VIVOS VOCO: Г.С. Остапенко, "НАСЛЕДНИКИ КОРОЛЕВЫ ВИКТОРИИ..."

22 января 1901 г. в загородном поместье Осборн королева Виктория (1819-1901 гг.) доживала свои последние часы. Близкие окружали королевское ложе, а врач и германский император Вильгельм II, внук умиравшей, держали ее голову, чтобы облегчить прерывавшееся дыхание. Грузная 82-летняя женщина, передвигавшаяся с помощью кресла-коляски, не утратила иллюзий об особом предназначении своей власти и желания править. "Я не хочу умирать, я должна завершить еще несколько дел", - были ее предсмертными словами [1].

Вечером королевы не стало, а на следующий день утром ее старший сын и наследник престола принц Уэльский, крещеный под именем Альберта Эдуарда, отправился в Лондон [2]. Здесь в Сент-Джеймском дворце на заседании Тайного совета он был провозглашен королем, принял клятву архиепископа Кентерберийского Фредерика Темпла и обратился к присутствовавшим с краткой речью. В ней он сказал: "Я решил взять имя Эдуарда, которое носили шесть моих предшественников. Я поступаю так не потому, что не ценю имя Альберт, унаследованное мною от горячо любимого, горько оплакиваемого, великого и мудрого отца, заслуженно известного под именем Альберт Благородный (имелся в виду супруг королевы Виктории принц-консорт Альберт. - Г.О.). Я хочу, чтобы его имя осталось в истории единственным" [3].

Достопочтенные государственные мужи и лорды, услышавшие это заявление, были шокированы. Воля родителей, в соответствии с которой их сын должен был править под именем отца, оказалась нарушенной. Новый король сделал первый самостоятельный шаг. На это у него имелись свои причины. Но одновременно в речи преемника великой монархини прозвучал и другой мотив - стремление вернуться к английским корням, отказавшись от немецкого имени Альберт и приняв имя королей, уже вошедших в анналы британской истории.

Тем временем в любимом замке Виктории Виндзоре готовились к похоронам. Из Осборна водным путем на королевской яхте "Альберта" покойницу доставили в Портсмут. При этом по распоряжению устроителя похорон герцога Норфолкского флаг корабля был приспущен. Новый монарх Эдуард VII, вступивший на борт судна, обратил на это внимание и спросил о причине такого положения флага. "Королева умерла, сэр", - был ответ герцога. "Король Англии жив", - отпарировал Эдуард Vll [4]. И флаг вновь взвился на вершину мачты. Это было второе самоутверждение престолонаследника.

Из Портсмута специальный поезд доставил тело Виктории на Лондонский вокзал, носящий ее имя, и траурная процессия двинулась по улицам столицы, заполненным молчаливой толпой. Слез не было. Смерть старой королевы не была неожиданностью, но настроение собравшейся публики было тревожным. "Век уходит!.. что будет, когда на престол сядет этот Эдуард. Никогда уже не будет так спокойно, как при доброй старой Викки" [5] Так английский писатель Джон Голсуорси описывал настроение героев "Саги о Форсайтах", а фактически обычных людей из разных сословий, наблюдавших эти события. "Казалось, что колонна, державшая небосвод, обрушилась", - писал о тех же днях современник событий британский поэт Роберт Бриджс [6]

Похоронный кортеж медленно передвигался, но конный топот заглушался барабанным боем, символизировавшим продолжение жизни.

Среди маршировавших войск, принцев и генералов, сопровождавших катафалк верхом на лошадях, выделялись два всадника - новый король и рядом с ним на великолепной белой лошади германский император Вильгельм II. Но помимо них многие, считавшие Викторию величественной дамой, с удивлением смотрели на коротенький гроб. Ведь в действительности королева была маленькой женщиной, а решительные манеры, чарующий голос и умение достойно преподносить себя сделали ее образ впечатляющим, что и нашло отражение в дальнейшем в скульптуре и живописи.

У каждого монарха есть свои тайны. Были они и у Виктории. Под стеганой подкладкой на дне гроба лежали алебастровый слепок с руки принца Альберта, его последний халат и мантия, вышитая умершей дочерью королевы принцессой Алисой. Рядом с ними соседствовали фотография слуги Виктории шотландца Джона Брауна и прядь его волос. Тени разных по своему положению и характеру мужчин по завещанию королевы соединились в ее смерти [7]. Виктория уносила в небытие загадки собственной личной жизни. Но главное, ее уход завершал эпоху, знаменовавшую могущество Великобритании и названную викторианской.

За годы правления этой неординарной женщины многое изменилось в Соединенном Королевстве. Канули в Лету не только почтовые кареты, но и пуританские нравы. К началу XX столетия Британия сделала решительный шаг от олигархии к демократии, опередив многие страны Европы по зрелости своих демократических институтов.

Создалась, казалось бы, парадоксальная ситуация. Королевская власть с ее наследственной привилегией не только мирно сосуществовала с представительными органами и системой политического равноправия, но и продолжала пользоваться немалым влиянием. Чем же все это можно объяснить?

Общественная жизнь каждой страны опираться на традиции. А для островной Англии с ее изоляционизмом традиция всегда имела большее значение, чем для стран континентальной Европы. С традицией связаны исторические мифы о подвигах королей, передающиеся из поколения в поколение. Под их влиянием и в недавние времена, вопреки конституции, значительная часть британцев воспринимала королеву как носителя власти.

Но монархическая традиция, как и мифы о героических и могущественных правителях, ушли бы в прошлое, если бы этот институт власти не изменялся и не сумел адаптироваться к новым условиям.

Каждая из сохранившихся европейских монархий имеет свои особенности. Отличительной чертой британской монархии является то, что со времен Английской революции XVII в. ее власть была ограничена. Гражданская война в Англии XVII в., как и все крупные исторические события, была следствием комплекса противоречий: политических, религиозных и экономических. Но ее простой и весьма существенной причиной была борьба в целях выяснения вопроса - кто должен править: король или парламент. Парламент победил. И если до этого времени монарх правил на основе священного права, предоставленного как бы небесным престолом, то отныне он царствовал с разрешения и при согласии парламента.

Эти положения были закреплены после Славной революции 1688 г. в Билле о правах 1689 г. и Законе о престолонаследии и статусе государственного устройства 1701 г. В соответствии с биллем о правах каждый закон, принятый парламентом, направлялся королю, который не имел права отказаться поставить под ним подпись. Только парламент мог вводить налоги и разрешать королю иметь постоянную армию. Таким образом, ограничивались и исполнительные функции короля [8].

Закон о престолонаследии и статут об устройстве королевства 1701 г. четко декларировали, что королевская власть ограничена законами, которые вправе издавать только парламент. Нововведением было также и то, что отныне королем Англии могла быть только особа протестантского вероисповедания.

Фактически с конца XVII - начала XVIII в. в стране установилась конституционная монархия, чему нет параллелей в других европейских государствах. Ни один из монархов, правивших позднее, не попытался использовать священное право для оправдания своих претензий на большую власть. Борьба продолжалась, но она шла цивилизованным путем.

Как глава исполнительной власти король назначал министров. Он же имел право смещать их с высоких постов без объяснения причин. Но при этом он должен был находить людей, которые устраивали бы парламент, и до этой степени его свобода выбора была ограничена. Кроме того министры были ответственны не перед королем, а перед парламентом. Но в то же самое время сам факт, что высшие государственные служащие получали свое назначение от короля, создавал для них довольно прочное положение в парламенте.

На протяжении XVIII и XIX вв. с постепенной демократизацией британского общества и становлением новых институтов, и прежде всего системы политических партий, происходил процесс утраты королевских прерогатив в области исполнительной власти. В значительной степени это было связано с эволюцией поста премьер-министра в направлении утверждения его лидерства среди других министров. Эта тенденция усиливалась по мере того, как король отстранялся от участия в политических решениях. Иначе говоря, премьер-министр брал на себя функции монарха [9].

Уход короны на позицию политического нейтралитета относят ко времени правления Вильгельма IV (1830 - 1837 гг.). Реформа 1832 г. обозначила границу, добавив около 275 тыс. голосов к существовавшему электорату в 344 тыс. из 24 млн. населения страны [10].

Впредь монарху приходилось иметь дело не с отдельными аристократами, возглавлявшими плохо организованные и постоянно менявшиеся по своему составу фракции тори и вигов, а с признанными лидерами консервативной и либеральной партий, в возраставшей степени способными бороться и выигрывать парламентские выборы в национальном масштабе.

Партийная система разрушила власть монарха. При общем раскладе сил монарх продолжал пользоваться некоторой властью и большим влиянием.

Время царствования королевы Виктории (1837-1901) или викторианская эпоха, охватывающая более 60 лет, олицетворяло собой зенит промышленного, морского, торгового и колониального могущества Англии [11]. Ее современник, британский поэт и философ Р. Киплинг, посвятивший своей правительнице два стихотворения - "Вдова из Виндзора" и "Последнее песнопение", с некоторым сарказмом писал "о миллионах в ее казне", о флоте, который ждет ее приказаний, а также об огромных колониальных владениях:

"Просторно Вдове из Виндзора,
Полмира считают за ней.
И весь мир целиком добывая штыком,
Мы мостим ей ковер из костей" [12].

Но это был уже миф, навеянный далеким прошлым и возникший в результате самой магии королевской власти. Отныне этот миф, как тень прошлого, будет постоянным спутником британской монархии.

В реальности королевская прерогатива заметно сокращалась. Но Виктория еще имела право выбора для назначения премьер-министра из влиятельных деятелей консерваторов или либералов. Это объяснялось тем, что в первые 30 лет ее царствования ни одна из партий не приходила в парламент с подавляющим большинством, и в этих обстоятельства возможны были политические комбинации. А при отсутствии механизма выбора главы партии и консерваторы, и либералы имели в своих рядах двух или трех политиков, способных повести за собой парламентское большинство.

Происшедшие изменения означали окончательное укрепление позиций парламента, перемещение полномочий к кабинету министров, а с расширением избирательных прав к самому электорату. Тем не менее Виктория оставила своим преемникам бесценное наследство - образ почти идеальной королевской семьи, жившей в соответствии с христианскими заповедями.

В государственном масштабе коренным образом изменившаяся ситуация требовала нового конституционного подхода к монархии. Он был выработан экономистом и редактором журнала "Экономист" В. Баджеготом в книге "Английская конституция", изданной в 1867 г. Ученый пришел к выводу, что фактическая власть в стране принадлежит кабинету министров, который, в свою очередь, опирается на партию, контролирующую палату общин. Фасад же государственного управления, персонифицированный монархией, Баджегот рассматривал как театральный спектакль, который давал упрощенное представление о действиях власти.

Баджегот обнаружил и более глубокий смысл существования монархии. По его убеждению, королевская власть, возвышающаяся над партиями, способна нейтрализовать политическую борьбу и стать символом внутренней стабильности и национального единства.

Своеобразной и отвечавшей сложившимся в народе представлениям о Виктории и ее доме оказалась идея Баджегота о семье, находившейся на троне, как нравственном образце нации. Наблюдая упадок влияния суверена на политические процессы, он определил путь выживания монархии в ее обращении к церемониальным функциям, где каждый член королевской семьи мог занять свое место [13].

В XX в. функции монархии во многом соответствуют принципам, изложенным Баджеготом. Учитывая это, автор очерка остановился на конституционных полномочиях и реальных правах британских королей XX столетия. Подробно рассматривается специфика царствования сына королевы Виктории Эдуарда VII, ее внука Георга V и их роль в общественно-политической жизни страны. Значительный акцент делается на формирование личностей этих суверенов, их характеристику и образ жизни, включая семейные отношения и частную жизнь, так как это находило отражение и в государственных делах.

Переходя к анализу конституционных и фактических прерогатив монарха, кратко остановимся на своеобразии государственного законодательства Соединенного Королевства.

В Британии нет писаной конституции, что, по утверждениям британских юристов, не дает оснований для вывода об отсутствии конституции вообще. Наряду со статутным правом, базирующимся на законах, принятых парламентом, в стране часть правовой системы составляет общее право, т.е. обычаи и прецеденты. Основным требованием, предъявляемым к правовым актам, является их соответствие социальной реальности. Фиксация внимания на реалиях политической жизни привела к возникновению конституционных соглашений или конвенций. При этом конституционные соглашения появляются при таких условиях, когда имеются постоянно повторяющийся прецендент в системе государственно-политических отношений и всеобщее признание необходимости такого повторения [14].

В XX столетии в соответствии с конституционной теорией, которая складывалась на основе конвенций и статутов, королевская прерогатива в отношении власти теоретически остается очень большой. По закону суверен - глава исполнительной, судебной властей и составная часть законодательной, главнокомандующий всеми вооруженными силами, светский правитель церкви Англии. Как глава государства монарх имеет право объявлять войну и заключать мир. Он же осуществляет назначения на все важнейшие государственные должности. Но это лишь формальная сторона дела, так как все упомянутые мероприятия производятся по воле премьер-министра или членов его кабинета, ответственных перед парламентом. Участие суверена необходимо, чтобы выполнить такие существенные акты, как созыв или роспуск парламента. Ни один билль, прошедший обе палаты парламента, не становится законом, пока монарх не даст на это согласия. На практике все это происходит автоматически.

По мнению историков - специалистов в области конституционного законодательства, теоретически даже возможно, чтобы кабинет, поддерживаемый парламентом, учредил диктатуру. И если бы такой кабинет провел билль о свержении суверена, последний должен был бы подписать его в соответствии с конституцией. Но по британской традиции демократический дух конституции более важен, чем ее буква. А этот дух может присутствовать как в воле парламента, так и в действиях короля. Гипотетически вероятен, но почти не реален приход к власти правительства с диктаторскими амбициями. В такой ситуации возник бы конфликт между долгом монарха соблюдать коронационную клятву, т.е. защищать законы и обычаи своего королевства, и его обязанностью следовать конституции. Не исключено, что в чрезвычайных обстоятельствах авторитет короля и его коронационная клятва окажутся сильнее конституционных положений, и предохранительный клапан, столь же гипотетически отождествляемый с британской монархией, может сработать.

Монархия остается частью государственной структуры. Суверен регулярно встречается с премьер-министром. В Букингэмский дворец поступают отчеты кабинета и ежедневные бюллетени о дебатах в парламенте [15].

К началу столетия важнейшая прерогатива монарха заключалась в назначении премьер-министром лидера той или иной партии, победившей на всеобщих выборах. Если же претендентов на лидерство оказывалось несколько, что в XX в. было не столь частым явлением, то функция короля обретала реальный смысл. Но и при новом раскладе политических сил монарх продолжал пользоваться значительным влиянием. Причина этого заключалась в особой приверженности жителей Британских островов своим традициям и в сохранении трех прав суверена, отмеченных еще Баджеготом: праве быть информированным по всем важнейшим вопросам, праве награждать за государственные заслуги и праве давать советы главе правительства.

КОРОЛЬ-" ОЧАРОВАНИЕ"

У каждого из суверенов складывались свои отношения с правительством и с подданными, менялась и степень их воздействия на политику. Не был исключением и Эдуард VII (1841-1910 гг.). В день смерти Виктории ему шел 60-й год, и он понимал аномалию своего положения. С одной стороны, взрыв почтения, которым сопровождались похороны умершей королевы, был источником гордости его семьи, с другой, он был подавлен бременем и ответственностью, ожидавшими его как наследника великой государыни. По воле матери при ее жизни он не допускался к государственным делам и не был подготовлен к престолу.

Отношения между родителями и сыном складывались не просто. Все началось с его воспитания и с самых благих намерений Виктории и Альберта. Они же пришли к убеждению, что при сложившихся обстоятельствах только сильная личность в лице суверена может воздействовать на события, сохранить влияние и престиж монархии. Задача формирования такой личности и была поставлена перед попечителями семилетнего мальчика. Принципами же обучения стали неустанные занятия, жесткая дисциплина и полная изоляция ребенка от его сверстников.

Учителя оказались послушными исполнителями наказов родителей ребенка. В 11 лет при живой и неукротимой натуре мальчик нередко просиживал в классах с 8 утра до 7 часов вечера. Его обучали древним и европейским языкам, литературе, географии, точным наукам и искусствам. Результат оказался неутешительным. В докладах принцу-консорту Альберту учителя жаловались, что его сын дерзок, ленив и высокомерен. Неудачливый ученик ненавидел своих воспитателей [16].

Летом наступала разрядка. В дворцовых парках Англии и Шотландии Альберт Эдуард приобщался отцом к верховой езде и охоте на лис и оленей. В спортивных занятиях мальчик оказался способным.

Настоящие сложности в отношениях королевской четы и наследного принца начались в годы его юности и молодости. Привлекательная внешность будущего короля и особенно его волнистые волосы, выразительный взгляд и чарующие манеры производили неизгладимое впечатление на женскую часть общества. Первой жертвой обаяния принца стала одна из фрейлин королевы леди Черчилль, но бдительные родители вовремя прервали их переписку [17].

В дневнике и письмах к своей старшей дочери Виктории, являвшейся супругой наследника прусского престола И будущего императора Фридриха III, королева сетовала, что сын склонен к легкомысленному образу жизни и его вступление на престол принесет невзгоды династии и стране в целом [18].

Виктория и Альберт уповали на продолжение обучения сына. После консультаций с президентом Королевской Академии, директором Британского музея и рядом профессоров в 1859 г. было решено направить молодого человека в университеты Эдинбурга, а затем Оксфорда и Кембриджа для изучения естественных наук, имевших прикладное значение для промышленности. Усвоение новых знаний в университетах происходило в изоляции от остального студенчества под бдительным надзором попечителя принца полковника Р. Брюса. Даже во время приемов по случаю праздников к Альберту Эдуарду допускалась в основном почтенная седовласая публика.

Прослушивание ряда университетских курсов расширило кругозор принца, обнаружило его способности к наукам, но не смогло предотвратить неизбежного. Во время прохождения трехнедельной военной службы летом 1861 г. в Ирландии принцу удалось выпорхнуть из "золотой клетки". К этому времени он имел уже чин подполковника, присвоенный ему заблаговременно.

Три возможности сразу же открылись для молодого офицера. Во-первых, он давно мечтал об армейской карьере, что было необычно для членов королевской семьи, предпочитавших службу на флоте. Во-вторых, он мог общаться с гвардейскими офицерами, его сверстниками. В-третьих, при содействии новых друзей у принца появилась первая возлюбленная, молодая актриса Нелли Клифден [19].

В королевской семье не знали о проказах принца Уэльского. Но еще весной 1861 г. интуиция родителей подсказала им, что очевидная склонность сына к светским развлечениям может расшатать трон. Выход увидели в необходимости ранней женитьбы наследника на одной из европейских принцесс.

Подготовка к такому серьезному шагу для особ королевской крови всегда требует немалых усилий. Помимо высокого происхождения невеста в соответствии с британским Законом о престолонаследии 1701 г. не могла исповедовать католицизм. Родители принимали во внимание и строптивый характер принца. В 17 лет он заявил Виктории и Альберту, что женится только по любви и на девушке с приятной наружностью.

Первой кандидаткой на титул будущей королевы была 18-летняя Елизавета, дочь немецкого князя Германа Вид-Нейвида и племянница российской великой княгини Елены Павловны. Девушка не была дурнушкой и славилась образованностью и любовью к литературе. В 1869 г. она стала королевой Румынии и получила известность под ее поэтическим псевдонимом как Кармен Сильва. Но британский принц отказался даже второй раз взглянуть на ее фотографию. Тогда родители с неохотой обратили взоры на 17-летнюю красавицу из Копенгагена Александру. Ее отец принц Христиан был наследником датского короля Фредерика VII. В 1863 г. он вступил на трон под именем Христиана IX. Но в годы юности Александры принц состоял на гвардейской службе, и семья жила на его скромное офицерское жалованье. Дочь обучали музыке, танцам, а ее искусство верховой езды и грация были легендой Европы. Художники пытались запечатлеть красоту юной девушки на полотнах, но редко кому удавалась эта задача из-за подвижности черт ее лица.

Нерасположенность же английской царствующей четы к предполагаемой невесте объяснялась дипломатическими соображениями. Именно в это время шел жесткий спор между Пруссией и Данией за обладание герцогством Шлезвиг Голштейном (Schlesvig Holstein), а Виктория и Альберт поддерживали в этом конфликте немецкую сторону.

Колебаниям Лондона был положен конец, когда русский царь Александр П положил перед своим старшим сыном цесаревичем Николаем портрет той же девушки [20].

Смотрины Александры при содействии старшей сестры принца Виктории состоялись в конце мая 1861 г. Избранница покорила своих будущих родственников. И при дальнейших встречах впечатления остались самыми теплыми и даже восторженными. Об этом свидетельствуют дневник королевы Виктории и ее письма дочери и родителям невесты: "Александра прелестна. Ее восхитительный утонченный профиль и женственные манеры производят прекрасное впечатление".

И еще: "Я не могу передать, как я и все вокруг полюбили Аликс!.. Она так пленительна, проста, непретенциозна и вместе с тем спокойна и благородна, что ее компания умиротворяет меня... Она бриллиант. Она из тех нежных созданий, которые, кажется, спустились с небес, чтобы помочь и благословить бедных смертных и осветить на какое-то время их путь" [21].

И, действительно, Александра стала поистине ценностью монархии. Со дня ее прибытия из Копенгагена 7 марта 1863 г. и до смерти в 1925 г. романтическое сияние окутывало ее в глазах британцев, а любовь и уважение страны только возрастали с каждым годом.

Будущие супруги познакомились в сентябре 1861 г. и остались довольны друг другом. Роман быстро развивался. Все складывалось благоприятно, но королева не скрывала своих опасений: "Берти (так звали сына в семье. - Г.О.) очарован Александрой, - писала она в Берлин, - но, что касается любви, то я не думаю, что он способен на это чувство, как и, вообще, на серьезное увлечение чем-либо в этом мире" [22]. Как оказалось позднее, кое в чем мудрая императрица ошиблась.

В ноябре 1861 г. наследник престола продолжал учебу в Кембридже, а слухи о его интимной связи с актрисой достигли Лондона. Принц Альберт был потрясен. Он писал в Кембридж, что никогда еще не испытывал такой сильной душевной боли. Последовало объяснение отца с сыном и раскаяние последнего. Альберт Эдуард действительно был влюблен в Александру. "Я не думал, что можно любить так сильно, как я люблю ее", - писал он матери. Девушка отвечала ему взаимностью и со свойственной ей искренностью признавалась, что, если бы ее возлюбленный был не принцем, а пастухом, то она все равно питала бы к нему нежные чувства и вышла бы за него замуж [23].

Началась подготовка к свадьбе, состоявшейся в марте 1863 г. в церкви Св. Георга в Виндзоре. Но принцу-консорту не суждено было ее увидеть. Депрессия, как следствие пережитого, и тиф послужили причиной его смерти 14 декабря 1861 г. Убитая горем вдова до конца своих дней считала наследника виновником гибели Альберта. Александра же так и осталась ее любимицей. Перед тем, как окончательно породниться, она взяла с будущей невестки слово, что та никогда не использует свое влияние, чтобы сделать принца политическим приверженцем ее родины.

Брак оказался прочным, но весьма своеобразным. Семейная жизнь не смогла обуздать бурный темперамент принца. Королева Виктория огорчалась по этому поводу не меньше своей невестки. В апреле 1863 г. она писала своей дочери в Германию: "Берти не стал лучше... Его образ жизни и манеры весьма не приятны. Бедная, дорогая Аликс (так она звала Александру. - Г.О.) Я так сочувствую ей". И в другом письме: "Хотя Берти говорит, что он очень заботиться об Алике, он продолжает исчезать каждую ночь и будет продолжать свои похождения, пока она не превратится в скелет" [24].

Вскоре же супружеская неверность Альберта Эдуарда стала очевидной. В ноябре 1866 г. во время посещения Санкт-Петербурга по поводу помолвки младшей сестры Александры, Дагмар и наследника российского престола Александра принц не смог устоять перед чарами русских красавиц. В следующем году он покорил парижанок, а летом 1868 г. обрел уже многочисленных любовниц в родной Англии. Сред них были аристократки и представительницы низших социальных слоев [25].

Впрочем, разладу в семейной жизни способствовали и другие обстоятельства, связанные с самой Александрой. Долгие годы она сохраняла привлекательность и напоминала ту же самую очаровательную девушку, которая стояла рядом с наследником во время их венчания в церкви Виндзора. Но она уже не была столь подвижной и жизнерадостной, как в год свадьбы.

В 1866 г. жестокий приступ ревматизма, обрушившийся на молодую супругу, сделал ее колени одеревенелыми и лишил ее возможности танцевать на балах и ездить верхом. Александра начала глохнуть, и по мере развития глухоты круг ее общения сужался, и она уже не могла участвовать в многочисленных увеселениях и приемах супруга.

В первые годы супружества Александра остро переживала охлаждение к ней принца. Со временем же бурный темперамент Альберта Эдуарда становился ей в тягость, и супружеские отношения постепенно ограничивались семейными заботами и церемониальными обязанностями. Будучи гордой и мудрой натурой, поставленной в затруднительное положение, Александра приучила себя к тому, чтобы воспринимать амурные похождения супруга как проделки избалованного юноши. Свое утешение она находила в религии и заботе о детях. Двое их сыновей Альберт-Виктор и Георг и три дочери Луиза, Виктория и Магдалина испытывали к ней искреннюю привязанность [26].

Часто, укрепляя родственные и одновременно династические связи, Александра отправлялась в Копенгаген, чтобы навестить родителей, в Афины для встречи с братом Георгом, королем Греции или в Петербург к младшей сестре Дагмар. Сестры были поразительно похожи, и, упустив старшую сестру, Александр II поспешил обручить Дагмар с наследником престола Николаем, а после его смерти со вторым сыном Александром, ставшим царем Александром III.

Охрана домашнего очага и незыблемости авторитета первой семьи нации на всем протяжении супружества лежала на плечах Александры. Благодаря ее такту и выдержке двор был огражден от скандалов в масштабах королевства.

Верти гордился Александрой и проявлял сочувствие к ее недугам. Его жизнелюбия хватало на то, чтобы превратить каждое свое появление в доме в праздник. Особенно теплые отношения сложились у отца с его младшим сыном, будущим королем Георгом V [27]. Если Виктория не делала даже попыток посвятить наследника в тайну государственного управления, то Эдуард делал это с щедростью. С его времени была уничтожена традиция враждебности между сувереном и наследником, характерная для XVIII столетия. Правда, сам Георг V не смог повторить ту же модель отношений с детьми.

Отстраненность от серьезных занятий отчасти по вине Виктории и личные склонности обрекали принца на веселое времяпрепровождение, а в компаньонах, попавших под его обаяние или желавших приблизиться к трону, недостатка не было. Присутствие на скачках и карточная игра чередовались с пиршествами и ночными бдениями в роскошных особняках.

В 70-е годы принц Уэльский стал поклонником знаменитой французской актрисы Сары Бернар, одной из прим популярного театра "Комеди Франсез". Тогда же рядом с принцем оказалась Лилли Лангтри, остававшаяся его фавориткой около 10 лет.

Первая встреча 35-летнего Альберта Эдуарда с его будущей возлюбленной, супругой малоизвестного спортсмена, произошла в 1877 г. 27-летняя Лилли считалась признанной красавицей Лондона и обладала актерскими способностями. С помощью принца она сделала карьеру в театре и в течение двух лет стала известной актрисой и богатой женщиной [28].

В 1886 г. в поле зрения принца попала дама более высокого социального статуса. Это была внучка лорда Мейнарда и супруга лорда Уорвика 26-летняя Дэзи, отличавшаяся красотой, независимостью и оригинальностью взглядов.

Чары Дэзи Уорвик действовали на Эдуарда до 1898 г. Затем их пути разошлись по взаимному дружескому согласию. Супруга и внучка лордов увлеклась социализмом, а наследник престола встретился с последней и самой сильной любовью в своей жизни - Алисой Кеппел [29].

Обращаясь к анализу царствования Эдуарда VII, необходимо признать, что самые худшие предположения Виктории не оправдались. Воспитательный эксперимент, проделанный над Альбертом Эдуардом королевской четой, его природные склонности и вынужденное безделье обратили кипучую энергию принца отнюдь не на государственное поприще. Но, став королем уже в пожилом возрасте, не имея опыта обращения с государственными делами и опыта общения с министрами, Эдуард VII сумел положительно проявить себя в ряде областей внутренней и внешней политики и принести пользу своей стране.

В годы его пребывания на троне европейские династические связи, имевшие немалое значение при Виктории, постепенно отходили на задний план. Большинство европейских монархов, современников Эдуарда VII, обладали значительной личной властью и могли принимать решения по своему усмотрению. Для Англии все это осталось в прошлом.

Характер царствования Эдуарда VII отличался от царствования его предшественницы. В первое десятилетие XX в. происходило дальнейшее ослабление влияния суверена на политику правительства. Это касалось ограничения его прав получать информацию о деятельности кабинета и давать советы министрам. Отчеты кабинета, предоставлявшиеся королю, носили поверхностный характер. С Эдуардом не консультировались, а скорее информировали его о происходящем в политике, что почти исключало реакцию короля на те или иные события. Официальное общение монарха и кабинета постепенно сводилось к встречам с премьер-министрами, которые становились рупором всего кабинета. В церемониальном распоряжении от 3 декабря 1905 г. Эдуард признал новый статус премьер-министра как высшую координирующую власть [30].

Независимый характер Эдуарда и неподготовленность его к выполнению королевских обязанностей не позволили суверену наладить не только близкие, но даже дружеские отношения с премьер-министрами консервативных кабинетов лордом Р.А. Солсбери и А.Дж. Бальфуром и главой либерального правительства Г. Кампбеллом-Баннерманом [31]. И все же король нашел новое средство для утверждения своего влияния. Его опорой стал круг высокопоставленных друзей, близких ему по интересам и духу. При их поддержке он смог повлиять на принятие некоторых решений в области внутренней и внешней политики государства.

Приближенных короля было шестеро: сэр Эрнест Кассел, бывший член палаты r общин от либеральной партии лорд Эшер, первый лорд Адмиралтейства с 1904 по 1910 гг. сэр Джон Фишер, заместитель министра иностранных дел в 1903-1904 гг. и постоянный глава этого департамента с 1906 по 1910 гг. сэр Чарлз Хардинг, личный секретарь короля лорд Ноуллз и дипломатический представитель Португалии в Лондоне, заклятый враг Германии, маркиз Луис де Соверэл.

Лидерство в этом придворном клубе принадлежало лорду Эшеру, сочетавшему в себе острый ум, элегантность, аристократизм и пробивную силу. Его речь была насыщена юмором, а меморандумы, составленные им, были поразительно краткими и ясными. Любимец королевы Виктории и устроитель ее бриллиантового юбилея, близкий друг лорда Розбери Эшер имел уникальную способность устанавливать дружеские связи с высокопоставленными лицами. Через них он получал информацию о работе кабинета. Его мечта состояла в том, чтобы вернуть монархическую систему к временам Р. Пиля и лорда Абердина. С целью продемонстрировать миру отношения, которые существовали между Викторией и ее министрами в ранневикторианские времена, он советовал королю опубликовать ее корреспонденцию. Изучив эту переписку, Эшер обратил внимание на чрезвычайную заботу, которую проявляли министры, чтобы держать суверена в курсе государственных дел и просить его совета по каждому существенному вопросу. Но при всех своих талантах друг короля не понял, что время подобных отношений безвозвратно ушло.

Обладая знаниями в области военного дела и международной политики, Эшер не раз отказывался от престижных назначений, в том числе от должностей военного министра в 1903 г. и вице-короля Индий в 1908 г. Он предпочитал быть "серым кардиналом", и дружба с принцем Уэльским обеспечивала ему эту роль.

Члены кабинета называли Эшера интриганом, а для короля его помощь оказалась неоценимой. В марте 1905 г. монарх сказал Эшеру: "Хотя Вы и не являетесь государственным служащим, я считаю Вас самым ценным из таковых" 32]. И, действительно, его знания в области имперской оборонной стратегии были полезны монарху, заинтересованному в проведении реформ в армии и на флоте.

Близким другом принца, а затем короля был португальский аристократ и дипломат маркиз де Соверэл. В придворных кругах он выделялся экстравагантностью: черные закрученные усы, черная борода и черные густые брови контрастировали с белым цветком в петлице и белыми перчатками. Ошеломляющий успех среди женщин не мешал Соверэлу иметь обширные дружеские связи в мужском обществе. Из друзей Эдуарда он был единственным, посвященным во все его амурные похождения.

Седьмым членом этой дружеской деловой компании, ее душой и единственной дамой была уже упоминавшаяся Алиса Кеппел. Именно она умела сглаживать внутренние трения и выступать посредником в отношениях с министрами. Кроме того, либеральные политические взгляды Кеппел, ее дружба с Ллойд Джорджем оказались особенно полезны в годы правления либерального кабинета.

Дочь адмирала, происходившего из древнего шотландского рода, Алиса Кеппел затмила Лилли Лангтри, Дэзи Уорвик и всех других женщин в жизни Эдуарда, принца Уэльского, а позднее короля Англии. История ее власти над Эдуардом тесно переплетается с историей его царствования, и в каждой биографии короля этой любовнице-аристократке отводится определенное место.

Согласно наиболее распространенной версии их знакомство произошло в 1898 г., когда принц, инспектируя воинское подразделение в графстве Норфолк, обратил внимание на супругу одного из офицеров знатного происхождения Джорджа Кеппела. Взаимопонимание и симпатия между ними возникли почти сразу же.

Ко времени встречи с принцем Алисе исполнилось 29 лет, она была умна и образованна, и стала не только его любовницей, но и наперсницей.

По описаниям современников, она не походила на своих соотечественниц, а по яркости и выразительности черт лица скорее напоминала испанок или итальянок. Принца же, помимо необычной красоты Алисы, пленили ее природная веселость и страстная любовь к жизни во всех ее проявлениях [33].

Эдуарду исполнилось 57 лет, когда они встретились, и это был уже тучный лысеющий мужчина с коротко остриженной седой бородкой. Жизнь, полная увеселений, еще не насытила его, и судьба, возможно, незаслуженно послала ему женщину, которая своей лучистой энергией согрела его наступающую старость и стала его мудрым помощником.

Уже после смерти Эдуарда VII лорд Хардинг, советник короля по внешнеполитическим вопросам, а затем вице-король Индии, писал: "Каждый знал о дружбе, которая существовала тогда между королем Эдуардом и миссис Кеппел и которая была чрезвычайно благотворна, имея в виду широкие воззрения этой дамы и живость ее ума... Был один или два случая, когда король пребывал в несогласии с министерством иностранных дел, и я убедил миссис Кеппел посоветовать королю принять правительственную политику. Она была очень расположенной в отношении короля и в то же самое время патриотичной" [34]. Для влиятельных домов Лондона, принимавших у себя Эдуарда, было весьма затруднительным решить две задачи: принять короля самым лучшим образом, обеспечив присутствие его фаворитки, и не потерять респектабельность.

Двери дома маркиза Солсбери были закрыты перед Кеппел, хотя большинство других государственных деятелей были расположены к ней. Королева Александра решила эту деликатную проблему в пользу фаворитки своего супруга. Она с почтением принимала Кеппел в одной из официальных резиденций монарха - Сандригэме даже в день рождения Эдуарда [35].

Австро-венгерский посол в Лондоне граф Альберт Менсдорф, считавшийся другом Эдуарда, был убежден в дипломатических способностях Кеппел и в том, что ее присутствие создает прекрасное настроение королю. Что же касается его патрона, австро-венгерского императора Франца-Иосифа, то, видимо, учитывая его аскетический нрав, Эдуард посещал эту страну без Алисы Кеппел [36].

Только Франция, имевшая обычай признавать "официальных" фавориток, предоставляла любовникам свое гостеприимство. В Париже, а особенно на курортах, Алиса чувствовала себя почти королевой. Разница состояла лишь в том, что в сообщениях британской прессы о времяпрепровождении короля ее имя не упоминалось [37].

Круг блестящих личностей, собравшихся вокруг, казалось бы, легкомысленного монарха, не был случайностью. При всех своих недостатках Эдуард обладал такими качествами, как великодушие, верность в дружбе, азартность и жизнелюбие, что, помимо его королевского сана, обеспечивали ему искреннюю привязанность друзей. Интуиция, проявившаяся в личных и государственных делах, не раз подсказывала Эдуарду правильный стиль поведения. В его личности подспудно жил лидер, быть может, не по его вине реализовавший себя, главным образом, в кругу друзей.

По своим склонностям монарх не питал пристрастия к чтению и работе с бумагами. Вступив на престол, он не стал, подобно его предшественнице, вникать во все политические дела. Во внутренней политике его интересовало положение в армии и на флоте, во внешней - европейские дела.

Реформа на флоте, названная революцией и укрепившая боеспособность Англии накануне первой мировой войны, была проведена военно-морским министром Дж. Фишером при непосредственной поддержке короля. Их дружеские отношения оградили первого лорда Адмиралтейства от нападок его политических противников в кабинете и в самом министерстве. Почтение к короне у исполнительной власти оставалось незыблемым [38].

Виктория не сумела добиться окончания англо-бурской войны, и Эдуард начал свое царствование с пристального внимания к военному министерству и его министру в консервативном правительстве Бальфура - У.Дж. Бродрику. Аудиенции с министром были настолько частыми, что либеральная оппозиция собиралась поставить вопрос о конституционном, т.е. парламентском контроле за армией.

Столь же необходимая реформа в армии, последовавшая после окончания войны в Южной Африке, проводилась при содействии короля. У.Дж. Бродрик, имевший отнюдь не добрые отношения с сувереном, признал этот факт в мемуарах [39].

Внешняя политика была любимым коньком Эдуарда VII. В период его царствования страна распрощалась с политикой "блестящей изоляции" и начала вовлекаться в европейские дела. Основанием для этого послужило то, что безраздельному господству Великобритании на морях угрожали крепнувшие флоты других наций. Объединившись, они могли подорвать единство Британской империи. Чтобы сохранить английское влияние в Европе, надо было заключать союзы с другими державами.

Династические связи в новой дипломатической стратегии играли неоднозначную роль. В первую очередь, это касалось России и Пруссии.

Родство царствующих семей двух империй - Британской и Российской - оказалось довольно тесным. Российская царица Мария Федоровна, супруга царя Александра III и мать Николая II, была урожденной принцессой Дагмар, младшей сестрой британской королевы Александры. В то же время молодая супруга Николая II Александра Федоровна, являвшаяся принцессой Гессенской, была дочерью родной сестры Эдуарда VII Алисы и приходилась британскому монарху племянницей. Но отношения двух семей, как и их стран, нельзя было назвать дружественными. Эдуард считал российского царя слабохарактерным, а враждебность к политике Петербурга со стороны королевы Виктории отразилась и на его восприятии России. После кровавого подавления революции 1905 г. Николая II в Англии называли тираном.

Накануне официальной встречи английского короля и российского императора в июне 1908 г. в Ревеле (Таллине) на Балтике в палате общин разразилась буря. Лейбористы и часть либералов, рассматривавшие царский режим как диктаторский, выступили против любых контактов с Николаем II.

Одновременно российское посольство в Лондоне получило десятки писем от профсоюзных, лейбористских, женских и религиозных организаций, требовавших отмены Ревельской встречи. Британская общественность не могла простить российскому императору репрессий, последовавших после революции 1905 г. В резолюции одного из отделений независимой рабочей партии, принятой 1 июня 1908 г., говорилось: "Мы собрались для того, чтобы выразить свой протест против визита короля к русскому царю, так как такой визит означал бы наличие сердечных отношений между двумя странами. Мы же не признаем подобных отношений с государством, которое управляется деспотическим и кровавым режимом" 40]. Поддержание родственных отношений между королевской и царской семьями становилось не безопасным для авторитета британской монархии.

Но визит все же состоялся. Переговоры для двух сторон носили ознакомительный характер. По поручению кабинета Эдуард должен был выяснить отношение российского императора к британской политике в Азии и Европе. Официальных документов подписано не было, но на фоне обострявшихся англо-германских и российско-германских отношений ревельское свидание подготовило союз двух держав в приближавшейся мировой войне.

Отношения Эдуарда с прусским монархом складывались еще более сложно. К острому соперничеству их держав прибавилась еще личная неприязнь между дядей и племянником. До кончины Виктории прогерманская ориентация английского двора была очевидна. Прусский король Фридрих Вильгельм IV прибыл с ценными подарками на крестины тогда еще Альберта Эдуарда 25 января 1842 г. и стал его крестным отцом. Вильгельм II, внучатый племянник Фридриха Вильгельма IV и сын умершего императора Фридриха III и вдовствующей императрицы, старшей сестры Эдуарда Виктории, не питал особой привязанности к своему дяде. Он не без основания считал Эдуарда личным должником. Находясь в Берлине в годы своей молодости, принц Уэльский проигрывал в карты немалые суммы, и если бы любящая сестра не уплачивала их, то позор и гнев родителей были бы неизбежны.

Кутежи и любовные утехи нового короля не вызывали симпатий у Вильгельма II. Он позволял своим газетам подсмеиваться" над Эдуардом. В 1901 г., уже в конце англо-бурской войны, одна мюнхенская газета поместила карикатуру на британского короля. На ней он был изображен за пиршеством пьющим вино и обнимающим дам. При этом кто-то за кадром спрашивал короля: "Вы собираетесь в Южную Африку?". "Нет, - отвечал монарх, - я должен доставлять удовольствие вдовам и женам солдат". Но при всем этом государственные интересы для германского императора были важнее личных обид и пристрастий Эдуарда.

Вильгельм II мечтал о союзе двух тевтонских наций, объединенных общими интересами и чувством расового превосходства. Средство для достижения этих целей он видел в укреплении династических связей. Во время своего визита в Англию на похороны королевы Виктории в январе-феврале 1901 г. Вильгельм II убеждал Эдуарда в том, что он враг России и не питает уважения к императору Николаю II. Последнего он характеризовал как "некомпетентного правителя, годного только для того, чтобы выращивать репу".

Вильгельм II, учитывая соперничество Российской и Британской империй на Балканах и в Азии, обещал защищать британские интересы от Константинополя до Индии. В качестве ответного шага он хотел бы, чтобы британский флот, сдерживая Соединенные Штаты, помог Германии утвердиться в Южной Америке. Впрочем, как и в случае с Россией, Эдуард VII в отличие от германского кайзера не имел полномочий для обсуждения внешнеполитических вопросов, а премьер-министр лорд Солебери не проявил интереса к этим переговорам [41].

Британский монарх в 1901 г. дважды побывал в Германии: для встречи со смертельно больной сестрой, а затем на ее похоронах. Во время первого визита он имел в своем кармане инструкции от министерства иностранных дел, касавшиеся тактики ведения диалога с германским императором. Не искушенный в дипломатической игре и не любивший действовать по указаниям, Эдуард на первом же свидании передал конфиденциальные бумаги кайзеру. В Лондоне были недовольны, но политического скандала не произошло.

Укрепить родственные отношения с дядей племяннику также не удалось. Британского короля раздражал дух прусской военщины, культивировавшийся в Германии. Император, подчеркнуто щеголявший в военной форме, парады с солдатской маршировкой, устраивавшиеся в честь приезда английского короля, наводили на Эдуарда скуку и уныние.

Вильгельм II и дальше пытался привлечь Англию на свою сторону, уповая на династические традиции, но сближения так и не получилось. В новом столетии роль династических связей ослабевала.

Прогерманская ориентация английского двора, имевшая место при королеве Виктории, была прервана. Между тем растущая численно и дисциплинированная немецкая армия уже нависала зловещей тенью над Европой.

В сложившейся международной обстановке наиболее важным было достижение взаимопонимания с Францией. Но столкновения двух империй в Египте и Марокко носили серьезный характер. Здесь королю удалось проявить свою самостоятельность и способности.

Инициатива была проявлена со стороны французского президента Э.Лаубета, пригласившего британского монарха в мае 1903 г. посетить Францию. Но акция французского президента была не случайной. Сердце короля с молодых лет принадлежало Франции. Общительность, пылкий темперамент, природная склонность к свободным нравам больше сближали его с французами, чем с собственными подданными с их чопорностью и пуританской моралью. Французская оперетта, аристократические дамские салоны, где государственные деятели почти на равных обсуждали со своими фаворитками политические новости, были любимыми местами его посещений. Еще будучи наследником престола, принцем Уэльским, а затем монархом, Эдуард почти треть года регулярно проводил в этой республиканской стране.

Одно обстоятельство омрачало любовь принца к Франции. Этим обстоятельством был французский республиканизм. Когда в 1870 г. Вторая империя Луи Наполеона пала, и в Елисейском дворце обосновался президент, принц-франкофил не отступил от принципов монархизма. Он принял бежавшую из Франции почитаемую им супругу Наполеона III императрицу Евгению и поселил ее в доме своего друга герцога Девон-ширского без консультации с Викторией или с кабинетом министров. Между тем в это время Англия уже готовилась признать новую республику, и не все советники королевы, как и члены правительства, одобрили этот шаг Эдуарда.

2 мая, на следующий же день после прибытия английского короля во Францию, во всех газетах появилось его трогательное обращение к парижанам. Эдуард заявлял, что его сердечное желание состоит в том, чтобы восхищение, которое британцы испытывают к французской нации, переросли в чувство горячей любви и привязанности между народами двух стран.

Французский президент встретил именитого британского гостя со всеми почестями, чего нельзя было сказать о его гражданах. Многие из них не могли простить Англии войну, затеянную против свободолюбивых буров. Король умело сочетал официальные встречи с президентом и министром иностранных дел с визитами к влиятельным друзьям. Он был неутомим в своей щедрости и комплиментах. Где бы Эдуард не появлялся: на приемах, скачках, в театре или на улице, он обращался к бедным и богатым со словами приветствия. Располагала также его привычка раздавать толпе кольца, значки, серебряные и золотые портсигары [42].

Через несколько дней Париж был покорен. 5 мая британский посол Э. Монсон сообщал в британское министерство иностранных дел о том, что успех визита короля превзошел самые оптимистические ожидания.

Несколько позднее министерство иностранных дел Англии признало, что, хотя, конституционно Эдуард VII не контролировал внешнюю политику, фактически его репутация и деятельность помогли адаптировать Европу к новому внешнеполитическому курсу Британии. В меморандуме министерства от 1 января 1907 г. указывалось, что англо-французское соглашение, подписанное 8 апреля 1904 г., было бы невозможно, если бы не дух доверия к британской доброй воле, созданный в результате поездки короля во Францию [43].

Своеобразие царствования Эдуарда VII отмечено также его очевидной веротерпимостью, проявившейся в уважении к своим подданным, исповедующим католицизм. Дело в том, что парламентский билль 1829 г. эмансипировал католиков, но антикатолицизм как стереотип общественного сознания еще сохранялся. О веротерпимости Эдуарда свидетельствовала его встреча с главой Римской католической церкви в апреле 1903 г. Началось с того, что король Виктор Эммануил пригласил британского монарха посетить Италию весной 1903 г. Эдуард информировал кабинет, что во время своего визита он намерен встретиться в Ватикане с папой Львом XIII. Премьер-министр Бальфур, опасаясь осуждения со стороны англиканской церкви, отнесся к этой идее отрицательно. Но король настаивал, полагая, что британские католики осудят его, если он, находясь в Риме, не посетит понтифика. После долгих согласований с Бальфуром было принято решение, что визит монарха в Ватикан будет носить частный характер.

Свидание с понтификом было намечено на 29 апреля. Отправляясь на него, Эдуард позаботился о том, чтобы не уронить свое достоинство как главы Церкви Англии. Членов своей свиты он предупредил, что они могут отвешивать поклоны папе бесчисленное количество раз, но при этом они не должны вставать на колени и целовать его руку. Такое непочтение к понтифику во время свидания возмутило его окружение. В то же время сам 93-летний Лев XIII проявил мудрость и такт. Он первый сделал шаг навстречу гостям и дружески пожал им руки. В результате британские подданные англикане и католики были удовлетворены [44].

В целом же, проявив инициативу и самостоятельность в некоторых областях политики, Эдуард VII оставался в отведенном ему конституционном поле. Представительная монархия в его царствование получила свое завершение. Церемониальные функции, несколько утраченные при королеве Виктории после смерти ее супруга принца-консорта Альберта, вернули свой блеск и парадность. На новом техническом уровне, имея в виду устройство телефонов и ванных комнат, были реставрированы дворцы. При этом были уничтожены все статуи и бюсты любимого слуги королевы Виктории шотландца Дж. Брауна. Эдуард не хотел примириться со слухами о том, что шотландец будто бы являлся мощным медиумом, посредством которого Виктория общалась с духом ее умершего супруга принца Альберта, как и с распространявшимися при дворе сведениями об интимной связи королевы и Дж. Брауна [45].

Весной 1909 г. Эдуард совершил последнее в своей жизни путешествие на юг Франции. Алиса Кеппел была на том же курорте и заботилась о короле во время участившихся приступов бронхита. Этой болезнью Эдуард страдал уже несколько лет, и недуг не отпускал его. Кризис наступил в начале мая 1910 г. Но монарх еще бодрился. Почти до последних дней он выполнял свои церемониальные обязанности, тщательно одевался, отказываясь от посторонней помощи. 6 мая принц Уэльский Георг успел сообщить отцу, что его лошадь выиграла приз на соревнованиях в Кэмптоне. "Я очень рад", - прошептал король и потерял сознание. Ему шел 69-й год [46].

О фривольной жизни и любовных похождениях своего суверена британская публика знала мало. Все ограничивалось толками и сплетнями в кругах придворной знати. Распространение же порочащей королей информации с помощью газет и журналов среди населения в целом в респектабельной Англии вплоть до второй мировой войны считалось неблагоразумным и могло быть наказуемо. Вместе с тем располагающие внешность и манеры Эдуарда VII в сочетании с традиционной страстью к лошадям и охоте вызывали симпатию, а раскрывшиеся дипломатические способности прибавили ему известности.

ИДЕАЛЬНЫЙ КОНСТИТУЦИОННЫЙ МОНАРХ

Преемник Эдуарда VII, его второй сын, вступивший на престол под именем Георга V (1865-1936 гг.), не походил на отца ни по характеру, ни по склонностям. Как человеческая личность он был гораздо менее одарен и интересен для своего окружения. Что же касается правящих кабинетов, то для министров его пребывание на троне было настоящим подарком. О конфликтах с официальным главой государства не могло быть речи. В историю Георг V вошел как первый идеальный конституционный монарх, соответствующий известной формуле, гласящей, что король царствует, но не управляет.

Георг V появился на свет 3 июня 1865 г. восьмимесячным младенцем. По этому поводу королева Виктория писала в своей семейной корреспонденции: "Александра опять поспешила, но в этот раз только на месяц" [47]. Королева помнила, что старший сын принца и принцессы Уэльской Альберт Виктор родился на 18 месяцев раньше положенного срока. Кстати сказать, бабушка не оставляла своих внуков без попечения и любила их более нежно, чем старшего сына.

В воспитании будущего наследника сочетались два, казалось бы, взаимоисключающих момента, теплые отношения в семье и суровая жизненная школа, выразившаяся в его службе на флоте.

Богатство натуры Эдуарда VII сказалось в том, что, несмотря на свои многочисленные романы, он оставался любящим и заботливым отцом. В августе 1894 г. Эдуард писал 29-летнему Георгу: "Мы скорее братья, чем отец и сын" [48]. Последний отвечал ему самой сердечной привязанностью. 6 мая 1910 г.,в день смерти Эдуарда VII, Георг записал в дневнике: "Я потерял моего лучшего друга и лучшего из отцов" [49].

Александра научила Георга молиться, и он всю жизнь исправно посещал воскресную службу. Эдуард передал сыну свою любовь к лошадям и искусству верховой езды. По установившейся традиции с детства мальчик был не разлучен с любимым пони. В 6 лет он вместе со своим семилетним братом и наследником престола Альбертом Виктором стал брать уроки у Дж. Долтона, получившего образование в Оксфорде и отличавшегося глубокой религиозностью. Долтон оставался учителем принца на протяжении 14 лет. Когда они расставались, то писали друг другу письма.

В 1876 г. Георгу было II лет, но Эдуард решил отправить двух сыновей служить на учебное судно "Британия". Решение было принято под влиянием Долтона и в связи с очевидной неспособностью мальчиков к наукам. Воспитатель честно выразил свое мнение о них в словах: "Принцы по своим знаниям ниже уровня средних учащихся частных школ и чувствовали бы себя ущемленными среди сверстников этих заведении" [50]. Имелись в виду элитарные школы. Таким образом, перед вторым сыном, не являвшимся наследником, открылась возможность избрать морскую службу как карьеру. Семья Эдуарда и Александры была дружна со многими морскими офицерами. Георг мечтал походить на них, поэтому решение отца не было для него тягостным.

На "Британии" Георг отметил свое 14-летие. Александра поздравила его письмом. Она печалилась, что сын отставал в росте от сверстников и писала ему: "Виктория говорит: "Такой большой и такой маленький". Ты должен спешить расти, иначе я буду иметь несчастье быть матерью карлика !!!" [51].

К зрелым годам Георг несколько подрос, достиг среднего роста, но казался ниже из-за своей худощавости.

Через три года по распоряжению Эдуарда морская служба королевских внуков уже в качестве кадетов была продолжена на корабле "Вакханка", совершавшего далекие морские круизы. Путешествия, как и ожидалось, не были легкими. Товарищ по плаванию позднее вспоминал: "Недели и недели на море, порой очень монотонные, жизнь на еде более чем однообразной, а иногда тошнотворной, главным образом соленое сало и корабельный бисквит. Вспомните, что не было комфорта в те времена, не было таких вещей, как электрический свет и охлаждающее оборудование. Свежие фрукты, овощи и любая другая свежая продукция заканчивались очень скоро после того, как корабль покидал порт. Каждый на борту был обречен на то, чтобы видеть одни и те же лица и временами был готов к драчливости и раздражению. Но за все эти годы я никогда не видел принца Георга потерявшим выдержку,... не слышал даже с его стороны упреков или грубости. Неэгоистичный, добрый, спокойного нрава, он был идеальным товарищем" [52].

Учебный круиз продлился до 1882 г. Георг и Альберт Виктор сошли на берег в возрасте 17 и 18 с половиной лет, обогащенными широкими знаниями об империи и дальних странах, большими, чем кто-либо из старших членов королевской семьи или министры короны. Кроме того, братья вернулись во дворец подготовленными морскими офицерами. В британском королевском флоте не делали скидку на происхождение, и принцы научились выполнять любую корабельную работу [53].

Морская служба для Георга стала призванием. Теперь уже. младшим лейтенантом он поступил в 1884 г. в Морской колледж в Гринвиче, а в 1890 г. принял командование первоклассной канонеркой "Дрозд". В августе 1891 г. 26-летний принц Георг получил ранг капитана. В среде морских офицеров он считался профессионалом и идеальным товарищем. Матросы уважали его за справедливость и демократизм. В зрелом возрасте он умел командовать и подчиняться, что и требовалось военному. Политикой морской офицер интересовался не больше, чем его сослуживцы [54]. Классическое образование, которое, хотя и фрагментарно, получил Эдуард VII, его миновало. И что самое важное - принц был удовлетворен своим положением и лишен амбиций. Но тут вмешалась судьба.

Старший брат Альберт, не отличавшийся крепким здоровьем, заболел воспалением легких и умер 14 января 1892 г. Волею трагических обстоятельств Георг стал наследником престола [55].

Неожиданный поворот событий явился для преуспевающего морского офицера глубоким потрясением. Братья были очень близки, и всю юность провели вместе в морских плаваниях. Что же касается трона, то Георг никогда не жаждал власти и почестей, связанных с этим священным местом. Будущие свои обязанности он воспринимал как несение тяжкого бремени.

Обрушившиеся удары судьбы были несколько смягчены удачной женитьбой новоявленного наследника престола на английской принцессе Виктории-Марии Тек летом того же года. Невеста приходилась по материнской линии родственницей королевы Виктории и была подобрана ею для Альберта. После его смерти Виктория не пожелала упускать понравившуюся ей скромную и миловидную девушку. Наметанный глаз свахи подсказывал королеве, что Георг и Виктория-Мария будут великолепной парой. Так и оказалось. 6 июня 1892 г. состоялось торжественное венчание молодоженов, а через десять дней молодой супруг писал в дневнике, что он чрезвычайно счастлив [56]. И в дальнейшем их отношения были безоблачными.

Виктория-Мария, впоследствии известная как королева Мария, в молодости увлекалась литературой и искусством и в какой-то степени облагораживала семейную жизнь [57]. Что же касается ее супруга, ставшего в 1910 г. королем под именем Георга V, то он так и остался морским офицером, слегка грубоватым, непретенциозным в быту и привыкшим добросовестно выполнять свой долг, чего бы он не касался. Его увлечениями были: коллекционирование марок, игра в поло, бильярд.

Средние способности и ограниченное образование не позволили Георгу выделиться в какой-либо области, да он и сам не стремился к этому, осознавая себя ординарным человеком, готовым выполнять чужие приказы. Впрочем, именно эти качества делали его любимцем Виктории, Эдуарда и всех королевских дворов Европы с его тетями и кузинами в Скандинавии, Греции, России, Германии. Так, царь Николай II и царица Александра Федоровна были его кузеном и кузиной: первый был сыном Марии Федоровны, сестры королевы Александры, вторая была дочерью сестры Эдуарда Алисы, вышедшей замуж за Великого герцога Гессенского Луиса IV. Удивительное сходство между кузенами Николаем II и Георгом было причиной конфузов во время торжественных церемоний [58].

Благополучный брак Георга и Марии не осчастливил только королевских детей. А их у супругов было шестеро. Эдуард, по-семейному Дэвид, будущий монарх Эдуард VIII, родился в 1894 г. Принц Альберт, названный в семейном кругу Берти и ставший королем Георгом VI, появился на свет в декабре 1895 г. в годовщину смерти своего прадедушки принца Альберта и был назван в его честь. Позднее родились: принцесса Мэри, принц Генри, принц Георг и принц Джон, страдавший эпилепсией и живший отдельно от семьи. Дети появлялись один за другим, а их слишком сдержанные и даже суховатые родители так и не сумели создать теплый семейный климат. Старшие Эдуард и Альберт были доверены няне-садистке, которая умудрялась щипать малышей или так трясти их при укачивании, что у Эдуарда развилось что-то вроде нервного тика, а Альберт начал заикаться. К тому же отец позволял себе передразнивать детей или до изнеможения читать им длинные нотации за самые мелкие проступки. Лишь когда сыновья выросли, их взаимопонимание с родителями наладилось [59].

До 36 лет жизнь самого Георга проходила в орбите королевы Виктории. Почтение к ней детей и внуков было почти религией. Как один из них, но самый усердный, Георг так и остался викторианцем, устремленным в прошлое и со страхом относившимся к любым переменам. Его преимущество по сравнению с прежним наследником и его отцом Эдуардом заключалось в том, что во время отъездов короля в Европу он заменял его дома в качестве президента многочисленных комиссий и комитетов и таким образом входил в курс государственных дел. В 1905-1906 гг., выполняя почетные обязанности здравствовавшего императора, и как наследник престола Георг совершил путешествие в Индию, укрепляя ее связи с метрополией.

25-летнее царствование Георга V было богато внешнеполитическими и внутриполитическими событиями. Наиболее примечательными из них были: первая мировая война, революционные изменения в Европе, ирландский кризис, предоставление женщинам избирательных прав, утверждение в политической системе Великобритании лейбористской партии. Всеобщая стачка 1926 г., приход к власти национального правительства Рамзея Макдональда.

Самой трагической страницей в истории этих лет была первая мировая война. Традиционные связи королевских династий Европы, и особенно Англии и Германии, не сумели предотвратить эту страшную бойню. Разрыв начался еще при Эдуарде VII и нашел свое завершение в первые годы правления Георга V.

Великая война, как ее называли в те годы, явилась серьезным испытанием для народа Великобритании, самого монарха и его семьи. Наследник трона принц Уэльский Эдуард, в дальнейшем вступивший на престол под именем Эдуарда VIII, служил адъютантом при личном штабе главнокомандующего во Франции, а затем штабным офицером в Средиземноморье. При этом некоторые члены кабинета и высшие чины армии не были в восторге от того, что наследник короны находился в непосредственной близости от военных действий. Больше всего они опасались его пленения, что обернулось бы для союзников экстраординарными трудностями.

Второй по старшинству сын Альберт, впоследствии монарх Георг VI, продолжал службу на королевском флоте ив 1916 г. в чине младшего лейтенанта участвовал в Ютландском сражении [60].

Первые месяцы войны ознаменовались в Англии волной антигерманских настроений, доходивших до истерии. Под их давлением в октябре 1914 г. ушел в отставку Первый лорд адмиралтейства принц Луис Баттенберг, уличенный лишь в том, что он был немцем по рождению и имел немецкое имя. Хозяева магазинчиков с германскими фамилиями в рабочих районах Лондона закрывали свои предприятия под угрозой быть ограбленными.

Антигерманская кампания затронула и короля. Под влиянием протестов он исключил имена своего кузена немецкого кайзера и его сына, наследного принца, из списка почетных командиров британских военных подразделений. Но дело не ограничилось этим. В 1917 г. по настоянию премьер-министра Г. Асквита парламент принял билль, в соответствии с которым королевская династия, прежде именовавшаяся Саксен-Кобург-Готской, что имело германское происхождение, стала называться Виндзорской по названию древнего Виндзорского замка [61].

Общественные обязанности монарха как главы государства во время войны приобретали новое значение. От его имени армии отправлялись в поход и суда уходили в море. Так или иначе, но король был двигательным механизмом патриотизма. В военные годы он семь раз выезжал на британские военные базы, провел 450 инспекций в воинских подразделениях, лично вручил 50 тысяч наград, посетил 300 госпиталей и незамедлительно прибывал в районы, подвергнутые бомбардировкам. Самым эффективными в смысле поднятия боевого духа британских вооруженных сил были пять поездок суверена во Францию в действующую армию. Королевские прямота, искренность и простота в обращении и в быту трогали солдат [62].

25 октября 1915 г. во время инспектирования сувереном вооруженных сил во Франции с Георгом произошел неприятный инцидент, оставивший след во всей его дальнейшей жизни. Во время смотра монарх разъезжал на лошади, и каждый корпус встречал его приветственными возгласами. И в этом случае все происходило по принятому распорядку, но неожиданно для всадника лошадь испугалась громких криков, встала на дыбы, и монарх оказался на земле с переломом тазовых костей и многочисленными ушибами. Только к концу года он встал на ноги [63].

В разгар войны, узнав о распространении пьянства в армии, монарх стал трезвенником, что возымело свое действие. Но еще более действенной была его поддержка премьер-министра коалиционного кабинета Асквита в отношении противоречивого билля о военной службе холостяков. Суть дела состояла в том, что глава правительства был убежден, что все холостые мужчины в возрасте от 18 до 40 лет должны служить в вооруженных силах, если это необходимо. В кабинете наметился раскол по этому вопросу среди либералов, и некоторые из них ушли в отставку. Георг же поддержал премьер-министра, и в январе 1916 г. билль стал законом [64].

Через 3 года войны Великобритания испытывала трудности со снабжением населения продовольствием. В апреле 1917 г. лондонцы узнали из газет, что королевская семья поехала в Виндзор и Георг и некоторые члены его семьи занимаются посадкой картофеля. Королю нравилось это занятие, хотя он и находил его тяжелым [65].

Не разбираясь в тонкостях политики, монарх больше всего был озабочен тем, чтобы сохранить национальное единство в годы войны. Во время правительственного кризиса в декабре 1916 г. он, реализуя свое право советовать, провел консультации с лидерами консервативной и либеральной партий и сумел убедить их не распускать парламент и не объявлять всеобщие выборы, что несомненно нанесло бы урон воевавшей Англии [66].

Позже Георг, пользуясь тем же конституционным правом советовать, сыграл посредническую роль в преодолении послевоенного правительственного кризиса 1923 г. Его суть заключалась в том, что лидер консерваторов Бонар Лоу ушел в отставку по болезни, а претендентов на освободившееся место премьер-министра оказалось двое. Одним из них был С. Болдуин, занимавший пост канцлера казначейства, т.е. министра финансов, но мало известный в общественных кругах, другим - маркиз Дж. Керзон, являвшийся министром иностранных дел в том же кабинете и пользовавшийся большой популярностью благодаря своей политической деятельности и богатству.

Георг V пожелал знать мнение ушедшего в отставку премьер-министра, но Бонар Лоу был слишком стар и болен. Тогда через личного секретаря король произвел дознание среди высокопоставленных членов консервативной партии. Он получил разноречивые ответы, но наиболее весомым было мнение А.Дж. Бальфура - бывшего премьер-министра. Он поддержал Болдуина, ссылаясь на важность пребывания премьер-министра в палате общин. Вопрос таким образом был решен при содействии монарха, не вызвав серьезных внутрипартийных противоречий. Важно также, что с этого времени стало общепризнанным, что премьер-министр должен быть членом палаты общин и не может быть пэром с его правом заседать в палате лордов. Иначе говоря, утвердилось новое конституционное соглашение [67].

Осенью 1918 г. победа в войне была достигнута. В ноябрьские дни 1918 г. огромные толпы лондонцев собрались у ворот Букингэмского дворца, чтобы выразить свое удовлетворение и благодарность королю. Когда седобородый, усталый Георг V, одетый в военную форму, выходил на балкон, гром приветственных возгласов обрушивался на него.

Последствия же европейской битвы для монархической системы Старого Света оказались поистине трагическими. Падение династий Гогенцоллернов в Германии, Габсбургов в Австро-Венгрии и Романовых в России повлекло за собой ослабление монархических принципов в Европе. Республиканизм континента бросал вызов Соединенному Королевству. Но кроме того, повышение авторитета американского президента В. Вильсона как спасителя человечества с его программой, изложенной в широко известных "14 пунктах", сделало эту форму государственного управления панацеей от всех болезней, с которыми столкнулся послевоенный мир. И все же в Англии мало кто тогда мог помыслить о ликвидации монархии. Реальной угрозы британскому трону не было. Позиция отдельных групп была не в счет. Резолюция находящейся на левом фланге политической жизни лейбористской партии, принятая на ее ежегодной конференции 1923 г. и отвергавшая республиканское устройство государства, была тому подтверждением [68]. Но основания для серьезных волнений у королевской семьи имелись.

В личном плане самым болезненным для Георга V была потеря корон его двоюродными братьями - немецким и российским императорами. Что же касается Вильгельма II, то некоторое беспокойство доставила королю послевоенная избирательная кампания либеральной партии. В ходе ее лидер партии и будущий премьер-министр Д. Ллойд Джордж обещал британцам провести суд над кайзером, бежавшим в Нидерланды после провозглашения в Германии 9 ноября 1918 г. республики. Ультрапатриотически настроенные граждане требовали даже повесить кайзера как военного преступника. Облегчение наступило лишь тогда, когда правительство монархической Голландии решительно отказало союзникам в выдаче Вильгельма II [69].

Февральская и Октябрьская революции в России и ликвидация там монархии воспринимались еще более тяжело. Шок от происшедших событий, как отмечали биографы Георга VI Дж. У. Уилер-Беннет и Д. Джудд, ощущался не только в семье монарха, но и в среде британского истэблишмента. Есть сведения, что на общей волне полевения профсоюзного движения в Букингэмский дворец шли письма антимонархической направленности главным образом от рабочих.

Наилучшим показателем беспокойства Георга V за судьбу британской монархии явилось его отношение к своему кузену, низвергнутому императору Николаю II. Не желая возбуждать британское общественное мнение, король не предложил царской семье политического убежища в Великобритании. Позднее известие о расстреле российских родственников причинило ему боль. Кузены не раз встречались и испытывали симпатию друг к другу. В дневнике 25 июля 1918 г. Георг записал: "Королева и я посетили службу в русской церкви... в память о дорогом Ники... Я был предан этому добрейшему и благородному человеку, любящему свою страну и свой народ" [70].

По общему мнению английских историков, британцы генетически лояльны к монархии, но в конце войны и в первые годы после нее не исключалась возможность беспорядков в связи с неадекватностью их положения при отсутствии жилья и работы по сравнению с персоной короля.

Рост влияния лейбористской партии и развитие профсоюзного движения под ее эгидой - эти новые тенденции в политической жизни Великобритании вызывали тревогу у самого монарха и в его окружении. 12 ноября 1923 г. премьер-министр Болдуин попросил короля Георга распустить парламент и назначить новые выборы, чтобы получить мандат страны на проведение тарифной реформы. "Король, - писал Дж. У. Уилер-Беннет, - использовал все меры, которые были в его распоряжении, чтобы отговорить Болдуина от такого решения, но напрасно. Сам же он придерживался наиболее мрачной точки зрения в отношении перспектив консерваторов на предстоящих выборах" [71].

Избирательная кампания 1923 г. для окрепшей к этому времени партии лейбористов началась в Альберт-холле. Здесь на общей волне недовольства Секретарь Союза транспортных рабочих Б. Уильяме заявил: "Я надеюсь увидеть красный флаг, развивающийся над Букингэмским дворцом". Там же раздавались возгласы: "За большевиков, Ленина, Троцкого" [72].

Предвидение короля оправдалось - 8 декабря 1923 г. лейбористы одержали верх над консерваторами. 10 декабря второй по старшинству сын монарха, будущий король Георг VI, писал королеве Марии: "Результаты всеобщих выборов, должно быть, очень тревожат отца. Я также беспокоюсь о том, что может случиться в дальнейшем" 73].

Лейбористы, как и ожидалось, не посягнули на привилегии монарха. Но их социалистическое мировоззрение и стиль поведения были чужды для британского истэблишмента. В январе 1924 г. после приема в Букингэмском дворце лейбористского премьера Рамзея Макдональда и формирования его правительства в королевском дневнике появилась запись: "Сегодня минуло 23 года как умерла дорогая бабушка (имелась в виду королева Виктория. - Г.О.). Я даже представить не могу, что бы она сказала о лейбористском правительстве".

Король опасался, что революционные песни "Красный флаг" и "Марсельеза", оглушавшие дворец в Альберт-холле на предвыборных митингах лейбористов, будут звучать и в палате общин. При встрече с новым премьером суверен затронул болезненную тему. В ответ глава правительства попросил короля понять его трудное положение, при котором он обязан считаться с экстремистами своей партии и кое в чем уступать им. При этом беспокойство монарха было учтено, и митинговые привычки не были перенесены в парламент [74].

После обретения власти революционный накал руководства лейбористской партии значительно ослаб. Не произошло и существенных изменений в отношениях между двором и новым кабинетом. Макдональд даже появлялся на королевских приемах в одежде, соответствующей дворцовому этикету.

В разговоре со своей матерью королевой Александрой Георг следующим образом охарактеризовал новых правителей: "Я должен сказать, что эти люди интеллигенты и делают серьезное дело. Они проповедуют идеи, отличные от нас, так как являются социалистами. Но они должны были получить шанс воспользоваться властью" [75].

Лейбористы имели в своем распоряжении только 10 месяцев, но за это время они совершили прорыв во внешней политике и признали Советскую Россию, что опять-таки не порадовало монарха. В специальной беседе по этому поводу с Макдональдом Георг сетовал на то, как трудно будет для него выполнять прерогативу монарха по аккредитации иностранных послов, принимая представителей страны, которые прямо или косвенно связаны с убийством его кузена-императора и членов его семьи. Но выполнять эти церемониальные обязанности Георгу и его преемникам все же пришлось [76].

Во время ирландского кризиса 1918-1921 гг. и Всеобщей стачки 1926 г. Георг V, хотя и без видимого успеха, пытался быть миротворцем в своей стране. Так, в 1920 г. после ввода британских войск в Ирландию и начавшихся там репрессий личный секретарь монарха писал от его имени, обращаясь к консервативному правительству: "Король озабочен происходящим и спрашивает Вас, чем может закончиться террор для Ирландии и для страны в целом... Ведь карая виновных, мы не менее жестоко наказываем невинных" [77].

Огорчения доставила королю и всеобщая стачка 1926 г. В ходе ее он настоятельно советовал консервативному правительству С. Болдуина не вводить чрезвычайные меры, которые, в частности, лишили бы тред-юнионы их фондов. По его мнению, стачечники ведут себя достаточно спокойно, а этот шаг может быть расценен ими как конфискация профсоюзного имущества, что спровоцирует ответные действия [78].

Сын короля Георг VI и его внучка Елизавета II в дальнейшем восприняли миротворческую функцию монархии. В 1925 г. здоровье Георга VI, давно уже не отличавшееся крепостью, резко ухудшилось. Его мучила невралгия, боли в пояснице, тяжелый бронхит. Осенью 1928 г. он слег с гнойным плевритом. Положение больного казалось безнадежным, и толпы его подданных собирались у Букингэмского дворца, чтобы прочитать бюллетени о состоянии здоровья монарха. В храмах Церкви Англии шли молебны. Во имя выздоровления Георга был создан филантропический фонд благодарения. Зимой 1928-1929 гг. фонд собрал значительную сумму пожертвований в 689.597 фунтов стерлингов. На этот раз врачам удалось спасти суверена [79].

В мае 1935 г. король и королева отметили серебряный юбилей своего царствования. 6 мая стоял жаркий день, но, несмотря на это, тысячи людей встречали королевскую чету, выходившую после службы из собора Святого Павла. Около месяца в честь этого празднования на улицах Лондона развивались государственные флаги и устраивались торжественные приемы.

Монархия теряла свои возможности воздействовать на власть, но не теряла своей популярности.

Георг V был первым монархом, использовавшим радио в 1934 г. для рождественского приветствия граждан. 6 мая 1935 г. он вновь выступил по радио с речью, в которой благодарил подданных за любовь и преданность. Радио и в дальнейшем позволило королям непосредственно обращаться к миллионам людей в Великобритании и Британской империи, что в какой-то степени укрепляло их влияние.

17 января 1936 г. Георг V сделал последнюю запись в дневнике о снежной и ветреной погоде. Королева Мария известила принца Уэльского, охотившегося в Виндзоре, о тяжелом состоянии отца. Принц на аэроплане прилетел в Сандригэмский дворец, где умирал Георг V. Это было своеобразным символом нового стиля жизни наследника старого короля. Нация в это время слушала бюллетени о здоровье короля, передававшиеся Би-Би-Си [80].

20 января 1936 г. царствующий внук королевы Виктории скончался. До конца жизни Георг V со своими старомодными убеждениями страдал от ностальгии по поздневикторианским временам. Но предрассудки не мешали ему исполнять представительские функции монархии и объединять подданных во время первой мировой войны и в годы внутренних кризисов.

Приземленноеть и ординарность натуры короля, выражавшиеся в том, что он предпочитал охоту посещению оперы и грубое подшучивание философским рассуждениям, приближали монарха к простым людям и составляли основу его популярности. Королевская семья в целом восстановила несколько померкшую в годы царствования Эдуарда VII славу образцовой семьи нации.

Георг V не питал пристрастия к своим министрам и воздерживался от проявления симпатий к кому бы то ни было, что было свойственно королеве Виктории. Тесно связанный с традициями и склонный, не в пример Эдуарду VII, идти старыми испытанными дорогами, он с большим трудом адаптировался к радикальным течениям в политической жизни. В стенах его дворцов не было интриг, а вне их он не имел и не искал опоры в среде той или иной политической партии. Примечательной чертой царствования Георга V стало установление стандартов идеальной конституционной монархии, что он и передал своим преемникам - сыновьям Эдуарду VIII и Георгу VI, а также своей внучке Елизавете II.

Литература

1. Weintraub S. Victoria. Cambridge, 1996, p. 635.
2. По английской традиции наследник престола, получавший титул принца Уэльского, может быть крещен под
одним именем, а при вступлении на престол брать себе другое имя.
3. Ibid., р. 637; Brook-Shepherd G. Uncle of Europe. The Social and Diplomatic Life of Edward VII. London, 1975, p. 99.
4. Weintrauh S. Op. cit., p. 637.
5. Голсуорси Дж. Собр. соч., т. 1. М., 1983, с. 618-619.
6. Weintraub S. Ор. cit., р. 642.
7. Ibid., р. 640.
8. Бромхед Н. Эволюция Британской конституции. М., 1958, с. 31-36 (пер. с англ.).
9. Там же, с. 9-12, 37-38.
10. Cannon J. Parliamentary Reform 1640-1832. Cambridge, 1973, p. 292-293.
11. Викторианцы. Столпы британской политики XIX века. Ростов-на-Дону, 1996, с. 19-40.
12. Киплинг Р. Избранное. Л., 1980, с. 472.
13. Bagehot W. The English Constitution. World's Classic's Edition. London, 1949, p. 34, 35, 93.
14. Бромхед П. Указ. соч., с. 37.
15. Howard Ph. The British Monarchy in the Twentieth Century. London, 1977, p. 15, 25, 34, 73: Бромхед П. Указ. соч., с. 9, 11-12, 16, 31-32, 37-38; Попов В.И. Жизнь в Букингэмском дворце. Елизавета II и королевская семья, 2-е изд., доп. М., 1996, с. 180-222.
16. Magnus Ph. King Edward the Seventh. New York, 1964, p. 2-26.
17. lbid.,p.28.
18. Ibid., р. 26-28.
19. Ibid.. р. 49-51.
20. Ibid., р. 42-48.
21. Ibid.. р. 51.
22. Ibid., р. 49.
23. Ibid., р. 73.
24. Ibidem.
25. Gore Jh. King Georg V. A Personal Memoir. New York, 1941, p. 7-8; Magnus Ph. Op. ciL, p 72-73.
26. Gore Jh. Op. cit., p. 72; Brook-Shepherd G. Op. cit., p. 54-55, 107.
27. Magnus Ph. Ор. cit., p. 279; Gore Jh. Op. cit., p. 211.
28. Gore Jh. Op. cit., p. 55-57.
29. Ibid., p. 58.
30. Magnus Ph. Ор. cit., p. 281.
31. Ibid., p. 277-278.
32. Ibid., p. 283-286.
33. Brook-Shepherd G. Ор. cit., р. 66-67, 138-139.
34. lbid.,p. 139-140.
35. lbid.,p. 140.
36. lbid.,p. 141-142.
37. Ibid., p. 269-270.
38. Magnus Ph. Op. cit., p. 277.
39. Ibid., р. 288, 295.
40. Архив внешней политики Российской империи, ф. 184, оп. 520, д. 1330, л. 35; Magnus Ph. Op. cit., p. 406-408.
41. Magnus Ph. Ор. cit., p. 271-272; Brook-Shepherd G. Op. cit., p. 101.
42. Magnus Ph. Ор. cit., p. 311-314.
43. Ibid., p. 311-312.
44. Ibid., р. 309.
45. Weintraub S. Ор. cit., р. 372-373.
46. Magnus Ph. Ор. cit., р. 315.
47. Gore Jh. Ор. cit., р. 3.
48. Magnus Ph. Ор. cit., p. 279.
49. Gore Jh. Ор. cit., p. 211.
50. Ibid., р. 28.
51. Ibid., р. 36-37.
52. Ibid., р. 47.
53. Magnus Ph. Ор. cit., p. 35-37; Somervell D.S. The Reign of King George the Fifth. An English Cronicle. London. 1935, p. 496.
54. Gore Jh. Ор. cit., p. 47-49.
55. Ibid., p. 211.
56. lbid., p. 110.
57. Ibid., p. 79, 103, 116.
58. Juhd D. The Life and Times of George V. London, 1973, p. 54.
59. Ibidem; Брэдфорд С. Елизавета II. Биография Ее величества королевы. М., 1998, с. 21-23.
60. Juhd D. Ор. cit., р. 135-136.
61. Ibid., р. 125-129.
62. Ibid., р. 134-139.
63. Gore Jh. Ор. cit., р. 297.
64. Juhd D. Ор. cit., р. 136-139.
65. Gore Jh. Ор. cit., р. 297-303.
66. Juhd D. Ор. cit., р. 113; Wheeler-Bennett J.W. King Georg VI. His Life and Reign. London, 1958, p. 159-161,196.
67. Бромхед П. Указ. соч., с. 9-12.
68. Billing М. Talking of the Royal Family. London-New York, 1993, p. 3-8.
69. Juhd D. Op. cit., p. 155-160.
70. Ibid., p. 148.
71. Wheeler-Bennett Jh.W. Op. cit., p. 159-160.
72. Ibidem.
73. Ibid., р. 196.
74. Juhd D. Ор. cit., p. 171-174.
75. Ibidem.
76. Ibidem.
77. Ibid., p. 160-161.
78. Ibid., p. 178-180.
79. Ibid., р. 180-185.

80. Ibidem.

Декабрь 1999