в Москве в октябре 1944 г., важны три момента в развитии отношений между союзниками.

Первый относится к характеру механизма союзного контроля и оккупационного режима, установленного в Италии вслед за ее поражением в 1943 г. Вначале советская сторона, по инициативе Сталина, предложила объединенный контроль союзников за итальянской оккупацией. Представляется, что это соответствовало тогдашнему направлению советской стратегии паневропейского сотрудничества и контроля союзников во всех освобожденных государствах. В результате, однако, советское руководство уступило, приняв англо-американские предложения, сводившие роль СССР в Италии к чисто совещательной и консультативной.

Интересно также вмешательство Сталина во внутреннюю политику Италии в начале 1944 г. В это время руководство Итальянской коммунистической партии, находившееся в Москве, обдумывало стратегию и тактику с учетом новых условий в Италии. По совету Сталина Тольятти согласился войти в постфашистское правительство Бадольо, воздержаться от призывов к уничтожению итальянской монархии и бороться за антифашистское национальное единство. Таково было происхождение знаменитого "Салернского поворота" в марте 1944 г. Сталин представил свой политический совет с точки зрения насущных нужд антигерманской борьбы и поддержки Большого союза. Однако вмешательство Сталина диктовалось также коммунистической политикой того периода - политикой национального единства и народного фронта как стратегии достижения народной демократии, а затем и социализма в Европе. Сталин дал подобный совет в ноябре 1944 г. и лидеру французских коммунистов Морису Торезу. В этот период, как и позднее, разрядка в отношениях с Западом не означала для советского руководства окончания внутренних процессов социальных и политических изменений в капиталистическом мире.

Вторым направлением в развитии межсоюзнических отношений стали усилия Великобритании летом 1944 г. по достижению соглашения с Россией по вопросу военных сфер действия на Балканах. В основном британская сторона хотела свободы действий в своих операциях в отношении Греции; в обмен она предлагала свободу действий для Москвы в отношении ее предстоявших операций против Румынии. Москва положилась в этом вопросе на американцев и только допускала трехмесячный период разбирательства, когда Вашингтон, по-видимому, согласился. Но затем она отступила перед лицом последовавших протестов Вашингтона по поводу того, что это попахивает сферами влияния. В некоторых отношениях процентное предложение Черчилля было развитием его более ранней, неудавшейся инициативы.

Здесь налицо еще одно важное направление - капитуляции и оккупация Советской Армией в сентябре 1944 г. Болгарии, Румынии и затем Венгрии. Возник вопрос о сроке прекращения военных действий в отношении названных государств "оси" и, что еще важнее, о характере союзных оккупационных режимов, которые должны будут управлять этими странами после их капитуляции. Смущение и некоторое замешательство в Москве по поводу процентного соглашения, по-видимому, вызвал вопрос о том, кто возглавит контрольную комиссию союзников, которая должна была вскоре появиться. Это очевидно как из советских, так и из британских документов, имеющих отношение к переговорам, включая знаменитую дискуссию Черчилля и Сталина от 9 октября. Также из них явствует, что для русских этот вопрос был второстепенным. С точки зрения Москвы, наиболее важные дискуссии касались Польши, Германии и Турции.

Действительно, советское руководство не подозревало, что назревает вопрос о контрольной комиссии союзников. Когда же это произошло, оно было весьма обеспокоено возражениями США по поводу каких бы то ни было соглашений относительно сфер влияния *. Важнее всего то, что вопрос о функционировании механизма союзного контроля в Румынии, Болгарии и позднее Венгрии был решен заранее: он должен был функционировать так же, как и в Италии. Страна или страны, которые предприняли оккупацию, и должны ее контролировать. Если британцы хотят оформить эту ситуацию с помощью процентов, Москва, несмотря на свое смущение, не возражает. В конечном итоге, результатом стала серия соглашений о создании союзнических контрольных комиссий, которые контролировались Советской стороной - и без упоминаний о процентах.

* Например, 12 октября 1944 г. А.А. Громыко, посол в Соединенных Штатах, телеграфировал, что Дж. Гопкинс сказал ему, что Рузвельт был весьма недоволен тем. что США были исключены из советско-британских переговоров по поводу Балкан. - Советско-американские отношения во время Великой Отечественной войны 1941-1945. т. 2, М., 1984, док. 135.

Тот факт, что соглашения о сферах влияния между Сталиным и Черчиллем не существовало, не означает, что советское руководство не вело политику сфер влияния на Балканах в 1944-1945 гг. Такая политика проводилась, и она различными путями и в различных формах и степени обеспечивала исключение западного влияния в регионе и установление дружественных режимов, которые признавали бы лидерство Москвы и соответствовали советским требованиям безопасности. Эта стратегия не обязательно влекла за собой политику изоляции и сугубо односторонние действия по защите советской безопасности. Вовсе нет. Когда Черчилль находился в Москве, советское руководство в беседе с ним по-прежнему было весьма заинтересовано в совместном решении проблемы мира и безопасности после войны (особенно в отношении Германии), и это продолжалось еще какое-то время. Стремление к созданию сфер влияния также не обязательно означало переход стран Восточной Европы под контроль коммунистов. Как сказал Сталин Черчиллю на встрече 14 октября: "Советский Союз не намерен организовывать большевистскую революцию в Европе. Он, Черчилль, может быть уверен в этом относительно Румынии, Болгарии и Югославии”. Намерения Сталина, однако, не были неизменными, и не только его намерения имели значение.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ: НА ПУТИ К "ХОЛОДНОЙ ВОЙНЕ"

Основные этапы установления советской сферы влияния в Восточной Европе в конце войны хорошо известны. Вслед за поражением Германии и ее союзников в Восточной Европе, в этом регионе возник ряд антифашистских коалиционных правительств. Москва использовала свою военную и политическую силу для обеспечения, как минимум, значительного представительства коммунистов в этих правительствах. Задача Советского Союза в этом отношении значительно облегчалась быстрым превращением восточноевропейских коммунистических партий в массовую политическую силу с уровнем народной поддержки в соответствующих странах в пределах от 20% до 50% электората. Также очевидно, что осуществление советской политики сфер влияния было далеко не единообразным. В некоторых странах Москва была вынуждена поддерживать более жесткий контроль (Румыния, Болгария, Польша), нежели в других (Венгрия и Чехословакия). В некоторых странах (например, в Югославии) местные коммунисты проводили более радикальную, социалистическую политику, нежели в других (например, в Финляндии). Постепенно становилось все более ясно, что, хотя советское руководство осуществляло (или пыталось осуществлять) строгий контроль над политикой восточноевропейских государств в послевоенное время, местные коммунистические руководители тогда же пользовались значительной автономией на местном уровне и сами в значительной степени оказывали влияние на внешнюю политику Москвы. Специфика советской сферы влияния в Восточной Европе заключалась в том что она оформлялась снизу, а управлялась сверху.

В отношении давнишней дискуссии о советской сфере влияния в Восточной Европе - независимо от того, намечалась ли с самого начала позднейшая полная "коммунизация" региона - из недавно полученных данных очевидно, что первоначально цели Москвы сводились к установлению ряда дружественных режимов, которые бы защитили безопасность СССР. Однако достижение безопасности в восточноевропейской буферной зоне связывалось с более радикальным политико-идеологическим проектом. Его целью было создание Европы народных или новых демократий: континента прогрессивных режимов левого крыла, в которых коммунисты играли бы ведущую роль. Отсюда советская сфера влияния в Восточной Европе воспринималась как часть более широкого политического пространства безопасности, в котором интересы Москвы охранялись бы режимами народной демократии.

На что рассчитывала Москва, собираясь согласовать проект народной демократии - который касался как Западной, так и Восточной Европы - с сохранением "Большого союза" после войны? Во-первых, народная демократия воспринималась как переходная форма, в которой элементы социалистического будущего будут сосуществовать с капиталистическим настоящим - и так должно продолжаться в течение некоторого срока. Во-вторых, создание народной демократии рассматривалось как следствие развития внутренних социально-политических процессов в различных странах, которые превратились в своего рода поле битвы, на котором разворачивалась борьба между силами демократии и общественного прогресса и силами реакции, включая таковые в Великобритании и США. Более того, народная демократия была мощным социальным феноменом, который не мог сдерживаться или контролироваться никаким международным альянсом. Третье, советское руководство было готово считаться с интересами стран Запада в областях, относящихся к их сферам влияния. Классический пример в этом отношении касается Греции. Уже в 1943 г. Москва начала относить Грецию к британской сфере влияния. В течение войны советское руководство проводило политику невмешательства в дела этой страны, исключая поощрение партизан, возглавлявшихся коммунистами, в поисках компромисса с силами роялистов и правого крыла. Со своей стороны, Сталин и Молотов никогда не уставали отклонять жалобы англичан и американцев по поводу того, что Москва не допускала западного влияния в Восточной Европе, указывая на воздержанность Советского Союза в отношении Греции. После войны Москва была весьма осторожна в своей поддержке коммунистов в греческой гражданской войне, даже после начала "холодной войны ".

Большой союз в мирное время, народно-демократическая Европа, разграничение советских и западных интересов - такова была альтернатива Москвы "холодной войне". Но политическая возможность осуществления советской альтернативы зависела от восприятия и ответа Запада на внешнюю политику Москвы. И проблема была в том, что партнеры СССР по "Большому союзу" рассматривали московскую сферу влияния в Восточной Европе и проект народной демократии как угрозу, как проявление советского экспансионизма и коммунистической подрывной деятельности на европейском континенте. В результате Запад предпринял различные контрмеры, достигшие высшей точки в плане Маршалла и доктрине Трумэна в 1947 г. Эти контрмеры в свою очередь Советским Союзом рассматривались как угроза его жизненной безопасности и политическим интересам и только способствовали тому, что СССР еще теснее зажал в тиски страны Восточной Европы и окончательно перешел к радикальной коммунистической стратегии в своей сфере влияния. Конечным результатом этих двух взаимно блокирующих представлений стал отказ от проекта народных демократий, начало "холодной войны" и полномасштабное распространение коммунизма на Восточную Европу.

В течение последующих 40 лет Восточная Европа рассматривалась Москвой как своего рода "геоидеологическое " пространство советской безопасности: сфера влияния в Восточной Европе должна была быть гарантирована контролем коммунистической партии и идеологическим соответствием советской модели социализма. Только с приходом М.С. Горбачева эта концепция интересов безопасности Советского Союза в Восточной Европе была радикально пересмотрена.

Автор хотел бы выразить признательность Отделению гуманитарных и математических наук в University College Cork за финансовую поддержку, которая значительно способствовала проведению исследований и написанию этой статьи.

Перевод Семеновой Е.Л. и Короленкова А.В.