№2, 2007 г.
№2, 2007 г.© А.А. Митрофанов
ГРАФ Д'АНТРЭГ:
СЛУГА ПЯТИ КОРОЛЕЙ И ТРЕХ ИМПЕРАТОРОВА.А. Митрофанов
Митрофанов Андрей Александрович - аспирант Института истории Государственного университета гуманитарных наук.22 июля 1812 г. в поместье Барэнс-Террас под Лондоном произошло странное убийство. В смерти проживавшей там четы д'Антрэг обвиняли слугу-итальянца, который зарезал графиню, затем смертельно ранил графа, после чего покончил с собой. Трагическая смерть политического агента нескольких правительств и талантливого публициста графа д'Антрэга породила немало загадок [1]. Сразу после смерти графа по приказу британского правительства его бумаги были опечатаны, а спустя несколько лет, уже при Реставрации, отправлены Людовику XVIII. Версий гибели супругов д'Антрэг было множество. Предполагаемый убийца, итальянец Лоренцо, дезертировал из наполеоновской армии, затем вступил в ряды армии английской, после чего прослужил четыре месяца у графской четы. За день до гибели графиня рассчитала слугу-итальянца, и это некоторые сочли причиной трагедии. Газеты предлагали иную версию. "Монинг кроникл" писала 28 июля 1812 г., что Лоренцо был вовсе не дезертиром, а шпионом французской секретной полиции, стремившимся заполучить бумаги графа. Однако веских доказательств того, что слуга-убийца самостоятельно свел счеты с жизнью, испугавшись суда, как уверяли газеты, публике предъявлено не было, а единственный свидетель произошедшего давал сбивчивые и противоречивые показания. Некоторые из современников всерьез полагали, что граф поддерживал связи с тайными обществами франкмасонов и карбонариев, которые впоследствии и направили руку убийцы.
Имя Луи Эмманюэля Анри Александра де Лонэй д'Антрэга (1753-1812), одного из самых известных авантюристов и шпионов, приобрело известность накануне Французской революции конца XVIII в. благодаря его памфлету, посвященному созыву Генеральных штатов [2]. Большой поклонник идей Руссо, граф д'Антрэг изобличал королевский деспотизм, клеймил злоупотребления аристократии и олигархические привилегии провинциальных штатов Лангедока [3]. Успех среди читающей публики способствовал его избранию депутатом Генеральных штатов от дворянства Виварэ. Однако уже с лета 1789 г. д'Антрэг начал последовательно выступать против революционных преобразований, проявил себя как непримиримый монархист, сторонник права королевского вето и один из идейных вдохновителей крайне правого течения [4]. В начале 1790 г., во время суда над маркизом де Фаврасом, среди активных участников роялистского заговора обвиняемый назвал аббата Мори и графа д'Антрэга [5]. Граф был вынужден оправдываться перед общественным мнением.
Д'Антрэга-политика отличала нетерпимость, прежде всего по отношению к его бывшим коллегам - депутатам Конституанты, особенно к тем из них, кого причисляли к сторонникам конституционной монархии. Годы спустя он заявлял, что авторы клятвы в Зале для игры в мяч - "главные цареубийцы, более виновные, чем якобинцы, и недостойные прощения". По свидетельству публициста-эмигранта Жака Малле дю Пана, граф обронил фразу: "Монлозье считает меня беспощадным, и он прав. Я стану Маратом контрреволюции, я заставлю упасть сотню тысяч голов - и его первой" [6]. Свое отношение к Учредительному собранию д'Антрэг выказывал демонстративно. Сначала он попросил отпуск в Собрании, затем не появился на церемонии принесения гражданской присяги, направив ее текст коллегам-депутатам в виде письма. Чтение этого вызывающего документа, в котором автор заявлял о своем праве оспорить недостатки будущей конституции страны, вызвало в Собрании ропот и недовольство. Депутаты отвергли такую присягу и предложили д'Антрэгу явиться в Собрание. Он не явился. Граф предпочел покинуть революционный Париж и саму Францию [7]. В начале весны 1790 г. он эмигрировал в Швейцарию. По мнению историков и современников, этот поступок объяснялся не только политическими мотивами: с одной стороны, д'Антрэг, не скрывавший своих контрреволюционных взглядов, больше не мог оставаться в революционном Париже, а с другой - у него имелись мотивы личного характера. Несмотря на недовольство родных, граф решил сочетаться законным браком со своей давней возлюбленной, известной певицей Анной-Антуанеттой Клавель, выступавшей на оперной сцене под псевдонимом Сент-Юберти.
В Швейцарии, получив полную свободу действий, д'Антрэг продолжил написание статей и памфлетов, призывая в них к полному пересмотру решений Учредительного собрания. Однако утрата фамильной собственности и всех причитавшихся прежде доходов, равно как и стремление обеспечить своей семье безбедное существование, постоянно подталкивали его к поиску покровителей и источников дохода. В Венеции он свел знакомство с испанским послом доном Симоном де Лас Казасом и начал работать с организованной испанцами сетью информаторов во Франции, поставлявших сведения для мадридского двора. Этот факт позднее получил огласку. Д'Антрэг вынужден был оправдываться и заявлял, что налаживал связи с испанским послом, выполняя волю Людовика XVI. Заметим, что исполнение воли французского короля не помешало д'Антрэгу впоследствии использовать агентов испанского посла для создания собственной шпионской сети, поставлявшей секретные сведения многим монархам Европы. Весной 1792 г., после объявления Францией войны "королю Венгрии и Богемии", продолжение деятельности "мануфактуры", или "машины", как для конспирации именовали агентство, стало тяжким преступлением в глазах революционного правосудия. Псевдонимы и закодированные фамилии, использовавшиеся агентами графа, не были расшифрованы революционными властями, и они оставались в полном неведении относительно действий "парижских друзей" д'Антрэга. Организация имела явки, нелегально печатала роялистские листки, а материалы, написанные симпатическими чернилами, пересылались в Швейцарию по многочисленным адресам, на вымышленные имена. До 1795 г. д'Антрэг служил атташе испанского посольства, а когда Испания вышла из коалиции, подписала мир с Францией и покровитель графа Лас Казас был переведен в Лондон, д'Антрэг стал представителем Людовика XVIII у русского посла в Венеции. С этого времени контакты графа с русскими дипломатами приобрели постоянный характер.
За свою жизнь д'Антрэг служил многим. Дворы Мадрида, Лондона, Неаполя, Вены и Петербурга, а также двор Людовика XVIII в изгнании - все они прибегали к услугам этого политического шпиона. Однако его деятельность наиболее полно отражена в английской дипломатической корреспонденции середины 1790-х годов. О том, что представляла собой сеть, снабжавшая графа информацией, мы знаем благодаря второму тому публикации "Рукописей эсквайра Д.Б. Фортескью, сохраняемых в Дропморе" (этот владелец поместья Дропмор унаследовал личные архивы ряда известных английских политиков благодаря родственным связям), содержащему 28 информационных бюллетеней, которые английский посланник в Генуе Фрэнсис Дрейк отсылал в 1793 -1794 гг. в Лондон [8]. Это были донесения некоего роялистского агента о деятельности Комитета общественного спасения. Некоторые историки, в том числе и А. Олар, считали эти бюллетени фальшивками, с помощью которых роялисты вводили в заблуждение иностранных дипломатов или просто зарабатывали деньги. Действительно, бюллетени содержат сведения, которые плохо согласуются с тем, что известно о событиях Революции из достоверных источников. Однако А. Матьез, изучивший бюллетени, присланные Дрейком, пришел к выводу, что игнорировать их нельзя, поскольку некоторые сведения при тщательной проверке полностью подтвердились [9]. В частности, в донесениях шпионов д'Антрэга присутствовало утверждение о глубоких разногласиях внутри Комитета общественного спасения. Весной 1794 г. об этом не было известно никому, кроме членов Комитета и их наиболее доверенных лиц. Лишь позднее, после 9 термидора, об этом сообщалось и в официальных отчетах, и в рассказах членов Конвента и Комитетов [10].
Одним из главных резидентов графа во Франции был Жан Кристоф Сандрье де Поммеле. Представитель богатого провинциального дворянства, до Революции он служил офицером. Другим руководителем шпионского центра был выходец из судейского сословия Пьер Жак Лемэтр. За выступления против покушений королевской власти на права провинциальных парламентов он трижды арестовывался, сидел в Бастилии. Не оправдала его надежд и Революция: она принесла ему крупные денежные потери - он мало что получил в компенсацию за потерянную должность. Вероятно, это и было одним из мотивов перехода Лемэтра в ряды роялистов. В августе 1792 г. Лемэтра арестовали, но благодаря заступничеству его друга Ж.-Л. Тальена вскоре освободили. В сентябре 1793 г. он снова был арестован как "подозрительный", однако о его участии в шпионаже властям ничего не было известно. Хотя расследование Комитета общественной безопасности не выявило улик против Лемэтра, он оставался в заключении почти год, до августа 1794 г. После подавления роялистского восстания 13 вандемьера (5 октября 1795 г.) он вновь оказался под арестом. Арестована была и его жена. Обнаруженные при обыске документы, изобличавшие Лемэтра, были опубликованы, а сам он предан суду и казнен. Среди других участников роялистского подполья особую активность проявлял аббат Андре Шарль Бротье, издатель газеты "Журналь женераль де Франс". В 1795 г. он оказался под арестом, но в отличие от Лемэтра был оправдан и отпущен на свободу. К числу наиболее активных агентов д'Антрэга относился и Франсуа Николя Сурда, в прошлом глава полиции одного из провинциальных городов, а в будущем двойной агент, затем судебный чиновник при Наполеоне. За время Революции он успел побывать в эмиграции, вернуться, оказаться под арестом и был выпущен только после Термидора [11].
Долгое время историками использовались лишь 28 опубликованных бюллетеней д'Антрэга, сегодня они располагают еще 130 бюллетенями, посланными Дрейком в 1793-1796 гг., вероятно, отредактированными д'Антрэгом, и частными письмами д'Антрэга к Дрейку из Паблик рикорд оффис и Британского музея. Современники д'Антрэга расходились в оценке достоверности его информации, но английское правительство, несомненно, полностью ее признавало. Министр иностранных дел Гренвилл считал донесения настолько важными, что докладывал об их содержании королю Георгу III. В Лондоне имели возможность перепроверять поступавшие сведения. Тот же Дрейк, помимо "Парижского агентства", содержал во Франции и других разведчиков, чьи донесения он переправлял в Форин оффис .
Совсем иначе, нежели английский посол, оценивал качество информации д'Антрэга Николя Франсуа Дютей - агент короля в изгнании Людовика XVIII и графа д'Артуа. В октябре 1795 г. он писал маршалу де Кастри, что, наблюдая в течение двух лет за перепиской Поммеле и д'Антрэга, он убедился, что донесения агентов графа - это "от начала и до конца... все - плод воображения, и к тому же особенно опасного, поскольку он создается с определенным намерением". Повторил оценку Дютея и Ж. Годшо, отметив, что корреспонденты графа д'Антрэга осведомляли его плохо, а он сам превращал сообщаемые известия в "настоящий роман" [13]. Его донесения были выдержаны в духе ортодоксального роялизма. Тем не менее письма сотрудников агентства д'Антрэга в 1795 г. оказывали значительное влияние на политику лидера роялистов. Так, например, Людовик ХVIII пользовался советами д'Антрэга, когда после смерти Людовика XVII составлял прокламации о своем "восшествии на престол" [14]. Согласно этому документу, Франция должна была вернуться к сословному устройству, наследственной королевской власти, государственному статусу католической церкви. О судьбе распроданных "национальных имуществ" в нем вовсе не упоминалось. Иными словами, и тон, и содержание прокламации, составленной при участии д'Антрэга, лишили Бурбонов многих потенциальных сторонников во Франции.
Одним из агентов "Парижского агентства" был также некто Жан Жозеф Дерше. В период якобинской диктатуры Дерше находился в числе служащих Комитета общественного спасения, в 1795 г. перешел в министерство внешних сношений, став главой его III управления, а затем и ближайшим помощником Ш.-М. Талейрана. Прямых свидетельств связи Дерше с роялистами в 1793-1794 гг. нет, но, поскольку впоследствии он становится агентом д'Антрэга, ее существование вполне можно допустить в качестве гипотезы [15]. Если проанализировать сведения, исходившие от Дерше в 1797-1800 гг., то получается, что он либо был плохо осведомлен о многих вещах, непосредственно относившихся к сфере его деятельности, либо сознательно дезинформировал д'Антрэга [16]. Переписка д'Антрэга и его агентов содержит немало сознательной дезинформации, понятной для адресатов, но способной ввести в заблуждение французские власти, в руки которых могли попасть депеши. Кроме того, в целях конспирации д'Антрэг не раз сообщал своим нанимателям ложные данные о том, кто является его информатором. Среди чиновников-информаторов графа также называют и Дюрана де Марейля, возглавлявшего одно из важных управлений в министерстве при Талейране.
Для убежденных сторонников монархии революционные власти были непримиримыми политическими противниками, шпионаж против Франции они считали продолжением политической борьбы, которую вели в эмиграции всеми доступными способами. Франция изображалась эмигрантами как страна, где гибнут ростки Просвещения, а власть находится в руках варварской толпы и ее вождей. Но для д'Антрэга политические мотивы были не единственными: испанская казна ежегодно оценивала его услуги в 50 тыс. реалов, в 1793 г. Мадрид наградил его орденом Карла III и даровал испанское подданство. Это не мешало д'Антрэгу служить сразу нескольким дворам и агитировать с равным усердием как против революционеров-республиканцев, так и против своих "личных врагов" - конституционных монархистов.
В архивах встречается немало документов, свидетельствующих о большом интересе представителей французской эмиграции к России. В основе этого интереса лежали надежды на помощь Екатерины II, а затем Павла I в деле реставрации монархии во Франции. Поэтому при дворе Людовика XVIII старательно развивали тему французской угрозы для России и всей монархической Европы [17].
Одним из основных идеологов Бурбонов в то время являлся именно граф д'Антрэг. В 1792-1793 гг. д'Антрэг как представитель брата короля - графа Прованского уделял большое внимание контактам с дипломатическими представителями Петербурга в Италии. Как раз к этому периоду, по-видимому, относится его знакомство с российским посланником в Генуе А.Г. Лизакевичем. Граф передал дипломату добытый им план гражданской войны в России, якобы сочиненный неким Франсуа Анжели, который раньше жил в России, а теперь "предлагал Конвенту проникнуть в Россию и там поднять восстание, наподобие пугачевского" [18]. Анжели действительно жил в России в 1770-х годах и состоял на русской службе. В 1774 г. он был арестован по подозрению в государственной измене и шпионаже. Из донесений французского посла в Петербурге известно, что Анжели помышлял взбунтовать русские полки в Ливонии, захватить Ригу, а затем, вовлекая в восстание крестьян, захватить Петербург и провозгласить императором великого князя Павла. Имелись сведения и о том, что Анжели поддерживал связи с Пугачевым и с казаками на Волыни. Только благодаря заступничеству принца де Рогана французский агент избежал сурового наказания и был выслан из России. Мы не знаем, располагал ли д'Антрэг каким-то новым планом, составленным Анжели, или это была одна из фальшивок, сфабрикованных им самим, но вне зависимости от подлинности "плана Анжели" идея о восстании в России с целью ослабить русское влияние в Европе, можно сказать, витала в воздухе. Политические деятели в Париже помнили о старой дружбе Версаля с Портой, строили планы восстановления Восточного барьера Швеция -Польша-Турция и уже задумывались о возможном мире с Пруссией [19]. Б. Барер заявлял с трибуны Конвента в мае 1793 г.: "Черное море и Балтика - могут ли они служить препятствием для честолюбия? Север и Восток - не являются ли они естественным источником, поставляющим нам искренних союзников? Порабощенная и деградирующая Польша - разве останется она навсегда под кнутом Екатерины и под штыком Фридриха?" [20]
Восприятие России оставалось, в основном, на уровне наиболее распространенных устойчивых представлений, почерпнутых из классических произведений Монтескье, Вольтера, Руссо и Рейналя, а также из многочисленных записок путешественников [21]. Во французских газетах того времени Россия представала страной, угрожающей Турции, стремящейся навязать свои законы Швеции, поработившей при помощи интриг и оружия Польшу, но сильно ослабленной войнами и расстройством финансов. Журналисты предрекали "империи царей" новые восстания, кровавые дворцовые перевороты и тяжелые войны с соседними державами. Если бы Костюшко разжег пламя революции не только в Польше, но и в белорусских землях, то ее раскаты могли бы докатиться до самой Москвы, где о ней мечтает большая часть жителей, полагали газетчики. "Воспоминание о Пугачеве еще не угасло, - отмечал корреспондент "Монитёра" в декабре 1796 г. - Из успехов этого разбойника и из посеянной им тревоги можно сделать вывод, что правильно организованная революция с целью уничтожения рабства в этих краях будет легко совершена" [22]. Логика официальной пропаганды республики после Термидора была всецело подчинена задачам революционной войны и дипломатии. Пропаганда времен Директории, насаждавшая представления о воинственной и нецивилизованной России, стремилась создать образ общего для всей Европы врага, от которого следует защищать фундаментальные ценности цивилизации [23].
Тем интереснее роль эмигранта д'Антрэга, с его секретными материалами, который хорошо был осведомлен о планах революционных дипломатов и отразил в бюллетенях традиционную "французскую" точку зрения. Эта точка зрения очень удачно вписывалась в политическую программу французской эмиграции.
Общее ослабление революционной Франции, поддержание нестабильности в правительственных Комитетах также отвечало целям эмигрантов. Так, например, попавшая в руки Комитета общественного спасения переписка д'Антрэга, компрометировавшая Эро де Сешеля, сначала послужила причиной его выхода из состава Комитета, а затем (хотя он вряд ли был шпионом Д'Антрэга) привела его на гильотину. Другой случай более известен. В мае 1797 г. к главнокомандующему французской армией в Италии генералу Бонапарту прибыла эстафета от генерала Ж.-Б. Бернадота из Триеста, уже занятого французами. Примчавшийся курьер передал Бонапарту портфель. Портфель был изъят у графа д'Антрэга, который, спасаясь бегством из Венеции в Триест, попал в руки Бернадота. В этом портфеле оказались поразительные документы: неоспоримые доказательства измены знаменитого генерала Республики, а с мая 1797 г. - председателя Совета пятисот Шарля Пишегрю [24], его тайных переговоров с агентом принца Конде, Фош-Борелем. Только одно обстоятельство замедлило отправку этих документов к фактическому главе Директории П. Баррасу: в одной из бумаг другой агент Бурбонов, граф Морис-Рок де Монгайар, сообщал о предпринятой им попытке переговоров с самим Бонапартом. Последний решил, что эти строки лучше уничтожить, и предложил д'Антрэгу переписать документ. В случае отказа переписать и подписать документ Бонапарт грозил расправиться с пленным. Д'Антрэг сделал все, что от него требовалось, и ему было устроено "бегство" из-под стражи.
Этот эпизод известен благодаря мемуарам авантюриста и шпиона графа Монгайяра, поэтому его следует воспринимать критически. Будучи двойным агентом революционных властей и принцев, граф пытался оклеветать д'Антрэга. Существуют доказательства, что Монгайяр сам посоветовал Директории арестовать графа д'Антрэга с целью получить бумаги, компрометировавшие генерала Пишегрю. В конце XIX в. Клемент де Лакруа, изучив в архиве подлинные бумаги из портфеля д'Антрэга, отмечал, что они не могли быть подделкой, хотя бы потому, что были написаны на бумаге английского производства, которую вряд ли использовали в штабе Итальянской армии Бонапарта .
Тем временем в самой Франции с весны 1797 г. позиции роялистов становились прочнее с каждым днем. Большинство Директории во главе с Баррасом несколько месяцев готовилось к разгону Законодательных советов, в которых преобладали роялисты. На просьбу о помощи, исходившую от Барраса, Ребеля и Ларевельера-Лепо, и откликнулся генерал Бонапарт, отправив в Париж не только документы из портфеля д'Антрэга, но и генерала Ожеро с отрядом солдат. Это развязало руки "триумвирам" . Большинство Директории наконец-то решилось на осуществление государственного переворота. Ночью 18 фрюктидора (4 сентября 1797 г.) Баррас приказал арестовать двух "умеренных" директоров: Бартелеми и Карно (последнему чудом удалось бежать). Начались массовые аресты роялистов, чистка Совета пятисот, председателем которого, как уже отмечалось, был "предатель" Пишегрю, и Совета старейшин. За арестами последовали высылка роялистов без суда в Гвиану, закрытие заподозренных в роялизме газет, массовые аресты в провинции. На рассвете 18 фрюктидора повсюду были вывешены огромные плакаты: это были копии тех документов, которые прислал Баррасу Бонапарт. Бумаги из портфеля графа д'Антрэга были также опубликованы в газете "Монитёр".
Для самого д'Антрэга история с этими документами закончилась тем, что Людовик XVIII разорвал с ним отношения. Но д'Антрэг продолжал считать себя конфидентом королей и министров и был отчасти прав: к нему нередко обращались за помощью. Выполняя просьбы царственных особ, граф без колебаний прибегал к помощи шантажа. В европейские столицы по-прежнему направлялись его донесения, полученные от тайных агентов. За годы жизни в Вене он сумел завербовать секретаря французского посольства и некоторых чиновников австрийского дипломатического ведомства. Позже новые "корреспонденты" появились у него в штабе французских войск в Голландии; по-прежнему активно шла переписка с парижскими агентами.
В самом начале 1799 г. имя д'Антрэга встречается в переписке русских дипломатов. 77-летний Фридрих-Мельхиор Гримм, к тому времени уже оставивший пост русского чрезвычайного посланника в Гамбурге, но продолжавший информировать Петербург о европейских новостях, переслал Павлу I копию одного документа. Это была "Речь, произнесенная Дюпором на заседании Комитета пропаганды в ответ графу Мирабо 21 мая 1790 года" [27]. Документ существовал и в виде брошюры, однако Гримм, по неизвестным причинам, предпочел направить царю рукописную копию [28]. Отметим, что в письме Гримма русскому императору ничего не сказано о том, кто на самом деле являлся автором "Речи Дюпора". По-видимому, "Речь Дюпора" давала возможность Гримму обвинять европейских монархов в бездействии и утверждать, что план всеобщей революции в государствах Европы не только жив, но с каждым годом все ближе к своему завершению. С карты Европы по воле революционных властей исчезают целые государства, а монархи, по сути "намеченные этим чудовищем жертвы, по очереди предаются размышлениям вместо того, чтобы всем вместе атаковать в надежде сразить его (чудовище. - A.M.) или по меньшей мере погибнуть с оружием в руках, остаются в бездействии и покоряются ожиданию своей участи, дабы испытать на себе последствия приговора о собственном уничтожении" [29].
О том, что представлял собой так называемый Комитет пропаганды, где Дюпор якобы произнес эту речь, мы узнаем из письма д'Антрэга к дону Симону де Лас Казасу от 6 сентября 1791 г. По утверждению графа, в число членов Комитета входили Рабо Сент-Этьен, Рамель де Ногарэ, Буасси д'Англа, Петион и ряд других политических деятелей [30]. Покровителем комитета он называл герцога Орлеанского (Филиппа Эгалите). Как показал Ж. Фельдман, никакой подобной речи Дюпор никогда не произносил, а "Комитета пропаганды" попросту не существовало [31]. Вероятнее всего, этот Комитет -плод богатого воображения д'Антрэга, но "Речь Дюпора", которую изобретательный граф написал, видимо, для испанского посла, получила большую известность уже в 1791-1792 гг. и даже была напечатана.
В этом "документе" один из видных деятелей клуба фельянов Адриен Дюпор вступал в полемику с графом Мирабо по поводу перспектив революции в Европе. Наибольшее возмущение при европейских дворах вызвали слова о необходимости поднимать восстания против монархов и готовить революцию во всех граничащих с Францией странах. Оратор полагал, что народные движения почти во всех государствах чрезвычайно слабы, и это - важное препятствие на пути распространения революционных идей. "Если коалицию создадут Испания, Савойя, Неаполь, они не останутся в одиночестве и смогут рассчитывать на швейцарских аристократов, императора, Пруссию, - якобы предупреждал коллег Дюпор. - Теперь пришла пора поторопить у соседей ту революцию, что уже произошла во Франции" [32]. Чтобы отвлечь королей от идеи похода во Францию, следует, во-первых, перевести все их внимание на "домашние дела", а во-вторых, привлечь на сторону Франции сами народы, еще не осмелившиеся сбросить гнет деспотизма. Если не предпринять ничего, то монархи, выйдя из "невероятного оцепенения", навеянного французскими событиями, и объединенные общей опасностью, вступят в охваченную революцией Францию с единственной целью - восстановить там деспотизм, дабы сохранить его в собственных государствах.
По мысли Гримма, наблюдавшего за приготовлениями к войне между Францией и Второй коалицией, "Речь Дюпора" свидетельствовала о том, что план ниспровержения социального порядка в Европе был составлен в своей основе еще на первом году Революции и затем методично исполнялся правительствами и политиками, сменявшими друг друга. Гримм был далеко не единственным, кто придавал большое значение этому документу. По мнению известного специалиста по истории контрреволюции Ж. Годшо, именно этот "мемуар" д'Антрэга лег в основу мифа о всемогуществе якобинцев как истинной движущей силы Революции. Впоследствии этот миф был взят на вооружение аббатом Баррюэлем в его "Мемуарах по истории якобинизма" (1798 г.), получил развитие в консервативной историографии Революции, заметно повлиял на развитие всей консервативной мысли той эпохи и нашел отражение в концепции легитимизма [33].
В первые годы Революции российские дипломаты в отчетах перед своим двором охотно пользовались французской монархической прессой, а после ее исчезновения -публицистикой французских эмигрантов. Подчас не слишком разбираясь в водовороте парижских событий, вводимые в заблуждение авантюристами, наподобие д'Антрэга, дипломаты с трудом могли отличить подлинные документы от поддельных. Архив внешней политики Российской империи хранит немало любопытных документов, связанных с именем д'Антрэга. Есть среди них и фальшивая брошюра, излагавшая "мнение" Л.-А. Сен-Жюста по поводу переговоров Франции с нейтральными государствами и датированная мартом 1794 г. [34]. Получив эту брошюру, Ф.И. Гросс, предшественник Гримма на дипломатическом посту в Гамбурге, спешно отправил ее в Петербург вице-канцлеру И.А. Остерману.
Гримм, назначенный на должность посланника в Гамбурге еще при Екатерине II, разбирался в хитросплетениях французской политической жизни гораздо лучше многих своих современников. Доказательством этого служат многочисленные материалы, которые Гримм направлял в своих депешах в Петербург. Среди его посланий есть обзоры политических событий во Франции периода Директории и Консульства, сообщения о деятельности французских агентов в Гамбурге и в России [35]. А.Ф. Строев полагает, что столь важную информацию через Гримма сообщал русскому двору бывший секретный агент Людовика XVI Фонбрюн. Этот человек и прежде неоднократно предлагал свои услуги России. Он старался войти в доверие к канцлеру А.А. Безбородко и к Людовику XVIII, предлагал план свержения французского правительства и даже просил материальной поддержки, обещая обеспечить высадку русских войск во Франции. Но в Петербурге отказались поверить авантюристу [36].
Император Павел I относился к Гримму с той же благосклонностью, что и Екатерина II, выполнял его просьбы и давал ему поручения. Литератор и дипломат, Гримм, несмотря на свои многочисленные недуги и прогрессирующую слепоту, не утратил острого политического чутья. Зная об отношении русского двора к Революции во Франции и наблюдая за активными действиями Второй коалиции, он вовремя воспользовался документом, который, несомненно, мог быть известен дипломатам Екатерины II и раньше, но вряд ли попадался на глаза великому князю Павлу Петровичу, тогда жившему вдали от двора своей матери. Однако уже в следующем письме императору Павлу Гримм написал, что "Речь Дюпора" - фальшивка, составленная д'Антрэгом в стремлении запугать европейские дворы революционными событиями во Франции и спровоцировать их поход для восстановления Старого порядка. Гримм подчеркивал, что Дюпор вовсе не был ревностным сторонником распространения революции в Европе и даже, наоборот, являл собою пример "одного из наименее опасных орудий революции" [37]. Той же точки зрения, что и Гримм, придерживался Малле дю Пан, писавший, что автором этой и других подделок являлся д'Антрэг: "В то время появилась так называемая речь, произнесенная господином Дюпором в клубе 1789 г., в которой обнаружили проект по распространению революции в Швейцарии; но это - вымышленная речь, сочинение графа д'Антрэга, так же как и доклад о нейтральных государствах, подписанный именем Сен-Жюста, и так называемый «Разговор между австрийским генералом и главным комиссаром французской армии в Баварии» " [38]. Как можно заметить, Малле дю Пан, видимо, признавал существование Комитета пропаганды, отождествляя его с известным Клубом 1789 года, но при этом не сомневался, что речь идет о фальшивках, сфабрикованных д'Антрэгом [39].
В то время когда Гримм отправлял Павлу I письмо с приложением памфлета, вышедшего из-под пера д'Антрэга, сам граф жил в Вене. Его деятельность в австрийской столице не ограничивалась только шпионажем против Директории, а затем против Первого консула. Д'Антрэг вращался в высшем обществе, бывал у принца де Линя, барона Дальберга, швейцарского публициста Жана Мюллера, французского посла Шампаньи и в других известных домах Вены.
1801-й год в жизни д'Антрэга выдался непростым. Мир, заключенный в Люневилле между Францией и Австрией в феврале 1801 г., изменил ситуацию в Европе, претерпели изменения и интересы австрийской дипломатии. Вена получала теперь все сведения от своего официального посла в Париже, и граф д'Антрэг в своем прежнем качестве не представлял для нее былого интереса. Новый австрийский канцлер Кобенцль, пришедший на смену Тугуту, видел в д'Антрэге не обычного поставщика шпионской информации, а важного посредника в переговорах о новом возможном союзе с Россией. Благодаря хлопотам друга д'Антрэга Ж. Мюллера австрийский кабинет предоставил французскому эмигранту солидный пенсион. В это же время в российской столице, вероятнее всего, по совету бывшего русского посла в Вене А.К. Разумовского решили отказаться от услуг графа. Пенсион, который ему выплачивался, был отменен. В качестве возмещения Павел I выслал ему 1500 дукатов. Такое решение было связано с заметным потеплением в отношениях между Петербургом и Парижем.
По иронии судьбы известие об отмене пенсиона д'Антрэга достигло австрийской столицы одновременно с сообщением об убийстве Павла I, произошедшем 11 марта 1801 г. Фортуна вновь улыбнулась д'Антрэгу: новый император Александр I не поддержал решения отца. Он, напротив, удвоил пенсион графа. Но вместе с тем вскоре русским послом в Вене стал А.К. Разумовский, который хорошо знал д'Антрэга, считал его авантюристом, бесполезным для русской дипломатии, и вообще относился к нему с такой антипатией, что вскоре после назначения Разумовского д'Антрэгу пришлось добиваться от министерства нового назначения, чтобы покинуть австрийскую столицу.
В 1802 г. российскую дипломатию, уже в ранге канцлера, возглавлял Александр Романович Воронцов. При нем роль товарища министра занимал один из членов Негласного комитета царя Адам Чарторыйский, сыгравший в карьере д'Антрэга далеко не последнюю роль. Чарторыйский не только изучал бюллетени графа и, видимо, верил в подлинность передаваемых им сведений, но и докладывал обо всех важнейших "новостях" императору. В ответ на просьбу графа о новом назначении Петербург разрешил ему обосноваться в столице Саксонии. В декабре 1802 г. д'Антрэг был назначен советником в российском посольстве в Дрездене и пробыл на этом посту вплоть до лета 1806 г. Во Франции реакция на это назначение была чрезвычайно бурной. Русский посол в Париже А.И. Морков сообщал о "сцене", устроенной ему Бонапартом. Назвав д'Антрэга заговорщиком, связанным с непокорными вандейцами, и автором памфлетов, направленных против режима Первого консула, Наполеон потребовал немедленной отставки д'Антрэга.
В сентябре 1803 г. Талейран истолковывал требование консула в письме Чарторыйскому: "Если мир прочен, Россия должна изгнать этого человека. Если идет война, она должна быть принуждена к тому, чтобы изгнать его ради достижения мира. Пусть он отправляется в Америку. Образ действий этого человека являет собой один из худших примеров в Европе" [40]. Однако ни Александр I, ни его дипломаты вовсе не желали избавляться от человека, одно имя которого вызывало бурю гнева и у роялистов, и у бонапартистов. Тогда Франция обратилась к саксонскому курфюрсту с требованием выдать поселившегося в его владениях д'Антрэга. Саксонский курфюрст, открыто выказывавший презрение к бывшему агенту Бурбонов, тем не менее отказался выполнить требование французов, и Бонапарту пришлось ограничиться нападками на графа в печати. Давний враг д'Антрэга, граф Монгайяр, перешедший на сторону Бонапарта, опубликовал "Тайные мемуары", где обвинял д'Антрэга в предательстве, а газета "Журналь де деба" распространила слух о том, что д'Антрэг перешел из католичества в православие. Правда, два месяца спустя газета вынуждена была опровергнуть эту ложь.
Недовольство новоявленным дипломатом высказывали не только в Париже. Глава русской миссии в Дрездене В.В. Ханыков относился к графу д'Антрэгу ничуть не лучше, чем саксонское правительство. Он писал, что в России граф пользуется только поддержкой Чарторыйского и "польской клики", а министр иностранных дел А.Р. Воронцов вовсе не питает к д'Антрэгу никаких симпатий и может удалить графа с русской службы в одно мгновение [41]. Воспитатель Александра I Ф.-С. де Лагарп тоже критически отзывался о д'Антрэге. Летом 1804 г. в письме своему бывшему воспитаннику он отзывался о графе с большим негодованием, предупреждал о неисчислимых опасностях и неприятностях, которые возникнут, если Россия будет использовать людей, подобных д'Антрэгу, на дипломатическом поприще [42].
Тем не менее Петербург не спешил отказываться от услуг столь неудобного дипломата. В 1800-е годы информацию графу поставляли несколько лиц. Они подписывались как "друг", "подруга" и "сын друга" из Парижа. В своих депешах они не только сообщали подробности громких событий и передавали слухи, будоражившие французское общество, но и давали характеристики главным действующим лицам наполеоновской эпохи. Первого консула агенты д'Антрэга описывали как "человека горячего, грубого, впадающего в ярость при малейшем возражении", приводили примеры приступов гнева Бонапарта и тех сцен, которые он устраивал своим генералам и придворным, сравнивали его с "разъяренным тигром" [43]. При характеристике Бонапарта и Талейрана информаторы совмещали реальность и вымысел. Сообщалось как о несметных богатствах министра, его безумной страсти к деньгам, так и о его огромной работоспособности. "Он обожает свою должность более всего на свете. Он не любит Бонапарта, но ужасно его боится... Смертельно ненавидит Англию и стремится пренебречь Россией", - сообщал шпион и замечал, что, по мысли Талейрана, после нового государственного переворота будет восстановлена Директория [44]. Подобная информация, разумеется, не могла оставить читателей в Петербурге равнодушными. И если сведения о личных качествах Талейрана, а также о пылком темпераменте Бонапарта, передаваемые д'Антрэгом, верны, то сведения об аббате Сийесе сильно расходятся с реальностью. Агенты графа на протяжении многих лет изображали аббата самым влиятельным и коварным политиком Франции, тайным вдохновителем Террора. Это давало основание некоторым современникам (среди них был и Малле дю Пан) считать Сийеса "самым опасным из людей, порожденных революцией". Отметим, что в современной историографии "тайная" роль аббата в истории Революции не находит подтверждений [45].
Положение Бонапарта в первые годы Консульства казалось в Петербурге достаточно шатким, и русский двор чутко прислушивался к сообщениям о заговорах против его режима. Российскую дипломатию особенно интересовало дело, связанное с роялистским заговором Ж. Кадудаля и Ш. Пишегрю, раскрытым наполеоновской полицией в конце февраля 1804 г. В депешах д'Антрэга нет на этот счет никаких секретных сведений, только общая информация, где точные прогнозы шпионов графа соседствуют с нелепыми ошибками. Вопреки уверенным сообщениям агента о том, что тайно прибывший из Англии вождь шуанов Кадудаль остается недосягаемым для полиции, в конце февраля лидер заговорщиков оказался в руках Первого консула. А вот предсказание относительно ареста обвинявшегося в участии в заговоре генерала В. Моро оказалось достаточно точным; верно сообщали агенты и о некоторых обстоятельствах таинственной смерти в тюрьме арестованного в те дни генерала Пишегрю. "Друзья" из Парижа не особенно распространялись относительно внешней и внутренней политики Франции, но общие тенденции общественного мнения отражали верно. Они не предсказывали быстрого возвращения Бурбонов на французский трон. "Друг из Парижа" сомневался, что новым королем будет Людовик XVIII, поскольку в столице его считают "трусом, лжецом, негодяем, полностью доверившимся своим фаворитам, которые теперь являются его подлинными хозяевами". С тем же презрением французы относятся к графу д'Артуа, отмечал агент и добавлял, что, по словам одного из ближайших к Наполеону людей, военного министра Александра Бертье, "в состоянии править только герцог Орлеанский" [46].
Не обошел вниманием корреспондент графа и событие, всколыхнувшее весной 1804 г. всю Европу, - похищение и убийство герцога Энгиенского, совершенные по приказу Бонапарта. Молодой принц, проживавший в Эттенхейме, недалеко от границы Франции, был арестован отрядом французской жандармерии, вторгшимся на территорию Бадена. 20 марта герцог был доставлен в Париж и вечером того же дня предстал перед наспех собранным военным судом. Герцога обвинили в том, что он получал деньги от Англии и воевал против Франции, и приговорили к смертной казни. По настоянию адъютанта Наполеона Савари уже в три часа ночи герцог Энгиенский был расстрелян. Многое в повествовании "парижских друзей" об этом событии расходится с общеизвестными сведениями и не находит подтверждения. Например, они сообщали, что герцога Энгиенского отправили в Тампль, а не в Венсеннский замок или что в окружении консула нашлось немало людей, выступивших против казни молодого представителя Бурбонов (среди них и Жозеф Бонапарт), что Талейран якобы направил консулу письмо в защиту несчастного герцога. Но это письмо неизвестно историкам и по сей день. В депешах д'Антрэга ничего не сказано и о заседании Государственного Совета 10 марта 1804 г., на котором против ареста герцога Энгиенского высказался только один человек - Камбасерес. И напротив, рассказ о сцене, произошедшей между Наполеоном и Жозефиной, на коленях умолявшей супруга сохранить герцогу жизнь, находит подтверждение в более поздних мемуарных свидетельствах о наполеоновской эпохе [47].
Весной и летом 1804 г. Бонапарт особенно опасался союза Австрии и России и желал любой ценой помешать присоединению к такому союзу Швеции. Зная о сложности ситуации и, скорее всего, намеренно сгущая краски, д'Антрэг, со ссылкой на агентов, предупреждал, что если шведский король нанесет визит своему тестю курфюрсту Баденскому, то его постигнет та же участь, что и герцога Энгиенского. По уверению информаторов д'Антрэга, только протесты Талейрана и Жозефины заставили Наполеона отказаться от этих планов.
Депеши из Парижа регулярно поступали в Петербург через д'Антрэга вплоть до конца 1805 г., т.е. до начала военных действий с Францией. Время от времени при русском дворе и в других европейских столицах возникали сомнения в способностях и талантах парижских агентов д'Антрэга. Без ответов оставались многие вопросы, имевшие с точки зрения российских дипломатов первостепенное значение, в частности, вопросы о том, был ли французский консул в России Лессепс секретным агентом или об истинных целях интриг прусского посла в Париже.
Среди людей, снабжавших графа информацией, вероятно, были представители генералитета, чиновники, некоторые его старые знакомые. Однако многие "секреты", предоставляемые этими людьми, секретами не являлись. Иногда агенты сильно искажали суть событий, и, несмотря на несомненные литературные таланты д'Антрэга, выступавшего в роли редактора, это замечали в Петербурге. Однажды Адам Чарторыйский даже упрекнул д'Антрэга в "очевидных преувеличениях", которые заметил император Александр I, обычно читавший записки французского эмигранта с "интересом и удовлетворением". Так или иначе, но шпионская сеть графа в эпоху Консульства и Империи была слабее, чем десятилетие назад. Уже долгое время историки пытаются выяснить имя основного информатора - "парижского друга". В конце XIX в. Л. Пенго выдвинул предположение, что этим человеком был Ноёль Дарю, занимавший при Наполеоне ряд важных административных и военных постов [48]. Многие сведения о "парижском друге" совпадают с биографией Ноёля Дарю, но не все. После смерти "парижского друга" летом 1804 г. переписку с д'Антрэгом продолжал "сын друга". Возможно, этим агентом стал один из сыновей Дарю - Пьер или Марсиаль (оба они занимали видные посты в Империи). Однако весомых доказательств этой гипотезы нет [49].
Переехавший осенью 1806 г. в Англию д'Антрэг, пока еще находившийся на русской службе, получал удвоенный пенсион от России, а также солидную пенсию от британского кабинета, якобы за то, что сообщил о секретных статьях мирного договора между Россией и Францией, полученных от русского посла в Париже П.Я. Убри. В Лондоне д'Антрэг решился опубликовать эти "секретные сведения" в газетах, со ссылкой на русских дипломатов, однако совсем скоро дело приняло неприятный оборот: английская пресса разоблачила графа. Первой в октябре 1806 г. назвала ложью некие "секретные статьи" русско-французского договора газета "Монинг кроникл". Издание уверяло, что ни Убри, ни Чарторыйский не имеют отношения к документу, опубликованному д'Антрэгом в центральных газетах. Это был заметный удар по репутации графа. Следующим ударом стало заключение Тильзитского мира между Россией и Францией (7 июля 1807 г.). Д'Антрэг, потерявший после ухода Чарторыйского из министерства иностранных дел своего главного покровителя, не смог предвидеть, что Россия так быстро вступит в систему континентальной блокады [50]. Однако после таких разоблачений и ошибок министр иностранных дел Англии Дж. Каннинг не только не разорвал отношений с д'Антрэгом, но и увеличил его пансион, по-видимому, желая использовать его талант публициста в деле антинаполеоновской пропаганды.
После заключения Тильзитского мира Париж через посла в России Л. Коленкура вновь потребовал от русской дипломатии прекратить с д'Антрэгом все отношения. Летом 1808 г. из министерства иностранных дел, которое теперь возглавлял Н.П. Румянцев, д'Антрэгу был направлен приказ - в короткий срок рассчитать штатного секретаря и более не присылать бюллетеней. Спустя год граф решил испытать судьбу и направил российскому министру письмо с предложением служить России. Но д'Антрэг напрасно взывал к справедливости и упоминал о своих прошлых заслугах перед Екатериной II, Павлом I и Александром I. Петербург отказался от его услуг [51]. После провозглашения королем Испании Жозефа Бонапарта прекратился денежный поток и из Мадрида. Теперь д'Антрэг мог рассчитывать только на пансион английского кабинета и собственный талант публициста.
До конца жизни д'Антрэг оставался убежденным роялистом, но так и не снискал уважения ни при дворах монархов, ни в эмигрантских кругах. Этот человек вполне заслуженно пользовался славой беспринципного авантюриста, сделавшего шпионаж своей основной профессией. Нельзя исключать того, что д'Антрэг, вольно или невольно, не раз принимал участие в чужой дипломатической игре или являлся двойным агентом. Владение чужими секретами, как мнимыми, так и подлинными, заставляло графа постоянно опасаться за свою жизнь. Предчувствия его не обманули. Жизнь д'Антрэга оборвалась неожиданно и при туманных обстоятельствах. И, похоже, загадка смерти одного из самых противоречивых и таинственных персонажей европейской политики рубежа XVIII-XIX вв. так и останется неразгаданной.
Литература 1 Версии убийства четы д'Антрэг см. Godechot J. Le comte d'Antraigues: un espion dans l'Europe des emigres. Paris, 1986, p. 275-283.
2 Memoire sur les Etats Generaux, leurs droits, et la maniere de les convoquer. s.l., 1788.
3 Подробнее см. Вату R. Le Comte d'Antraigues: un disciple aristocrate de J.J. Rousseau. De la fascination au reniement. 1782-1797. Oxford, 1991.
4 Lemay E.M. Dictionnaire des Constituants 1789-1791, v. I. Paris, p. 25-27.
5 Godechot J. Le comte d'Antraigues, p. 49.
6 Бовыкин Д.Ю. "Я думаю по-иному....". Людовик XVIII и конституционные монархисты (1795-1799 гг.). - Европа, вып. 5. Тюмень, 2005, с. 104.
7 GodechotJ. Le comte d'Antraigues, p. 49.
8 Historical Manuscripts Commission. Report of the Manuscripts of J.B.Fortescue, Esq., preserved at Dropmore, V. II. London, 1894; См. также частные письма д'Антрэга: Pingaud L. Lettres inedites du comte d'Antraigues. Privas, 1895.
9 Cм. Mathiez A. Etudes robespierristes. La conspiration de l'etranger, t. II. Paris, 1918, p. 138-221.
10 См. например, доклад Камбона, опубликованный в октябре 1795 г. (Gazette nationale, ou le Moniteur Universel №14, 14 Vendemiaire, an IV (5 octobre 1795). Подробнее об отношении современников к периоду Террора см. Бачко Б. Как выйти из Террора? Термидор и революция. М., 2006.
11 Godechot J. La contre-revolution: doctrine et action. (1789-1804). Paris, 1961, p. 199-201. 190
12 Черняк Е.Б. Времен минувших заговоры. М, 1994, с. 446.
13 GodechotJ. Le comte d'Antraigues, p. 128.
14 О влиянии д'Антрэга на политическую программу эмиграции см. Ростиславлев Д.А. Людовик XVIII и политическая программа французской эмиграции (по материалам АВПРИ). - Французский ежегодник. 2000. 200 лет Французской революции 1789-1799 гг. Итоги юбилея. М, 2000, с. 191-192.
15 Подробнее см. GodechotJ. Le comte d'Antraigues un espion dans l'Europe des emigres. Paris, 1986.
16 Версия о Дерше базируется на утверждении агента д'Антрэга, подписывавшегося "Ваннеле", что его "племянник" является главой III управления министерства внешних сношений. О Дерше см.: Godechot J. Le comte d'Antraigues, p. 196-199.
17 Ростиславлев Д.А. Указ. соч., с. 196.
18 Черкасов П.П. Людовик XV и Емельян Пугачев: французская дипломатия и восстание Пугачева (по материалам дипломатических архивов Франции и России). - Россия и Франция: XVIII-XX вв., вып. 2. М., 1998, с. 35-39.
19 Sore l.A. L'Europe et la Revolution francaise, t. 3. Paris, 1891, p. 303-304.
21 См.: Blanc S. Histoire d'une fobie: le Testament de Pierre le Grand. - Cahiers du monde russe et sovietique, 1968, V. IX, № 3-4, p. 265-293; Мезин С.Л. Стереотипы России в европейской общественной мысли XVIII века. - Вопросы истории, 2002, №10; его же. Взгляд из Европы: Французские авторы XVIII века о Петре I, 2-е изд. Саратов, 2003; Вульф Л. Изобретая Восточную Европу: карта цивилизации в сознании эпохи Просвещения. М, 2003.
22 Gazette National ou Le Moniteur universel, № 84, 24 frimaire, an V (14 decembre 1796). Тема восстания была популярна и в мемуарной литературе, и в донесениях агентов: Борщак I. Наполеон и Украина. Львiв, 1937; Массон Ш. Секретные записки о России. М., 1996.
23 Летчфорд С.Е. Французская революция конца XVIII в. и формирование образа России в обще ственном мнении Франции. - Европейское Просвещение и цивилизация России. М., 2004, с. 77-85.
24 Пишегрю Шарль (1761-1804) - французский военный и политик. Участвовал в войне за независимость Северной Америки. С 1791 г. принял активное участие в Революции. В 1793-1795 гг. командовал Рейнской, затем Северной армией в Голландии. В 1795 г. подавил восстание якобинцев в Париже, принял командование Рейнско-Мозельской армией. В 1796 г. был освобожден от командования войсками в связи с подозрениями в контактах с роялистами. В 1797 г. избран председателем Совета пятисот и, опираясь на роялистское большинство, выступал против Директории. В результате переворота 18 фрюктидора был арестован и сослан в Гвиану. В 1798 г. бежал в Англию, затем в Пруссию. В 1803-1804 гг. вместе с Кадудалем готовил покушение на Наполеона. Был арестован и вскоре найден мертвым в тюремной камере.
25 Montgaillard J. -G. -M. -R.de. Souvenirs du comte de Montgaillard, agent de la diplomatic secrete pendant la Revolution, L'Empire et la Restauration (publiees par Cl. De Lacroix). Paris, 1895, p. 41. Подробнее о перевороте 18 фрюктидора см. Погосян В.Л. Переворот 18 фрюктидора V года во Франции. Ереван, 2004.
26 См. Тарле Е.В. Соч., т. 7. М., 1959, с. 57-59. 27 Ф.М. Гримм - Павлу I, 28 января (8 февраля) 1799 г. - Архив внешней политики Российской империи (далее - АВПРИ), ф. 44/4. Сношения России с Гамбургом, ед. хр. 323, л. 22-25об.
28 По сложившейся традиции российские полномочные министры или резиденты в любой стране обя заны были не только отсылать своему двору все выходившие там важные публикации, но и активно бо роться с антироссийской пропагандой всеми доступными средствами.
29 Ф.М. Гримм - Павлу I, 28 января (8 февраля) 1799 г. - АВПРИ, ф. 44/4. Сношения России с Гамбургом, ед. хр. 323, л. 23.
30 Godechot J. Le comte d'Antraigues, p. 74.
31 См. Feldmann J. Le "Discours du Duport" et la propagande revolutionnaire en Suisse. - Annales historiques de la Revolution Francaise, 1955, № 138, p. 55-58.
32 Ф.М. Гримм - Павлу I, 28 января (8 февраля) 1799 г. - АВПРИ, ф. 44/4. Сношения России с Гамбургом, ед. хр. 323, л. 24.
33 См. Кошен О. Малый народ и революция. М., 2003, с. 159-169; Чудинов А.В. Масоны и Французская революция: дискуссия длиною в два столетия. - Новая и новейшая история, 1999, № 1, с. 45- 46.
34 Ф.И. Гросс - И.А. Остерману, 3 января (29 декабря) 1794 г. - АВПРИ, ф. 44/4. Сношения России с Гамбургом, ед. хр. 262, л. 43-66 об.
35 Там же, ед. хр. 287, 299, 333.
36 Об этом см. Строев А.Ф. Война перьев: французские шпионы в России во второй половине XVIII в. - Логос, 2000, № 3, с. 18-43.
37 Ф.М. Гримм - Павлу I, 14 (25) февраля 1799 г. - АВПРИ, ф. 44/4. Сношения России с Гамбургом, ед. хр.323, л. 31-31об.
38 Feldmann J. Op. cit., p. 58.
39 Об этом см. Демьянов А.А. Клуб 1789 года: люди и идеи. - Французский ежегодник, 2001. М, 2001.
40 Цит. по: Godechot J. Le comte d'Antraigues, p. 254.
45 См. Тырсенко А.В. Эмманюэль Жозеф Сийес и французская либеральная мысль его времени. М., 2005.
46 Godechot J. Le comte d'Antraigues, p. 232.
47 См., например: Remusat, M-me de. Memoires. Paris, 1957.
48 Cm. Pingaud L. Un agent secret sous la Revolution et l'Empire: le comte d'Antraigues. Paris, 1894. 198
49 По этому поводу см., например: Черняк Е.Б. Времен минувших заговоры; его же. Пять столетий тайной войны. М., 1991, с. 423-430, 331-342; Pingaud L. Un agent secret sous la Revolution et l'Empire.
50 Godechot J. Le comte d'Antraigues , p. 263.
51 Lettre au comte Roumianzov 14 juillet 1809. - Pingaud L. Lettres inedites du comte d'Antraigues. Privas, 1895, p. 48-52.
Апрель 2007