1667 - 1735

Джон Арбетнот (J. Arbuthnot)

 

ИСКУССТВО
ПОЛИТИЧЕСКОЙ ЛЖИ

 

Воспроизведено по сб. "Англия в памфлете", М., "Прогресс", 1987, стр.271-282
По техническим причинам в тексте опущены слова, набранные в греческом алфавите

Предложение

издать весьма любопытный трактат
двух томах ин-кварто,
озаглавленный

или

Искусство политической лжи

с кратким изложением первого тома названного трактата

В настоящее время сдано в печать любопытное сочинение, озаглавленное Искусство политической лжи, состоящее из двух томов ин-кварто.

Предлагается:

I. Если автор получит надлежащее поощрение, он предполагает вручить первый том подписчикам к началу ближайшего зимнего триместра.

II. Цена подписки на оба тома равняется четырнадцати шиллингам; из них семь надлежит уплатить при подписке и остальные семь - при вручении второго тома.

III. Те, кто подпишется на шесть экземпляров, получат седьмой экземпляр бесплатно, что снизит цену одного тома до шести шиллингов.

IV. Имена и адреса подписчиков будут напечатаны полностью.

Дабы поощрить столь полезное начинание, мы сочли уместным ознакомить публику с содержанием первого тома в изложении человека, который усердно и досконально изучил рукопись.

 


 

В предисловии автор излагает несколько весьма справедливых рассуждений о происхождении искусств и наук: он отмечает, что первоначально они представляют собой разрозненные теоремы и практические приемы, которые имеют хождение среди знатоков и открываются только filii artis (cынам (детям) искусства (лат.)) до тех пор, пока не появится некий великий гений и не сведет эти разрозненные части в единую стройную систему. Так обстояло дело и с благородным и полезным искусством политической лжи, которому, после того как оно обогатилось в наш век несколькими новыми открытиями, уже не пристало коснеть в грязи и небрежении, но надлежит занять подобающее место в энциклопедии, особенно в такой, какая служит источником познаний для искусного политика. Автор рассчитывает стяжать немалую славу в грядущие века, поскольку он первый отважился на подобное предприятие; по той же причине он уповает, что читатели простят несовершенства его труда. Он просит всех, у кого есть приличествующие дарования или какие-либо открытия в этой области, сообщить ему свои мысли, заверяя их, что в свеем труде он почтительно на них сошлется.

Первый том состоит из одиннадцати глав. В первой главе своего превосходного трактата автор философически рассуждает по поводу природы человеческой души и тех ее свойств, которые делают ее восприимчивой ко лжи. Он считает, что душа по своей природе подобна плоскоцилиндрическому рефлектору, или зеркалу; плоская ее сторона была сотворена всемогущим Богом, но впоследствии дьявол придал другой стороне цилиндрическую форму. Плоская сторона представляет предметы, как они есть; а цилиндрическая сторона, согласно законам катоптрики, неизбежно представляет истинные предметы ложными, а ложные предметы истинными; при этом цилиндрическая сторона, обладая значительно большей поверхностью, захватывает бОльшую часть видимых лучей. На этой цилиндрической стороне человеческой души и основано все искусство и достижения политической лжи.

Далее, в этой главе автор переходит к рассуждениям о свойствах ума, а именно об его особом пристрастии ко всему злому и чудесному. Склонность души к злобе проистекает из себялюбия или из удовольствия считать других людей более дурными, низкими или несчастными, нежели мы сами. А представление о чудесном возникает из душевной лени или неспособности возбуждаться и восторгаться чем-либо простым и обыденным. Установив качества ума, на которых основано названное искусство, автор переходит

Во второй главе к исследованию природы политической лжи, которую он определяет как искусство заставить народ уверовать в спасительную неправду ради некоей благой цели. Он называет ложь искусством, дабы отличить ее от правды, для которой, по всей видимости, искусства не требуется; таковым, однако, он считает исключительно измышление, ибо, по сути дела, необходимо куда больше искусства, чтобы заставить народ поверить в спасительную правду, нежели в спасительную неправду. Далее он переходит к доказательству существования спасительной неправды и приводит множество примеров как из дореволюционного, так и из послереволюционного времени и наглядно показывает, что мы не могли бы так долго вести войну, не прибегая к таким спасительным неправдам. Он приводит правила подсчета стоимости политической лжи в фунтах, шиллингах и пенсах. Под благом он подразумевает отнюдь не то, что таковым является на самом деле, но то, что таковым представляется мастеру искусства политической лжи и служит достаточным основанием для его действий. Наконец, он подразделяет общее понятие блага на bonum utile, dulce et honestum (благо полезное, приятное и почетное (лат.)). Он показывает вам, что существует политическая ложь смешанного рода, включающая в себя все три разновидности, что utile в основном господствует в районе Биржи, а dulce и honestum в вестминстерском конце города. Один распространяет ложь, чтобы продать или купить товар с большей выгодой для себя, другой - потому, что почетно служить своей партии, а третий - потому, что приятно отомстить. Разъяснив некоторые термины своего определения, он переходит

К третьей главе, где разбирает вопрос о законности политического лганья, каковое он выводит из истинных и достоверных принципов, исследуя различные права человечества на правду. Он показывает, что люди вправе ожидать частной правды от своих соседей и хозяйственной правды от членов своей семьи, что им не следует терпеть обмана со стороны своих жен, детей и слуг; но они не имеют никаких прав на политическую правду; с таким же основанием народ мог бы претендовать на то, чтобы каждый стал помещиком и владел большим имением, как и на то, чтобы ему говорили правду о делах правительства.

Автор весьма рассудительно устанавливает различные доли людей в предмете правды соответственно различию в их способностях, достоинствах и занятиях, и показывает нам, что дети едва ли имеют какую-либо долю вообще, вследствие чего им крайне редко говорят правду. Следует признать, что в этой главе автору приходится разъяснять некоторые мнимые трудности и толковать тексты Писания.

Четвертая глава полностью посвящена вопросу: является ли право чеканки политической лжи правительственной монополией? Автор, будучи истинным другом английской свободы, решает вопрос отрицательно и весьма остроумно опровергает все доводы противной партии, утверждая, что коль скоро способ правления в Англии имеет некоторую примесь демократичности, следовательно, право измышления и распространения политической лжи частично принадлежит и народу, чья упорная привязанность к этой справедливой привилегии совершенно очевидна и за последние годы проявлялась с величайшим блеском; что добрый народ Англии зачастую и не имеет никаких иных средств сбросить надоевшее министерство или правительство, кроме как воспользовавшись этим своим несомненным правом; что обилие политического лганья является верным признаком подлинной английской свободы; что, поскольку министры используют некоторые приемы для поддержания своей власти, постольку вполне разумно, чтобы и народ употреблял то же оружие, дабы защитить себя и свергнуть их.

В пятом главе автор разделяет политическую ложь на несколько родов и видов и сообщает правила измышления, распространения и размножения некоторых их разновидностей. Он начинает со слухов и libelli famosi (пасквилей (лат.)), относящихся к репутации человека, облеченного властью; здесь он отмечает обычную ошибку, заключающуюся в том, что во внимание принимается только одна разновидность, а именно умаляющая, или клеветническая, тогда как на самом деле существуют три разновидности: умаляющая, прибавляющая и переносящая.

Прибавляющая дает великому человеку бОльшую славу, чем та, какую он обрел, дабы он смог лучше послужить некоему благому делу или назначению.

Умаляющая, или клеветническая, есть ложь, которая отнимает у великого человека славу, принадлежащую ему по праву, из опасения, как бы он не применил ее в ущерб населению.

Переносящая есть ложь, которая переносит заслуги от одного человека к другому, более достойному, или переносит виновность с истинного виновника на лицо, менее достойное.

Автор приводит несколько примеров блистательного применения всех трех родов, особенно в последнее время, когда встречалась необходимость во имя общего блага передать доблесть и подвиг одного человека другому или многих людей - одному человеку; более того, при благоприятных условиях слава победы, одержанной в сражении одним лицом, может быть присвоена другим, которое даже не командовало в этом деле. Спасение или разорение народа может быть приписано лицам, которые не участвовали ни в том, ни в другом.

Имеется в виду эпизод в войне за Испанское наследство. 28 сентября 1708 г. соединение союзников численностью около 6000 человек, конвоировавшее транспорт с боеприпасами и продовольствием для войск, осаждавших город Лилль (Франция), было атаковано французскими войсками, превосходившими его втрое по численности. Благодаря умелому командованию английского генерала Уэбба все атаки французов были отбиты, и они отступили с большими потерями. Однако секретарь главнокомандующего английскими войсками герцога Мальборо в сообщении в Англию приписал победу любимцу герцога генералу Кадогану, который подоспел с несколькими кавалерийскими эскадронами к месту сражения, когда оно было уже окончено (Ю. Д.Левин, М.А.Шерешевская. Примечания. - В кн.: Дж. Свифт. Памфлеты. М., 1955, с. 331-332).

Автор призывает всех джентльменов, практикующих ложь, упражняться главным образом во лжи переносящей, ибо, коль скоро самое существование предметов и событий очевидно и не нуждается в доказательствах, вполне достаточно представить публике мнимого их создателя или мнимую причину, что не слишком затруднительно, учитывая доверчивость людей, от которых скрыты в большей своей части секретные пружины вещей.

Далее автор сообщает некоторые правила применений прибавляющей лжи, а именно: когда кто-то приписывает некоему лицу что-то, ему не принадлежащее, следует рассчитать так, чтобы ложь не совсем противоречила известным качествам этого лица.

Например, не годится утверждать, будто французский король присутствует на протестантских сборищах или будто он возвратил, подобно королеве Елизавете, излишек налогов своим подданным.

Не годится настаивать на том, что император выдал своим войскам двухмесячное жалованье вперед или что голландцы уплатили больше своей доли.

Не следует делать одного и того же человека одновременно ревностным поборником постоянной армии и народной свободы, или атеиста - защитником церкви, или распутника - исправителем нравов, или горячего и слабоумного вертопраха - рьяным сторонником системы воздержания.

Но если уж совершенно необходимо придать некоему лицу какое-либо неподходящее доброе качество, автор советует не делать этого сразу extremo gradu (в высшей степени (лат.)) Например, не нужно утверждать, будто бы пресловутый скряга вдруг щедро пожертвовал на благотворительность пять тысяч фунтов; для начала вполне хватит двадцати или тридцати фунтов. Не следует сообщать, будто человек, известный неблагодарностью к своим благодетелям, вознаградил бедняка за какую-то добрую услугу, совершенную тридцать лет назад, но можно допустить, что он был признателен за услугу лицу, которое способно услужить ему еще раз. Молодчик, чья личная храбрость весьма сомнительна, не должен сразу же обращать в бегство целые эскадроны, но можно допустить, что он отличился в мелкой потасовке или пустил бутылку в голову противника.

Непозволительно утверждать, что великий человек, известный своим презрением к религии, проводит целые дни в молельне; но вы без опаски можете сообщить, что он способен пристойно высидеть до конца богослужения. Великому человеку, о котором никто не слышал, чтобы он добровольно уплатил кому-либо законный долг, не следует приписывать внезапное возмещение убытков многим тысячам обманутых им людей; для начала ему достаточно дать двадцать фунтов другу, потерявшему его вексель.

Автор устанавливает такие же правила для умаляющего, или клеветнического, рода лжи: она не должна совершенно противоречить качествам, которыми, предполагается, обладают затронутые особы.

Так, например, отнюдь не соответствует здравым правилам псевдологии сообщение, будто бы благочестивый и набожный государь пренебрегает молитвой и распространяет ересь; однако о милосердном государе вы можете сообщить, что он простил преступника, который того не заслуживал.

Вас ждет неудача, если вы объявите, будто бы великий человек, прославленный своей бережливостью ради общего блага, расточает государственные деньги; но вы можете спокойно рассказывать, что он их утаивает. Вы не должны уверять, что он берет взятки; но вы можете открыто порицать его медлительность в платежах; потому что хотя и то и другое - неправда, но последнее возможно, а первое - нет.

О чистосердечном и великодушном министре вам не следует говорить, будто он замешан в интриге против своей страны; но вы можете утверждать с известным правдоподобием, что он завел интрижку с одной дамой.

Автор убеждает всех лжецов-практиков в необходимости отнестись к этим правилам с полной серьезностью: из-за невнимания к ним многие неправды последнего времени оказались мертворожденными или недолговечными.

В шестой главе он разбирает чудесное, под которым разумеет нечто, выходящее за обычные пределы вероятия. В применении к народу оно подразделяется на два вида: устрашающая ложь и вдохновляющая, или одобряющая, ложь, из коих обе весьма полезны в соответствующих случаях.

Относительно первой он устанавливает несколько правил, из которых одно гласит, что не следует слишком часто показывать населению страшные предметы, дабы они не стали привычными. Он указывает, что совершенно необходимо раз в год запугивать английский народ французским королем и Претендентом, однако остальные двенадцать месяцев этих медведей нужно строго держать на цепи. Несоблюдение такого весьма существенного правила и стращание букой по всякому пустячному поводу привело в последние годы к необычайному безразличию среди простонародья.

Что же касается вдохновляющей, или ободряющей, лжи, то он устанавливает следующие правила: она не должна слишком далеко выходить за обычные пределы вероятия; ее следует разнообразить, и нельзя упрямо настаивать на одной и той же лжи; обещающую, или предсказывающую, ложь не следует ограничивать слишком кратким сроком, не то ее создатели испытают стыд и замешательство, когда увидят вскоре, что их опровергли. Опираясь на эти правила, автор исследует благонамеренную, но злополучную ложь о победе над Францией, которая распространялась около двадцати лет подряд и повторялась с такой упрямой настойчивостью, что под конец износилась окончательно и была отвергнута.

Что касается поразительной лжи, то здесь он имеет добавить немногое: разве только, что ее кометы, киты и драконы должны быть соразмерными, а ее ураганы, бури и землетрясения - находиться как можно дальше, куда нельзя доехать верхом за один день.

Седьмая глава целиком посвящена вопросу - какая из двух партий достигла большего совершенства в политической лжи? Автор признает, что иногда больше верят одной, а иногда - другой, но что среди членов обеих имеются величайшие мастера этого искусства. Он приписывает их слабый успех за последнее время тому, что они переполнили рынок и пустили в продажу слишком много дрянного товару сразу: при избытке червей крайне трудно поймать пескаря на удочку.

Он предлагает каждой из партий для восстановления утраченного доверия некий проект, который, однако, кажется несколько фантастичным и не отличается той здравой рассудительностью, какую автор проявил в остальных частях своего труда. Проект заключается в том, чтобы партия согласилась продавать в течение трех месяцев кряду только чистую правду, что обеспечит ей доверие на протяжении шести месяцев последующего лганья.

Он признает, однако, что считает почти невозможным найти подходящих людей для воплощения этого проекта в жизнь. В конце главы он жестоко осуждает безрассудство партий, поручающих торговлю своей ложью мерзавцам или бездарностям, вроде большинства современных писак, которые, несмотря на сильную склонность и пристрастие к своей профессии, по-видимому, совершенно невежественны в правилах псевдологии и нимало не достойны столь высокого доверия.

Остальную часть главы автор посвящает некоторым выдающимся талантам, появившимся в последние годы и проявившим особую склонность к чудесному. Он советует этим многообещающим молодым людям отдать свою изобретательность на службу отечеству, ибо постыдно ныне расточать свои дарования на бесконечные травли лисиц, скачки, подвиги смелости в управлении экипажем, в прыжках, беге, или заглатывании персиков, или выдирании зубов целыми челюстями, с тем чтобы их почистить, и т. п., в то время, когда страна столь нуждается в их помощи.

Восьмая глава представляет собою проект объединения нескольких мелких корпораций лжецов в единое общество. Излагать этот план полностью было бы слишком утомительно. Главное заключается в следующем. Это общество должно состоять из руководителей всех партий; ни одну ложь не следует пускать в оборот без их одобрения, так как они лучше всех могут судить о наличном спросе и о том, какой род лжи требуется; к такой корпорации должны принадлежать люди всех сословий, занятий и вероисповеданий; приличие и правдоподобие, должны соблюдаться елико возможно; помимо вышеупомянутых лиц, в общество должны входить все подающие надежды таланты города (из коих великое множество обретается в различных кофейнях), путешественники, знатоки искусств и коллекционеры, охотники на лисиц, жокеи, стряпчие, престарелые моряки и солдаты из госпиталей Гринвича и Челси.

В Гринвиче, городке неподалеку от Лондона (теперь его пригород), и в районе самого Лондона - Челси - расположены богадельни для старых моряков и солдат.

Обществу, учрежденному таким образом, следует предоставить монопольное право распоряжаться ложью; в его передней должны постоянно находиться несколько лиц, обладающих огромным запасом легковерия, - порода, бурному произрастанию которой весьма способствуют местная почва и климат; автор полагает, что достаточное число их может быть набрано около Биржи; они должны пускать в обращение то, что другие чеканят; ибо никто не распространяет ложь так охотно, как тот, кто сам в нее верит.

Общество должно взять за правило измышлять одну ложь, а иногда и две ежедневно; причем при отборе следует обращать большое внимание на погоду и время года; ваша устрашающая ложь оказывает могучее воздействие в ноябре и декабре, но не в мае и июне, если только в это время не дуют восточные ветры.

Под страхом уголовного наказания никто не смеет говорить о чем-либо, кроме лжи данного дня; общество должно содержать при дворе и в других местах достаточное число шпионов, которые будут поставлять идеи и темы для измышлений и иметь связь со всеми городами, где есть рынки, для распространения своей лжи.

Если же будет замечено, что кто-либо из членов общества краснеет, или меняется в лице, или опускает необходимое обстоятельство при сообщении лжи, то его следует с позором исключить из общества и объявить неспособным.

Кром:е распространения громогласной лжи, следует еще составить из наиболее способных членов общества тайный комитет слухов. Здесь автор делает отступление и восхваляет партию вигов за их верное понимание и правильное использование пробной лжи. Пробная ложь подобна пробному заряду артиллерийского орудия и применяется при испытании легковерия. Такую же роль, полагает он, выполняет в римской церкви догмат пресуществления: те, кто его проглотит, смогут наверняка переварить все остальное; поэтому партия вигов поступает благоразумно, испытывая легковерие народа посредством грубого обмана, дабы иметь возможность судить, какую нагрузку сможет оно выдержать в дальнейшем.

Пресуществление - догмат католической церкви, согласно которому во время таинства причастия освященные хлеб и вино превращаются в плоть и кровь господни. Хотя протестанты, отвергнув большинство из семи таинств, сохранили это (наряду с крещением), но в духе рационализма толковали его лишь как символ, не имеющий силы, если он не подкреплен верой.

В конце главы он предостерегает руководителей партий от веры в собственную ложь, что привело недавно к пагубным последствиям, когда некая благоразумная партия и некая благоразумная нация стали обе соизмерять свои действуя с ложью собственного измышления.

Причины этого он видит в чрезмерных усилиях и рвении, с коими применялось названное искусство, в неистовом пыле речей, которыми они убеждали друг друга, будто то, чего они хотят и что выдают за истину, действительно является таковой. Подобная беда случалась со всеми партиями. Якобиты постоянно страдали от нее; но в недавнее время виги, кажется, даже превзошли их в этой дурной привычке и слабости.

В конце главы автор прилагает календарь лжи соответственно различным месяцам года.

Девятая глава посвящена вопросам скорости и продолжительности лжи. Что касается скорости движения, то, как утверждает автор, она почти невероятна; он приводит несколько примеров, когда ложь передвигалась быстрее, чем почтовая карета; устрашающая ложь имеет чудовищную скорость и делает свыше десяти миль в час; слухи обращаются в узком кругу, но чрезвычайно быстро.

Автор утверждает, что некоторые явления, связанные со скоростью лжи, нельзя объяснить, не допустив возможности синхронизма и комбинаций. В отношении продолжительности лжи он говорит, что существуют самые различные сроки, начиная от часов и дней и кончая веками; что некоторые виды лжи, подобно насекомым, умирают и затем возрождаются в иной форме; что хорошие мастера, подобно людям, строящим на земле, взятой в краткосрочную аренду, могут точно рассчитать продолжительность лжи сообразно своей цели, дабы она продержалась точно положенное время, и не дольше.

Десятая глава посвящена отличительным признакам лжи: как узнать, когда, где и кем она выдумана? Голландский, английский и французский товары значительно отличаются один от другого: биржевая ложь - от лжи, отчеканенной на другом конце города. Требуется огромная рассудительность при учете места, где намечено обращение различных разновидностей; самая жалкая и грубая работа пригодна для Уоппинга; существует несколько кофеен, имеющих свой особый отпечаток, в котором легко разберется опытный знаток. Все великие люди имеют личный почерк, отличающий их ложь.

Автор говорит, что благодаря длительному изучению и практике он стал столь сведущим в этом вопросе, что стоит только показать ему любую ложь, как он сможет сказать, чье клеймо она носит, и сам великий человек не рискнет возражать ему. Лживые обещания великих людей узнаются по объятиям, лобзаниям, похлопыванию по плечу, улыбкам, поклонам, а ложь при изложении фактов - по неумеренной божбе.

Всю одиннадцатую главу автор посвящает одному простому вопросу: что лучше противопоставлять лжи - правду или другую ложь? Он говорит, что, учитывая большую протяженность цилиндрической поверхности души и небывалую склонность большинства людей в последние годы верить лжи, он считает наиболее подходящим противодействием лжи - другую ложь.

Например, если вдруг сообщат, что Претендент находится в Лондоне, то не следует возражать на это, говоря, будто он никогда не бывал в Англии; но нужно настаивать, что, по свидетельству очевидцев, он дошел только до Гринвича и затем повернул обратно.

Точно так же, если бы распространился слух, что одно видное лицо умирает от некоего недуга, вам не следует говорить истину, утверждая, что это лицо здорово и никогда не страдало этим недугом, но надо сказать, что оно постепенно исцеляется от него.

Так, недавно один джентльмен утверждал, что договор с Францией, имеющий целью распространение папизма и рабства в Англии, был подписан 15 сентября, на что другой отвечал весьма рассудительно: он не противопоставил лжи правду и не сказал, что такого договора нет, но сообщил, что, по имеющимся у него достоверным сведениям, многие пункты договора еще не согласованы.

Содержание второго пункта тома этого превосходного трактата будет сообщено в следующий раз.

1712

Перевод Ю. Левина

 



V.V.
Июль 1998