Июнь 2003
© А.А. ГусевВ ИЗДАТЕЛЬСТВЕ ИНОСТРАННОЙ ЛИТЕРАТУРЫ
А.А. Гусев
Гусев Александр Александрович (1919-1994), кандидат физ.-мат. наук,
заместитель председателя Научно-редакционного совета издательства «Российская энциклопедия».В начале мая 1946 г., год спустя после победы над фашизмом в Великой Отечественной войне, было создано Издательство иностранной литературы (ИИЛ). Оно не подчинялось никакому министерству и действовало, по сути, на правах госкомитета при Совете Министров СССР. Директором был назначен литературовед и критик Б.Л. Сучков.
Создание ИИЛ связывают с инициативой академика С.И. Вавилова, избранного в 1945 г. президентом Академии наук СССР. Задача нового издательства состояла в том, чтобы зарубежные публикации, отражающие достижения и уровень мировой науки того времени, путем их издания в русском переводе сделать более доступными как нашим специалистам - ученым, преподавателям, инженерам, так и студентам.
Подразумевался компетентный отбор из существующих на огромном мировом книжном рынке лучших монографий, учебных курсов, справочников и т.д., обеспечение квалифицированного их перевода на русский язык с надлежащим научно-редакционным аппаратом - примечаниями, дополнительной библиографией и т.п. Это было полезно и важно само по себе, но при этом и много легче, чем создавать все, что было необходимо, силами наших ученых и специалистов. Конечно, они могли сделать многое, но после большого напряжения ради победы над фашизмом они самоотверженно занимались восстановлением, налаживанием работы своих родных институтов и лабораторий. Это было для них самое срочное, самое необходимое. Надо было преодолеть возникшее за период войны отставание во многих областях и прикладных, и фундаментальных исследований, двигаться дальше. Множество научно-технических задач возникло в связи с восстановлением энергетики, промышленности, связи, транспорта, прежде всего на освобожденных, особенно пострадавших от войны территориях. Нужно было готовить кадры научных работников и инженеров для будущего.
В эту грандиозную программу создание ИИЛ вписывалось совершенно естественным образом. С именем С.И. Вавилова связывают и рекомендации по подбору заведующих научными редакциями ИИЛ. Ими должны были стать крупные ученые, глубоко понимающие актуальную научную проблематику, знакомые с достижениями мировой науки, обладающие широкой эрудицией, чувством высокой ответственности за выполняемое дело, умеющие предвидеть завтрашние задачи и, наконец, имеющие большой научный и моральный авторитет среди своих коллег, знающие тех, кто сможет оказать этому делу эффективную помощь и поддержку. Поэтому нет ничего удивительного в том, что на должность заведующего физической редакцией был утвержден академик М.А. Леонтович.
Нелишне, пожалуй, напомнить о том, кто были его коллеги по ИИЛ. Например, руководителем математической редакции стал академик А.Н. Колмогоров, химической - академик Н.С. Наметкин, географической - член-корреспондент АН СССР Н.Н. Баранский. Состав руководителей редакции был утвержден в ЦК ВКП(б). Заведующим редакциями было поручено формирование редакционного состава, отбор книг для перевода и издания, организация редакционно-издательского процесса. В распоряжение ИИЛ были переданы книжные фонды иностранной литературы из числа полученных в последние два года войны из США, книги из Германии, вывезенные в качестве репараций. Правда, пользы от этих книг оказалось мало - состав книг был весьма пестрый. Наконец, были выделены по тем временам значительные валютные ассигнования на приобретение новейшей иностранной научной литературы.
Была предусмотрена также передача в ИИЛ переводных научных изданий, готовившихся в ряде центральных издательств (на усмотрение заведующих редакциями). Однако практически это не было осуществлено. Таких изданий было мало. Те немногие, которые были в портфелях издательств, не относились к числу новейших.
Когда я познакомил Михаила Александровича со своими изысканиями, он сказал, что, во-первых, вообще нехорошо отбирать и присваивать чужую работу - пусть уж сами и издают, а во-вторых, все это не совсем то, что нам надо прежде всего. Хороших книг много, и работы хватит всем. Тем более что специализированным издательствам вовсе не возбранялось выпускать по их профилю переводную литературу. А вот научную литературу по фундаментальным разделам издавать должно ИИЛ - это его дело. Нельзя сказать, что до войны у нас не издавались переводные книги по физике. Их было немного, отбор был не систематическим, но ряд ценных книг был издан (учебники и монографии де Бройля, Дирака, де Гааза, Борна, Планка, Паули, Зоммерфельда, Бриллюэна, Джинса, Эддингтона, курс теоретической физики Шефера и др.). Качество перевода и редакционной подготовки было разное и целиком определялось уровнем добросовестности инициаторов и издательств.
После образования ИИЛ возникла, в сущности, принципиально новая и важная задача: создать школу советского научного перевода физической литературы. Такая же задача стояла, естественно, и перед другими научными редакциями ИИЛ. И именно М.А. Леонтович, возможно, лучше многих понимал это и четко сформулировал необходимость разработки структуры переводного издания, выработку единого свода правил, контроля за их соблюдением. В ходе работы надо было обучать тех, кто будет выполнять программу и при этом сам станет хранителем традиций.
Если в области художественной литературы был и опыт переводов, и теории, и традиции, и школы, и отличные переводчики, и соответствующая редакция ИИЛ заработала сразу, то в области физической литературы все это надо было еще приобрести. И с тем дополнительным осложнением, что профессиональных переводчиков физической и .вообще любой иной научной литературы просто не может быть, поскольку кроме знания иностранного языка и владения русским научным литературным языком (сочетание само по себе крайне редкое) переводчик должен владеть, как специалист, материалом переводимой книги, знать терминологию и фразеологию и жаргон данной области, понимать все, что он переводит. При обсуждении этих проблем с Михаилом Александровичем он неоднократно вспоминал С.И. Вавилова: “Теперь-то ясно, почему, в частности, он сам взял на себя перевод трудов И. Ньютона по оптике. Вот у кого надо учиться, как это делать”.
Задача правильного подбора штата научных редакторов была по этим причинам особенно ответственной. Ими, конечно, должны были быть физики, знающие хотя бы один-два основных иностранных языка, имеющие вкус и интерес к этому делу, обладающие достаточным научным и общим кругозором. Роль Леонтовича в решении этой задачи была огромной. Для меня до сих пор остается загадкой, как он, не устраивая никаких испытаний и экзаменов, практически безошибочно определял, кто годится, а кто не годится для этой работы. А разных предложений и просьб “устроить” было много.
Непосредственный, личный опыт Михаила Александровича как переводчика (правда, “для себя”) был, как он сам рассказывал, довольно скромен. Получив совет И.Е. Тамма “посмотреть” в связи с каким-то научным спором известную книгу Фаулера “Статистическая механика”, Леонтович полностью перевел и проштудировал эту книгу, воспроизводя все промежуточные выкладки. “Какая отличная книга, - восхищался он, - жаль, что сейчас уже не имеет смысла ее издавать”. И добавил задумчиво: “Я многое понял, пока ее переводил и изучал. Автор, конечно, не великий ученый, но уж очень хорошо все понимает. Вообще в каждои стране есть свой Фаулер. Во Франции - Леон Бриллюэн, у нас - Я.И. Френкель. Кто это сказал?”. Я, увы, не знал. - “Такие книги, как книга Фаулера, надо искать, переводить, издавать”.
В период аспирантуры я тоже изучал эту книгу. Но не так, как Михаил Александрович. До его уровня проработки и понимания мне было бесконечно далеко. Я, как мог, изучал международный книжный рынок. Даже предварительный анализ показал тогда, что хороших, достойных (в принципе) перевода книг по физике выходит за рубежом ежегодно около 100. Мы в ИИЛ можем выпускать не более 20 в год. Как же выбрать? Соображения Леонтовича на этот счет сводились кратко к следующему.
Прежде всего надо иметь максимально полную информацию: проспекты, рецензии в журналах, а лучше всего - сами книги, и советоваться с умными людьми. Крупных физиков не так уж много. И если они выпускают книги - не пропускать и, как правило, переводить. Такого, как Э. Ферми, - брать все. Выбрать самое ценное из последних 4-5 лет. Заказать как можно больше новейших. Изучать (но не переводить) труды научных конференций, обзоры из журналов - только некоторые. По новым открытиям, важным результатам - составлять сборники статей, ибо эти результаты попадут в монографии и учебники лишь через несколько лет.
Сегодня эти идеи, сама программа выглядят естественными, само собой разумеющимися, но тогда именно М.А. Леонтович был первым, кто все это сформулировал в явном виде и, главное - реализовал, воплотил в книги, нужные и доступные всем тем, кто в них нуждался.
Таким образом, отбор книг для издания был нелегкой и ответственной задачей. Особенно важной была тематика, связанная с ядерной физикой, поскольку ядерная физика, оставаясь научным направлением, одновременно приобрела новый статус: статус практического, технического, экономического и политического фактора. Работа по прикладным направлениям под руководством И.В. Курчатова шла полным ходом. Но ощущалось, что недостаточно научной и учебной литературы - для студентов и преподавателей, для тех, кто уже работал в этой области.
Простейшим и кратчайшим путем решения задачи был перевод и издание имеющихся зарубежных публикаций. Перевод обзора Смита “Атомная энергия для военных целей” был уже издан (еще до создания ИИЛ). Но этого было, конечно, мало. Была развернута большая программа изданий по экспериментальной и теоретической ядерной физике и примыкающим вопросам, охватывающая физику и технику ядерных реакторов, масс-спектроскопию, ускорители, космические лучи, методы регистрации частиц и т.д. Одновременно было запланировано еще несколько серий изданий: по теоретической физике, физике твердого тела (в частности, физике диэлектриков, полупроводников, магнетиков), физической электронике, оптике и спектроскопии, физике плазмы, акустике и ультразвуку, вакуумной технике, термометрии и др.
В реализации этой обширной программы в качестве титульных редакторов, авторов вступительных статей и предисловий, а иногда даже в качестве переводчиков участвовали многие наши выдающиеся ученые, среди которых нельзя не упомянуть таких, как Н.Н. Андреев, Л.А. Арцимович, Н.В. Белов, Н.Н. Боголюбов, Л.М. Бреховских, Л.Ф. Верещагин, С.В. Вонсовский, С.И.nbsp;Вавилов, В.Л. Гинзбург, М.А. Ельяшевич, В.П. Жузе, В.И. Векслер, В.Н. Кондратьев, Г.С. Ландсберг, И.М. Лифшиц, Е.М. Лифшиц, П.И. Лукирский, С.Л. Мандельштам, А.Б. Мигдал, Б.М. Понтекорво, С.Н. Ржевкин, П.П. Феофилов, И.М. Франк, Я.И. Френкель, Р.В. Хохлов, А.И. Шальников, А.В. Шубников, Э.В. Шпольский, В.А. Фок, П.А. Черенков, С.В. Тябликов, В.Б. Берестецкий, А.А. Абрикосов, Я.3. Цыпкин, Г.И. Сканави, С.Ю. Лукьянов, М.С. Рабинович, Ф.В. Бункин, М.В. Волькенштейн, В.Л. Бонч-Бруевич, Л.А. Вайнштейн и др. Все они и многие другие оказывали редакции большую помощь также своими советами и рекомендациями.
Главным фактором в создании столь “мощного” коллектива был, конечно, авторитет М.А. Леонтовича. Большую помощь в отборе книг, привлечении многих специалистов и непосредственно в подготовке изданий сыграл Я.А. Смородинский, работавший в редакции по совместительству до 1951 г., когда сам М.А. Леонтович перешел на работу в Институт атомной энергии и оставил Издательство иностранной литературы. Основные методические, тематические и организационные задачи были к этому времени уже решены.
Хотя в дальнейшем издательство было реорганизовано: в 1964 г. оно разделилось на два самостоятельных издательства - “Мир” и “Прогресс”, находившихся в ведении Госкомиздата, однако созданный М.А. Леонтовичем механизм сохранился и функционирует до сих пор. Осталась неизменной и полезная традиция, введенная М.А. Леонтовичем - обсуждать планы изданий на заседаниях бюро Отделения общей физики и астрономии АН СССР.
Каковы же были первые шаги ИИЛ? Главной движущей силой нового издательства был Б.Л. Сучков - специалист по немецкой литературе. человек широкой эрудиции, огромного личного обаяния, блестящий организатор. За период немногим более года он успел сделать колоссально много. Вопрос с заведующими редакциями был решен прежде всего, но и на остальные ключевые должности в ИИЛ он подобрал специалистов высшей квалификации, в своем деле таких же академиков, как и заведующие. А их надо было не только найти, но и убедить, увлечь. И эту задачу Б.Л. Сучков решил лучшим образом.
Не менее трудной была задача о помещении для издательства. Строительство передвинуло бы начало реальной работы на годы вперед, т.е. отпадало. Теперь уже невозможно установить, кто предложил вписать в решение комплекс зданий бывшего Бахрушинского детского приюта, построенного еще в конце прошлого века. В 1946 г. здесь располагался Физкультурный техникум трудовых резервов, которому было выделено другое помещение, куда им вовсе не хотелось переезжать. Для ознакомления с “полем боя” и для выработки стратегии выехала на Новоалексеевскую, 52, разведгруппа в составе Б.Л. Сучкова, управляющего делами Гурова и меня, приглашали М.А. Леонтовича, но он отказался. “Обойдетесь без меня, - сказал он, - это я не умею”.
Знакомясь с помещениями, сразу прикидывали, где что размещать. “Надо занять хотя бы одну комнату и посадить туда бухгалтера со счетами и инспектора отдела кадров, - рассуждал Сучков, - после этого можно доложить, что издательство приступило к работе”. Но самое главное было выпустить хотя бы одну книгу. Сидя в машине, мы листали корректуру подписываемой вот-вот в печать книги Р. Ингерсола “Совершенно секретно” (история открытия второго фронта). Перевод был сделан за один месяц группой первоклассных переводчиков, и за две недели - набор.
Это была “молния”. На титульном листе стояла марка “ИЛ”. Гуров рассказал, что местный комендант уже согласился работать у нас. Такая ситуация сильно облегчала дело. Зарплату ему обещали большую, но не сразу, а как только заработает бухгалтерия. Но все остальные тоже не получали ничего. Я существовал на аспирантскую стипендию. Однако как только бухгалтерия приступила к работе, начали выпускать приказы и вести табель, началась и выплата денег. Но Михаил Александрович денег не получал. Все получали, а он - нет.
Наконец, несколько месяцев спустя главный бухгалтер B.C. Наумов, мастер своего дела, работавший когда-то у великого Сытина, попросил меня напомнить Леонтовичу о том, что не получать зарплату - это непорядок. Когда я сказал об этом Леонтовичу, он удивился: “За что? Ну вы, я понимаю - и работали вы много, и как вы вообще существуете с женой и ребенком на стипендию, я не представляю. Но я брать деньги отказываюсь”. Возникла странная проблема. Оказывается, вернуть в банк зарплату было тогда почему-то невозможно. Я получил приказ - вручить. Окольными путями узнал счет в сберкассе, сообщил Наумову.
Леонтовичу об этом не сказали. Он своей сберкнижкой, кажется, не пользовался или не заметил. Вообще же, когда у него просили денег взаймы его сотрудники и коллеги, и если в тот момент у него в кармане были деньги, он никогда никому не отказывал и никогда не спрашивал потом, по-моему - забывал. Увы, находились люди, которые этим пользовались. Поэтому жена предпочитала сберкнижку с доверенностью, но и она никогда не напоминала ни самим должникам, ни мужу о них.
Михаил Александрович редко приезжал в издательство. Он сразу сказал, что если будет нужда, то звоните по телефону, приезжайте домой. Жил он тогда недалеко от издательства в старом доме около станции метро, которая теперь называется “Проспект Мира”. Эта небольшая квартира напоминала туристскую стоянку, особенно по сравнению с квартирой академика А.Ф. Иоффе. Там было ощущение музея, вас охватывала робость, все сверкало - полы, мебель, люстры - нерусская, неправдоподобная чистота. Здесь же у Леонтовича все было просто. Мы сидели на кухне, и я рассказывал о делах, разложив бумаги и книги на столе и табуретках. “Так что?” - спрашивал Михаил Александрович. “Вот вышла, - рассказывал я, - у нас новая книга: Энрико Ферми "Молекулы и кристаллы". Подписать надо на выпуск в свет. Есть, кроме прочих, одна анекдотическая опечатка, представляете, "возбужденные молекулы возвращаются в основное состояние после одного или нескольких квантовых переходов, сопровождающихся испусканием свиста". Это вместо света.
Почти криминалистическое исследование провели. По всей редакционно-издательской цепочке. Выяснилось, что впервые "свист" прозвучал в рукописи переводчика, представленной в редакцию. Опечатка той, самой первой машинистки, которая печатала с рукописного оригинала. И никто не заметил. А читали: редактор, опять машинистка, считчик, корректор-вычитчик, наборщик, корректоры типографии и издательства, вновь редактор, переводчик. Это в верстке, потом все то же в сверке, в чистых листах, в сигнале. Пропустили все”. “Надо давать в список, - сказал Михаил Александрович. - Опечатки, они разные бывают, одни глупые, другие, как вот эта, я бы сказал, талантливая. Но давать надо все, что заметили”.
Я пытался объяснить то, что объясняли мне наши производственники. Что это задержит выпуск, что, мол, план есть план, что умному и так понятно, что, мол, принято давать лишь те, что меняют смысл и т.д. Он слушал серьезно, как всегда, когда узнавал что-то новое для себя. Потом сказал: “Это же хорошая книга. Как все, что написал Ферми. Ферми надо издавать все. Эти книги надолго. И как же можно не давать список опечаток, если уж их заметили. А задержка - это же дни, а книга - на годы. Здесь уступать нельзя”.
Это был урок мне - неопытному издателю от немногим более опытного издателя. Урок издательской добросовестности. “Кстати, - вспомнил он, - помните мою "Статистическую физику?" Она вышла в 1943 г. Ее набирали ребята из ПТУ; некому было набирать, шла война. И типография была плохая - не оборудованная как надо. Сколько раз ее правили! Одно устраняли, появлялись новые ошибки и т.д. Ребята очень старались, но опыта у них было мало, да и букв нужных в кассах часто не хватало. Когда наконец книга вышла, я пришел в ужас от числа опечаток. Их было много. Но мы все же дали список. Но в книге было много и моих собственных погрешностей. Вы знаете Д.В. Сивухина? Он сделал мне великолепный подарок”. И достал откуда-то с нижней полки шкафа. экземпляр “Статистической физики”, распухший от подклеек и вставок почти на каждой странице. И все поля были исписаны аккуратнейшим сивухинским почерком.
Были исправлены не только опечатки; все недомолвки, намеки, неточности были раскрыты, уточнены, улучшены выкладки и т.п. “Что же вы, Михаил Александрович, - не удержался я, - надо же переиздавать. Это же просто - перепечатать с этого экземпляра все как есть и в набор”. “Нет, - сказал он, - я понял, что кое-что надо переделывать, добавлять, дописывать. А все предложения, конечно, принять. И потом посмотреть уже все вместе”. Увы, времени на это та.к и не нашлось. Не знаю даже, уцелел ли тот экземпляр книги *.
* Книга М.А. Леонтовича “Введение в термодинамику. Статистическая физика” вышла в 1983 г. с примечаниями и исправлениями Д.В. Сивухина.Как раз в период работы в издательстве Леонтовичу предложили приобрести а.втомобиль “Москвич” первого выпуска. Но едва ли он сам это решил - брать. Вероятно, уговорила жена, ибо когда есть дача за городом, машина - большое удобство. Вместе с женой они готовились к сдаче экзаменов на получение водительских прав. Вместе сдавали. Жена проделала все это четко, как все, что она делала: как воспитывала детей, как работала в войну в колхозе под Москвой (и даже одно время потом руководила этим колхозом). Сдавала она тоже первой. Конечно, успешно. У Михаила Александровича с инспектором ГАИ возникли некоторые сложности. Тот знал, разумеется, что испытуемый - академик. Он был снисходителен. Экзамен по вождению прошел хорошо. Правда, за рулем академику не хватало места - плохо помещались ноги. Но с этим неудобством он справился. Предшествующий экзамен по правилам движения прошел тоже легко, но в экзаменационных билетах в те времена был обычно еще вопрос по теории автомобиля и видам неисправностей.В билете у Михаила Александровича последним оказался вопрос о принципах работы двигателя. Его объяснение не удовлетворило инспектора. “Нечетко, нечетко, - ворчал он. - Вот ваша жена, - добавил он с упреком, - лучше подготовилась. Ну, ладно, будем считать, что сдали. Только вот, товарищ академик, с физикой у вас все же плоховато...” Эту историю Леонтович рассказывал почему-то с удовольствием. “Что же не понравилось инспектору?” - спрашивали мы. “Мне показалось, - отвечал он, - что проще всего исходить из цикла Карно. Однако оказалось, что инспектору именно это и показалось неудовлетворительным”.
Михаил Александрович предпочитал все же не водить по Москве свой “Москвич”. То ли жена за него опасалась и не доверяла ему руль, то ли ему самому не нравилось это занятие. Во всяком случае, в издательство он на своей машине не приезжал ни разу.
Однажды ко мне обратился тогдашний секретарь партбюро Д.М. Урнов - известный литературовед и переводчик, который в ИИЛ был заведующим редакцией художественной литературы, с просьбой прочитать для сотрудников лекцию об атомной энергии и ее применениях. Я согласился, поскольку тема показалась мне легкой для популярного изложения и интересной. В зарубежных изданиях многое уже было описано, а чего не хватило бы, можно было домыслить из общих физических соображений. Я рассказал об этом Михаилу Александровичу. Но он отнесся к этому предложению отрицательно, отчитал меня за легкомыслие и читать лекцию запретил. Даже сам позвонил Д.М. Урнову и сказал, что он, Леонтович, запретил А.А. Гусеву читать эту лекцию и просит ее отменить.
Я пытался, было, объяснить, что собирался рассказывать о цепном делении урана, отличии реактора от бомбы, критической массе и энерговыделении. Все это уже тогда было тривиальным для любого физика.. Леонтович возразил, что этот мой рассказ можно будет также интерпретировать как раскрытие государственной тайны, а среди слушателей могут найтись такие интерпретаторы. Я-то не знал, а он, вероятно, знал, что первый ядерный реактор в СССР уже работает, что в недалеком будущем предстоят испытания атомной бомбы. Сейчас это известно всем, но тогда было за семью замками. “В общем, вы не сможете доказать, что ничего нс знаете. И тогда я уж вас не смогу спасти”.
В 1947 г. произошло несчастье. Был арестован Б.Л. Сучков - создатель и директор ИИЛ. Его обвинили в шпионаже в пользу США* и осудили на 25 лет лишения свободы. Была арестована и его жена **.
* Как явствует из интервью К.С. Кузакова, внебрачного сына И.В. Сталина(!) (“Аиф”1 1995. сент. 39, ), Сучкову вменялась в вину, ни много ни мало, выдача американцам секретов советской ядерной программы. Из того же интервью видно, что подлинной причиной ареста Сучкова была “схватка под ковром” двух приближенных Сталина - Л.П. Берии (курировавшего программу) и А.А. Жданова (по рекомендации которого Б.Л. Сучков работал в аппарате ЦК ВКП(б). - Прим. ред.Настроение в издательстве стало тревожным. Следом за Б.Л. Сучковым был арестован и его заместитель по производству С.А. Ляндрес. Вскоре в издательство прибыла специальная комиссия, которая начала свою работу с изучения личных дел сотрудников и состояния выполнения плана. Был назначен новый директор - опытный издатель А.В. Морозов. По издательству ходили фантастические слухи о том, что Б.Л. Сучков, будучи во время войны корреспондентом какой-то газеты, попал якобы в плен и гестаповцы завербовали его в свои агенты, заставили подписать соответствующий документ, а затем перебросили обратно через линию фронта. А он все это скрыл.* Спустя семь лет Б.Л. Сучков был освобожден из лагеря и затем полностью реабилитирован. Найти жену ему не удалось. Я встретил его случайно у Никитских ворот вскоре после приезда в Москву. “Вот, - сказал он, - получил корочку” (это была копия кандидатского диплома). “Предлагают вернуться в ИИЛ, опять директором, но я не хочу”. Он решил вернуться к научной работе и спустя несколько лет стал членом-корреспондентом АН СССР (1968) и директором Института мировой литературы АН СССР. Умер от сердечного приступа в Будапеште в 1974 г. во время служебной командировки. За литературоведческие работы был посмертно удостоен Государственной премии (1975).
Когда в 1945 г. американцы в своей зоне оккупации Германии, овладев архивами гестапо, якобы обнаружили этот документ, то в ЦРУ решили, что это прекрасный путь перевербовать Б.Л. Сучкова. Агент ЦРУ, прибывший в Москву под видом коммерсанта, якобы встретился с Сучковым, предъявив ему копию упомянутого документа, и, угрожая разоблачением, предложил работать на ЦРУ, и он дал согласие. И вот теперь - разоблачение и возмездие. Этот сюжет, как мрачно шутили сотрудники, - готовый сценарий для кинофильма. О части этой истории официально проинформировали руководителей редакций и отделов. Я рассказал М.А. Леонтовичу все, что слышал. Он молчал и был мрачен. Он ценил Б.Л. Сучкова, ему нравились его энтузиазм, энергия, тактичность, умение налаживать контакты с Академией наук и со своими сотрудниками - академиками. Михаил Александрович явно не верил в эту историю.
А комиссия между тем читая личные дела, обнаружила, что кадры сильно “засорены” Б.Л. Сучковым. Комиссия считала естественным необходимость “чистки” кадрового состава. Я тоже имел встречу с председателем комиссии. Я ему уже заранее не понравился, точнее, его не устраивали мои анкетные данные, где шла речь о моих родителях, репрессированных в 1938 г. (может быть, излишне говорить о том, что потом была полная реабилитация, но тогда до этого было еще далеко). Председатель сурово попросил меня пояснить срыв плана выпуска литературы по физике. Мне стало ясно, что в ИИЛ мне не работать и, следовательно, терять особенно нечего. Но все же я сказал, что имеющиеся у него сведения не соответствуют действительности, и легко доказал это, но не убедил. Ему все было ясно *.
* Когда произошла моя первая встреча с Б.Л. Сучковым, я ему рассказал о себе, и об осложняющих факторах тоже. “Для меня это не важно, - сказал он. - кроме того, вас рекомендует М.А. Леонтович и для меня этого достаточно”. Я удивился, ибо директора институтов и предприятий в те времена были осторожны; я знал это на опыте.Через несколько дней на заседание комиссии пригласили М.А. Леонтовича. Там же был и директор издательства А.В. Морозов. Председатель доложил, что “есть мнение” о необходимости немедленно освободить А.А. Гусева от работы. Михаил Александрович попросил пояснить - почему? Чье мнение? Ему еще раз повторили, как тупому ученику, что “есть мнение”. Он тем не менее настаивал. Тогда неохотно и очень четко ему сказали, в чем дело. Он тотчас встал. “Так вот, - сказал он, - я считаю ваши действия незаконными. Я назначен сюда Центральным Комитетом партии, и я отвечаю за штат физической редакции. Если сделаете что-либо без моего согласия, я немедленно отправлюсь в ЦК”. Затем он, не прощаясь, вышел и, не заходя в редакцию, сразу уехал из издательства. И никому ничего не рассказал.Разговор на комиссии я восстановил по фрагментам позднее из рассказов некоторых из присутствовавших. Кое-что потом сообщил и Михаил Александрович. А события далее развивались так: “Что это он, этот академик, - спросил директора председатель комиссии, - он что, в самом деле пойдет в ЦК?” Морозов был человеком осторожным и опытным, он уже разобрался в ситуации в издательстве. Как всегда неторопливо он подтвердил: “Этот - пойдет”. После непродолжительного молчания комиссия решила этот вопрос отложить. А потом он уже не возник.