ВЕСТНИК РОССИЙСКОЙ АКАДЕМИИ НАУК

том 72, № 4, с. 352-358 (2002)

 

ПРЕЗИДЕНТ ФРАНКЛИН ДЕЛАНО РУЗВЕЛЬТ

И. Берлин

Очерк И. Берлина о Рузвельте впервые был опубликован в журнале "Atlantic Monthly" (1955. V. 196. № 1) под названием "Рузвельт глазами европейца"; в том же году под ныне существующим названием он был напечатан в "Political Quarterly" (№ 26). Впоследствии очерк вошел в книгу И. Берлина "Личные впечатления" (Personal Impression. London, 1980; New York, 1981). Настоящий перевод сделан по изданию: Berlin I. The Proper Study of Mankind. An Antology of Essays. London, 1997.

Я никогда не встречался с Рузвельтом, и хотя во время войны провел в Вашингтоне больше трех лет, даже ни разу его не видел. Жалею об этом, ибо кажется мне, что увидеть и особенно услышать голос того, кто тревожит ваше воображение в течение многих лет, значит глубочайшим образом изменить свое впечатление, сделать его чем-то более конкретным и трехмерным. Однако же я никогда не видел его, а слышал только по радио. Поэтому я должен попытаться выразить свои впечатления, не имея преимущества личного знакомства и - должен признаться - не обладая специальными познаниями в области американской истории или международных отношений. Не вправе я судить и о внутренней или внешней политике Рузвельта, равно как и о масштабах их политической или экономической эффективности. Я попытаюсь лишь передать свое личное впечатление о том общем воздействии, какое оказал этот человек на мое поколение в Европе.

Если я говорю, что некоторые люди тревожат ваше воображение в течение многих лет, то применительно к Рузвельту и молодым людям моего поколения в Англии, а может быть, и в других странах Европы и, разумеется, всего мира это следует понимать буквально. Тот, чья молодость пришлась на 1930-е годы, и кто жил в условиях демократии, если он, несмотря на свои политические взгляды, сохранил вообще человеческие чувства и имел хоть малейшую искру социального идеализма и любви ко всем проявлениям жизни, какой бы она ни была, - тот должен был чувствовать почти то же самое, что чувствовали, наверное, молодые люди континентальной Европы после поражения Наполеона в период Реставрации: кромешная тьма и тишина, повсюду реакция, нет почти никакого движения, никакого сопротивления.

Все это началось с великого кризиса 1931 г., который разрушил чувство экономической безопасности, может быть, и необоснованное, но имевшееся тогда у значительной части молодежи из среднего класса. Наступили железные 30-е годы, яркий образ которых создали английские поэты того времени - Оден, Спендер, Дэй-Льюис[1], мрачные, свинцовые; единственный из всех периодов, к которому никто в Европе не хочет возврата. Затем пришли Маньчжурия [2] Гитлер, голодные походы [3], война в Абиссинии [4], политика умиротворения, Клуб левой книги, политические романы Мальро [5] даже статья Вирджинии Вульф [6] в "Дэйли Уоркер", советские процессы и чистки, обращения идеалистически настроенных молодых либералов и радикалов в коммунизм или большая симпатия к нему, часто только по той причине, что он казался единственной силой, достаточно крепкой и могучей, чтобы действенно сопротивляться фашизму. После этих обращений иногда происходили посещения Москвы или участие в боях в Испании, смерть на поле боя или же горькое и гневное разочарование в коммунистической практике, или какой-то отчаянный и неубедительный выбор того из двух зол, которое казалось меньшим.

1930

В те дни пропаганда самым настойчивым образом заявляла, что гуманизм, либерализм и демократические силы свою роль сыграли и теперь выбор лежит между двумя мрачными крайностями: коммунизмом и фашизмом, - между красным и черным. Для тех, кто не поддался этому треску, единственным светом во тьме была администрация Рузвельта и Новый курс [7] в Соединенных Штатах. В период слабости и все возрастающего отчаяния в демократическом мире Рузвельта царили уверенность и прочность. Он был лидером демократического мира, и на него, единственного из всех государственных деятелей 30-х годов, не пало ни тени - ни на него лично, ни на новый курс, который глазам европейцев видится как одна из блистательных глав в истории человечества. Правда, этот великий социальный эксперимент сопровождался изоляционистским пренебрежением к внешнему миру, но в то время психологически было понятно, что Америка, которой суждено противостоять безответственным и злым силам в Европе, обезумевшей от религиозных и национальных конфликтов, должна стремиться к тому, чтобы обезопасить себя от событий европейской жизни, особенно в тот момент, когда казалось, что на Европу вот-вот обрушится кошмар тоталитаризма. Поэтому те, кто считал ситуацию в Европе трагической, прощали Рузвельту, что он не проводил никакой особой внешней политики и действительно старался если уж не вовсе обойтись без нее, то, во всяком случае, свести к минимуму отношения с внешним миром, что отчасти на самом деле является характерной особенностью американской политической традиции.

Его внутренняя политика была, безусловно, одушевлена гуманной целью. После разнузданного индивидуализма 1920-х годов, который привел к экономическому краху и массовому обнищанию, он пытался ввести новые правила социальной справедливости и старался сделать это, не надевая на свою страну какую-то доктринерскую смирительную рубашку, будь то социализм, государственный капитализм или разновидность новой социальной организации, которую фашистские режимы высокопарно величали новым порядком.

Социальное недовольство в Соединенных Штатах было довольно велико, вера в деловых людей как спасителей общества после знаменитого краха Уолл-стрита [8] исчезла напрочь, и Рузвельт предпринимал серьезные предохранительные меры, чтобы сдержать гнев и возмущение, старался предотвратить революционный взрыв и создать такой режим, который обеспечил бы большее экономическое равенство и социальную справедливость - идеалы, составляющие лучшую часть традиционной американской жизни, - и при этом не пошатнуть фундамент свободы и демократии в своей стране. Осуществлялось все это людьми, которые враждебно настроенной критике казались случайным сборищем дилетантов, профессорами колледжей, журналистами, личными друзьями, разного рода внештатниками, интеллектуалами, идеологами, которых ныне называют интеллигентами, сама внешность которых, методы ведения дел и формирования политики раздражали служащих старых правительственных учреждений в Вашингтоне и всякого рода добропорядочных консерваторов. И тем не менее было ясно, что само дилетантство этих людей, тот факт, что им позволяется говорить сколько угодно, ставить эксперименты, совершать массу проб и ошибок, что отношения между ними носят личный, а не официальный характер, - оказывается жизнеспособным и порождает энтузиазм. Вашингтон был, разумеется, наполнен ссорами, отставками, мелкими интригами между отдельными людьми, группами, партиями и кликами, между теми, кто лично поддерживал того или иного крупного босса, шла беспрерывная война, что, конечно же, должно было беспокоить трезвых и ответственных чиновников, привыкших к неспешному ритму и более нормальным методам администрирования. Что же касается банкиров и бизнесменов, то их чувства не поддаются описанию, но в тот период их почти не принимали в расчет, так как считалось, что они себя чересчур дискредитировали и, разумеется, уже навсегда.

Над всем этим огромным, бурлящим хаосом возвышался красивый, обаятельный, яркий, очень умный, восхитительный и чрезвычайно смелый человек - Франклин Делано Рузвельт. Его обвиняли по многих недостатках: изменил своему классу, невежествен, беспринципен, безответствен, безжалостно играет жизнями и судьбами людей; его окружают авантюристы, ловкие приспособленцы и интриганы; он беззастенчиво и цинично дает противоречивые обещания отдельным лицам, группам и представителям других наций; прикрывается споим огромным и неотразимым публичным обаянием, изумительной высотой своего духа, ибо не обладает другими достоинствами, которые считаются более существенными для лидера самой сильной демократии в мире, - такими как старательность, трудолюбие, ответственность.

Кое-что из этих высказываний, может быть, и соответствует действительности. Сторонников привлекали его редкие внутренние свойства совсем иного рода: он был великодушен и обладал широким политическим кругозором, богатым воображением, пониманием времени, в котором он живет, и того направления, в каком развиваются новые великие силы XX в. - технологические, национальные, империалистические, антиимпериалистические. Он выступал за жизнь и движение, за самое полное исполнение самого большого числа человеческих желаний, против осторожности, сокращения расходов и смирения. Но главное, он был абсолютно бесстрашен.

1940

Рузвельт - один из немногих государственных мужей XX, да и любого другого века, который, казалось, не испытывает вообще никакого страха перед будущим. Он верил в свою силу, способность справиться со всем, что бы ни случилось, и преуспеть. Он верил в способности и преданность своих заместителей и поэтому смотрел в будущее спокойно, словно бы говоря: "Пусть наступает, что бы ни случилось, все будет зерном для нашей великой мельницы. Мы все превратим во благо". Может быть, именно это качество больше всего и влекло к нему людей весьма различных взглядов. В унылом мире, который казался поделенным на безнравственных и фатально преуспевающих фанатиков, сеющих разрушение, и сбитое с толку, суетящееся население, без энтузиазма превращающееся в жертву в тех случаях, когда оно не могло защищаться, - в этом мире он верил в то, что пока он у власти, он способен остановить этот страшный поток.

Рузвельт обладал и характером, и всей мощью и искусством диктаторов, но был на нашей стороне. И по своим политическим убеждениям, и в своем публичном поведении он был демократом до кончика волос. Вся политическая, личная и общественная критика его, может быть, и справедлива; все те личные недостатки, которые приписывали ему его враги и кое-кто из друзей, может быть, имели место; и тем не менее как общественный деятель он был уникален. По мере того как тучи над Европой все сгущались, особенно после начала войны, он все больше представлялся бедной и несчастной Европе благостным полубогом, который только и может и должен спасти ее в конце концов.

Его нравственный авторитет - та степень доверия, какое он внушал за пределами своей страны, причем за границами Америки это доверие было гораздо больше, чем когда-либо внутри нее, - не знает параллелей. Может быть, президент Вильсон [9] в первые дни после окончания Первой мировой войны, когда он с триумфом проехал по Парижу и Лондону, внушал почти такое же чувство, но оно быстро исчезло, оставив после себя чувство горького разочарования. Даже противникам президента Рузвельта было ясно, что он не сломится, как сломился президент Вильсон. Но к его престижу и личности он добавил определенную степень политического мастерства - как бы виртуозности, - каким до него ни один американец никогда не обладал. Возможностей реализовать свои планы у него было явно больше, а вероятность пережить в нем горькое разочарование у его сторонников была меньше.

Конечно, он сильно отличался от Вильсона. Они представляют собой два противоположных типа государственных деятелей, в каждом из которых иногда оказываются люди невероятного масштаба [10]. К первому типу относятся люди одной идеи, по сути дела, фанатики. Такой человек, одержимый собственной яркой и понятной ему мечтой, как правило, не понимает ни народа, ни событий. У него нет ни сомнений, ни колебаний; собрав всю силу воли, будучи прямолинейным и обладающим властью, он может игнорировать многое, происходящее вне его. Именно эта слепота и упрямая самопоглощенность в определенных ситуациях наделяют его способностью "согнуть" события и людей под установленный им образец. Его сила заключается в том, что слабые и нерешительные люди, не доверяя самим себе или не будучи способными сделать выбор в условиях альтернативы, находят успокоение, мир и силу, подчиняясь руководству единого вождя-сверхчеловека, которому все ясно, чей мир окрашен в односложные цвета - черный и белый, и который идет к своей цели, не глядя ни направо, ни налево, и удерживается на плаву благодаря буйной мечте, засевшей в нем.

Люди такого типа сильно отличаются друг от друга по своим нравственным и интеллектуальным качествам и, подобно силам природы, способны творить в мире и добро и зло. К этому типу принадлежат Гарибальди, Троцкий, Парнелл [11], де Голль, может быть, и Ленин, - различие, которое я провожу, не затрагивает ни нравственности, ни масштаба, это исключительно различие по типу. В рамках этой категории встречаются и великие благодетели, как Вильсон, и такие страшные злодеи, как Гитлер.

Другая разновидность действующего государственного деятеля - это политик по природе, поскольку обычный герой нередко является человеком абсолютно аполитичным и приходит - так, по крайней мере, кажется - во имя спасения людей от искусственности и обманчивости политической жизни. Политики этого типа как будто обладают антенной повышенной чувствительности, которая улавливает для них трудно или вовсе неуловимые с помощью анализа, постоянно изменяющиеся контуры событий, чувств и человеческой активности. Они наделены особым политическим чувством, живущим за счет способности воспринимать мимолетные впечатления, обобщать огромное количество мелких сиюминутных неуловимых деталей, вроде того, каким обладает художник применительно к своему материалу.

8 XII 1941 г.

Государственные деятели этого типа знают, что и когда нужно делать, чтобы достичь поставленной цели, которая, как правило, рождается не внутри частного мира их внутреннего мышления или интровертного чувствования, а является кристаллизацией, проявлением и оживлением того, что думают и смутно ощущают многие их сограждане в невыраженном, но тем не менее устойчивом виде. Благодаря этой способности судить о материале, - во многом такой же, как у скульптора, который знает, что можно сделать из дерева, а что из камня, знает, как сделать и когда, - они похожи на хирургов, которые от природы обладают даром производить операции, даром, не зависящим от точного знания анатомии, приобретаемого исключительно путем наблюдения и эксперимента, и от чужого опыта, хотя они и не могут обойтись без него. Это инстинктивное или, по крайней мере, непередаваемое знание о том, где искать то, что необходимо, эта способность угадывать, где спрятан клад, присущи в той или иной степени гениям разного типа: ученым и математикам, равно как и бизнесменам, администраторам и политикам.

Такого рода люди, если они государственные деятели, проницательно угадывают, куда устремлены мысли и чувства людей, где на них наиболее тяжко оказывает давление жизнь. Они внушают людям ощущение, что понимают их внутренние потребности, откликаются на их самые глубокие побуждения, а самое главное, что они способны сделать мир таким, каким инстинктивно и на-ощупь хотят его сделать массы. К этому типу государственных деятелей принадлежат Бисмарк и Авраам Линкольн, Ллойд Джордж и Томаш Масарик [12], в какой-то мере Гладстон и в меньшей степени Уолпол [13]. Рузвельт - великий виртуоз этого типа - был самым великодушным и вместе с тем величайшим мастером своего дела в новейшее время. Он действительно хотел лучшей жизни для человечества.

Подавляющее большинство голосов, которое он собирал на выборах в Соединенных Штатах и которое обеспечило ему четыре срока президентства, несмотря на крайнюю враждебность прессы и постоянное ее пророчество, что он зашел слишком далеко и провалится на очередных выборах, - собиралось, в конечном счете, потому, что большинство граждан Соединенных Штатов смутно ощущали: он на их стороне, он желает им блага и что-нибудь сделает для них. И постепенно это ощущение распространилось по всему цивилизованному миру. Для нуждающихся и угнетенных далеко за пределами англоязычного мира он стал легендарным героем, - а почему, они и сами как следует не знали.

Как я уже говорил, некоторые оппоненты Рузвельта обвиняли его в том, что он изменил своему классу, и он действительно ему изменил. Когда человек, сохраняющий манеры, стиль жизни, душевный настрой и очарование старорежимной и довольно свободолюбивой аристократии, восстает против своей среды и усваивает идеи и чаяния нового, социально мятежного класса, причем усваивает их не из соображений целесообразности, а по глубокому нравственному убеждению или же из любви к жизни, из неспособности оставаться на той стороне, которая представляется ему узкой, низкой и ограниченной, - результат оказывается чарующим и притягательным. Это и делает таких людей, как Кондорсэ, Чарльз Джеймс Фокс [14], некоторые русские, итальянские и польские революционеры XIX в., столь привлекательными фигурами; как знать, может быть, в этом и заключался секрет Моисея, Перикла и Юлия Цезаря. Именно его джентельменство в сочетании с верой в то, что он глубоко предан им в борьбе за их образ жизни, так же, как и его открытый и бескомпромиссный отказ от политики нейтралитета в войне против нацистов и фашистов, - все это и расположило к нему так глубоко английский народ в годы войны.

Я хорошо помню, с каким волнением почти все жители Лондона в ноябре 1940 года ожидали результатов президентских выборов в Соединенных Штатах. Теоретически они могли бы не беспокоиться. Уилки, кандидат от республиканской партии, вполне убедительно зарекомендовал себя как сторонник демократии. И тем не менее смешно было бы утверждать, что народ Британии испытывал одинаковые чувства к обоим соперничающим кандидатам. Англичане были уверены, что Рузвельт их друг на всю жизнь, что он ненавидит нацистов так же глубоко, как и они, что он сторонник распространения демократии и цивилизации в том смысле, в каком они их понимают, что он знает, чего хочет, и что его цели больше соответствуют их собственным идеалам, чем цели всех его оппонентов. Они чувствовали, что намерения у него добрые, и поэтому им не было никакого дела до того, как осуществляются при нем назначения на политические должности: под влиянием босса, в силу каких-то личных соображений или вообще случайно; носят ли его экономические взгляды еретический характер, с достаточным ли уважением относится он к мнениям Сената, Палаты Представителей, к требованиям Конституционною суда Соединенных Штатов или к мнению Верховного суда. Все эти вопросы были от них очень далеки. Они знали, что в меру своей чрезвычайной энергии и способности он видит их насквозь. Это совсем не то, что длительный массовый гипноз; массы знают: на что они сами похожи, то и привлекательно для них. Каким немцы воображали себе Гитлера, таким он преимущественно и был; а каким свободные люди в Европе и Америке, в Азии, Африке и Австралии и где бы то ни было еще, если только там были хотя бы зачатки политического мышления, - все они ощущали Рузвельта, таким он на самом деле и был. Он был величайшим лидером демократии, величайшим поборником прогресса XX столетия.

Квебек, 1943

Враги обвиняли его в намеренном втягивании Америки в войну. Я не хочу обсуждать этот спорный вопрос, но мне кажется, что доказательств этому нет. Думаю, что когда он обещал сохранить для Америки мир, он имел в виду, что приложит к тому все свои силы, сравнимые с его содействием победе демократии. Одно время он, должно быть, думал, что сможет победить в войне, не вступая в нее, и таким образом, к концу войны окажется в уникальном положении, которого ранее никто не достигал: превратится в вершителя мировых судеб, которому нет надобности задабривать те злобные силы, чье участие в войне было неизбежным и которые препятствовали разуму и человечности в деле достижения мира.

Несомненно, он слишком часто полагался на свою фантастическую способность к импровизации. Безусловно, он совершал массу политических ошибок и некоторые из них трудно исправить: одни могут утверждать это применительно к Сталину и его устремлениям и вообще к природе Советского государства; другие по праву могут упрекнуть его в безразличии к движению Свободная Франция [15], за бесцеремонное отношение к Верховному суду Соединенных Штатов, за ошибки во многих других вопросах. Он раздражал своих самых верных сторонников и преданных помощников тем, что не ставил их в известность насчет своих планов, что его правление было сугубо личным - это бесило консервативных чиновников, оскорбляло тех, кто считал, что политика должна обсуждаться с ними и проводиться при их содействии. Иногда он раздражал своих союзников, но когда последним напоминали, кем были его недоброжелатели в США и во внешнем мире и каковы были их мотивы, то уважение, любовь и преданность к нему, как правило, возвращались.

Ни один человек не создавал себе больше публичных врагов и вместе с тем ни один человек не имел больше прав гордиться мотивами некоторых из этих врагов. Он с полным правом мог называть себя другом народа, и хотя его оппоненты обвиняли его в демагогии, это обвинение кажется мне несправедливым. Он не жертвовал основополагающими политическими принципами во имя сохранения власти; он не разжигал дурных страстей только для того, чтобы отомстить тем, кого он не любил или хотел подавить, или же по той причине, что считал атмосферу удобной для того, чтобы действовать; он заботился о том, чтобы его администрация шла в авангарде общественного мнения и управляла им, а не оно управляло бы ею; он сделал так, что большинство симпатизировавших ему граждан стали гордиться тем, что они американцы, как не гордились никогда прежде. Он поднял их статус в их собственных глазах - и тем самым автоматически поднял его в глазах остального мира.

Рузвельт и сам пережил необычайную личную метаморфозу. Наверное, во многом она произошла из-за катастрофы со здоровьем, которая случилась в начале 1920-х годов, и его фантастической победы над собственной инвалидностью [16]. Ибо начинал он жизнь как совершенно здоровый, воспитанный, не особенно одаренный молодой человек, порой ограниченный и самодовольный, который нравился своим сверстникам в Гротоне и Гарварде [17], но не вызывал у них большого восхищения, потом как компетентный помощник морского министра в годы Первой мировой войны, - короче говоря, он, казалось бы, шел путем обычной карьеры американского аристократа с умеренными политическими амбициями. Его болезнь, помощь и поддержка со стороны жены, наделенной талантом политика, - величие ее характера и сердечная доброта войдут в историю - по-видимому, превратили его как политическую индивидуальность в сильного и великодушного победителя, ставшего отцом своему народу, причем совершенно уникальным.

Он сделал еще больше: без преувеличения можно сказать, что он изменил само представление о правительстве и о его обязанностях по отношению к тем, кем оно правит. Государство Всеобщего Благоденствия, которое так много критиковали, очевидно, стало реальностью: непосредственная моральная ответственность за минимальный уровень жизни и социальное обеспечение, считающиеся само собой разумеющимися, ныне почти безоговорочно признаны большинством консервативных политиков демократических стран Запада; республиканская партия, победившая на выборах в 1952 г. [18], не сделала даже попытки изменить основные положения рузвельтовского социального законодательства, которые в 1920-х годах казались утопичными.

1944

Но величайшая заслуга Рузвельта перед человечеством (если отвлечься от победы над врагами свободы) состоит в том, что он продемонстрировал: можно добиться успеха в политике и в то же время остаться добрым и человечным; что неистовая левая и правая пропаганда 1930-х годов, согласно которой завоевание и сохранение политической власти несовместимы с человеческими качествами, и от тех, кто стремится к ней серьезно, неизбежно требуется принести свои жизни в жертву какой-нибудь безжалостной идеологии или применять деспотические методы правления, - эта пропаганда, захлестнувшая искусство и ставшая притчей во языцех, была, мягко выражаясь, неправдой.

Пример Рузвельта повсеместно вдохнул новые силы в демократию, укрепил в мысли, что увеличение социальной справедливости и индивидуальной свободы не обязательно кладет конец всякому эффективному правлению; что власть и порядок не тождественны смирительной рубашке экономической или политической доктрины; что можно примирить свободу личности - неформальную основу общества с абсолютно необходимым минимумом организации и власти, - в этом убеждении и заключается то, что величайший предшественник Рузвельта назвал однажды "последней и лучшей надеждой на земле" [19]
 

ПРИМЕЧАНИЯ

1. Английские поэты, составлявшие в 1930-х годах так называемую "Оксфордскую группу", которая утверждала гражданственность в поэзии. - Уистен Хью Оден (1907-1973) - автор остросоциальных стихов, во время гражданской войны в Испании служил в санитарном батальоне республиканских войск. Его поэма "Испания" (1937) переведена в 1938 г. на русский язык М. Зенкевичем; Стивен Спендер (ум. 1993) - один из близких друзей И. Берлина, автор мемуарной книги "World within World" (London, 1951), в которой тот неоднократно упоминается. Сесил Дэй-Льюис (1904-1972) - в 1968 г. удостоен почетного звания "поэт-лауреат"; автор детективной прозы, которую печатал под псевдонимом Николас Блейк. С середины 1930-х годов его стихи публиковались в русских переводах Ю. Анисимова, С. Боброва, С. Map, И. Романовича.

2.  В 1931 г. Япония оккупировала Маньчжурию и создала здесь марионеточное государство Маньчжоу-Го, номинальным правителем которого был провозглашен последний император Китая (из династии Цин) Пу-И. Маньжоу-Го просуществовало до 1945 г.

3.  Голодные походы происходили в период мирового экономического кризиса 1929-1933 гг. главным образом в США и Англии.

4.  Абиссиния (прежнее название Эфиопии) подверглась нападению со стороны Италии в 1936 г., в мае 1936 г. итальянские войска вошли в Аддис-Абебу, после чего правительство Муссолини объявило о включении страны в состав колонии Итальянская Восточная Африка.

5.  Андре Мальро (1901-1976) - французский писатель. В начале 1930-х годов стал одной из ведущих фигур международного антифашистского движения. В 1932 г. вступил в Ассоциацию революционных писателей и художников Франции; в 1936 г. сражался в Испании на стороне Народного фронта. Особенной популярностью пользовались в те годы его романы "Завоеватели", "Королевская дорога", "Удел человеческий", "Надежда";

6. Вирджиния Вульф (1882-1941) - английская писательница, член группы "Блумсбери", покончившая с собой в минуту крайней депрессии, связанной с войной.

7. "Новый курс" ("New Deal") - система мероприятий правительства США в 1933-1938 гг. в целях выхода из экономического кризиса. Проводился по инициативе президента Ф.Д. Рузвельта. В первый период "Нового курса" (1933-1934) были приняты: закон о восстановлении промышленности, предусматривавший введение в различных отраслях производства "кодексов честной конкуренции", которые фиксировали цены на продукцию, уровень производства, распределение рынков сбыта и пр.; закон о регулировании сельского хозяйства, который был направлен на повышение цен на сельскохозяйственные продукты и предусматривал выдачу денежной компенсации фермерам за сокращение посевной площади и поголовья скота. Во второй .период (1935-1938) были приняты: закон о трудовых отношениях; закон о социальном страховании и помощи безработным; закон о справедливом найме рабочей силы, устанавливающий минимум зарплаты и максимум продолжительности рабочего дня для некоторых категорий трудящихся. Подробнее см.: Мальков В. Л. "Новый курс" в США. Социальное движение и социальная политика. М., 1973.

8. Уолл-стрит - улица в Нью-Йорке, где находится биржа; в широком смысле слова американский финансовый капитал. Имеется в виду падение курса акций промышленных компаний США в 1929 г. (на 87%), в результате чего промышленное производство сократилось на 46%, число безработных составило 14 млн. человек.

9. Вудро Вильсон (1856-1924) - в 1912-1921 гг. президент США от демократической партии, пользовавшийся славой "прогрессивного реформатора". После Первой мировой войны выдвинул программу мира, так называемые "14 пунктов", которые не получили поддержки в Европе. Сенат США отказался ратифицировать Версальский мирный договор 1919 г. После окончания срока президентства Вильсон отошел от политической деятельности.

10. Разделение государственных деятелей на "два типа" весьма напоминает разделение на "ежей и лисиц", которое И. Берлин предлагает в статье с одноименным названием, посвященной анализу исторических взглядов Л.Н. Толстого. За основу этого сравнения взята строчка древнегреческого поэта Архилоха "Лисица знает много чего, одно, но важное, знает еж".

11. Парнелл Чарлз Стюарт (1846-1891) - ирландский политический деятель, лидер движения за "гомруль" (широкая автономия Ирландии при сохранении конституционных связей с Великобританией); с 1875 г. член английского парламента, в котором в качестве основного средства борьбы использовал обструкцию. Английские противники Парнелла с целью дискредитации обвинили его в якобы совершенных им аморальных поступках и организовали травлю. В конце 1890 г. правое большинство гомрулеров отстранило Парнелла от лидерства.

12. Масарик Томаш Гарриг (1850-1937) - чешский государственный и политический деятель, философ и социолог, первый президент Чехословакии (с 1918 г.). Подробнее о нем см.: Чапек К. Беседы с Т.Г. Масариком. М., 2000.

13. Уильям Юарт Гладстон (1809-1898) и Роберт Уолпол (1676-1745) - премьер-министры Англии.

14. Чарлз Джеймс Фокc (1749-1806) - английский политический деятель, лидер леворадикального крыла партии вигов, сочувственно относившийся к американской войне за независимость и Великой французской революции.

15. "Свободная Франция" - официальное название движения сопротивления во Франции, созданного по призыву генерала де Голля в 1939 г.; в 1942 г. было переименовано в "Сражающуюся Францию".

16. С августа 1921 г. Рузвельт в результате перенесенного полиомелита на всю жизнь потерял способность свободно передвигаться, но, несмотря на болезнь, продолжал играть все более заметную роль в руководстве Демократической партии США.

17. В Гротоне Рузвельт учился в частной привилегированной школе, затем он учился в Гарвардском и Колумбийском университетах, где получил юридическое образование; первые годы по окончании университета работал в юридической фирме.

18. В 1952 г. на президентских выборах в США победил Д. Эйзенхауэр (1890-1969).

19. Имеются в виду слова А. Линкольна (1809-1865) из его ежегодного послания к Конгрессу 1 декабря 1862 г.
 

Перевод с английского и примечания В.В. Сапова


 

Inaugural Speech of Franklin Roosevelt (Given in Washington, D.C. March 4th, 1933



VIVOS VOCO
Апрель 2002