VIVOS VOCO: К. Вендровский, Вы нажимаете на кнопку...

В истории техники бесконечно повторяется один и тот же сюжет; первооткрыватель в лучшем случае достигает весьма скромного успеха, зато тем, кто идет вслед за ним, достается и полный успех, и слава, и богатство. Наверное, это от того, что большое изобретение чаще всего опережает свое время. А может быть, дело в другом: у первооткрывателя дарование научное, техническое, изобретательское, а последователей природа награждает деловой хваткой? Трудно сказать. Ведь всякий раз картина осложняется своими обстоятельствами и причинами, которые влияют на судьбы тех, кто вершит историю техники.

О двух таких судьбах, имеющих непосредственное отношение к истории фотографии, и пойдет здесь речь.

В семидесятых годах прошлого века в фешенебельном районе Лондона Чемпион Хилл внимание прохожих привлекала вилла, на фасаде которой, когда темнело, светилось ее название "Сильверхоу". О светящихся красках в те времена мало кто слышал - на вывеску обращали внимание. Это и входило в расчет хозяина виллы: лишь часть дома была жилой - весь первый этаж занимала фотографическая фирма "Варнерке и К^о", как и всякое коммерческое предприятие нуждающаяся в рекламе. Здесь изготовляли обычные фотографические материалы и принадлежности, но делали и еще кое-что, сулящее большой успех.

Мистер Лейон Варнерке нашел золотую жилу. Он придумал, как облегчить занятия фотографией. Облегчить в буквальном смысле слова. Ведь это была. эпоха мокроколлодионных пластинок [подробнее о мокроколлодионном процессе - в статье К. В. Вендровского "Фотограф из Зазеркалья" ("ХиЖ", 1983, № 8)] , которые и готовили и проявляли на месте съемки, так что полный комплект принадлежностей весил не один десяток килограммов. Недаром на рисунках того времени фотографа непременно изображали навьюченным атрибутами своего ремесла. И все же энтузиастов, готовых принять на себя такое бремя, находилось немало. Но еще больше было людей, мечтавших фотографировать, когда бы для этого хватало сил и времени. Чтобы помочь им, требовалось решить две главные задачи: научиться приготовлять светочувствительный слой заранее, задолго до съемки и избавиться от тяжелых стеклянных пластинок.

Понятно, что светочувствительный слой должен был быть сухим. Упаковать мокрый, не повредив его, практически невозможно. Предохранить же надолго от усыхания и того труднее. Многие пытались создать сухой коллодионный слой, однако Варнерке преуспел в этом более других. Оставалась вторая задача: избавиться от стекла.

В середине семидесятых годов прошлого века целлулоид был новинкой, его еще не умели приготовлять в виде тонких ровных листов. Естественным было, наносить светочувствительный слой на бумагу, ведь с бумажных негативов и начиналась фотография: Фокс Тальбот свои калотипии получал на бумаге, пропитанной светочувствительными солями серебра. Однако структура бумаги неизбежно выявлялась на снимке, сильно ухудшая изображение. На первых порах, пока людей просто поражали картины, полученные без участия художника, на такие мелочи не обращали внимания. Но когда с мокроколлодионных пластинок стали готовить безукоризненные по чистоте отпечатки, никто уже не хотел мириться с пятнами и разводами на портретах и пейзажах.

Варнерке нашел остроумный способ избавиться от недостатков бумажной подложки: он сделал светочувствительный слой съемным. Для этого между бумажной подложкой и светочувствительным слоем он наносил несколько слоев коллодия вперемежку с каучуком. К съемке и обработке таких материалов добавилась лишь одна заключительная операция - бумажную подложку протирали скипидаром. Промежуточный слой растворялся, и негатив отделяли от подложки. После этого его для удобства обычно переносили на стекло, чтобы пользоваться как обычным стеклянным негативом. (Справедливости ради заметим, что сам по себе принцип съемного светочувствительного слоя был уже известен. В мокроколлодионном процессе он довольно широко применялся для монтажа изображений. Суть же не просто в идее сухого слоя или съемного слоя в отдельности, а в их соединении. И, что не менее важно, в разработке промышленной, по тогдашним масштабам, технологии.)

Варнерке принадлежала еще одна идея - сегодня до смешного очевидная, но в то время поистине ошеломляющая. Это - рулонный светочувствительный материал. Варнерке изготовлял фотоаппараты, кассеты которых заряжались светочувствительной бумагой на сто снимков! Сколько весила такая кассета? Для обычного тогда формата (примерно 13х18 см) не более полукилограмма. А запас стекла на такое же число снимков-около 7 кг. Да еще всякие принадлежности и химикалии, плюс хлопоты с приготовлением светочувствительного слоя. От всего этого избавлял любителей фотографии мистер Лейон Варнерке.

Более ста лет назад, а точнее в 1875 году, Лейон Варнерке создал и выпустил на рынок фотоаппарат, который в основных чертах стал прямым предшественником современных любительских камер. У него были тогда все основания с гордостью говорить: "Фотография становится доступною отныне ученым путешественникам и артистам и вообще всем, желающим пользоваться ее услугами, даже без предварительного знания фотографических манипуляций или надобности производить их лично. Путешественник, естествоиспытатель, офицер в военной рекогносцировке, метеоролог, живописец, механик, техник и т.д. снабженный аппаратом с кассетою, должны только знать, как получить изображение на матовом стекле, что столько же легко, как употребление бинокля в театре. Затем, вставив кассету на место матового стекла, остается только отворить крышку объектива на время, указанное более или менее точно при высылке аппарата; вот и вся работа, которая может назваться фотографическою. Негативная ткань, содержащая полученное таким образом невидимое изображение, может быть передана потом или переслана, для проявления, более знакомому с тайнами фотографического искусства".

Обратите внимание: здесь еще одно важнейшее изобретение - полное разделение съемки и обработки фотоматериала, как показала вся дальнейшая история фотографии, поистине великое разделение. Сегодня это кажется естественным, но во времена мокрого коллодиона такая мысль даже не могла возникнуть. Не только потому, что по своей природе светочувствительный материал требовал немедленной обработки, но и потому, что пересылать стеклянные пластинки было весьма затруднительно, они бились по дороге. А легким бумажным рулонам в дороге ничего не грозило. В связи с этим приведем в изложении Варнерке одну занимательную историю.

"Путешественник, употребляющий аппарат, был застигнут в стели разбойниками. Верблюдовожатели были в заговоре с разбойниками и, когда те атаковали путешественников, верблюдовожатели начали кидать на них с высоты все. чем были нагружены верблюды. Одним из этих предметов была кассета с валиками, которая, не будучи приготовлена выдерживать такое с нею обращение, разбилась. После одержания победы, путешественник подобрал изломанную и наполненную песком кассету, тщательно оберегая ее от дальнейшего действия света. Попавши в Иерусалим, где он нашел первую почтовую контору, он послал ко мне, в Лондон, изувеченную кассету со всем тем, что в ней находилось. После тщательного проявления оказалось, что хотя некоторые негативы и были исцарапаны песком, все-таки от действия света только один негатив оказался совершенно испорченным, несколько негативов вышли несколько меньшего размера, вследствие того, что края. их были выставлены на свет, все же остальные получены замечательно удовлетворительными".

В 1875 г. Варнерке создал и выпустил на рынок фотоаппарат, который в основных чертах стал предшественником современных любительских камер

Бесспорно, Варнерке создал совершенно новую систему фотографии, она давала удобства, до тех пор неслыханные, и обладала возможностями почти безграничными. Правда, из-за сложности технологии светочувствительный материал был дороговат, недешева была и камера. Тем не менее покупатели находились, и фирма крепко держалась на плаву. Ее глава постоянно был в разъездах - Париж, Брюссель, Берлин, Москва, Петербург. Особенно подолгу он задерживался в Петербурге, где на Вознесенском проспекте (ныне проспект Майорова) в доме 31 помещалась Фотографическая лаборатория "Варнерке и К^о", удостоенная серебряной медали на Всероссийской выставке 1882 года в Москве. Ничего удивительного в этом не было: многие английские предприниматели вели дела в России, в Донбассе город Юзовка был даже обязан своим названием одному из них - Джону Юзу.

Но Лейон Варнерке был какой-то не такой англичанин. Среди членов-учредителей V (фотографического) отделения Императорского русского технического общества. наряду с Д.И. Менделеевым и многими выдающимися деятелями русской фотографии, значился и Варнерке Лев Викентьевич. Вот его фотография с дарственной надписью на чистейшем русском языке: "С выражением глубокого уважения к Д.И. Менделееву. Л. Варнерке. 2 марта 1878, С. Петербург". Без единой ошибки написаны и письма Варнерке, адресованные Менделееву. Наконец, приведенные цитаты вовсе не перевод с английского, а выдержки из обширного доклада, сделанного Л.В. Варнерке на заседании Русского технического общества 28 января 1878 года. Просматривая русские фотографические журналы того времени, мы находим множество статей и заметок Варнерке, он был одним из самых активных авторов. И это явно не переводы. Так кто же такой этот Лейон, он же Лев Викентьевич, Варнерке?

В 1837 году у полковника Теофила Малаховского в его поместье под Гродно родился сын Владислав. Когда ему исполнилось тринадцать, его отправили в Петербург учиться в Институт инженеров путей сообщения. Это было закрытое военноучебное заведение, в которое принимали только детей потомственных дворян; учили долго, зато и образование давали основательное. Владислав закончил курс в 1859 году третьим в списке и в чине инженерпоручика был направлен служить под Динабург (ныне Даугавпилс).

В 1863 году вспыхнуло польское восстание и быстро распространилось на Литву и Белоруссию. Владислав Малаховский сразу стал его активным участником, ближайшим сподвижником одного из вождей левого крыла - своего земляка Кастуся Калиновского, с которым к тому же вместе учился в Петербурге.

Владислав Малаховский, середина 60-х годов прошлого века

Царский генерал-губернатор в Литве М.Н. Муравьев, вошедший в историю как "вешатель", душил восстание с беспримерной жестокостью. В Вильно, где находилась его резиденция, был к тому времени переведен служить Малаховский. "Сам отважный до беспечности, он требовал, от подчиненных исполнительности и энергии",- так отзывался о молодом поляке, одном из тайных руководителей восстания, его товарищ по революционному движению. Сохранившиеся письма Малаховского дополняют образ непримиримого борца за свободу: "Пусть хотя бы один угнетатель крестьян захрипит на виселице перед прежними своими неграми за донос, за невыполнение приказа и долга, за неизгладимые и невознаградимые обиды, принесенные народу".

Летом 1863 года Малаховский отдал приказ казнить виленского предводителя дворянства Домейко. Покушение не удалось, но стало поводом для новых арестов среди тех, кто явно или неявно сочувствовал повстанцам. Против Малаховского прямых улик не было, в день покушения он находился во дворце генерал-губернатора и даже был ему представлен. Тем не менее молодой инженер попал под подозрение, его отстранили от должности и перевели в Петербург. В начале августа подпольный комитет поручил ему наладить связи с "Землей и Волей", Малаховский выполняет задание. Как оказалось, последнее. Полиция напала на его след, за голову Малаховского была объявлена награда в 10 тысяч рублей, он был заочно приговорен к смертной казни. Но доносчиков не нашлось, и палачи на этот раз остались без дела. У Малаховского было много друзей в Петербурге, прочные связи с революционно-демократическими кругами. Ему помогли скрыться, переправили на английский корабль с документами не то венгра, не то чеха Леона Варнерке. Так в Лондоне появился Лейон Варнерке.

Точно неизвестно, когда Малаховский познакомился с фотографией и заинтересовался ею, но уже в середине 70-х годов он и его фирма хорошо известны среди специалистов Европы. Система фотографии, о которой мы рассказывали, была далеко не единственным его изобретением. Упомянем еще одно - сенситометр Варнерке, первый в мире официально признанный прибор для определения светочувствительности фотоматериалов.

Пластинку, покрытую люминофором (помните светящуюся вывеску на лондонской вилле?", освещали пламенем горящей магниевой ленты. Потом сверху накладывали стеклянную пластину с пронумерованными полями разной оптической плотности - так называемый оптический клин. Поверх клина помещали испытуемый материал. После полуминутной выдержки материал проявляли. Номер последнего пропечатавшегося поля и был "светочувствительностью по Варнерке". Система эта просуществовала по крайней мере четверть века. Ее сменили другие, более совершенные, но у всех у них, в том числе и у нашей нынешней системы ГОСТ, один бесспорный предшественник - сенситометр Варнерке.

Владислав Малаховский бесследно исчез, но Лев Викентьевич Варнерке часто и подолгу бывал в России. Всерьез его никто за англичанина не принимал, к тому же многим было известно о революционном прошлом обладателя британского паспорта, который любил, чтобы его называли на русский манер по имени и отчеству. Однако не было в обычае русского общества помогать царской охранке. Наверное, что-то известно было и самой охранке, но британский паспорт служил надежным прикрытием, да и времена настали все-таки иные.

Благодаря частым визитам Варнерке европейские специалисты фотографии знали, что происходит в русском фотографическом мире: "Совершенство, достигнутое в разных отраслях фотографии, обрабатываемых с удивительным талантом людьми, имя которых прославилось во всем мире, ставит и Россию на весьма почетное место".

Вернемся, однако, к фотографической системе Лейона Варнерке, системе многообещающей, но, как оказалось, несколько опередившей свое время. И сама фотокамера стоила недешево, и светочувствительный материал тоже. Спрос был невелик, и фирма продолжала существовать благодаря обычным фотоработам, которые успешно выполняли многие конкуренты. Дела шли весьма посредственно. К тому же у главы фирмы начались неприятности. В 1898 году его впутали в Марселе в непонятное, скорее всего спровоцированное дело о фальшивых рублях. Вина Варнерке доказана не была, но нервы не выдержали, и 10 октября 1900 года, находясь в Женеве, Владислав Малаховский застрелился.

Люди уходят, но идеи бесследно не исчезают. Так было и с опередившими эпоху идеями Малаховского-Варнерке. Но это уже совсем другая история.

Джордж Истмен родился 12 июля 1854 года в американском городке Уотервилле. Учился он недолго - в 14 лет бросил школу, а с 1877 года начал активно заниматься фотографией.

В 1879 году Истмен построил машину для изготовления сухих броможелатиновых фотографических пластинок. Оперативность удивительная, ведь первую практическую рецептуру таких светочувствительных слоев предложил Беннет всего лишь четырьмя годами раньше. Истмен отреагировал на новинку без малейшего промедления. Это навсегда осталось самой характерной чертой его деятельности - способность находить новинки, обещавшие успех, и сразу пускать их в дело. Изготовив поливную машину, он с сентября 1880 года начал выпускать фотопластинки. 1 июня 1881 года была зарегистрирована "Компания сухих пластинок Истмена" со штатом в 6 человек. Компания быстро развивалась, неоднократно преобразовываясь и меняя название, пока 24 октября 1901 года не превратилась в корпорацию "Истмен Кодак" с начальным капиталом в 5,8 миллиона долларов.

Фотография быстро завоевывала популярность, и фотографические фирмы плодились как грибы после дождя. Но в большинстве своем они так же быстро исчезали без следа, а компания Джорджа Истмена росла как на дрожжах. Видно, дело было все-таки в личных свойствах главы фирмы, в той самой способности цепко хвататься за новое и прогрессивное.

Фотопластинки еще хорошо продавались, когда Истмен начал выпускать кассеты к фотоаппаратам, заряженные рулонной светочувствительной бумагой. Это произошло в 1885 году, через десять лет после появления таких же кассет Варнерке. Правда, пока бумага была без схемного слоя и ее запаса в кассете хватало только на 24 снимка. Чтобы неровности бумаги не выявлялись на отпечатках, бумажную подложку готовых негативов пропитывали парафином или касторовым маслом. Но уже в 1888 году появились рулоны на 48 снимков на бумаге со съемным слоем. Технология изготовления и отделения съемного слоя была попроще, чем у Варнерке, но по сути дела повторяла его результаты тринадцатилетней давности.

Сам Варнерке к тому времени уже давно - с 1881 года - готовил свои светочувствительные слои не из сухого коллодиона, а из гораздо более чувствительной бромосеребряной желатиновой эмульсии. Поскольку он отказался от съемных слоев, был придуман остроумный способ компенсировать неравномерную плотность бумажной подложки: эмульсию поливали на нее с обеих сторон. В результате на тыльном слое пропечатывались все неровности бумаги, но так сказать, с обратным знаком, в целом негатив получался довольно ровным. Двусторонняя эмульсия уменьшала также коробление, скручивание бумаги. Рулон на 40 снимков был снабжен перфорацией. В современных аппаратах она приводит в действие счетчик кадров. В кассете Варнерке она выполняла аналогичную задачу: каждое отверстие перфорации соответствовало одному кадру. При перемотке на этом отверстии замыкался электрический контакт - звенел звоночек, сообщая, что аппарат готов для следующего снимка. И эту идею тоже заимствовал Джордж Истмен.

Но, если помните, главная идея Варнерке, блистательно развитая Джорджем Истменом,- это фотоаппарат с рулоном чувствительной бумаги на десятки снимков, которые обрабатываются не самим фотолюбителем, а в лабораториях фирмы. По-настоящему большой успех пришел к Истмену, когда в 1888 году он выпустил простенькую ящичную камеру - затвор лишь с одной выдержкой, объектив с постоянной диафрагмой давал резкое изображение от 2,5 ,м до бесконечности. Аппарат заряжался рулоном светочувствительной бумаги на 100 снимков. Снимки получались круглые, диаметром около 6 см. Но главное, владельцу камеры ничего не надо было уметь. Фотоаппарат, не вынимая отснятую катушку, отправляли фирме-изготовителю, где проявляли негативы и печатали все, что получилось. Отпечатки и вновь заряженный аппарат возвращали владельцу. Все это стоило 10 долларов, а сам аппарат в кожаном футляре - 25 долларов. По тогдашним временам это было не слишком дешево - примерно месячная зарплата служащего, но все-таки существенно дешевле, чем другие фотоаппараты. Что же до стоимости материалов, обработки и печати, то они уменьшались очень заметно.

Вот в этом-то и состояло основное отличие от системы Варнерке - в цене, а, следовательно, и в круге возможных покупателей.

На кого ориентировался Варнерке? "Путешественник, естествоиспытатель, офицер на военной рекогносцировке, метеоролог, механик, техник..." - на специалистов, использующих фотографию для работы, на тех, для кого первостепенное значение имело качество снимка. Покупатели, которые ради качества снимков готовы выложить немалые деньги, находились, но это была капля в море по сравнению с массой людей, видевших в фотографии не работу, а занятие на отдыхе, развлечение. Джордж Истмен стал первооткрывателем этого моря и смело пустился по нему в плаванье. В инструкции, прилагавшейся к аппарату, он писал:

"Сегодня фотографирование сведено до трех простых операций:

потянуть шнур,

повернуть ключ,

нажать кнопку.

Это величайшее из всех усовершенствований, при этом сохраняющее существо фотографии. Если раньше фотографией могли заниматься только те, кто располагал возможностью изучить ее, временем и местом, то теперь она доступна каждому... Теперь каждый человек с обычными способностями может за десять минут без труда научиться получать хорошие снимки. Не просто попробовать получить снимок, а снова и снова повторять съемку, получая не менее 85 процентов хороших снимков с самого начала".

Это действительно было так. Пусть на нынешний взгляд маленькие круглые снимки и неказисты. Но сколько было снято пикников, застолий, уличных сцен, невест, женихов, младенцев и т.д. и т.п.! Миллионы и миллионы.

Для коммерческого успеха мало технической идеи, какой бы замечательной она ни была. Нужна еще и реклама. Тут Истмену принадлежат два замечательных изобретения, которые надолго пережили его самого. Первое - знаменитый лозунг "Вы нажимаете кнопку - мы делаем остальное", который красовался на фасаде фабрики в Рочестере, повторялся в бесчисленных проспектах. Вообще-то и эта идея казалась не новой: лабораторий, обрабатывающих и печатающих снимки, было множество. Более чем за десять лет до Истмена Варнерке предлагал присылать ему отснятые кассеты. Но никто раньше не предлагал это в столь краткой и броской форме, никто не выполнял свое обещание столь буквально.

Второе важное изобретение, как это ни странно,- слово "кодак", которым Истмен назвал свой первый аппарат. "Я придумал его,- рассказывал он много лет спустя.Мне всегда нравилась буква "К". Она мне казалась важной и внушительной... Я стал подбирать разные комбинации букв, которые составляют слова, начинающиеся и кончающиеся на "к". В результате появился Кодак". Трудно припомнить другое придуманное, ничего не значащее слово, которому выпала бы такая долгая жизнь (Истмен не мог знать, что это слово (правда, с ударением на другом слоге) придумано не им. Кодак - так называлась крепость на Днепре, снесенная еще в начале XVIII века).

По крайней мере на полстолетия оно стало синонимом небольшой камеры, заряженной рулонной пленкой. Для широкой публики любой такой фотоаппарат был кодаком, кто бы его ни изготовил. Кодаки продавались повсюду. Вместе с ними продавались и пленки, и разные фотопринадлежности, выпускавшиеся фирмой. С начала этого века широкую продажу своих изделий фирма организовала и в России, где у нее были собственные магазины в Москве и Петербурге. В русских журналах того времени постоянно встречаешь рекламу фирмы, в том числе "жилетно-карманного кодака". Правда, буквальный перевод английского (vest-pocket Kodak) звучит несколько неуклюже, но маленькая складная камера (формата 4,5х6 см) и впрямь помещалась в жилетном кармане.

Но это было позднее. Первый (1888 года) "Кодак" Джорджа Истмена хоть и был невелик, всего 16х9х9 см, но в кармане все-таки еще не умещался. Камера, выпушенная на рынок в 1890 году, была уже складной (в сложенном виде всего 4 см толщиной), хотя по конструкции оставалась ящичной. Впрочем, и складные камеры (как правило, с мехами) были к тому времени давно известны, например, камера, которую Варнерке выпустил за 15 лет до Истмена.

Прославившись разнообразными складными камерами, Истмен не забывал и свое первое детище - простенький ящик. В 1895 году он выпустил сконструированную Фрэнком Браунуэллом ящичную камеру (6х7,5x10 см) по цене всего лишь 5 долларов. Камеру заряжали роликом пленки на 12 снимков (3,7х5 см). Здесь Истмен впервые применил пленку со светозашитным ракордом - то, что сегодня называют рольфильмом. Такой способ (применяемый до сих пор) впервые позволил заряжать аппарат на свету. На защитный ракорд, как и сегодня, наносилась нумерация кадров, а на задней стенке камеры было окошечко с красным стеклом. И снова упомянем нашего соотечественника Малаховского-Варнерке. Нумерацию кадров на своей светочувствительной бумаге и окошечко он придумал и применил за двадцать лет до этого.

Ящичные камеры стали очень популярны. В 1900 году их стали выпускать под названием "Брауни" - по имени первого конструктора. Свыше шестидесяти лет камеры "Брауни" сменяли друг друга. Менялась их форма, вместо деревянного ящичка появился пластмассовый, цветная пленка потеснила черно-белую. Но неизменной оставалась простота конструкции и дешевизна. Куда уж дешевле, если первый "Брауни" стоил всего доллар, а катушка пленки к нему - 15 центов.

Ориентация на самого массового потребителя стала источником многомиллионных доходов фирмы Истмена. Эти доходы, в свою очередь, позволяли непрерывно расширять производство, вытесняя и поглощая конкурентов, создавая широчайшую сеть обслуживания фотолюбителей в Америке и за рубежом. Расширение производства и освоение новых рынков шли рука об руку с постоянной готовностью схватить и применить любое полезное изобретение, старое или новое, свое или чужое. Вот, например, история перехода от бумажной подложки светочувствительного слоя к целлулоидной.

Целлулоид, изобретенный в начале 60-х годов прошлого века, вскоре привлек к себе внимание как перспективный материал для фотоподложки. Много пришлось экспериментировать, чтобы получить чистые и тонкие листы материала, добиться прочного сцепления с ним светочувствительного слоя. Потом обнаружилась еще одна трудность: светочувствительный слой при высыхании скручивал пленку. Для рулонных фотоматериалов это была настоящая катастрофа.

Еще в мае 1887 года преподобный Ганнибал Гудвин подал заявку на изобретение - фотопленку на целлулоиде с дополнительным желатиновым слоем на оборотной стороне. Такой слой, уравновешивая натяжение основного, как бы разглаживал, выравнивал пленку (вспомните двусторонний полив, который Варнерке предложил за год до этого).

Гудвин не имел опыта составления и проталкивания заявок, не было у него и денег, чтобы нанять специалистов по этой части. Дело тянулось в патентном ведомстве больше десяти лет, и Гудвин получил патент только в сентябре 1898 года. Но не таков был Джордж Истмен, чтобы дожидаться десять лет оформления каких-то чужих бумаг. Уже в августе 1888 года он начал выпускать фотопленку с контрслоем, вскоре полностью отказавшись от бумажной основы для негативного материала.

Тем временем Гудвин бился за свой патент и собирал деньги на создание собственной фирмы по производству фотопленок. Деньги он наскреб, фирму создал, но до выпуска своего детища в 1900 году не дожил - погиб несколькими месяцами раньше от несчастного случая.

Патент Гудвина еще раньше приобрела дургая фирма, возбудившая судебный процесс против "Истмен Кодак" за нарушение патентных прав. Процесс длился 12 лет и закончился полным поражением Истмена, которому пришлось выплатить кругленькую сумму 5 миллионов долларов. Досталась она вовсе не наследникам Гудвина, а фирме "Энско", которая к этому моменту владела патентом. Фактически же "Энско" была всего-навсего дочерним предприятием немецкой фирмы "Акциенгезельшафт фюр Анилинфабрикацион", известной у нас как "Агфа". Но и "Агфа", в свою очередь, входила в концерн "ИГ Фарбениндустри". В общем, патент Гудвина оказался мячиком в игре гигантов.

Для гиганта "Истмен Кодак" потеря пяти миллионов была ощутимой, но отнюдь не смертельной. За четверть века прибыли намного превысили этот убыток.

"Кодак" процветает по сей день. На его предприятиях во многих странах мира работают почти полтораста тысяч человек, годовой оборот превышает 10 миллиардов долларов. Только на исследования и разработки в области фотографии "Кодак" тратит около 2 миллионов в день. Помимо фотопленки, фотобумаги, фотоаппаратуры и принадлежностей, этот гигант производит химикаты для промышленности и сельского хозяйства, витамины, пластмассы, искусственное волокно, электронное оборудование и многое другое.

Но наша история - не о фирме, а об ее основателе, который несомненно был человеком, умеющим смотреть вперед. И, может быть, лучше всего это проявилось в создании "Исследовательских лабораторий Кодак", по существу первого научно-исследовательского института, в нынешнем понимании. Джордж Истмен собрал команду прекрасных специалистов, энтузиастов своего дела. Он не жалел средств на финансирование научных и технологических исследований, и они окупались тысячекратно. Человек практически без всякого образования, он очень высоко ценил науку. Сумма его личных пожертвований на научные, медицинские, музыкальные учреждения точно неизвестна, но считается, что она достигает 100 миллионов долларов.

Джордж Истмен многого достиг в жизни и многое успел сделать. И как странно, что жизнь его оборвалась так же, как жизнь Владислава Малаховского, которого он пережил на 32 года. Однажды, вернувшись с совета директоров, Джордж Истмен, как говорится, ни с того ни с сего взял и застрелился.