VIVOS VOCO: М.Б. Конашев, "Ф.Г. ДОБРЖАНСКИЙ И СТАНОВЛЕНИЕ БИОЛОГИИ"

УЧЕНЫЙ В РАЗДЕЛЕННОМ МИРЕ:
Ф.Г. ДОБРЖАНСКИЙ И СТАНОВЛЕНИЕ БИОЛОГИИ
В НАЧАЛЕ ВЕКА

М.Б. Конашев

Конашев Михаил Борисович, кандидат биологических наук, старший научный сотрудник
Санкт-Петербургского филиала Института истории естествознания и техники им. С.И. Вавилова РАН.
факс (812) 328-4667. E-mail: post@history.spb.org
199034, Санкт-Петербург, Университетская наб., 5/2

Утверждение, что наука имеет интернациональный характер и ее развитие немыслимо без международного общения ученых в самых разных формах, в уходящем XX в. никем не ставится под сомнение. Но в России в одни исторические периоды об этом характере предпочитали не говорить вслух, в другие - такие разговоры были просто опасны, в третьи - сами власти активно использовали его в своих целях. В то же время не только в России, но и в других странах никогда не забывали о национальных или культурных особенностях формирования и развития науки в целом и отдельных научных дисциплин.

В этой двухполюсной картине существования и развития науки, однако, подчас отсутствовало еще одно немаловажное звено - собственно творец науки, ученый. Имело ли для него значение то, что наука была по сути своей единой для всего мира, но создавалась учеными, жившими в разных странах с разными социально-политическими устройствами, культурными и иными традициями, разным уровнем и типами экономического развития, наконец, разным историческим прошлым и просто разным географическим положением или этническим составом населения? И если имело, то какое именно? Каким образом его личная судьба как ученого и как человека была сформирована или даже определена тем обстоятельством, что ему довелось жить и творить в разделенном, часто смертельно враждующем мире? И как, напротив, его судьба - в той мере, в какой это было возможно, - отразилась, или, быть может, даже определила направления и формы развития или какие-то специфические черты той или иной научной дисциплины?

В отношении науки в России эти и подобные им вопросы далеко не праздны. Слишком много всякого рода "переломов" выпало на долю почти каждого поколения ее граждан, включая ученых. Многие из них, будучи сами естествоиспытателями и экспериментаторами, стали объектами по-своему уникальных социально-политических и экономических экспериментов. Из таких экспериментов можно подбирать, с учетом исходных начальных условий, сравнительные серии факторов воздействия или временных рамок. Но и в этом случае, помимо ценности выводов, полученных в результате сопоставления элементов, составляющих весь рассматриваемый ряд, остается значимость и самоценность того, что принадлежит только одному из элементов ряда, - будь то судьба одного ученого или научной школы.

Русские корни, американские плоды

Именно к таким судьбам, на наш взгляд, относится и судьба Феодосия Григорьевича Добржанского (1900-1975), одного из наиболее выдающихся генетиков-эволюционистов XX в., значение вклада которого в популяци-онную генетику и современную эволюционную теорию, а также влияние на современные исследования актуальных эволюционно-генетических проблем не раз подчеркивалось зарубежными и отечественными биологами и историками науки [1-5] *.

* Разумеется, Ф.Г. Добржанский-не единственный, чья жизнь и научная деятельность представляют особый интерес именно как яркий пример судьбы ученого в разделенном мире. Можно было бы указать и на другие, как будто похожие и не менее драматичные и противоречивые, но они, как, например, судьба еще одного отечественного генетика-эволюциониста и невозвращенца, Н.В. Тимофеева-Ресовского, уже стали предметом исследований и публикаций [6-8]. Кроме того, судьба Ф.Г. Добржанского имеет ряд своих, весьма специфических черт, заслуживающих отдельного упоминания и рассмотрения, а сравнительный анализ судеб наиболее выдающихся отечественных генетиков, представляющий, на наш взгляд, безусловный интерес, - предмет отдельной статьи.

Прежде всего Ф.Г. Добржанский - один из основных создателей современной эволюционной теории. Его знаменитая монография "Генетика и происхождение видов", которая написана на основе джесуповских лекций, прочитанных Добржанским в 1936 г. в Колумбийском университете, и опубликована в 1937 г.[9], открыла ряд фундаментальных работ в этой области, каждая из которых как бы дополняла остальные, а все вместе взятые составили основу современных эволюционных представлений [10-14]. При этом книга Ф.Г. Добржанского послужила своеобразным катализатором и помогла тем ученым, эволюционные идеи которых еще только формировались.

Многие последующие работы логически основывались на эволюционной концепции Ф.Г. Добржанского, а его книга, которая, по выражению Ф. Айялы, "может рассматриваться как двойник труда Дарвина "Происхождение видов"" в двадцатом столетии [15, р. 3], фактически послужила целой программой изучения эволюционного процесса на два последующих десятилетия и для самого Добржанского, и для других эволюционных биологов. Главной задачей, стоявшей перед Ф.Г. Добржанским, было изучение изменений в генетической структуре популяций под воздействием целого ряда эволюционных факторов. Третье издание этой книги также определило "исследовательскую программу для большинства эволюционных биологов повсюду в 1960-х и 1970-х годах" [16, р. XXXV]. А изменения, которые внес автор в текст при подготовке последнего, четвертого издания, были настолько значительны, что пришлось изменить название книги - она стала "Генетикой эволюционного процесса" [17].

Последний труд, написанный Ф.Г. Добржанским в соавторстве и вышедший уже после его смерти в 1977 г., носит предельно лаконичное наименование - "Эволюция" [18].

Второй важной составляющей вклада Ф.Г. Добржанского как ученого было превращение своей лаборатории в Колумбийском университете в Нью-Йорке в небольшой, но очень продуктивный всемирный университет популяционных генетиков, подготовивший не один десяток крупных ученых, некоторые из которых и сейчас возглавляют свои генетические школы. Достаточно упомянуть лишь самые известные среди генетиков имена: Б, Уоллес, Дж. Мур, Р. Левонтин, Ф. Айала, К. Кримбас. Кроме того, Ф.Г. Добржанский был основателем своеобразной заочной генетической школы, о которой чуть ниже.

Наконец, третьей, реже упоминаемой частью вклада являются работы Ф.Г. Добржанского философского и гуманитарного характера, в которых он предложил свое оригинальное понимание ряда философских и гуманитарных аспектов эволюционной теории и прогресса генетико-эволюцион-ных исследований [19-22].

В канун 75-летия Ф.Г. Добржанского его коллеги решили выдвинуть его кандидатуру вместе с кандидатурой С. Райта на Нобелевскую премию. Все необходимые бумаги был подготовлены и отосланы в декабре 1974 г. в Стокгольм [23], однако Нобелевские премии присуждаются живым ученым, а 18 декабря 1975 г. Ф.Г. Добржанского не стало. И обе даты его жизни - первая и последняя - связаны с тем, что его судьба, как и мир, в который он пришел и из которого ушел, оказались разделенными.

Родился Ф.Г. Добржанский 25 (12 января по старому стилю) 1900 г. в провинциальном городке Немирове Подольской губернии. Таким образом, он - ровесник генетики, а его становление как ученого совпало со становлением генетики в России *.

* Подробнее о жизни и научной деятельности Ф.Г. Добржанского см. [4, р. 1-28, 31-83, 87-140; 24-26; 27, p. 3-36, 39-101].

Первый учитель Ф.Г. Добржанского, профессор зоологии Киевского университета цитолог С.Е. Кушакевич, обучался у известного немецкого зоолога Рихарда Гертвига. Еще будучи студентом физико-математического факультета Киевского университета, Ф.Г. Добржанский становится сначала временным, а потом, в 1921 г., и постоянным ассистентом кафедры зоологии сельскохозяйственного факультета Политехнического института. В начальный период своей преподавательской и исследовательской деятельности он знакомится с достижениями зарубежных генетиков, в первую очередь с работами школы Т.Г. Моргана, благодаря статьям его будущего "патрона" - Ю.А. Филипченко [28; 29].

В этот же период он напрямую столкнулся и с разделенностью мира, причем двойной. В результате Первой мировой войны, а затем Гражданской войны в России значительная часть биологической литературы перестала поступать в страну. Зимой 1921-1922г. Г.А. Левитский, ученик известного цитолога С.Г. Навашина, профессора Политехнического института, специально ездил на две недели в Петроград, чтобы познакомиться с новейшей иностранной литературой, привезенной Н.И. Вавиловым из поездки в США.

На основе записей, сделанных в библиотеке Н.И. Вавилова, он прочитал своим двум товарищам по квартире - Н.Ю. Вагнеру, также ученику С.Г. Навашина, и Ф.Г. Добржанскому - целый курс по генетике. Для Ф.Г. Добржанского этого было недостаточно, и при первой возможности он отправился в Петроград, а летом 1922 г. в Москву, в лабораторию С.С. Четверикова в Институте экспериментальной биологии, где получил не только самые свежие сведения по генетике, но и культуры дрозофилы (плодовой мошки) для собственных исследований. И то, и другое было доставлено туда Г. Меллером, одним из генетиков школы Т.Г. Моргана. Таким образом, первый барьер был относительно быстро преодолен и русской генетикой в целом, и персонально Ф.Г. Добржанским. Уже через два года, на основе экспериментов, поставленных на полученных в Москве образцах, он публикует свою первую статью по генетике дрозофилы. А еще через год издается его собственный обширный обзор зарубежных генетических исследований [30].

Вторая брешь осталась навсегда, и не только потому, что привела к трагическим личным утратам. Во время Гражданской войны он потерял отца и мать, своего первого научного руководителя С.Е. Кушакевича, перенес обычные тяготы войны: холод, голод, болезни. Каждое из сменявших друг друга правительств в Киеве проводило мобилизацию. Мобилизации в Красную армию он избежал лишь потому, что ему не хватало 12 дней до призывного возраста, а мобилизация в Белую армию его миновала, поскольку с помощью знакомой С.Е. Кушакевича он устроился санитаром поезда Международного Красного Креста.

Ужасы Гражданской войны навсегда врезались в его память. Во время поездки во Францию, после посещения ряда музеев французской столицы, он записывает в дневнике 8 мая 1966 г.:

"Conciergerie произвела огромное впечатление, по ассоциации революций русской и французской. Правда, ведь революционный трибунал в Париже существовал только 718 дней и приговорил к смерти только 742 человека, столько казнилось в России, вероятно, в день во времена Ленина и Сталина. Но тем не менее камера Марии Антуанетты, Робеспьера и капелла жирондистов дают отзвук в русской душе. Вспоминаются киевские дни 1919 года, когда летом расстреливали людей десятками "в порядке красного террора"" [31].

Навсегда осталось в нем с той же юношеской поры и неприятие еще двух перегородок, разделявших и все еще разделяющих человеческий вид: национально-расовой и социально-идеологической. Городок Немиров, где он родился и провел первые детские годы, имел две части - еврейскую и русскую, и отец Добржанского преподавал математику в начальных классах русской гимназии. В начале 1920-х гг. Добржанский попытался устроиться на должность профессора зоологии в один из организуемых институтов, но во время собеседования допустил "оплошность" - не выказал должного украинского патриотизма и искомого места не получил *.

* Эти эпизоды приведены самим Ф.Г. Добржанским в обширном интервью американской журналистке Барбаре Лэнд, записанном на магнитофонную ленту, а потом отпечатанном на машинке и представляющем из себя отредактированную запись устных воспоминаний [32, р. 6, 143-145]. На основе интервью Б. Лэнд написала собственную книгу, сам объем которой говорит о ее сильном отличии от исходного материала [25].

Социальное происхождение Добржанского и опыт детских и юношеских лет сами по себе ничего не предопределяли. Из людей с таким социальным статусом и сходным опытом выходили и революционеры, и консерваторы, и даже реакционеры. Тем более что и в социальном, и в национальном, и в культурном отношении семья Добржанских была достаточно уникальна.

Мать Добржанского, Софья Васильевна Войнарская (10 января 1864 г. - 8 мая 1920 г.), происходила из семьи священнослужителя. Отец, Григорий Карлович Добржанский (10 января 1861 г. - 10 января 1918г.), происходил из польской семьи мелкопоместных землевладельцев. После польского восстания 1863 г. земля Добржанских была конфискована, а главу семьи, деда Добржанского, выслали на 20 лет в Каргополь, в результате чего семья практически осталась без средств к существованию. Поэтому по семейному происхождению Добржанский был интернационалист, хотя и на родине, и позднее за океаном называл себя русским.

Окружение Добржанского в гимназический период, во время учебы в Киевском университете и работы в Киевском политехническом институте в начале 1920-х гг., а затем на кафедре генетики и экспериментальной зоологии Ленинградского университета (1924-1927) также было достаточно гетерогенным. Но при этом оно имело такие общие черты, как преданность науке, интеллигентность, порядочность, высокую образованность и широкий кругозор во многих областях.

Из тех, кто оказал на Добржанского наибольшее влияние, следует назвать очень разных по своим научным, политическим и мировоззренческим приверженностям: В. Лучника, энтомолога и одного из организаторов энтомологического общества в Киеве; уже упоминавшегося выше С.Е. Кушакевича, познакомившего Добржанского с В.И. Вернадским, создателем учения о биосфере и ноосфере; И.И. Шмальгаузена, зоолога, одного из основателей современной эволюционной теории; С.С. Четверикова, выдающегося генетика, заложившего основы популяционной генетики в нашей стране, учредителя московской школы популяционной генетики; и, наконец, Ю.А. Филипченко, основателя первой в России и одной из первых в Европе кафедры генетики в Петроградском (с 1924 г. Ленинградском) университете, а также одной из двух ленинградских генетических школ.

Юрий Александрович Филипченко оказал решающее влияние на судьбу Добржанского, устроив его поездку в научную командировку в лабораторию американского генетика Т.Г. Моргана, создателя хромосомной теории наследственности. Получив, как и В.В. Алпатов, а чуть позднее Г.Д. Карпеченко и некоторые другие молодые русские биологи, стипендию Рокфеллеровского фонда" *, в декабре 1927 г. Добржанский со своей женой, также биологом по образованию, Н.П. Сиверцевой (девичья фамилия), отправляется в США, где проводит два очень плодотворных в научном отношении года.

* 0 русских стипендиатах конца 1920-х гг. этого американского фонда см. [33].

По возвращении Добржанского планировалось развернуть масштабные исследования по генетике дрозофилы на кафедре и в Бюро по генетике КЕПС (Комиссии по исследованию производительных сил) АН СССР, создав специальную дрозофильную группу, в которую, помимо самого Добржанского, должны были войти несколько молодых сотрудников кафедры (в начале командировки Добржанского еще студентов): Ю.Я. Кер-кис, Н.Н. Медведев, Ю.Л. Горощенко, Р.А. Мазинг, М.Л. Бельговский, и, возможно, некоторые другие. Во всяком случае, Ю.А. Филипченко предлагал взять в эту группу столько исследователей, сколько понадобится [34].

Во время командировки Добржанского к созданию такой группы и условий для ее успешной деятельности усиленно готовились по обе стороны океана. В Ленинграде приобреталось необходимое оборудование, обустраивались помещения, обучались люди, в первую очередь самим Добржанским - заочно, посредством дачи специальных исследовательских тем и руководством их выполнения. Добржанский намеревался привезти с собой коллекцию культур дрозофилы, которая в случае успешной транспортировки, по его мнению, стала бы лучшей в Европе. Таким образом, кафедру генетики ЛГУ намечалось превратить в один из крупнейших центров исследований в стране и за рубежом *.

* О роли Ф.Г. Добржанского в формировании направлений генетических исследований на этой кафедре см. [35; 36].

Хотя стипендия первоначально была дана только на год, Добржанскому удалось продлить время своего пребывания в США сначала до 27 июня 1929 г., а затем еще примерно на один год. Однако Ю.А. Филипченко, первоначально советовавший Добржанскому по возможности как можно дольше оставаться в США, вынужден известить его, что командировку продлевают только до 1 апреля 1930 г. После долгих и мучительных раздумий Добржанский принял решение остаться временно в США и сообщил об этом Ю.А. Филипченко, подчеркнув, что не может бросить проводимую научную работу и вернуться к указанному сроку. Это решение кардинально изменило его судьбу, поставив "по ту сторону баррикад".

Правда, первоначально ничего страшного как бы и не произошло. Переписка между ним и Ю.А. Филипченко продолжается до скоропостижной кончины последнего в мае 1930 г. Более того, после смерти "патрона" он пытается найти себе место на родине через Н.И. Вавилова, но уже в 1931 г. отказывается от предложения последнего занять должность ученого специалиста в Генетической лаборатории АН СССР *.

* 0 причинах, побудивших Ф.Г. Добржанского остаться в США, и обстоятельствах, при которых им принималось такое решение см. [37].

Внешне научная карьера Добржанского в США протекает вполне благополучно. Он, как и другие американские профессора, несколько раз меняет место работы. В 1928 г. Т.Г. Морган переходит из Колумбийского университета в Калифорнийский технологический институт, и Добржанский переезжает вместе с ним. В 1929 г. Добржанский принимает предложение Т.Г. Моргана занять вакансию (сначала временно, на один академический год) ассистента по курсу генетики в Калифорнийском технологическом институте. В 1936 г. он становится там же профессором генетики, а в 1940 г. возвращается в Колумбийский университет, где до 1962 г. является профессором зоологии. С 1962 по 1970 гг. Добржанский - профессор в Институте Рокфеллера, переименованном в 1965 г. в Рокфеллеровский университет. В том же университете в 1970 г. он становится почетным профессором , а в1971 г. - адъюнкт-профессором Калифорнийского университета.

Добржанский быстро входит в американское научное сообщество и приобретает там себе нескольких надежных товарищей и соратников. В числе его ближайших друзей Л.К. Данн, М. Демерец, И.М. Лернер, Э. Майр, Дж. Симпсон, какое-то время А. Стертевант, а также, несмотря на разницу в возрасте, сам Т.Г. Морган! Научные планы Добржанского почти полностью (если не с лихвой) оказываются выполненными, а его заслуги перед наукой - по достоинству оцененными не только в Америке.

В начале 1952 г., 30 января он записывает в дневнике свой план на всю жизнь, попутно отмечая, что делать планы "на всю жизнь" - занятие сомнительное, так как жизнь может окончиться раньше, чем исполнение планов. В этот план входит всего три пункта: 1) написать учебник эволюции; 2) написать книгу об эволюции человека; 3) если будет жив, то последнюю книгу написать о философии биологии и о философии одного биолога. Все пункты этого плана были с лихвой выполнены.

Кроме 4-го издания его "Генетики и происхождения видов" выходит совместный с Ф. Айялой, Дж. Стеббинсом и Дж. Валентайном труд "Эволюция" [17; 18]. Ровно десять лет спустя после написания плана "на всю жизнь" появляется фундаментальная монография Добржанского по эволюции человека [38]. Кроме того, Добржанский публикует ряд научно-популярных работ, посвященных генетике и эволюции человека [39; 40]. Под совместной редакцией Добржанского и его ученика Ф. Айялы в 1974 г. выходит том, посвященный современной философии биологии, а в 1983 г. под редакцией другого его ученика, Б. Уоллеса, подготовившего первоначальную рукопись к печати, публикуется также совместная, но с Э. Безигером, работа Добржанского, как бы подводящая итог его философским раздумьям и поискам [22; 41].

Эти и многие другие его научные и научно-популярные работы, а также экспериментальные исследования приносят ему заслуженную славу одного из лучших генетиков мира. За славой следуют и почетные звания, и награды. Добржанский избирался президентом шести и членом десяти научных обществ, членом ряда академий, в том числе Национальной академии наук США и Лондонского Королевского общества, почетным доктором наук 21 университета, был награжден девятью почетными медалями, среди которых такие, как Кимберовская премия за выдающиеся достижения в области генетики (1958 г.) и высшая научная награда США - Национальная медаль за научные достижения (1964 г.) [42, с. 81].

Но те социальные, политические и иные разломы, о которых кратко шла речь выше, не исчезают, а проходят через всю американскую часть его жизни. И основным, особенно трагическим разломом для него становится насильственное отчуждение от родины.

"Невозвращенец"

Даже в период конца 1920-х - начала 1930-х гг. генетика в Советской России все еще была европейской наукой, а ее политизированный характер на первых порах не отражался негативно на ее положении. В основных чертах и функциях она воспроизводила, разумеется, адаптируя их, все принципиальные черты, функции и нормы западной науки. Контакты русских генетиков (Ю.А. Филипченко, С.С. Четверикова, Н.К. Кольцова, Н.И. Вавилова) с западными коллегами также носили европейский характер и имели очень большое значение для становления и первоначального развития советской генетики. Обычной практикой было опубликование статей отечественных генетиков в зарубежных биологических журналах, главным образом в немецких и американских, обмен книгами и оттисками. Регулярно в отечественной научной и научно-популярной периодике публиковались рецензии и обширные обзоры зарубежных работ, наиболее выдающиеся из которых были переведены на русский язык [43-47].

Это означало также (правда, главным образом до 1929 г.), что создатели отечественной генетики прошли обучение или стажировку за рубежом, они поддерживали постоянные письменные контакты с зарубежными коллегами, организовывали их поездки в СССР и сами выезжали за рубеж [48; 49].

Хотя с самого начала не все было гладко, можно не без оснований утверждать, что относительно нелегкие условия формирования и развития генетики 1920-х гг. были тем не менее необходимыми и достаточными для ее последующего успешного развития. В качестве примера прежде всего укажем на институциональный, кадровый и исследовательский рост школы Ю.А. Филипченко, к которой принадлежал и Добржанский, включая международные контакты. Пока это было возможно, Добржанский поддерживал связи с коллегами на родине. В частности, на русском языке были опубликованы статьи, написанные по просьбе Ю.А. Филипченко и Н.И. Вавилова [50; 51].

Более того, при соответствующих благоприятных условиях он, несомненно, попытался бы, и возможно не без успеха, перевести к себе хотя бы некоторых своих учеников, например, Ю.Я. Керкиса, Н.Н. Медведева. Ю.Л. Горощенко, как он это сделал, переведя их в Петроград из Киева, где он организовал при кафедре зоологии сельскохозяйственного факультета Политехнического института школу молодых зоологов, куда первоначально входили М.М. Левит, Г.И. Шлет, С. Иванов и Ю.Я. Керкис; затем к ним присоединился Ю.Л. Горощенко [26, с. 59].

Но даже в условиях, когда ситуация в СССР быстро менялась не в лучшую для международного научного сотрудничества сторону, Добржанскому удалось при активной и огромной помощи Н.И. Вавилова добиться того, чтобы намеченная поездка в Ленинград в Институт генетики одного из сотрудников школы Т.Г. Моргана К. Бриджэса все же состоялась [52].

К тому моменту Добржанский уже попал в категорию "невозвращенцев", а над головой Н.И. Вавилова стали сгущаться первые тучи. Звездный для генетики и Н.И. Вавилова 1929 - год проведения первого Всесоюзного генетического съезда, принесший, казалось бы, столь многообещающие для генетиков плоды, оказался последним спокойным для них годом. Эпоха "великого перелома" означала и установление "железного занавеса". От политики использования буржуазного опыта и буржуазных специалистов в научно-технической сфере был сделан резкий поворот к изоляционизму (в действительности носившему выборочный характер) и идеологии "осажденной крепости". Разительный контраст: на V генетическом конгрессе в Берлине в 1927 г. делегация генетиков из СССР состояла из 64 человек и была одной из самых многочисленных, а на VI генетическом конгрессе в Итаке (США) генетиков из СССР представлял один Н.И. Вавилов.

Отечественные генетики рассчитывали на успех VII генетического конгресса. который должен был состояться в 1937 г. в Москве, но первая отмена конгресса в декабре 1936 г. оказалась последней. Хотя Н.И. Вавилову и соратникам и удалось добиться решения об официальном переносе конгресса на 1938 г., американские коллеги по иронии судьбы сыграли на руку Т.Д. Лысенко, ибо под их влиянием международный оргкомитет принял решение о проведении конгресса в 1939 г. в Эдинбурге [53].

Отсутствие советской делегации в Эдинбурге было последней точкой в сотрудничестве русских и зарубежных, прежде всего американских, генетиков в период между двумя мировыми войнами. Еще раньше советские генетики перестали печататься сначала в немецких, а потом и в американских журналах. Прекратилась переписка генетиков двух стран, в том числе между Ф.Г. Добржанским и оставшимися на родине друзьями-коллегами.

Однако несмотря на опустившийся "железный занавес" и потери среди старшего поколения русских генетиков, пейзаж после битвы вовсе не напоминал выжженную пустыню. Перед войной лысенковцам так и не удалось одержать окончательную победу, подлинно генетические исследования продолжали проводиться, а молодое (второе) поколение генетиков, ровесников Добржанского, постепенно набирало силу и в научном, и отчасти в административном отношении.

Это поколение в целом было готово к возобновлению контактов с заокеанскими коллегами при первой благоприятной возможности. Даже самые убежденные коммунисты среди генетиков (Н.П. Дубинин, И.А. Рапопорт) вовсе не считали своих заокеанских коллег, включая и бывшего соотечественника Ф.Г. Добржанского, "реакционными" учеными. Первое (1937 г.) и второе (1942 г.) издания "Генетики и происхождения видов" были заказаны и поступили в крупнейшие советские научные и публичные библиотеки - без приложения к тому усилий самих генетиков и им сочувствующих это было бы невозможно. Ни одна статья, опубликованная Ф.Г. Добржанским в этот период, не была изъята из общего библиотечного оборота либо помещена в спецхран. В публичных нападках на генетику его имя лысенковцами или партийными пропагандистами не использовалось. Если кого-то в чем-то и обвиняли, так это в фашизме, который произрос в Германии, а не в Америке, и это создало предпосылку для быстрого налаживания контактов с американскими учеными уже во время Второй мировой войны. В этом смысле положение Ф.Г. Добржанского выгодно отличалось от такового Н.В. Тимофеева-Ресовского, оставшегося в фашистской Германии.

С профессиональной же точки зрения оба "невозвращенца", особенно Ф.Г. Добржанский, за короткий срок выросли в специалистов мирового класса и приобрели неоспоримый авторитет мирового уровня, в том числе и в глазах своих товарищей по профессиональному цеху на родине. Конечно, книгу Ф.Г, Добржанского тогда еще не сравнивали по значению с "Происхождением видов" Ч. Дарвина, но всем была ясна ее особая роль. Русская генетика, таким образом, ничем себя не скомпрометировав в глазах научного сообщества, имела двух столь авторитетных представителей, один из которых в 1940 г. фактически заменил Т.Г. Моргана на посту в Колумбийском университете, где создал новую русско-американскую школу генетики, но уже эволюционной, и был одним из создателей неформальной сети (клуба) наиболее выдающихся генетиков и биологов всего мира. Эти неформальные связи Ф.Г. Добржанского в Америке и в других странах при его неизменной преданности и любви к России и ее науке сыграли не последнюю роль в восстановлении контактов американских и русских генетиков (как только к тому представилась возможность) и в возрождении генетики в России.

На особом счету

Русско-американские связи в области генетики стремительно восстановились, как феникс из пепла, причем, как это ни покажется странным, по инициативе русских генетиков - во время Второй мировой войны. С американской стороны большую роль в восстановлении этих связей и оказании осторожной и действенной помощи советским генетикам сыграли Ф.Г. Добржанский и его друг Л.К. Данн [56].

Но, едва успев установиться, эти отношения снова оказались сначала под угрозой, а затем и на долгое время замороженными в результате установления "холодной войны" и как одного из ее следствий внутри СССР -временного господства лысенкоизма. Характерной чертой этого периода становится поношение буржуазной реакционной генетики в широкой советской печати, а с западной стороны - беспрецедентная по масштабам научная критика лысенкоизма. Особую роль в этой критике сыграли статьи Ф.Г. Добржанского, прежде всего как раз в силу того, что он уже был генетиком мировой величины, и все знали (в СССР и в США), что он из Советской России [57].

То обстоятельство, что критика лысенкоизма Ф.Г. Добржанским была арестована в спецхране, лишь удесятерило ее взрывную силу. А имя ее автора в СССР для одних сделалось легендарным, для других - ненавистным, Эта критика (вкупе с недоброжелательством и черной неблагодарностью) позднее закрыла Добржанскому дорогу на родину.

Первые контакты с коллегами из СССР установились вновь на XV зоологическом конгрессе в Лондоне в 1958 г. В дневнике 16 июля 1958 г. Ф.Г. Добржанский записывает, что в этот день официального начала Конгресса он встретился с Ю.И. Полянским, с которым был знаком еще по Ленинграду, и Е.М. Хейсиным; разговорились о России и прочем и просидел с ними до полуночи, помогая им с их докладами. Записывая впечатления от двух последующих дней - 17 и 18 июня, Добржанский отметил, что, кажется, самое главное для него были беседы с русскими делегатами, хорошие, дружеские беседы, без всяких "перегородок". Одним из результатов этих бесед была запись адресов и фамилий коллег из России. В этом списке такие известные биологи, как А.Е. Гайсинович, Ю.И. Полянский, Е.М. Хейсин, Р.Л. Берг, Н.П. Дубинин, М.Л. Бельговский, Н.Н. Соколов, Б.Н. Сидоров, А.В. Сахаров, Б.Л. Астауров, В.В. Алпатов, М.С. Навашин, Ю.Я. Керкис, М.М. Камшилов.Д.К. Беляев [31]. Однако настоящей переписки тогда не завязалось, хотя Ф.Г. Добржанский сделал все от него зависящее для восстановления прерванных связей без особой надежды на взаимность, и она возобновилась лишь в конце 1960-х гг. после XXII генетического конгресса в Токио, проходившего с 19 по 28 августа 1968 г. Однако в первую очередь восстановление коснулось его старых корреспондентов-друзей молодости.

Чехословацкие события, совпавшие по времени с проведением конгресса, оказались знаковыми и для американо-советского сотрудничества в генетике, и для судьбы Ф.Г. Добржанского. В 1969 г. он предпринимает повторную попытку приехать в СССР для чтения лекций (первая была им предпринята в 1966 г.) и вновь получает официальный отказ, смысл которого сводился к тому, что в его услугах как генетика в СССР не нуждаются. После этого повторного отказа надежд попасть на родину у него не осталось.

Впрочем, русское происхождение Добржанского время от времени неприятно и всегда неожиданно напоминало о себе и в Америке, и в других местах. Так, 17 февраля 1950 г. Добржанскому, жившему в Колумбии, позвонили из Вашингтона и сказали, что ФБР вряд ли пропустит его в качестве члена биологической секции Комиссии по атомной энергии (Atomic Energy Comission), в связи с чем он записал в дневнике того же числа: "Это далеко не неожиданно, но в первый момент я почувствовал себя довольно неприятно. Гражданин я американский, значит, и не второго, а какого-то третьего сорта" [31]. На семь лет ранее, собираясь в экспедицию в Южную Америку и волнуясь из-за возможности отказав визе, он пишет 17-18 февраля 1943 г.: "И все это из за того, что я сделал ошибку, родившись в России, а не здесь! Хотя я и подписывал всякого рода политические обращения, но, кажется, ничего действительно скверного я не подписал. Но с другой стороны, кто же сейчас знает, что считать скверным,- быть может, желание помочь России, с точки зрения State Department, есть криминал!" [31]. В другой раз, 7 октября 1952 г., задетый при регистрации для голосования плохо скрываемой неприязнью из-за того, что он из России, Добржанский в сердцах восклицал: "Ясно чувствуешь несправедливость всяких предрассудков против каких-либо национальностей: не говоря о том, хорошо это или плохо, но чем же мы все же виноваты, что родились в стране, которая сейчас непопулярна?" [31].

Тем не менее, несмотря на этот и подобные ему эпизоды, связанные с тем, что он эмигрант из России, он оставался верен ей. Одна из наиболее характерных в этом смысле - запись в дневнике от 24 марта 1956 г., примерно через неделю после сообщений в газетах о выступлении Н.С. Хрущева на закрытом заседании XXVI съезда КПСС: "Преимущественно разговаривали о событиях в России, о развенчании Сталина. Музыченко, конечно, ни на грош не верит, что что-либо в России может измениться. Обычная ненависть уехавшего оттуда. Быть может, он и прав, но хочется надеяться" [31].

Добржанский неизменно страдал от всех бед, провалов и неудач на родине, и, напротив, искренне и горячо радовался успехам, особенно в науке.

20 марта 1943 г., оценивая ситуацию на русском фронте, Добржанский с горечью вопрошал в дневнике: "Неужели не будет второго фронта до тех пор, пока Россия не будет истощена вконец? Неужели это величайшее предательство в истории?" [31]. В конце 1960-х гг., в рецензии на ряд книг по генетике, появившихся после долгого перерыва в СССР, Добржанский с радостью отмечал возрождение генетики в России [58].

Накануне 70-летия Добржанского ряд генетиков с родины поздравил его с юбилеем, но так сказать, частным порядком. Поздравления прислали: Б.Л. Астауров.Д.К. Беляев, Ю.Я. Керкис, Н.П. Дубинин и многие другие биологи. Одни, как С.И. Алиханян, ограничились телеграммой на английском, другие, как Б.Л. Астауров, прислали довольно пространные послания и на русском, и на английском языках [31]. Однако никаких, даже кратких, заметок в советской научной периодике, посвященных этому событию, не было.

Более всего Добржанский мечтал о переводе своих основных монографий на русский язык, но в советские времена о подобном проекте не осмеливались даже заговаривать. И все же и его имя, и его идеи не были неизвестны научной молодежи. Посредниками между ней и Добржанским выступали в первую очередь его друзья и коллеги молодости - Ю.Я. Керкис, Н.Н. Медведев, В.В. Алпатов. Поэтому, безусловно, можно говорить и о заочной школе Добржанского в России.

Власть - коварная штука. Кажущееся всесилие оборачивается унизительной немощью. Контакты Ф.Г. Добржанского с коллегами, в том числе с молодыми генетиками на родине, продолжались, так же как и сотрудничество, хотя преимущественно и заочное, американских и русских генетиков. В то же время авторитет власти упал в результате соответствующих ее действий против генетиков и их сотрудничества с Добржанским еще ниже. Ф.Г. Добржанский приобрел такой научный авторитет, что даже посмертно продолжает работать над укреплением русско-американских связей, только теперь уже не только в генетике, но и в истории науки и во многих других областях.

Добржанский часто подчеркивал единство человечества, а также то, что уже в результате начального этапа эволюции человек оказался генетически специализирован быть неспециализированным, а "развитие культуры предотвратило разделение человеческого вида и в то же время благоприятствовало его изменчивости и полиморфизму" [38, с. 224]. Он хорошо понимал определенную неизбежность несовершенств и изъянов социального устройства в целом и отдельных его частей, но все же всегда был на стороне униженных и оскорбленных, выражаясь языком писателя, более всего им почитаемого, - Ф.М. Достоевского. При этом он никогда не стеснялся вступать в открытую полемику, даже с соотечественниками и друзьями. Вот одна из многих, короткая запись в дневнике от 9 января 1943 г., в очень непростые и для него, и для России, и для всего мира дни: "Вечер провел с русскими и спорил с Т.И. Новицким об Индии - он, конечно, защищал англичан, а я... индусов" [31]. Возможно, поэтому он так радовался любому освобождению человека, каждому шагу прогресса и с такой горечью воспринимал любое поражение демократии, быть может, и понимаемой, как утверждали некоторые его ученики, слишком абстрактно и наивно. В начале того же 1943 г. (11-12 февраля) он отмечает: "По сравнению с летом отлегло от сердца - есть надежда на победу над фашистами на военном фронте. Но, кажется, на внутреннем фронте дело обстоит как раз наоборот: реакция на всех парах и со скоростью курьерского поезда. Главный внутренний враг - не фашисты, а либералы и радикалы, и, кажется, я отношусь к этой последней категории. Выходит так, что, пожалуй, эта война кончится тем же обманом, что и прошлая. Вместо всемирной демократии выйдет всемирная диктатура английских и американских консерваторов. Рузвельт не за это, но кажется, события им уже не контролируются".

Он не питал иллюзий насчет возможностей ученого и своих собственных в том числе, и тем не менее делал все, что считал нужным, чтобы уменьшить разделенность человека и мира и способствовать единству, разнообразию и прогрессу человечества. Поэтому он написал ряд работ с критикой расизма, подчеркивая, что биологические, в том числе расовые, различия не являются помехой на пути к действительному человеческому равенству и прогрессу [19; 59; 60]. Поэтому же он постоянно искал и пытался создать философию эволюционного биолога [41; 61], а фактически философию эволюционирующего и размышляющего человека, философию, которая бы, опираясь на достижения эволюционной биологии, помогла понять человеку свое место в эволюционирующем мире, свою эволюционирующую свободу и ответственность.

Он так и остался вечным странником во многих смыслах, и самое любимое им место символично - территория Мазер (Mather), как будто американская, но, по сути, территория Природы и Науки о Природе. Здесь он собирал своих любимых дрозофил, провел многие самые счастливые и самые несчастные дни своей жизни, общался с коллегами, друзьями и мирозданием. Сюда он любил возвращаться и всегда с такой неохотой покидал это место, и именно тут он хотел обрести свой последний приют.

Литература

1. Ayala F. J., Prout T. Theodosius Dobzhansky: 1900-1975 //Social Biology. 1977. V. 23. P. 101-107.

2. Ehrman L. Theodosius Grigorievich Dobzhansky: 1900-1975. Scientist and Humanist // Behavioral Genetics 1977. V. 7. P. 3-10.

3. Конашев М.Б., Кременцов Н.Л. Ф.Г.Добржанский: "возвращение" в СССР// Генетика. 1991. Т. 27. №6. С. 1113.

4. The Evolution of Theodosius Dobzhansky / Ed. by Mark B. Adams. Princeton, New Jersey: Princeton U. P., 1994. XI. 249 p.

5. Genetics of Natural Populations. The Continuing Importance of Theodosius Dobzhansky / Ed. by Louis Levine. New York: Columbia U. P., 1995. XIV, 399 p.

6. Paul D.B., Krimbas C.B. Nikolai V. Tirnofeeff-Ressovsky // Scientific American. 1992. V. 266. № 2. P. 64-70.

7. Николай Владимирович Тимофеев-Ресовский. М.: Наука, 1993. 395 с.

8. Конашев М.Б. Несостоявшийся переезд Н.В. Тимофеева-Ресовского в США // На переломе: советская биология в 20-30-х годах / Под ред. Э.И. Колчинского. СПб.: б/и., 1997. С. 94-106.

9. Dobzhansky Th. Genetics and the Origin of Species. New York: Columbia U. P., 1937. XVI, 364 p.

10. Huxley J.S. Evolution, the Modern Synthesis. London: George Alien and Unwin, 1942. 642 p.

11. Mayr Е. Systematics and the Origin of Species. New York: Columbia U. P., 1942. XIV, 334 p.

12. Simpson G.G. Tempo and Mode in Evolution. New York: Columbia Univ. Press, 1944. 237 p.

13. Paleontology and Evolution / Ed. by Jepsen G.L., Mayr Е., Simson G.G. Princeton, New Jersey: Princeton U. P., 1949. XIV, 474 p.

14. Stebbins G.L. Variation and Evolution in Plants. New York: Columbia U. P., 1950. 643 p.

15. Ayala F.J. Nothing in biology makes sense except in the light of evolution (Theodosius Dobzhansky: 1900-1975 // Journal of Heredity. 1977. V. 68. P. 3-10.

16. Gould S.J. Introduction // Dobzhansky Th. Genetics and the Origin of Species. New York, 1982. P. XVII-XLI.

17. Dobzhansky Th. Genetics of the Evolutionary Process. New York; London: Columbia U. P., 1970. XIII, 505 p.

18. Dobzhansky Th., Ayala F.I., Stebbins G.L., Valentine J.W. Evolution. San Francisco: W.H. Freeman, 1977. XIV, 572 p.

19. The Biological Basis of Human Freedom. New York: Columbia U. P., 1956. VI, 139 p.

20. Genetics and the Destiny of Man//Proceedings of the 10th International Congress of Genetics, 1959. V. 1. P. 468-474.

21. The Biology of Ultimate Concern. New York: The New American Library, 1967. 152 p.

22. Studies in the Philosophy of Biology : Reduction and Related Problems / Ed. by Francisco Jose Ayala and Theodosius Dobzhansky. London: Macrnillan, 1974. XIX, 390 p.

23. APSL. В: D65n. Nobel Prize Materials and Letters from R.C. Lewontin, A. Deschamps, George Beadle, 1. М. Lemer.

24. Ayala F.J. Nothing in Biology Makes Sense Except in the Light of Evolution (Theodosius Dobzhansky: 1900-1975) II Journal of Heredity. 1977. V. 68. P. 3-10.

25. Land В. Evolution of a Scientist: The Two Worlds of Theodosius Dobzhansky. New York: Thomas Y. Crowell Company, 1973. 263 p.

26. Конашев М.Б. Ф.Г. Добржанский - генетик, эволюционист, гуманист// Вопросы истории естествознания и техники. 1991. №1. С. 56-71.

27. Genetics of Natural Populations. The Continuing Importance of Theodosius Dobzhansky / Ed. by Louis Levine. New York: Columbia U. P., 1995. XII, 399 p.

28. Филипченко Ю. А. Хромозомы и наследственность // Природа. 1919. №7-9. С. 327-350.

29. Филипченко Ю. А. Закон Менделя и Моргана // Природа. 1922. № 10-12. С. 51-66.

30. Добржанский Ф.Г. Обзор генетических исследований видов рода Drosophila // Труды по прикладной ботанике и селекции. 1926. С. 45-56.

31. APSL. B:D 65. Th. Dobzhansky Papers.

32. Dobzhansky Th. The Reminiscences of Theodosius Dobzhansky. Parti. Columbia University, Oral History Research Office, New York. 1962. 639 p.

33. Кожевников А. Б. Филантропия Рокфеллера и советская наука // Вопросы истории естествознания и техники. 1993. № 2. С. 80-1 I I.

34. РНБ.Ф. 813. Д. 1282. Л. 128.

35. Конашев М.Б. Феодосий Григорьевич Добржанский и становление генетики в Ленинградском университете // Исследования по генетике. 1994. Вып. 1 1. С. 29-36.

36. Конашев М.Б. Бюро по евгенике (1922-1930) // Исследования по генетике. 1994. Вып. 1 1. С. 22-28.

37. Конашев М.Б. Об одной научной командировке, оказавшейся бессрочной // Репрессированная наука. Л.: Наука, 1991. С. 240-263.

38. Dobzhansky Th. Mankind Evolving: the Evolution of the Human Species. New Haven: Yale U.P., 1962. XIII, 381 p.

39. Dobzhansky Th. Evolution, Genetics and Man. New York: John Wiley & Sons, Inc., 1955. IX, 398 p.

40. Dobzhansky Th. Heredity and the Nature of Man. New York: Harcourt, Brace & World, Inc., 1964. X, 179 p.

41. Dobzhansky Th., Boesiger E. Human Culture. A Moment in Evolution / Ed.by Bruce Wallace. New York: Columbia U.P., 1983. XXI, 175 p.

42. Галл Я.М., Конашев М.Б. Классик // Природа. 1990. № 3. С. 79-87.

43. Морган Т.Г. Структурные основы наследственности. М.; Пг.: Госиздат, 1924. 310 с.

44. Гэтс P. Наследственность и евгеника. Л.: Сеятель, 1926. 267 с.

45. Морган Т.Г. Теория гена. Л.: Сеятель, 1927. 312 с.

46. Конклин Э.Г. Наследственность и среда. М.: Госиздат, 1928. 333 с.

47. Пеннет P. Менделизм. Л.: Госиздат, 1930. 240 с.

48. Конашев М.Б. Зарубежные генетики и Всесоюзный съезд по генетике 1929 г. // Институт истории естествознания и техники им. С.И. Вавилова. Годичная научная конференция, 1998 / Под ред. В. М. Орла. - М.:ИИЕТ РАН, 1999. С. 482-484.

49. Конашев М.Б. Ю.А. Филипченко и генетические исследования в Германии и США // Наука и техника: Вопросы истории и теории. Тезисы XX годичной конференции СП отделения Национального комитета по истории и философии науки и техники (22-26 ноября 1999 г.). Вып. XV. СПб.: СП6Ф ИИЕТ РАН, 1999. С. 171-172.

50. Добржанский Ф.Г. Исследования над интерсексами и суперсексами у Drosophila melanogaster // Известия Бюро по генетике. 1929. №7. С. 91-158.

51. Добржанский Ф.Г. Обзор явлений перестройки хромосомного аппарата // Труды по прикладной ботанике, генетике и селекции. Серия 2. 1934. № 6. С. 147-171.

52. Конашев М.Б. Неизвестная страница научного творчества двух генетических школ: Ю.А. Филипченко и Т.Х. Моргана // Наука и техника: Вопросы истории и теории. Тезисы XIX годичной конференции СП отделения Национального комитета по истории и философии науки и техники (23-28 ноября 1998 г.). Вып. XIV. СПб.: СП6Ф ИИЕТ РАН, 1998. С. 32-33.

53. Конашев М.Б. 7-й Международный генетический конгресс в Москве и зарубежное генетическое сообщество // Институт истории естествознания и техники им. С.И. Вавилова. Годичная научная конференция. 1997. 2 часть. М.: Янус-К, 1997. С. 110-111.

54. APSL. В:Р312. Raymond Pearl Papers.

55. Конашев М.Б. Самоцензура отечественных генетиков и эволюционистов в переписке с зарубежными коллегами в 1930-е годы // Историческая психология сталинизма и ее судьба. Тезисы международной научной междисциплинарной конференции. Санкт-Петербург, 19-21 мая 1998 г. / Под ред. РАО В.И. Старцева. СПб.: Минерва-2, 1998. С. 56-58.

56. Кременцов Н.Л. "Американская помощь" в советской генетике, 1945-1947 // Вопросы истории естествознания и техники. 1996. № 3. С. 25-41.

57. Конашев М.Б. "На поприще клеветы против советских биологов" (критика Ф.Г. Добржанским лысенкоизма) // Эволюционная биология (Труды Санкт-Петербургского общества естествоиспытателей. Т. 90. Вып. 1). СПб. 1994. С. 60-74.

58. Dobzhansky Th. Revival of Genetics in the USSR // Quarterly Review of Biology. 1968. V. 43. P. 56-59.

59. Dobzhansky Th. Genetic and Equality. Equality of Opportunity Makes the Genetic Diversity among Men Meaningful // Science. 1962. V. 137. № 3524. P. 1 12-115.

60. Dobzhansky Th. Race Equality // The Biological and Social Meaning of Race / Ed. by R.H. Osborne. San Francisco: Freeman, 1971. P. 13-14.

61. Dobzhansky Th. Human Values in an Evolutionary World // Human Values and Advancing Technology / Ed. by C. P. Hall. New York: Friendship Press, 1967. P. 49-67.