У ИСТОКОВ ДЕСПОТИЗМА

А. Юрганов,
кандидат исторических наук

.
Поэт Давид Самойлов в одной драматической сцене заставил своего героя, светлейшего князя А.Д. Меншикова открыть дочери тайну власти в России. Генералиссимус ожидал ареста и остро переживал предстоящее падение: Я знатен, я богат. Почти владею целым государством! Но в этом-то “почти” загвоздка вся!.. Я - первый из вельмож, но я второй. А в русском государстве нет вторых - Есть только первый, а за ним последний... Эту черту российской действительности страстно клеймили те, кто боролся с самодержавием. Достаточно вспомнить Н. Г. Чернышевского, сказавшего горькие и полные ненависти слова: рабы, рабы, сверху донизу, все рабы.

Что же помешало возникновению в России прочных демократических традиций? В. И. Ленин писал о “бесконечных формах татарщины в русской жизни”. Азиатский способ властвования и рабскую покорность народа связывали с монгольским нашествием еще с карамзинских времен.

В мировой истории роль завоеваний была различной. В незапамятные времена Рим “огнем и мечом” покорил Галлию, но принес все-таки магистральные дороги, мощенные камнем, города с триумфальными арками, римское право и латынь. Синтез римского и “варварского” оказал мощное воздействие на социальное и культурное развитие будущей Франции. Известно и другое завоевание - нормандское - во второй половине XI века. Оно внесло элементы нового в политическую жизнь Англии, хотя типичные для страны формы социальных и политических отношений легко переварили в себе новую знать и новую династию. Вильгельм Завоеватель объявил даже, “чтобы все хранили и соблюдали законы” англосаксонского короля Эдуарда.

Каким же образом монголы смогли изменить облик Руси? И только ли они были виноваты в том, что неизмеримо большей, чем в Европе, оказались в России роль и сила государства? Попробуем найти ответы на эти вопросы, волновавшие умы не одного поколения историков.

В конце XV века из множества земель и княжеств возникло, к удивлению Европы, новое мощное и единое Русское государство. О Киевской Руси, некогда хорошо известной и Англии, и Франции, уже мало кто из европейцев знал. Европа открывала далекую и загадочную “Московию”. Что же больше всего удивляло иностранцев в облике Русского государства?

Обратимся к одному из первых европейских свидетельств о России - запискам СигизмундаГерберштейна, посла империи Габсбургов, посетившего Россию в 1517 и 1526 годах, а кроме того, побывавшего в Дании, Швейцарии, Нидерландах, Италии, Испании, Франции. В письме “королю римскому” - Фердинанду Герберштейн написал о “северной” стране: “...Среди земель, просвещенных таинством святого крещения, эта страна немало отличается от нас своими обычаями, учреждениями, религиею и воинскими уставами”. Удивительным для него в России оказалось могущество Василия III: “Властью, которую он имеет над своими подданными, он далеко превосходит всех монархов целого мира... Всех одинаково гнетет он жестоким рабством...” Вчитаемся и в такие слова Герберштейна, быть может, не очень лестные, но чрезвычайно любопытные для наших рассуждений: “Все они называют себя холопами (Chlopi,Chlopn), то есть рабами государя... Этот народ находит больше удовольствия в рабстве, чем в свободе”.

Для последующих иностранцев, писавших о России по живым впечатлениям, такого рода взгляд на отношения внутри русского общества стал общим местом. В недавнем прошлом нашей науки эти оценки российского деспотизма безоговорочно признавались шаблонами восприятия, не имевшими отношения к исторической реальности. Но так ли это?

Вспомним хотя бы Ивана Грозного, жесток был царь, как и многие его европейские соратники по царскому ремеслу, - и Филипп II, и Мария Тюдор (кстати, по прозванию “Кровавая”), и Карл IX. Опричнина - всплеск необузданного терроризма, но 1572 год, на который пришелся ее конец, ознаменовался во Франции страшной Варфоломеевской ночью. В меньшей или большей степени злодей тот или иной правитель - это еще не специфика истории государства. Иное дело - верховной власти. Кому из европейских монархов было по плечу, казня высших сановников, приговаривать: "А жаловати есьмя своих холопей вольны, а и казнити вольны же”? Назвать вассала холопом и в голову бы не пришло. А вот царь Иван сказал так, потому что реальные отношения в обществе и в самом деле позволяли считать боярина государевым холопом. Отношения всего класса русских феодалов с великим (царем) можно обозначить оппозицией "государь - холоп”, определяя их как княжеско-подданнические. Именно княжеско-подданнические отношения и удивляли в России иностранцев больше всего. Ведь сами они были воспитаны в иной феодальной системе, допускавшей для различных слоев общества немалые права и привилегии, которые в совокупности ограничивали произвол монарха. Европейскую систему отношений условно можно назвать вассалитетом.

И в Московском государстве была система вассалитета, но ограниченная рамками отношений княжеских династий. Удельные князья обращались к сюзерену как к “брату старейшему”. Чуть ниже их на иерархической лестнице стояли так называемые служилые князья, для государя - “слуги”. Появились они в результате присоединения западнорусских земель в конце XV века. От князей удельных “слуги” отличались тем, что владели наследственными вотчинами (а не уделами) и не имели ни малейших прав на великокняжеский престол. Но удивительная тут произошла метаморфоза. К середине XVI века большинство служилых князей сознательно перешло на положение бояр, понизив тем самым свой социальный статус. Оказалось, что им выгоднее быть в государевой думе (куда служилые князья из-за высокого статуса не входили), управлять страной и получать за это пожалования. А вот относительная независимость удельных князей от центральной власти вызывала постоянную подозрительность правительства. Естественный же ход исторического развития России привел к полной ликвидации удельной системы уже в конце XVI века и к торжеству отношений государь - подданный.

Россия и Европа развивались разными путями. Но значит ли это, что рабская психология русского господствующего класса была проявлением национального характера? С. Герберштейн, того не осознавая, сам себе противоречил. В Великом княжестве Литовском, по его же словам, отношения класса феодалов со своим сюзереном были иные: “Между ними (магнатами.- А.Ю.) наблюдается такое во всем своеволие, что они, кажется, не столько пользуются неумеренной свободой, сколько злоупотребляют ею”. А ведь в Великое княжество Литовское входили древние русские земли: Киев, Минск, Полоцк, Гомель - словом, весь юго-запад Киевской Руси.

Речь поэтому должна идти о специфике исторического развития Северо-Восточной Руси (Московии), то есть того самого района, который в большей степени, чем какой-либо другой, подвергся “хирургии” монгольского ига.

Вассалитет создавал правовую систему, при которой господствующий класс получал юридические гарантии своих прав и привилегий, распространившиеся, впрочем, и на нарождавшееся “третье сословие”. В Англии XIII века, стране “классического” феодализма, где раньше, чем в любом другом европейском государстве, выработались типичные для всех них социальные и политические формы, правовая система покоилась на прочнейшем фундаменте вассалитета. Несмотря на самодержавные выходки английского короля Иоанна Безземельного, именно при нем, в 1215 году, была утверждена знаменитая Великая хартия вольностей. И одна из ее статей гласила: “Ни один свободный человек не будет арестован или заключен в тюрьму, или лишен владения, или объявлен стоящим вне закона... и мы не пойдем на него и не пошлем на него иначе, как по законному приговору равных его и по закону страны”. Борьба баронов с Генрихом III (1216-1272) за выполнение обязательств хартии кончилась поражением знати, но король подтвердил все то, что требовали от него бароны в петиции “бешеного” парламента 1258 года. Верховная власть уже при короле Эдуарде I (1272- 1307) провозгласила принцип: “Что касается всех, должно быть всеми одобрено”. Такой тип отношений не только не противоречил принципам нарождавшегося буржуазного общества, но и благоприятно сказывался на его формировании.

Северо-восток Руси предстает к XIII веку еще не вполне определившимся в своем политическом развитии.
Преобладали здесь дружинные связи, подобные тем, что характерны были и для Южной Руси. Перспектива их развития - превращение дружинников в класс феодалов-земледельцев. Старшие дружинники (бояре) становились вассалами, а младшие (отроки, “детьцкие”) формировали княжеский двор. Дружинники-вассалы имели право свободно выбирать себе сюзерена и переходить от одного князя к другому. Без ведома старшей дружины князь обычно не принимал- решений. Конкретные особенности взаимосвязи сюзерена и вассала в каждой стране определялись историческими условиями. Неизменным оставалось старое дружинное правило: князь или король - лишь первый среди равных. Так, после убийства Андрея Боголюбского в 1174 году собрался съезд дружинников, который и решал, кого именно теперь пригласить на княжение. Когда же князья не захотели с этим решением согласиться и договорились между собой по-другому, дружина категорически пресекла эту попытку посягнуть на ее право выбора.

Но все большую роль играл - прежде всего на северо-востоке Руси - другой социальный слой. Многое говорят нам о нем события, последовавшие за убийством Андрея Боголюбского. Сразу во Владимире вспыхнуло народное восстание: “Много зла сътворися въ волости его, посадниковъ его и тивуновъ домы пограбиша, а самехъ избиша, и детьцкыя и мечникы избиша”. Кто эти посадники, тиуны, детьцкие, мечники? Посадники северо-востока Руси отличались от знаменитых новгородских соименников невысоким социальным статусом. Их назначал князь правителями областей и городов, выбирая из числа младших дружинников. Мечники бывали и оруженосцами, и стражниками. Тиуны же - попросту холопы, но выполнявшие важнейшие поручения князя и при его дворе, и на местах. Все они вместе составляли административный аппарат княжьего двора, были слугами своего господина - такова формула отношений подданства, широко развившихся здесь. И хотя они еще не были господствующими, их влияние на поведение северовосточных князей все же ощущалось.

Не случайно именно на северо-востоке возник такой памятник публицистики (конца XII - начала XIII веков), как “Моление” Даниила Заточника. В науке немало споров о том, был ли Даниил дворянином или младшим дружинником, холопом или вообще человеком без устойчивого общественного положения. В одном-то споров быть не может: перед нами представитель целиком зависимого от князя социального слоя. Для Даниила князь - источник благополучия (“Князь щедръ отец есть слугамъ многиим”). Автор “Моления” боготворит княжескую власть: “Возри на птица небесныа,яко тии ни орють (не пашут - А. Ю.), ни сеють, но уповають на милость божию;тако и мы, господине, желаем милости твоея”. Обращаясь к князю, он сравнивает себя с чахлой травой, растущей под стеною, на которую и солнце не сияет, и дождь не льет; он обижаем всеми потому, что не огражден “страхом грозы твоея”.

Как будто в разные эпохи писались “Моление” Даниила Заточника и южные русские летописи того же XII века, столь различны они и по духу, и по системе ценностей. Летописцы описывали князя, думающего с дружиной, заботящегося о ней. Мало того. Спокойно и поучительно повествует летопись, например, как один из южных князей задумал военный поход, не посоветовавшись с дружиною, и получил отказ: “А собе еси, княже, замыслил, а не едем по тобе, мы того не ведали”.

Отношения подданства существовали всюду, это естественная альтернатива вассалитету в любой феодальной стране. Роль княжеских слуг в Европе выполняли министериалы, выходившие часто из числа рабов и скапливавшие в своих руках большие земельные богатства. Но довольно широкое развитие подданства на северо-востоке Руси перед монгольским нашествием сочеталось с недостаточной зрелостью класса феодалов в целом. Еще не совершилось полное оседание дружины на землю. В каком-то смысле состояние этого района Руси начала XIII века можно сравнить с детством, перед которым открыты разные перспективы взросления...

Какое же влияние оказало монгольское иго на выбор пути развития северо-востока Руси?

Начнем с князей. Иго превратило их в вассалов монгольских ханов. В 1243 году Батый почтил приехавшего в Орду великого князя Ярослава Всеволодовича “честью” и отпустил со словами: “Ярославе, буди ты старей всем князем в Русском языце”.

Впервые права великого князя были дарованы ханом. Вскоре в Орду поехали и другие князья, и их Батый “пожаловал”...

Отношения русских князей с ханами складывались по-разному, особенно вначале. Михаил Черниговский, отказавшись выполнить вполне достойный по понятиям монголов языческий обряд прохождения через огонь, поплатился за это жизнью. А вызвавший какие-то подозрения великий князь Ярослав Всеволодович был отравлен в Каракоруме. Непокорных унизительно наказывали. Однако те князья, которые охотно подчинялись монголам, как правило, находили с ними общий язык и даже более того - роднились, подолгу в Орде гостили. Постепенно северовосточные князья превращались в “служебников” монгольских ханов.

Создавалась генерация покорных князей, для которых закон - это воля хана. Династические проблемы теперь легко решались при помощи ордынских карательных отрядов: кто больше раболепствовал перед ханами и подкупал их дорогими “поминками” (подарками), тот и становился великим князем. Так, в 1281 году князь Андрей Александрович, сын Александра Невского, “много дары даде царю и великим князем Ординским, и всех наполни богатством, и уговори и уласка всех, и изспроси себе княжение великое Владимерское у царя под братом своим старейшим, великим князем Дмитрием Александровичем”. Позже Дмитрий вернул себе великое княжение. Но через двенадцать лет Андрей донес в Орде на “измены” Дмитрия и при помощи печально знаменитой “Дюденевой рати”, разгромившей четырнадцать городов “и всю землю пусту сътвориша”, вернул титул владимирского князя. И так случалось еще не раз.

Могли ли свободно развиваться дружинные отношения, если князья сами были “служебниками” монгольских ханов? В науке уже отмечено, что степень демократичности всего феодального общества зависела от характера отношений внутри господствующего класса. Например, едва вышел манифест 1762 года о вольностях дворянства, как почти сразу же возникли первые проекты ослабления крепостного права. Эта закономерность помогает понять (от обратного), почему русские князья-вассалы, обязанные в новых условиях беспрекословно исполнять волю хана, не могли уже примириться с независимостью старшей дружины, ее былыми правами. В какой-то степени этому способствовали и сами монголы. Монгольское общество было пронизано отношениями жесткого - и жестокого - подчинения. Власть верховного правителя была абсолютной, никем и ничем не ограниченной.

Становясь “служебниками” ханов, русские князья впитывали этот дух империи: беспрекословную покорность подданных и безграничную власть правителей.

Впрочем, подданство на северо-востоке Руси еще до монгольского нашествия пустило столь глубокие корни, что для утраты дружинниками своих прав и привилегий достаточной была бы, вероятно, зависимость русских князей от любого иноземного государя.

Повлияло монгольское нашествие и на состав дружинников. “Во многих селах, запрятанных в непроходимых лесах, - пишет В. Б. Кобрин в книге “Власть и собственность в средневековой России”, - вражеская конница могла и не побывать. Да и свои основные удары Батый, естественно, обрушивал на города: там было что грабить. И обороняли их горожане вместе с дружинниками... Они и гибли первыми. Очевидно, в ходе нашествия была физически истреблена основная масса феодалов-землевладельцев”.

В этой связи обращает на себя внимание эссе Л.Н. Гумилева, опубликованное в журнале “Нева”, в номерах 3 и 4 за 1988 год. Гумилев выступает здесь как Автор и беседует с условными Историком России, Научным сотрудником, Палеотопонимистом. Завязывается многослойный диалог, из которого между прочим выясняется, что главную опасность для Руси представляли не монголы, а Запад и потому союз Александра Невского с Ордой был жизненно необходим. В доказательство того, что русские люди не страдали от ордынского ига, Гумилев приводит летописный текст, в котором хан Джанибек назван “добрым” царем. Но более всего удивляет утверждение Гумилева, что “немногочисленные (!) воины-монголы Батыя только прошли (!) через Русь и вернулись в степь”. И представьте, ни слова - как “прошли”. Приводимые автором слова летописи - “сей царь Чянибек Азбякович добр зело к Христианьству” - нужно оценивать в контексте эпохи. Летописец похвалил царя за умеренность: не слишком жесток был. Так, в начале сороковых годов XIV века он отпустил на Русь митрополита Феогноста, которого держал “в тесноте” (то есть заключении) за то, что тот не давал в Орду “полетныа (ежегодной.- А. Ю.) дани”. Отпустил Феогноста за 600 рублей. Добрый царь: мог ведь за такое и убить митрополита!

Наконец, о том, как “прошли” монголы по Руси. По подсчетам археологов, из семидесяти четырех русских городов XII-XIII веков, известных по раскопкам, сорок девять были разорены Батыем. Причем четырнадцать городов вовсе не поднялись из пепла и еще пятнадцать постепенно превратились в села.

В выборе политического пути развития Руси колоссальную роль сыграла гибель именно господствующего класса. Конечно, невозможно точно определить количество дружинников, убитых в 1237-1238 годах. Тут приходится опираться на косвенные данные. Процент потерь дружинников едва ли был меньше доли погибших среди князей. По моим подсчетам, в Рязанской земле погибло девять князей из двенадцати. Из трех ростовских князей - двое. Из тех девяти суздальских князей, что были к этому времени взрослыми и находились в своих землях, были убиты пятеро.

Об уничтожении основного состава господствующего класса северо-востока свидетельствует и наступивший в результате нашествия социальный регресс. Интересно наблюдение В. Б. Кобрина по родословным книгам XVI века, в которых зафиксирован состав московского боярства: “Все те роды, у которых указаны предки, жившие до нашествия Батыя, либо княжеские, либо пришлые. Боярство Московской земли и даже (за редкими исключениями) Северо-Восточной Руси до второй половины XIII века из этих книг неизвестно”. Значит, после ордынского нашествия на северо-востоке было расчищено место для расцвета новой знати, формировавшейся уже на почве побеждавших отношений подданства.

Новая знать возникала в княжеском дворе. Дворяне становятся феодальными собственниками, получая от князя земельные пожалования. Эти дворяне XIII века - мелкие слуги князя. По наблюдению А. А. Зимина, термин “дворяне” перестает употребляться с конца XV века и вновь появляется в тридцатых годах XVI столетия. Но теперь “дворяне” - уже не рядовые феодалы, а верхушка служилых людей - аристократов, из их числа выходили видные военачальники и администраторы. Между дворянами XIII и XVI веков есть, однако, и общее: те и другие - люди двора, они не свободны уже по названию. Стоит обратить внимание на этимологию. Бароны, сеньоры, джентри, паны - во всех этих названиях не видно признаков службы или подчинения кому бы то ни было. Барон - “воинственный человек”, сеньор - старший, джентри - благородные, пан - господин...

Пройдут два с лишним века после Батыева нашествия, и глубинные изменения во внутренней структуре господствующего класса будут “обнародованы” при Иване III в стандартных обращениях феодалов к своему сюзерену: “яз холоп твой”. С появлением этой официальной формулы определится рубеж - победа отношений подданства на северо-востоке, которая отразится не только в документах, но и в сознании людей. О различиях вассалитета и подданства можно судить по поведению людей, волей судьбы оказавшихся виной системе. Андрей Курбский, например, бежав в Великое княжество Литовское, вел там себя обычно лишь по российским меркам...

В 1569 году местные жители жаловались подстаросте владимирскому Павлу Григорьевичу Оранскому на урядника князя Курбского - Ивана Калымета. Он, “не уважая вольностей наших, прав и привилегий”, писали жители, “без суда и без всякого права” велел арестовать некоторых из них и посадить в “жестокое и неслыханное заключение, в яму, наполненную водою...” Когда же спросили Калымета, по какой причине он “безвинно, бесправно” обошелся с людьми, тот ответил, как, вероятно, и учил его князь Курбский: “...но разве пану не вольно наказывать подданных своих, не только тюрьмою или другим каким-нибудь наказанием, но даже смертью? А я что ни делаю, все то делаю по приказанию своего пана, его милости князя Курбского; ибо пан мой, князь Курбский, владея имением Ковельским и подданными, волен наказывать их, как хочет...” (текст дан в переводе). Так поучал слугу человек, вошедший в историю отечественной публицистики как сторонник феодальной законности и обличитель преступлений царя Ивана IV.

Сдвиг к лучшему в русском обществе наступит, когда подписи типа “честь имею быть, милостивый государь. Вашего превосходительства всепокорнейший слуга” будут свидетельствовать лишь о вежливости и не более...

* * *

Города и горожане... В науке немало споров об их роли и значении в политическом развитии страны. Авторы недавно увидевшей свет монографии о городах-государствах Древней Руси И. Я. Фроянов и А. Ю.Дворниченко приходят к выводу, что города-волости этого времени, и на севере и на юге, были не княжествами-монархиями, а республиками. Можно здесь не соглашаться, но бесспорно, что домонгольские города обладали своими правами, вольностями и в перспективе должны были завоевать еще большую свободу. Но города эти существенно отличались от европейских. Они были теснее связаны с волостями (округами) и всегда имели князя. Русские города как центры политико-административной власти постепенно подчиняли себе волости, эксплуатируя их. А волостное крестьянство повиновалось корпорации феодалов во главе с князем. На Западе же существовали свободные города, свободными были и экономические связи бюргерства с деревней. Чтобы представить влияние монгольского ига на развитие русских городов, обратимся сначала к истории Западной Европы.

Пышному расцвету городов во .Франции в XII-XIII веках способствовало много различных обстоятельств. Одно из них состояло в том, что на смену бурному Х веку с набегами арабов, норманнов, венгров пришел спокойный XI век, когда почти исчезла военная опасность. Сеньор был обязан защищать город от врагов. Это придавало ему большую власть и значение в военное время. В XI веке его общественно полезная роль заметно снизилась. Именно тогда, свидетельствуют историки, на первый план выступили противоречия между горожанами и сеньорами. В конце XI - начале XII веков произошли кровавые “коммунальные революции”. Они завершились победой горожан. Завоеванные ими свободы были зафиксированы в “хартиях вольностей”, которые в дальнейшем расширялись. Постепенно в городах уничтожались поземельные связи с сеньором и все виды личной зависимости. Власть переходила в руки выборных городских советов. Город делал свободным любого, кто прожил в нем год и один день, занимаясь ремеслом. Нарождавшееся буржуазное общество вырастало во многом благодаря этим правам, привилегиям и свободам.

На Руси же от XI до начала XIII века вече в городах - дело обычное. Оно приглашало князей на княжение, бывало, и изгоняло. Но вечевой институт опирался не на букву закона, а на традицию общины. Для его развития нужно было бороться с князьями, которым, конечно, не нравилось такое ограничение их власти. Вспомним хотя бы эпизоды политической борьбы 1068-1069 годов, когда киевская община, узнав о поражении русских войск от половцев на Альте, потребовала у своего князя Изяслава дать оружие для продолжения борьбы. Изяслав отказал. Тогда началось восстание. Изяслав бежал, а новым князем киевляне выбрали сидевшего в тюрьме Всеслава. Однако через семь месяцев Изяслав с польскою помощью собрал войско и пошел против Киева. Киевское вече обратилось к Святославу и Всеволоду с просьбой о помощи, грозя в случае отказа сжечь город. Младшие братья просили Изяслава не губить город. Он согласился, но, послав в Киев сына Мстислава, санкционировал расправу: “...исече Кыяны...другыя слепиша, другыя же без вины погуби не испытав”. Террор не смог уничтожить вольный дух города. В 1113 году киевская община сама решала, кому быть в Киеве князем, добившись в конце концов, чтобы княжил у них Владимир Мономах.

И. Я. Фроянов и A. Ю. Дворниченко пишут: “Разумеется, древний князь таил в потенции монархические качества и свойства. Но для того чтобы они получили выход и возобладали, необходимы были иные социальные и политические условия. Эти условия возникли за пределами древнерусского периода отечественной истории”. Каковы же они? Ордынцы периодически разрушали русские города. Ни один город северо-востока Руси не мог чувствовать себя спокойно даже в те периоды, когда наступало относительное затишье. Первый после Батыя ордынский поход на северо-восток состоялся в 1252 году. Это была “Неврюева рать”, разгромившая Суздальскую землю. Затем наступило затишье в двадцать лет. Однако последняя четверть XIII века уже полна карательными экспедициями. По подсчетам В. В. Каргалова, в эти двадцать пять лет Орда провела не менее пятнадцати крупных походов. Многие города (это после Батыя) снова и снова разрушались: Переяславль-Залесский - четырежды. Муром, Суздаль, Рязань - по три раза, Владимир - дважды.

В этих условиях естественной оказывалась консолидация князей и горожан, а не противоборство между ними. Роль и значение князя в условиях постоянной, внешней опасности неизмеримо возрастали, что влекло за собой подавление городских вольностей. Да и подавить теперь было легче - горожане сами были заинтересованы в сильном князе, способном их защищать.

Процесс централизации Русского государства был сложным, длительным и означал создание государственного аппарата власти, слияние разных социальных групп в общерусский класс феодалов. Едва ли правы историки, радующиеся каждому успеху великокняжеской власти в “борьбе за централизацию”. Думаю, ошибочно видеть в этом процессе одно положительное. Централизация в России консервировала сугубо феодальный тип отношений внутри общества, не давая простора независимости и свободе. Подданство в холопской форме тормозило качественное развитие общества, ибо буржуазные отношения могли возникнуть (как это и произошло в Европе) только на базе уже имеющихся в феодальном обществе свобод. К. Маркс писал: “Там, где она (капиталистическая формация.- А.Ю.) наступает, уже давно уничтожено крепостное право и уже значительно увял яркий цветок средневековья - свободные города”.

Итак, ко времени прихода Батыя пути русского феодализма не были определены историей. Нельзя исключить, что и без ордынского ига в противоборстве вассально-дружинных и княжеско-подданнических отношений победили бы последние. Но в реальной истории иго склонило чашу весов в их сторону. Было прервано, а затем стало замедленным даже чисто феодальное развитие, сложилась обстановка “прифронтового государства”, лишились старых вольностей и не приобрели новых города, деспотизм надолго стал нормой.

Закончу словами великого русского историка В. О. Ключевского: “...Обращаемся к прошлому, чтобы забыться на воспоминаниях от тяжелых впечатлений, убежать в прошлое от настоящего. Постыдное бегство! Наши идеалы не в прошедшем, а в будущем”.