ПРОИСХОЖДЕНИЕ ЧЕЛОВЕКА
И
ПОЛОВОЙ ОТБОР

 

Глава VII

O ЧЕЛОВЕЧЕСКИХ РАСАХ

Природа и значение видовых признаков. - Применение к человеческим расам. - Доводы за и против признания так называемых человеческих рас за отдельные виды. - Подвиды. - Моногенисты . полигенисты. - Конвергенция признаков. - Многочисленные черты сходства по телесным и умственным признакам между самыми отдаленными человеческими расами. - Состояние человека при его первом появлении на земле. - Каждая раса не произошла от одной пары. - Вымирание рас. - Образование рас. - Результаты скрещивания. - Слабое влияние прямого действия условий жизни. - Слабость или полное отсутствие влияния естественного отбора. - Половой отбор.

Я не намерен входить здесь в описание различных так называемые человеческих рас, а хочу только разобрать, какое значение имеют различия между ними с точки зрения классификации и как они произошли. При решении вопроса, следует ли признавать две или более родственные формы за виды или разновидности, естествоиспытатели руководятся на практике следующими соображениями: именно, как велика сумма различий между ними; касаются ли эти различия немногих или многочисленных особенностей строения; имеют ли они физиологическое значение и, наконец (что всего важнее), постоянны ли они, Постоянство признаков - вот что по преимуществу отыскивается и ценится естествоиспытателями. Если можно доказать или сделать вероятным, что рассматриваемые формы оставались отличными друг от друга в течение долгого времени, то получается очень важный аргумент для признания этих форм за отдельные виды. Даже легкая степень бесплодия между двумя формами при их первом скрещивании или между их потомками считается обыкновенно решающим признаком их видового различия. А их постоянство при отсутствии смешения в пределах одного ареала считается обыкновенно достаточным доказательством или известной степени взаимного бесплодия, или - у животных - некоторого взаимного отвращения к половому сближению.

Независимо от смешения вследствие скрещивания, полное отсутствие в хорошо изученной области разновидностей, соединяющих между собой какие-либо две близкородственные формы, представляет, может быть, наиболее важное из всех доказательств их видового различия. И это соображение несколько иного характера, чем простое постоянство признаков, потому что две формы могут быть крайне изменчивы и несмотря на это не образовать переходных разновидностей. Географическое распространение принимается также в расчет иногда бессознательно, иногда намеренно. Таким образом, формы, живущие в двух весьма отдаленных областях, где большинство остальных обитателей представляют видовые различия, считаются обыкновенно также особыми видами. Но на самом деле этот способ нисколько не помогает отличать географические расы от так называемых хороших или настоящих видов.

Попробуем теперь приложить эти общепринятые принципы к человеческим расам, рассматривая человека с той же точки зрения, как естествоиспытатель стал бы рассматривать всякое другое животное. Что касается величины различий между расами, то мы должны положить на весы тонкую способность анализа, приобретенную нами вследствие долгой привычки наблюдать над собой. В Индии, как замечает Элфинстон *, новоприезжий европеец хотя и не может с самого начала отличать разнородных туземных рас, но быстро начинает находить их весьма несходными между собой, тогда как индусы не могут сначала заметить ни малейшей разницы между несколькими европейскими расами.

* Еlрhinstоne, History of India, 1841, т. I, стр. 323. Священник Рипа делает совершенно то же замечание относительно китайцев.
Даже самые несходные из человеческих рас более похожи друг на друга по внешнему виду, чем можно было ожидать на первый взгляд; так, некоторые негритянские племена составляют исключение, в то время как другие племена, как мне пишет д-р Ролфс и как я видел сам, имеют черты кавказских племен. Хорошей иллюстрацией этого сходства могут служить французские фотографии в антропологической коллекции парижского музея, снятые с представителей различных рас; большинство их, как замечали многие лица, которым я показывал эту коллекцию, могло бы быть принято за европейцев. Тем не менее, эти люди в живом виде показались бы, без всякого сомнения, весьма отличными от нас, из чего ясно следует, что мы при наших суждениях руководимся в значительной степени цветом кожи и волос и незначительными различиями в чертах и выражении лица.

Нет, однако, ни малейшего сомнения, что различные расы при внимательном сравнении и измерении весьма отличаются одна от другой, например, по строению волос, относительным пропорциям всех частей тела *, емкости легких, форме и емкости черепа и даже по извилинам мозга **. Но было бы бесконечной работой перечислять многочисленные подробности этих различий. Расы отличаются, кроме того, по телосложению, способности к акклиматизации и наклонности к различным болезням. Их духовная сторона представляет тоже много различий, главным образом, как кажется, в эмоциональном отношении, но также и по умственным способностям. Каждый, кто имел случай для сравнения, был, вероятно, поряжен контрастом между молчаливыми и даже угрюмыми туземцами Южной Америки и добродушными, разговорчивыми неграми. Почти такая же противоположность существует между малайцами и папуасами ***, которые живут в одинаковых внешних условиях и отделены друг от друга только узкой полосой моря.

* Большое число измерений белых, черных и индусов помещено в В.A. Gоuld, Investigations in the Military and Anthropolog. Statistics of American Soldiers, 1869, стр. 298-358. О емкости легких стр. 471. См. также многочисленные и ценные таблицы д-ра Вейсбаха по наблюдениям д-ров Шерцера и Шварца в “Reise der Novara, Anthrop. Theil”, 1867 [110].

** См., например, описание мозга бушменки: Marshall, “Phil. Transact.”, 1864, стр. 519.

*** Wallace, The Malay Archipelago, т. II, 1869, стр. 178.

Мы разберем сначала доводы, которые могут быть приведены в пользу признания человеческих рас за отдельные виды, и затем - доводы против такого признания. Если бы естествоиспытателю, никогда не видавшему подобных существ, пришлось сравнивать между собой негра, готтентота, австралийца или монгола, он заметил бы сразу, что они отличаются друг от друга по множеству признаков, из которых одни имеют небольшое, а другие важное значение. При дальнейшем исследовании он нашел бы, что они приспособлены к жизни в совершенно различных климатах и отличаются несколько по телосложению и умственному складу. Если бы ему затем сказали, что сотни подобных экземпляров могут быть привезены из тех же стран, он объявил бы, без всякого сомнения, что они представляют такие же чистые виды, как многие другие, которым он привык давать особые видовые названия. Он нашел бы сильное подкрепление для своего заключения, узнав, что все эти формы удержали свои отличительные признаки в течение многих столетий и что негры, очевидно, тождественные с существующими неграми, жили, по крайней мере, 4000 лет тому назад *. Далее ему пришлось бы слышать от превосходного наблюдателя, д-ра Лунда **, что человеческие черепа, найденные в пещерах Бразилии вместе с остатками многих вымерших млекопитающих, принадлежали к тому самому типу, как и преобладающее теперь население американского материка [111].
* Относительно изображений в знаменитых египетских пещерах Абу-Симбеля г-н Пуше (Pouchet) говорит (“Plurality of the Human Races”, английский перевод, 1864, стр. 50), что он далеко не нашел сходства изображений с той дюжиной народов, которые некоторые авторы думают в них видеть. Даже некоторые из наиболее характерных рас не могут быть отождествлены с той уверенностью, которую следовало бы ожидать после того, что было писано об этом предмете. Так, м-ры Нотт и Глиддон (Nоtt  a. Gliddоn, Types of Mankind, стр. 148) уверяют, что Рамзес II, или Великий, отличался изящными европейскими чертами лица, тогда как Нокс, строго верящий в видовые различия человеческих рас (Knox, Races of Man, 1850, стр. 201), говоря о молодом Мемноне (лице тожественном, как извещает меня м-р Бирч, с Рамзесом II), утверждает самым положительным образом, что он тождествен по типу с антверпенскими евреями. Далее, рассматривая в Британском музее с двумя компетентными судьями (лицами, служащими при музее) статую Амунофа III, мы согласились, что в чертах его сильно выражен тип негра, тогда как м-ры Нотт и Глиддон (там же, стр. 146, рис. 53) описывают его как гибрида, но без примеси негритянской крови.

** Упоминается у м-ров Нотта и Глиддона (“Types of Mankind”, 1854, стр. 439). Они приводят также убедительные доказательства, но, по мнению Фогта, предмет этот требует дальнейших исследований.

Наш естествоиспытатель обратился бы, может быть, затем к географическому распространению и, вероятно, заявил бы, что формы, отличающиеся не только по внешнему виду, но способные существовать в самых разнородных климатах, в самых жарких, сырых или сухих странах, равно как и в арктической области, должны быть отдельными видами. Он мог бы сослаться на тот факт, что ни один из видов группы, ближайшей к человеку, именно из четвероруких, не способен выдерживать низкой температуры и значительных перемен климата; что, далее, те виды, которые наиболее приближаются к человеку, никогда не доживали до зрелого возраста даже в умеренном климате Европы. На него произвел бы большое впечатление факт, замеченный впервые Агассицом *,что различные человеческие расы распределены на земле по тем же зоологическим провинциям, где обитают неоспоримо различные виды и роды млекопитающих.
* Agassiz, Diversity of Origin of the Human races в  “Christian Examiner”, июль 1850.
Этот факт выражен всего резче на австралийской, монгольской и негритянской расах; менее ясно на готтентотах и снова очень ясно на папуасах и малайцах, которые разделены, как показал м-р Уоллес, почти той же границей, которая отделяет обширную малайскую и австралийскую зоологические провинции друг от друга. Коренные обитатели Америки рассеяны по всему материку; факт этот, повидимому, противоречит высказанному выше правилу, потому что большинство живых существ южной и северной половины весьма различны. Несмотря на это, немногие из живущих в настоящее время форм, например, опоссум, распространены от одного конца материка до другого, как были распространены некогда некоторые из исполинских Edentata. Эскимосы, подобно другим арктическим животным, населяют все полярные области. Нужно заметить, что степень отличий млекопитающих животных, населяющих различные зоологические провинции, не соответствует степени обособления этих провинций друг от друга; следовательно, едва ли можно принимать за уклонение от нормы, если негр отличается от других человеческих рас более, а американец гораздо менее, чем млекопитающие, живущие на тех же материках, от животных, населяющих другие провинции. Нужно заметить, что, судя по всему, человек не населял первоначально ни одного из океанических островов; в этом отношении он походит на прочих членов своего класса [112].

При решении вопроса о том, должны ли предполагаемые разновидности какого-либо из домашних животных расцениваться именно как разновидности или же как различные виды, т.е. произошли ли все они от различных диких видов, каждый натуралист будет придавать большое значение тому, различны ли в видовом отношении их наружные паразиты. Такой факт имел бы тем большее значение, что он представлялся бы исключительным; ибо, как сообщает мне м-р Денни, наиболее различающиеся породы собак, домашней птицы и голубей в Англии инфицированы одним и тем же видом вшей. Между тем, м-р A. Meppeй тщательно исследовал вшей, собранных в разных странах у различных рас человека *, и обнаружил, что они отличаются не только по цвету, но и по строению своих когтей и лапок.

* А. Murray, “Transact. R. Soc. of Edinburgh”, т. XXII, 1801, стр. 507.
Во всех случаях, когда удавалось получить большое количество экземпляров, различия эти оказывались постоянными. Врач одного китобойного судна на Тихом океане уверял меня, что вши, которые водились массами на некоторых из бывших на корабле туземцев Сандвичевых островов, попав к английским матросам, умирали через три-четыре дня. Эти вши были темнее цветом и отличались по форме от водящихся на туземцах Чилоэ в Южной Америке. Я получил от него несколько экземпляров этих последних вшей и они оказались крупнее и гораздо мягче европейских вшей. М-р Мёррей достал четыре формы вшей из Африки, именно от негров восточного и западного берега, готтентотов и кафров, две формы от австралийских туземцев, две из Южной и две из Северной Америки. В этом случае можно было быть уверенным, что вши происходили от туземцев, населявших различные области. У насекомых незначительные различия в строении, если только они постоянны, рассматриваются обыкновенно как признаки видового значения, и тот факт, что различные человеческие расы страдают от паразитов, представляющих, по-видимому, видовые различия, может быть по справедливости приведен как довод в пользу того, что и сами расы должны классифицироваться как различные виды [113].

Наш воображаемый естествоиспытатель, достигнув этих пределов в своих исследованиях, будет далее стремиться узнать, были ли человеческие расы в какой бы то ни было степени бесплодны при скрещивании. Он может обратиться к сочинению * осторожного и мыслящего наблюдателя профессора Брока и найдет здесь факты, доказывающие, что некоторые расы были вполне плодовиты при скрещивании, тогда как другие оставались бесплодными.

* Broca, On the phenomena of hybridity in the Genus Homo, английский перевод, 1864.
Так, указывалось, что туземные женщины Австралии и Тасмании редко рождают детей от европейцев; впрочем, теперь оказывается, что этому последнему факту нельзя придавать почти никакого значения. Помеси убиваются обыкновенно чистокровными туземцами: в недавнее время был напечатан отчет об одиннадцати молодых людях смешанной крови, убитых и сожженных и одно время; их останки были найдены полицией *.
* См. интересное письмо Т.A. Murray, “Anthropolog. Review”, апрель 1868, стр. LIII. В этом письме опровергается наблюдение графа Стрежелецкого, что австралийские женщины, имевшие детей от белого мужчины, остаются потом бесплодными с мужчинами собственной расы. Катрфаж также собрал (Quatrefagеs, “Revue des Cours Scientifiques”, март 1869, стр. 239) много фактов в пользу того, что австралийцы и европейцы не остаются бесплодными при скрещивании.
Уверяли также, что от браков между мулатами родится мало детей; однако д-р Бэчмэн из Чарлстоуна * положительно уверяет, что он знал семейства мулатов, которые вступали между собой в браки в продолжение многих поколений и, средним числом, оказывались так же плодовиты, как и чисто белые или негритянские семьи. Исследования, предпринятые сэром Ч. Ляйеллем по этому вопросу, привели его, как он сообщает мне, к тем же заключениям **. В Соединенных Штатах перепись за 1854 г. заключала, по д-ру Бэчмэну, 405751 мулатов; это число, если принять во внимание все обстоятельства, кажется небольшим, но оно объясняется до известной степени ненормальным и униженным положением этой группы и развратностью их женщин. Известная доля поглощения мулатов неграми должна постоянно увеличиваться, и это ведет к кажущемуся уменьшению числа первых. О меньшей долговечности мулатов говорится в сочинении, заслуживающем полного доверия ***, как об общеизвестном факте, и это обстоятельство, хотя н отличающееся от их уменьшенной плодовитости, быть может служит доказательством видового различия исходных рас.
* Васhman, An Examination of Prof. Agassiz's Sketch of the Nat. Provinces of the Animal World, Чарльстоун, 1855,стр. 44.

** Д-р Ролфс пишет мне, что, по его мнению, смешанные расы Большой Сахары произошли от арабов, берберов и негров - племен, отличающихся большой плодовитостью. С другой стороны, м-р Уинвуд Рид извещает меня, что негры Золотого Берега, хотя и чувствуют почтение к белым людям и к мулатам, придерживаются, однако, мнения, что браки между мулатами не должны совершаться, потому что дети, происшедшие от подобного брака, бывают хилы и немногочисленны.
Мнение его, по замечанию д-ра Рида, достойно внимания, потому что белые посещали Золотой Берег и жили здесь уже в течение четырехсот лет, следовательно туземцы имели достаточно времени убедиться в факте путем опыта.

*** В.A. GоuId, Military and Anthropological Statistics of American Soldiers, 1869, стр. 319.

Несомненно, что как животные, так и растительные гибриды, происшедшие от очень отдаленных видов, подвержены преждевременной смерти, но родители мулатов не могут быть отнесены к категории столь разнородных видов. Обыкновенный мул, столь известный по своей долговечности и силе и тем не менее бесплодный, служит примером того, что у гибридов нет обязательной связи между уменьшенной плодовитостью и долговечностью. Можно было бы привести еще другие аналогичные примеры. Если бы даже было доказано впоследствии, что все человеческие расы вполне плодовиты при смешении, то те лица, которые, на основании каких-либо других соображений, склонны были признавать в них отдельные виды, могут справедливо возразить, что плодовитость и бесплодие не представляют надежных критериев видового различия. Мы знаем, что эти свойства легко подвергаются влиянию измененных условий жизни или скрещиваний в тесных пределах и что они управляются крайне сложными законами, как, например, законом неравной плодовитости при взаимных скрещиваниях между двумя видами. Формы, которые должны быть признаны за несомненные виды, образуют постепенный ряд, начинающийся с таких, которые остаются совершенно бесплодными при скрещивании, и кончающийся почти или вполне плодовитыми. Степень бесплодия не совпадает строго со степенью различия между родителями по внешнему строению или образу жизни. Человека можно во многих отношениях сравнить с животными, находящимися с давнего времени в одомашненном состоянии: большое число фактов может быть приведено в пользу теории Палласа *, что одомашнивание стремится уничтожить бесплодие, представляющее столь общий результат при скрещивании видов в естественном состоянии. На основании всех этих различных соображений можно сказать с уверенностью, что если бы полная плодовитость скрещенных человеческих рас и была доказана, это не могло бы, безусловно, помешать нам отнести их к отдельным видам.
* “The Variation of Animals and Plants under Domestication”, т. II, стр. 109 [см. наст, изд., т. 4, стр. 524]. Я хочу напомнить здесь читателю, что бесплодие видов, скрещенных между собой, не есть особо приобретенное качество, но, подобно неспособности известных деревьев быть привитыми между собой, привходящее следствие других приобретенных различий.Природа этих различий неизвестна, но они относятся по преимуществу к воспроизводительной системе и гораздо менее к внешнему строению или обыкновенным различиям телосложения. Один из важных элементов бесплодия скрещенных видов лежит, повидимому, в том, что один из них или оба привыкли с давних пор к известным условиям жизни; мы знаем, что перемена во внешних условиях имеет особенное влияние на воспроизводительную систему, и у нас, как уже было замечено, есть основательные причины думать, что изменчивые условия домашнего состояния стремятся уничтожить бесплодие, столь общее между видами, скрещивающимися в естественном состоянии. Я показал в другом месте (там же, т. II, стр. 185, и “Origin of Species”, 5-е изд., стр.317 [наст, изд., т. 4, стр. 588, и т.д., стр. 497]), что бесплодие скрещенных видов не было приобретено путем естественного отбора. Мы видим, что когда две формы стали уже значительно бесплодными, то почти невозможно, чтобы их бесплодие было усилено сохранением или переживанием все более и более бесплодных особей. В самом деле, по мере того как усиливается бесплодие, получается все меньшее и меньшее число особей, способных иметь потомков, и, наконец, должны будут родиться только единичные особи через долгие промежутки времени. Существует, однако, еще высшая степень бесплодия, чем только-что описанная. Гертнер и Кельрейтер показали, что в родах растений, состоящих из многочисленных видов, можно получить непрерывный ряд, начиная с таких видов, которые при скрещивании с другими видами дают все меньше и меньше семян, и кончая видами, которые никогда не дают семян и тем не менее подвергаются влиянию пыльцы других видов, потому что завязь набухает. Тут, очевидно, невозможно подобрать наиболее бесплодных особей, уже переставших давать семена. Следовательно, высшая степень бесплодия, когда реагирует только завязь, не может быть приобретена путем отбора. Эта высшая степень и, без сомнения,, другие степени бесплодия представляют привходящие результаты некоторых неизвестных различий в строении воспроизводительной системы скрещенных видов.
Независимо от плодовитости, полагали, что признаки гибрида могут служить указанием на то, следует ли принимать его родителей за виды или разновидности. Но после внимательного изучения фактов и убедился, что ни одно из общих правил этой категории не заслуживает безусловного доверия. Обыкновенный результат скрещивания есть появление смешанной или промежуточной формы, но в известных случаях одни из потомков напоминают более отца, а другие - мать. Чаще всего это случается, когда родители отличаются такими признаками, которые впервые возникли как внезапные видоизменения или уродства *. Я указываю на это явление ввиду сообщенного мне д-ром Ролфсом факта, что он часто наблюдал в Африке потомков негров, скрещивавшихся с различными другими расами и имевших либо совершенно черную, либо совершенно белую кожу и реже - переходного оттенка. Известно, с другой стороны, что в Америке мулаты занимают обыкновенно промежуточное место по своей внешности.
* “The Variation of Animals” etc., т. II, стр. 92. [См. наст, изд., т. 4, стр. 510.]
Итак, мы видим, что естествоиспытатель может, с полным убеждением и справедливости своего воззрения, принимать человеческие расы за отдельные виды. В самом деле, он нашел между ними многочисленные и отчасти очень важные различия в строении и телосложении и убедился, что эти различия оставались почти постоянными в течение долгих периодов времени. Он должен был также обратить внимание на громадную распространенность человека, представляющую большую аномалию в классе млекопитающих, если рассматривать человеческий род как один вид. Далее, нашего естествоиспытателя должно было поразить географическое распространение так называемых человеческих рас, соответствующее распространению других, бесспорно различных иидов млекопитающих. Наконец, он может опираться на тот факт, что взаимная плодовитость всех рас еще не вполне доказана и, если бы даже была доказана, не могла бы служить абсолютным доказательством их видовой тожественности.

Если наш воображаемый естествоиспытатель начнет искать доводы в пользу противоположного воззрения и станет исследовать, держатся ли различные человеческие племена подобно различным видам животных отдельно друг от друга при совместной жизни большими массами в одной стране, - он немедленно убедится, что этого нет. В Бразилии он встретит громадное смешанное население, происшедшее от негров и португальцев; на Чилоэ и в других частях Южной Америки найдет, что все население состоит из индейцев и испанцев, смешанных в различных степенях *. Во многих местах того же материка он встретит самые сложные скрещивания между неграми, индейцами и европейцами, и такие тройные скрещивания представляют лучшее доказательство взаимной плодовитости родительских форм, если судить по аналогии с явлениями растительного царства. На одном из островов Тихого океана он найдет небольшое населенно смешанной полинезийской и английской крови, а на архипелаге Фиджи - население из полинезийцев и негритосов, скрещенных во всех степенях. Можно было бы привести много аналогичных случаев из Африки. Отсюда следует, что человеческие расы недостаточно различны, чтобы существовать в одной стране, не смешиваясь, а отсутствие смешения служит обыкновенным и лучшим признаком видового различия [114].

* Катрфаж приводит (Quatrefages, “Anthropol. Review”, январь 1869, стр. 22) интересный отчет об успехах и энергии паулистов в Бразилии, сильно смешанной расы из португальцев и индейцев с примесью крови других рас.
Наш естествоиспытатель был бы также весьма озадачен, заметив, что отличительные признаки каждой из человеческих рас крайне изменчивы. Этот факт поражает каждого, кто видит в первый раз в Бразилии негров-рабов, привезенных из разных частей Африки. То же замечание может быть сделано относительно полинезийцев и многих других рас. Едва ли можно найти хотя бы один признак, который характеризует только какую-либо одну расу и остается неизменным. Дикари, даже в пределах того же племени, далеко не так однообразны по своему внешнему виду, как обыкновенно думают. У готтентоток встречаются некоторые особенности, более резко выраженные, чем у всех других рас, но, как известно, и эти особенности непостоянны. Американские племена весьма различны по цвету кожи и обилию волос; между африканскими неграми встречается также легкое различие в цвете кожи и весьма большое в чертах лица. Форма черепа сильно изменчива у некоторых рас *. То же можно сказать о всех других признаках. Теперь уже все естествоиспытатели научены дорого купленным опытом, насколько поспешно определять виды с помощью непостоянных признаков.
* Например, у туземцев Америки и Австралии. Профессор Гёксли говорит (“Transact. Internat. Congress of Prehist. Arch.”, 1868, стр. 105), что черепа многих южногерманцев и швейцарцев “так же коротки и широки, как у татар” и т.д. [115]
Но наиболее веский из всех доводов против признания человеческих рас за особые виды состоит в том, что различные расы постепенно переходят одна в другую, и во многих случаях (насколько мы можем судить) совершенно независимо от происшедших между ними скрещиваний. Человек был изучаем старательнее всех других животных, и тем не менее между наиболее компетентными судьями существует крайнее разногласие относительно того, следует ли рассматривать человека как один вид, или расу, или как несколько - два (Вирей), три (Жакино), четыре (Кант), пять (Блюменбах), шесть (Бюффон), семь (Гёнтер), восемь (Агассиц), одиннадцать (Пикеринг), пятнадцать (Бори-Сент-Винсен), шестнадцать (Демулен), двадцать два (Мортон), шестьдесят (Крауфорд) или даже шестьдесят три (Бурке) *. Это различие в мнениях не доказывает, что расы не должны быть рассматриваемы как особые виды, но оно служит указанием на то, что они переходят одна в другую и что едва ли возможно найти между ними ясные отличительные признаки [116].
* См. хороший разбор этого вопроса у Waitz, "Introduct. to Anthropology”, английский перевод, 1863, стр. 198-208, 227. Я заимствовал некоторые из приведенных выше фактов из H. ТuttIe, Origin and Antiquity of Physical Man, Бостон, 1866, стр. 35.
Каждый естествоиспытатель, имевший несчастье предпринять описание группы очень изменчивых организмов, встречал случаи (я говорю на основании опыта), совершенно подобные разбираемому нами случаю с человеком. Если он обладает осторожным характером, то, вероятно, соединит в конце концов все формы, переходящие одна в другую, в один вид, потому что должен будет признаться самому себе, что не имеет права давать названий предметам, которых не в состоянии определить.

Подобные случаи встречаются в отряде, заключающем в себе человека, именно в некоторых родах обезьян, тогда как у других родов, например, у мартышек (Cercopithecus), большинство видов может быть, определено с точностью. В американском роде Cebus различные формы признаются одними естествоиспытателями за отдельные виды, другими же лишь за географические расы. Если бы большое число экземпляров Cebus было собрано из разных частей Южной Америки и при их сравнении оказалось бы, что формы, которые считаются теперь особыми видами, постепенно переходят друг в друга, то их, как обычно, сочли бы простыми разновидностями, или расами. Таким же образом поступила большая часть естествоиспытателей относительно человеческих рас. Тем не менее, нужно признаться, что существуют формы, по крайней мере в растительном царстве *, которые мы должны считать отдельными видами, несмотря на то, что они соединены между собой, независимо от скрещивания, бесчисленными переходными ступенями.

* Проф. Негели (Nageli) старательно описал несколько поразительных примеров в своих “Botanische Mittheilungen”, т. II, 1866, стр. 294-369. Проф. Аза Грейi делает аналогичные замечания о некоторых промежуточных формах сложноцветных Северной Америки.
Никоторые естествоиспытатели стали в новейщее время употреблять выражение “подвиды” для обозначения форм, которые обладают многими из отличительных признаков настоящих видов, но не |вполне заслуживают столь высокого ранга. Если мы взвесим, с одной стороны, важные доводы, приведенные выше в пользу возведения человеческих рас в степень видов, а с другой стороны, непреодолимые трудности, встречаемые при их определении, то выражение “подвиды” может показаться нам весьма уместным. Но вследствие долгой привычки термин “раса” останется, вероятно, навсегда в употреблении. Выбор термина важен лишь потому, что для нас крайне нежелательно употреблять, насколько это возможно, одинаковые выражения для тождественных степеней различия. К несчастью, это редко бывает возможно, потому что в одном семействе большие роды заключают в себе обыкновенно близкие формы, которые могут быть отделены дpvг от друга лишь с большим трудом, тогда как меньшие роды заключают в себе формы с резко выявленными различиями, и несмотря на это как те, так и другие должны быть признаны за виды. Далее, виды того большого рода сходны между собой далеко не в одинаковой степи; напротив, в большинстве случаев некоторые из них могут быть собраны в маленькие группы вокруг других видов подобно спутникам вокруг планет *.
* “Origin of Species”, 5-е изд., стр. 68.
Вопрос о том, состоит ли человеческий род из одного или нескольких видов, в последние годы много раз обсуждался антропологами, которые делятся на две школы - моногенистов и полигенистов [117]. Те, которые но признают принципа эволюции, должны смотреть на виды или как на и произведение отдельных актов творения, или как на единицы, самостоятельные в каком-нибудь отношении. Они должны решать вопрос о правах различных форм человека на степень вида, по аналогии с другими органическими существами, принимаемыми обыкновенно за^отдельные виды. Было бы, однако, безнадежной попыткой решить этот вопрос на здравых основаниях, пока не будет установлено повсеместно точного определения слова “вид”; а в этом определении не должно, конечно, заключаться элемента, которого нельзя было бы проверить, каково, например, понятие об отдельном акте творения. Мы могли бы точно также безуспешно пытаться решить без всякого определения, должно ли известное число домов быть названо селом, местечком или городом. Мы имеем наглядный пример подобного затруднения в нескончаемых сомнениях, возникающих в связи с вопросом, должны ли многочисленные близкородственные млекопитающие, птицы, насекомые и растения, которые соответственно замещают друг друга в Европе и Северной Америке, быть признаны отдельными видами или географическими расами. То же повторяется и относительно живых существ, населяющих многие острова, лежащие на недалеком расстоянии от ближайшего к ним материка.

С другой стороны, те естествоиспытатели, которые признают принцип эволюции - и к этому числу принадлежит большинство известных ученых, - не будут сомневаться в том, что все человеческие расы произошли от одного первоначального корня, независимо от того, будут ли они считать приемлемым обозначать эти расы как особые виды, с целью определения степени существующих между ними различий *. Относительно наших домашних животных вопрос, произошли ли многочисленные породы от одного или нескольких видов, принимает несколько иную форму. Хотя все эти породы, подобно всем естественным видам одного рода, произошли несомненно от одного корня, тем не менее можно спорить о том, приобрели ли, например, все домашние породы собак свои теперешние особенности после того времени, как какой-либо один вид был впервые обращен в домашнее состояние человеком, или же эти породы унаследовали некоторые свои признаки от различных видов, уже видоизмененных в естественном состоянии. Такой вопрос не может быть поднят относительно человека, так как нельзя сказать, что он одомашнивался в какой-либо особый период времени.

* См. по этому предмету Huxley, “Fortnightly Review”, 1865, стр. 275.
На ранней ступени отделения человеческих рас от общего ствола различия между расами и их число были невелики [118]. Следовательно, насколько вопрос касается их отличительных признаков, они в то время имели меньше прав на степень отдельных видов, чем ныне существующие так называемые расы. Тем не менее, такие древние расы могли бы быть признаны каким-либо естествоиспытателем за особые виды (настолько произвольно употребляется термин вид), если бы их различия, хотя и весьма незначительные, были более постоянны, чем сейчас, и не переходили постепенно одно в другое.

Возможно, впрочем, хотя и очень далеко от вероятности, что древние родоначальники человека сначала значительно дивергировали по своим признакам, пока они не стали отличаться друг от друга больше, чем какие-либо из существующих рас, но что впоследствии, как полагает Фогт *, они конвергировали по своим признакам. Когда человек подбирает для одной и той же цели потомков двух различных пород, он иногда достигает значительного сближения во внешних признаках.

* Vоgt, Lectures of Man, английский перевод, 1804, стр. 468.
Такой пример представляют, как показал фон-Натузиус *, улучшенные породы свиней, происшедшие от двух различных видов, и - в не столь резкой степени - улучшенные породы рогатого скота. Выдающийся анатом Грасиоле утверждает, что человекообразные обезьяны не составляют естественной подгруппы, но что оранг есть лишь высокоразвитый, гиббон или Semnopithecus; шимпанзе - высокоразвитый макак, а горилла - высокоразвитый мандрилл. Если допустить это заключение, основанное почти исключительно на мозговых признаках, то мы будем иметь случай конвергенции, по крайней мере, по внешним признакам,потому что человекообразные обезьяны во многих отношениях гораздо более похожи друг на друга, чем на прочих обезьян. Все аналогичные сходства, как, например, сходство между китом и рыбой, могут быть действительно признаны случаями конвергенции, но это выражение никогда не было прилагаемо к поверхностным сходствам, происшедшим вследствие приспособления.
* Nathusius, Die Racen des Schweines, 1860, стр. 46; Vorstudien fur die Geschachte etc. Schweineschadel, 1864, стр. 104. Относительно рогатого скота см. Quatrefages, Unite de l'Espece Humaine, 1861, стр. 119.
Было бы в большинстве случаев крайне поспешно причислять к конвергенциям близкое сходство во многих чертах строения у видоизмененных потомков живых существ, которые значительно отличались друг от друга. Форма кристалла определяется одними молекулярными силами, и нисколько не удивительно, что разнородные вещества принимают иногда одну и ту же форму. Но когда дело касается организмов, мы не должны упускать из виду, что форма каждого зависит от бесконечного числа сложных отношений, например, от возникших видоизменений, которые, в свою очередь, были обусловлены причинами, слишком сложными для того, чтобы их можно было проследить в точности, от характера сохранившихся видоизменений, а сохранение последних определяется окружающими внешними условиями и еще более окружающими организмами, с которыми приходится вести борьбу, и, наконец, тут играет роль и наследственность (сама по себе колеблющийся элемент) от бесконечного числа предков, особенности которых, в свою очередь, были определены столь же сложными отношениями. Кажется совершенно невероятным, чтобы видоизмененные потомки двух организмов, резко отличавшихся друг от друга, могли когда-либо впоследствии конвергировать до степени сходства, близкого к тожественности всей их организации. В упомянутом выше случае конвергенции пород свиней следы их происхождения от двух первоначальных корней все еще ясно сохранились, по описанию фон-Натузиуса, в некоторых костях их черепов. Если бы человеческие расы произошли, как полагают некоторые натуралисты, от двух или более различных видов, отличавшихся друг от друга настолько же или почти настолько же, как оранг от гориллы, то едва ли можно сомневаться, что резкие различия в строении некоторых костей все еще встречались бы у человека в его теперешнем состоянии [119].

Хотя существующие человеческие расы отличаются одна от другой во многих отношениях, - по цвету кожи, волосам, форме черепа, пропорциям тела и т. д., - тем не менее оказывается, если брать в расчет их общую организацию, что они близко походят друг на друга по множеству признаков. Многие из этих общих признаков так маловажны или своеобразны, что кажется крайне невероятным, чтобы они могли быть приобретены независимо друг от друга первоначально различными видами или расами. То же относится, в равной или большей степени, к многочисленным чертам умственного сходства между самыми различными из человеческих рас. Коренные обитатели Америки, негры и европейцы, разнятся между собой по уму настолько же, как и любые другие три расы, которые мы назовем. Несмотря на это, во время моего пребывания на корабле “Бигль” вместе с туземцами Огненной Земли меня постоянно поражали многочисленные мелкие черты характера, показывавшие большое сходство между умом этих людей и нашим; то же самое я могу сказать относительно чистокровного негра, с которым мне случилось однажды быть близко знакомым.

Тот, кто внимательно прочтет интересные сочинения м-ра Тэйлора и сэра Дж. Лёббока *, будет, без сомнения, глубоко поражен близким сходством между людьми всех рас во вкусах, наклонностях и привычках. Это сходство выражается в удовольствии, которое доставляет всем им пляска, грубая музыка, театральные представления, живопись, татуировка и другие способы украшения своего тела; оно выражается, далее, во взаимном понимании жестов и в одинаковых выражениях лица и тожественных нечленораздельных криках при возбуждении одинаковыми эмоциями.

* Tylor, Early History of Mankind, 1865. Относительно разговора жестами см. стр. 54. Lubbock, Prehistoric Times, 2-е изд., 1869.
Сходство, или вернее, тожество, в этих последних чертах поразительно, если противопоставить его-разнообразным выражениям и крикам, которые производятся различными видами обезьян. Вполне очевидно, что искусство стрелять из лука не было передано каким-либо общим прародителем человеческого рода; несмотря на это, каменные наконечники стрел, привезенные с самых отдаленных концов земли и изготовленные в самой отдаленной древности, почти тожественны между собой, как показали Вестроп и Нильсон *. Этот факт может быть объяснен только сходством изобретательных и умственных способностей у различных рас. То же наблюдение было сделано археологами ** относительно некоторых широко распространенных украшений, например, зигзагов [на посуде] и т. д., и некоторых простых верований и обычаев, как, например, обычая хоронить мертвых под мегалитическими сооружениями. Я помню, меня поразило, что в Южной Америке ***, как и в очень многих других частях света, человек выбирает обыкновенно вершины высоких холмов для нагромождения груды камней в память какого-нибудь замечательного события или для погребения умерших.
* Н.М. Westropp, On analogous Forms of Implements, “Mem. of Anthrop. Soc”; The Primitive Inhabitants of Scandinavia, английский перевод, изданный сэром Лёббоком, 1868, стр. 104.

** Westropp, On Cromlechs etc. “Journal of Ethnological Soc”, цитир. no “Scientific Opinion”, июнь 2, 1869, стр. З.

*** “Journal of Researches: Voyage of the “Beagle”, стр. 46.

Когда натуралисты замечают близкое сходство в многочисленных мелких подробностях привычек, вкусов и наклонностей между двумя или более домашними породами или между близкородственными естественными формами, они видят в этом факте доказательство того, что все эти формы произошли от общего родоначальника, отличавшегося такими же особенностями, и принимают вследствие этого, что все эти животные должны быть отнесены к одному виду. Те же доводы могут быть применены с еще большей силой к человеческим расам [120].

Так как невероятно, чтобы многочисленные и маловажные черты сходства между различными человеческими расами по физическому строению и умственным способностям (я не говорю здесь о сходных обычаях) были все приобретены одной расой независимо от другой, то они, очевидно, должны были быть унаследованы от предков, отличавшихся этими особенностями. Таким образом, мы приобретаем некоторое понятие о древнем состоянии человека, прежде чем он шаг за шагом распространился по лицу земли. Распространению человека по областям, разделенным морем, предшествовала, несомненно, значительная дивергенция признаков различных рас; в противном случае мы должны были бы иногда встречаться с одной и той же расой на различных материках, а этого никогда не бывает [121]. Сэр Дж. Лёббок, сравнив между собой ремёсла, употребительные в настоящее время у дикарей во всех частях света, перечисляет отдельно те, которые не могли быть известны человеку при его первом переселении из его прародины, потому что, будучи раз известными, они не могли бы быть вновь забыты *. Таким образом он показывает, что “копье, представляющее лишь дальнейшее развитие конца ножа, и палица, которая есть не что иное, как удлиненный молот, суть единственные дошедшие до нас [древнейшие] предметы”. Он допускает, однако, что искусство добывать огонь было, вероятно, уже открыто в то время, так как оно известно всем современным расам и было уже известно всем древним обитателям пещер в Европе. Быть может, искусство делать грубые челноки или илоты было тоже известно; но так как человек существовал в отдаленную эпоху, когда суша во многих местах имела совершенно другой уровень, чем теперь, то он мог тогда и без помощи лодок расселиться в широких пределах [122]. Сэр Дж. Лёббок находит, далее, невероятным, чтобы наши древние предки “могли считать до десяти, принимая во внимание, что столь многие расы, живущие теперь, не способны считать далее четырех”. Тем не менее, в этот древний период умственные и общественные способности человека едва ли могли быть в значительной степени ниже встречающихся теперь у самых грубых дикарей; иначе первобытный человек не мог бы сделать таких громадных успехов и борьбе за жизнь, какие видны из его раннего и обширного распространения.

* Lubbock, Prehistoric Times, 1869, стр. 574.
Опираясь на коренные различия между определенными языками, некоторые филологи вывели заключение, что при первом своем распространении в далеких пределах человек не был говорящим животным. Можно, однако, представить себе, что языки, гораздо менее совершенные, чем какой-либо из современных, дополняемые жестами, могли употребляться и, несмотря на это, не оставить никаких следов в последующих, более развитых языках. Без употребления какого бы то ни было языка, хотя бы самого несовершенного, кажется сомнительным, чтобы человеческий ум мог подняться до высоты, которую следует предполагать, исходя из его господствующего положения в столь раннее время [123].

Был ли первобытный человек достоин носить это имя в то время, когда ему были известны лишь немногие самые грубые ремёсла и когда его речь была крайне несовершенной, зависит от определения, которое мы даем этому слову. В ряду форм, нечувствительно переходя щих одна в другую от какого-либо обезьянообразного существа до человека в его современном состоянии, было бы невозможно точно указать, которой именно из этих форм следует впервые дать наименование “человека”. Но это вопрос весьма маловажный. Точно так же маловажно решение вопроса, следует ли смотреть на так называемые человеческие расы как на расы, виды или подвиды, хотя последнее название кажется наиболее соответствующим. Наконец, мы имеем право думать, что когда принцип эволюции получит всеобщее признать что, вероятно, совершится в скором времени, спор между моногенистами и полигенистами умрет тихой и незаметной смертью [124].

Существует еще один вопрос, который не следовало бы обойти молчанием, именно произошла ли, как предполагают некоторые, каждая из человеческих рас или каждый из подвидов от одной единственной пары родоначальников. У наших домашних животных можно легко создать новую породу от одной пары, имеющей какие-либо новые особенности, или даже от одной такой особи при старательном скрещивании изменяющихся потомков. Но большинство наших домашних пород было разведено не намеренно от подобранной пары, а бессознательно вследствие сохранения большего числа особей, изменившихся, хотя и в очень незначительной степени, в каком-либо полезном или вообще желательном отношении. Если в одной стране предпочитаются сильные и тяжелые лошади, а в другой более легкие и быстрые, то можно быть уверенным, что с течением времени образуются из них две различные подпороды, без всякого искусственного выбора особых пар для их разведения в обеих странах. Многие породы образовались таким путем, и в способе их образования повторяется то, что нам известно у естественных видов. Мы знаем, далее, что лошади, привезенные на Фолклендские острова, сделались через несколько поколений мельче и слабее, тогда как лошади, одичавшие в Пампасах, приобрели более грубые и большие головы.

Подобные изменения, очевидно, не могут быть отнесены на счет одной пары, но обязаны своим происхождением пребыванию многих особей в одинаковых условиях и, быть может, участию в этом принципа реверсии. Новые подпороды не произошли ни в одном из этих случаев от какой-либо одной пары, а от многих особей, видоизменившихся в различной степени, но в одном общем направлении. Мы можем, следовательно, заключить, что человеческие расы образовались тем же путем и что видоизменения их представляют или прямое следствие различных условий жизни или косвенный результат какого-либо рода отбора. Но мы вскоре вернемся к последнему вопросу.

Вымирание человеческих рас. Частичное или полное вымирание многих человеческих рас и подрас есть исторически доказанный факт; Гумбольдт видел в Южной Америке попугая, который был единственным живым существом, произносившим слова на языке исчезнувшего племени. Древние памятники и каменные орудия, которые находят во всех частях света и о которых не сохранилось никаких преданий у современных обитателей, указывают на значительную степень вымирания. Некоторые мелкие и рассеянные племена, остатки прежних рас, все еще попадаются в изолированных и обычно горных участках.

И Европе древние расы стояли, по Шафгаузену *, “на низшей ступени, чем наиболее грубые из современных дикарей”; они, следовательно, должны были отличаться до некоторой степени от всех существующих рас. Ископаемые остатки из Лез-Эйзи, описанные профессором Брока, хотя и принадлежат, к сожалению, к одной семье, указывают на расу с чрезвычайно своеобразной комбинацией низких, или обезьяньих, и высоких особенностей организации, - расу, "совершенно отличную от всех других древних или современных рас, о которых когда-либо приходилось слышать” **. Эта раса отличалась, следовательно, от четвертичной расы бельгийских пещер [125].

* Перевод в “Anthropological Review”, октябрь 1868, стр. 431.

** “Transact. Internat. Congress of Prehistoric Arch.”, 1868, стр. 172-175. См. также Broca, “Anthropological Review”, октябрь 1868, стр. 410 (перевод).

Человек может долгое время сопротивляться условиям, по-видимому, крайне неблагоприятным для его существования *. Человек жил долгое время на крайнем севере, без леса для постройки челноков или для изготовления орудий, имея одну лишь ворвань для топки и растаявший снег для питья. На самой южной окраине Америки огнеземельцы существуют не защищаемые одеждой или какими-либо постройками, достойными названия хижин. В Южной Африке туземцы бродят по сухим равнинам, где водится много опасных хищных зверей. Человек способен противостоять смертоносному климату в Тераи у подножья Гималаев и у зачумленных берегов тропической Африки.
* Gerland, Ueber das Aussterben der Naturvolker, 1868, стр. 82.
Вымирание происходит преимущественно от соперничества одного племени с другим, расы с расой. Разнообразные губительные влияния находятся постоянно в действии, уменьшая численность каждого дикого племени. Таковы, например, периодические голодовки, кочевой образ жизни и обусловленная этим смертность детей, продолжительное кормление грудью, войны, несчастные случаи, болезни, разврат, похищение женщин, детоубийство и особенно уменьшенная плодовитость. Если хоть одно из этих вредных влияний усиливается даже в незначительной степени, то племя начинает уменьшаться в числе; а когда одно из двух соседних племен сделается менее многочисленным и сильным, чем другое, то соперничество между ними скоро оканчивается войной, кровопролитиями, каннибальством, рабством и поглощением побежденного племени. Если более слабое племя и не бывает уничтожено так быстро, то, раз начав уменьшаться, оно обыкновенно продолжает уменьшаться до полного вымирания * [126].
* Герланд (там же, стр. 12) приводит ряд фактов в подтверждение этого мнения.
Когда цивилизованные народы приходят в столкновение с варварами, борьба бывает непродолжительной, за исключением тех случаев, когда убийственный климат благоприятствует коренным обитателям. Из причин, ведущих к победе цивилизованных народов, некоторые очень просты и ясны, другие же очень сложны и темны. Мы можем видеть, что обработка земли во многих отношениях должна быть гибельна для дикарей, потому что они не хотят или не могут изменить свой образ жизни. Новые болезни и пороки оказали в некоторых случаях чрезвычайно разрушительное действие, и кажется, что новая болезнь часто вызывает большую смертность, пока особи, наиболее восприимчивые к ее вредному влиянию, не вымрут мало помалу *; то же можно сказать о вредных последствиях употребления спиртных напитков и о непреодолимой наклонности к ним, встречаемой у стольких дикарей. Далее оказывается, как ни загадочен этот факт, что первое сближение отдаленных и разнородных рас порождает болезни **. М-р Спрот, внимательно изучавший вопрос о вымирании на острове Ванкувере, думает, что изменение образа жизни, которое всегда следует за вторжением европейцев, обусловливает многочисленные заболевания. Он придает также большое значение, казалось бы, столь маловажному обстоятельству, как, например, то, что туземцы “чувствуют себя неловко и становятся угрюмыми вследствие новых условий жизни вокруг них; они теряют привычные побуждения к деятельности и не получают новых взамен их” ***.
* См. заметки по этому предмету у Н. Holland, Medical Notes and Reflections, 1839, стр. 390.

** Я собрал (“Journal of Researches, Voyage of the “Beagle”, стр. 435 большое число фактов, относящихся к этому пред
мету. См. также Герланд, там же, стр. 8. Пёппиг говорит, что “дыхание цивилизации пагубно для дикарей”.

*** Sproat, Scenes and Studies of Savage Life, 1868, стр. 284.

Степень цивилизации играет чрезвычайно важную роль в успехе народов, приходящих в столкновение. Несколько столетий тому назад Европа боялась вторжений восточных варваров; теперь такой страх был бы смешным. Чрезвычайно любопытен факт, замеченный м-ром Бейджотом, что дикари не исчезали при столкновении с народами классической древности, как они исчезают теперь перед современными цивилизованными народами. В противном случае древние моралисты, конечно, обратили бы внимание на это явление; между тем ни у одного из писателей этого времени не встречается сожаления о гибнущих варварах *. Самой могущественной причиной вымирания является, по-видимому, во многих случаях уменьшение плодовитости, а также болезни, особенно среди детей, возникающие вследствие измененных условий жизни, хотя бы эти новые условия сами по себе и не были вредными. Я весьма обязан м-ру Г. Говорсу, обратившему мое внимание на этот предмет и доставившему мне касающиеся его сведения. Вот случаи, собранные мной [127].
* Bagehot, Physics and Politics, “Fortnightly Review”, 1 апреля 1868, стр. 455.
В Тасмании при появлении первых колонистов число туземцев одни определяли в 7000, другие в 20000. Число их вскоре значительно сократилось главным образом вследствие войн с англичанами и войн между собой. После памятной облавы, произведенной всеми колонистами, когда уцелевшие дикари отдались в руки правительства, число их равнялось всего 120 человекам; все они в 1832 г. были перевезены на о-в Флиндерс *. Этот остров, лежащий между Тасманией и Австралией, имеет 40 миль в длину и от 12 до 18 в ширину; остров, по-видимому, представляет здоровую местность, и с дикарями обращались хорошо. Тем не менее, здоровье их очень пострадало. В 1834 г. их оставалось (Бонвик, стр. 250) 47 взрослых мужчин, 48 взрослых женщин и 16 детей, а всего 111 душ.
* Все эти факты заимствованы из J. Вonwick, The Last of the Tasmanians, 1870.
В 1835 г. оставалось только 100. Вследствие такого быстрого уменьшения числа их, а также потому, что, по их мнению, они не вымирали бы так быстро в какой-либо иной местности, их перевезли в 1847 году в южную Тасманию, в Ойстэр-Ков. В это время (20 декабря 1847 г.) их было 14 мужчин, 22 женщины и 10 детей *. Но перемена места оказалась бесполезной. Болезни и смерть продолжали преследовать их, и в 1864 г. остались в живых 1 мужчина (он умер в 1864 г.) и 3 старых женщины. Бесплодие их женщин более замечательный факт, чем подверженность болезни и смерти. Когда в Ойстэр-Ков оставалось всего 9 женщин, они рассказывали Бонвику (стр. 386), что только две из них вообще имели детей: обе эти женщины вместе произвели только троих детей! По поводу такого необычайного положения вещей д-р Стори замечает, что возрастание смертности всегда сопровождало всякие попытки цивилизовать дикарей. “Если бы им дозволено было без помехи продолжать свою бродячую жизнь, у них рождалось бы более детей и смертность среди них была бы ниже”. М-р Девис, другой внимательный наблюдатель туземцев, замечает: “Число рождений было незначительно, число смертей велико. Причиной тому была в значительной степени перемена в образе жизни и в пище, но главным образом изгнание с Ван-Дименовой Земли и связанное с ним угнетенное состояние духа” (Бонвик, стр. 388-390). Подобные же явления были наблюдаемы в двух значительно удаленных друг от друга частях Австралии. Знаменитый исследователь ее, М-р Грегори, говорил м-ру Бонвику, что в Квинсленде “малая рождаемость ощущалась среди черных даже в местностях, лишь недавно заселенных белыми, и что вскоре наступит вымирание”. Из 13 туземцев, переселившихся из окрестностей залива Акулы на реку Мёрчисон, 12 умерло от истощения в течение трех месяцев **.
* По данным губернатора Тасмании сэра Денисона (W. Denison, Varieties of Vice-Regal Life, 1870, т. I, стр. 67).

** Об этом см. Воnwiсk, Daily Life of the Tasmanians, 1870, стр. 90, и в The Last of the Tasmanians, 1870, стр. 386.

Вымирание новозеландских маори было внимательно исследовано м-ром Фентоном в его замечательном отчете, из которого мы извлекаем псе следующие данные, за исключением одного *. Все признают, равно как и сами туземцы, что число их уменьшилось после 1830 г. и продолжает упорно уменьшаться и теперь. Хотя и невозможно было до сих пор произвести перепись туземцев, однако число их было довольно точно определяемо поселенцами в разных округах. Исчисление, достойное доверия, показывает, что в течение четырнадцати лот, предшествовавших 1858 году, уменьшение в числе маори составляло 19,42%. Некоторые из тщательно исследованных племен жили в местностях, отстоящих более чем на 100 миль друг от друга, одни на берегу моря, другие внутри страны, отличаясь до известной степени образом жизни и способами добывания пищи (стр. 28). Общее число их в 1858 году исчислялось в 53700 человек, а в 1872 г., спустя 14 лет, было предпринято новое исчисление, давшее цифру 36359 человек. Уменьшение, следовательно, составляло 32,29% **.
* “Observations on the Aboriginal Inhabitants of New Zealand, published by the Gouvernment", 1859.

** А. Кennedy, New Zealand, 1873, стр. 47.

 М-р Фентон, подробно указав на недостаточность различных причин, которыми объясняли это необычайное уменьшение народонаселения, как, например, новые болезни, распущенность женщин, пьянство, междоусобия и пр., приходит на основании веских соображений к заключению, что главной причиной является бесплодие женщин и необычайная смертность маленьких детей (стр. 31-34). В доказательство тому он указывает (стр. 33), что в 1844 году на одного ребенка приходилось 2,57 взрослых, между тем как в 1858 г. на одного ребенка приходилось уже 3,27 взрослых. Смертность между взрослыми также велика. Сверх того причину вымирания он видит в неравномерной рождаемости полов, ибо девочек рождается меньше, чем мальчиков. Это обстоятельство, зависящее от совершенно особых причин, я рассмотрю в следующей главе.

М-р Фентон сопоставляет поразительное уменьшение числа новозеландцев с увеличением населения в Ирландии, а ведь обе страны не особенно различаются по климату, и жители их в настоящее время довольно сходны по своему образу жизни. Сами маори (стр. 35) “приписывают свой упадок в известной степени влиянию нового пищевого режима и одежды, с сопутствовавшим им изменением в образе жизни”. Мы увидим, рассмотрев влияние измененных условий на плодовитость, что они, вероятно, правы. Уменьшение их числа началось между 1830 и 1840 годами, а м-р Фентон указывает (стр. 40), что около 1830 года был открыт и вошел в повсеместное употребление способ приготовления гнилой муки (маиса) посредством долгого вымачивания зерна в воде; из этого видно, что перемена в образе жизни туземцев наступила еще тогда, когда Новая Зеландия была мало засолена европейцами. При моем посещении Бухты Айлендс в 1835 г. я наблюдал значительные изменения в пище и одежде жителей: они выращивали картофель, маис и другие культурные растения и выменивали их на мануфактурные английские товары и на табак.

Из данных, приводимых в жизнеописании епископа Паттсона *, известно, что меланезийцы Новогебридских и соседних архипелагов в чрезвычайной степени страдали от болезней и вымирали в большом числе после того, как их перевезли в Новую Зеландию, на остров Норфольк и в другие здоровые местности с целью воспитать из них миссионеров.

* С.М. Jounge, Life of J.G. Patteson, 1874; см. особенно т. I, стр. 530.
Уменьшение числа туземных жителей Сандвичевых островов столь же известно, как и в Новой Зеландии. Лица вполне компетентные исчисляли их в 1779 г., когда Кук открыл острова, в 300000 душ. По вольной переписи 1823 г. число их было 142050. В 1832 и в последующие годы были предпринимаемы тщательные официальные переписи, но из них я имел возможность получить только следующие данные:
 
Годы Туземное население (за исключением 1832 и 1836 гг., когда в перепись попали немногие европейцы, жившие на островах) Годичный размер уменьшения в процентах, при допущении равномерного хода его в промежутки между последовательными переписями, которые предпринимались в различные сроки
1832
130 313 
 
1836
108 579
4,46
1853
71 019
2,47
1860
67 084
0,81
1866
58 765
2,18
1872
51 531
2,17

Из этой таблицы мы видим, что в течение 40 лет, в промежуток между 1832 и 1872 гг., население уменьшилось не менее, чем на 68%! * Большинство писателей приписывает это распущенности женщин, Прежним кровопролитным войнам, непосильному труду, которым были обременены покоренные племена, и ввезенным европейцами болезням, Которые в некоторых случаях были необычайно опустошительны. Без сомнения, эти и подобные им причины влияли очень сильно и достаточно объясняют необычайное уменьшение численности населения между годами 1832 и 1836; но наиболее влияющей причиной является, повидимому, уменьшение плодовитости.

* Повидимому, в англ. тексте у Дарвина опечатка, - должно быть: 60,8%. - Ред.
По данным врача американского флота, Рёшенберджера, посетившего эти острова в промежуток времени между 1835 и 1837 гг., в одном округе на Гавайи лишь 25 человек из 1134, а в другом округе лишь 10 из 637 имели семьи с тремя или более детьми. Из 80 замужних женщин лишь 39 вообще рожали детей, и “по официальному отчету на всем острове на каждую супружескую пару приходится лишь полребенка”. Эти цифры почти совпадают с теми, которые мы имеем для тасманийцев в Ойстэр-Ков. Джорвс в своей “Истории”, напечатанной в 1843 году, говорит, что “семьи с тремя детьми были освобождены от всяких налогов; семьи, имевшие большее число детей, были наделяемы землей и получали разного рода пособия”. Эти единственные в своем роде действия правительства хорошо указывают, до какой степени бесплодной стала раса.

Достопочтенный А. Бишоп утверждает в гавайской газете “Spectator” в 1839 г., что значительное число детей умирает в раннем возрасте, а епископ Стейли извещает меня, что явление это продолжается и теперь так же, как в Новой Зеландии. Смертность детей приписывали небрежному уходу за ними со стороны матерей, но возможно, что она происходит вследствие врожденной слабости детей, в связи с уменьшением плодовитости их родителей. Сходство с Новой Зеландией наблюдается здесь еще в другом отношении, именно в значительном преобладании мальчиков над девочками: перепись 1872 г. дает 31650 мужчин на 25247 женщин всех возрастов, т.е. 125,36 мужчин на 100 женщин, между тем как во всех цивилизованных странах число женщин превосходит число мужчин.

Без сомнения, малая плодовитость женщин объясняется отчасти их распущенностью, но большее значение следует приписать изменениям в образе жизни, которые в то же время являются причиной увеличения смертности, особенно среди детей. Острова были посещаемы Куком в 1779 г., Ванкувером в 1794 г., а в последующие годы китоловами. В 1819 г. сюда явились миссионеры, которые нашли, что идолопоклонство было уже покинуто и быт жителей изменился под влиянием королевской власти. После того изменения в образе жизни туземцев шли быстрой чередой, так что они вскоре стали “самыми цивилизованными из всех тихоокеанских островитян”. М-р Кон, один из моих корреспондентов, родившийся на этих островах, замечает, что туземцы в течение 50 лет подверглись большим изменениям в образе своей жизни, чем англичане в течение целого тысячелетия. Из данных епископа Стейли, повидимому, не явствует, чтобы беднейшие классы во многом изменили свой пищевой режим, хотя на острова было ввезено много новых родов плодовых, и сахарный тростник вошел во всеобщее употребление.

Однако туземцы из страсти подражать европейцам уже давно изменили свою одежду и сильно пристрастились к спиртным напиткам. Хотя изменения эти могут показаться незначительными, однако из того, что мы знаем о животных, я полагаю, они вполне могут объяснить уменьшение плодовитости у туземцев *.

* Приведенные данные почерпнуты главным образом из следующих сочинений: Jаrvеs, History of the Hawaiian Islands, 1843, стр. 400-407; Сheever, Life in the Sandwich Islands, 1851, стр. 277. Данные Рушенбергера приведены у Bonwick, Last of the Tasmanians, 1870, стр. 378. Ссылка на Бишопа взята у Е. Belcher, Voyage round the World, 1843, т. I, стр. 272. Данными переписей за несколько лет я обязан любезности м-ра Кона (Соаn), сообщившего мне их по просьбе д-ра Юмэна (Youman) из Нью-Йорка; таблицы м-ра Юмэна я в большинстве случаев сравнивал с таблицами, заимствованными из некоторых вышеупомянутых сочинений. Данные переписи 1850 г. опущены, так как я обнаружил, что в них даны два ряда совершенно различных чисел.
Наконец, м-р Макнамара указывает *, что низкостоящие и деградировавшие туземцы Андаманских островов, лежащих в восточной части Бенгальского залива, “в высшей степени восприимчивы ко всяким изменениям климата; действительно, попробуйте увезти их с родных островов, и они наверное умрут, причем это не зависит вовсе от пищи или от калих-либо посторонних влияний”. Далее оц утверждает, что жители долины Непала, весьма жаркой в течение лета, так же, как и различные горные племена Индии, сильно страдают от поноса и лихорадки, как только спускаются в равнины, и умирают, если остаются там в течение целого года.
* Масnamara, “The Indian Medical Gazette”, 1 ноября 1871, стр. 240.
Таким образом, мы видим, что здоровье многих наиболее диких человеческих рас сильно страдает при изменении условий и образа жизни, а не исключительно только при переходе из одного климата в другой. Изменения в образе жизни, которые сами по себе кажутся не вредными, повидимому, сопровождаются тем же результатом; в некоторых случаях всего более страдают дети. Неоднократно указывалось, замечает м-р Макнамара, что человек может противостоять без вреда для себя самым значительным климатическим и другим изменениям, но это справедливо лишь для цивилизованных рас. Дикарь в этом отношении, повидимому, так же восприимчив, как его ближайшие родичи, человекообразные обезьяны, которые, будучи увезены из своей родины, как известно, никогда еще не выживали долго [128].

Уменьшение плодовитости под влиянием измененных условий, как это мы наблюдали на примерах жителей Тасмании, Новой Зеландии, Сандвичевых островов и, повидимому, также Австралии, еще более интересно, чем их восприимчивость к болезням и смертность, ибо самая слабая степень бесплодия в сочетании с другими причинами, останавливающими возрастание населения, рано или поздно должна привести к вымиранию. Уменьшение плодовитости в некоторых случаях можно объяснить распущенностью женщин (как это недавно было на Таити), но м-р Фентон показал, что объяснение это совершенно недостаточно в применении к новозеландцам, а тем более к тасманийцам.

Вышеуказанные заметки м-ра Макнамара приводят соображения в пользу того, что жители местностей, где господствуют лихорадки, склонны к бесплодию, но это нельзя применить в отношении многих вышеприведенных случаев. Некоторые писатели высказывали предположение, что аборигены островов стали менее плодовитыми и менее здоровыми вследствие долго продолжавшегося близкородственного скрещивания. Однако в приведенных случаях факты бесплодия столь близко совпадают с появлением европейцев, что мы не можем применить к ним это объяснение. Мы не имеем также в настоящее время оснований предполагать, что человек в высокой степени чувствителен к бедственным последствиям близкородственного скрещивания, особенно если принять во внимание большие размеры Новой Зеландии и Сандвичевых островов и различия между отдельными их областями. Наоборот, известно, что нынешние обитатели острова Норфолька все почти находятся в отношении друг к другу, как двоюродные братья и сестры; то же известно о тодасах в Индии и о жителях некоторых из Западно-Шетландских островов, и тем не менее плодовитость их остается, повидимому, неизменной *.

* О близких степенях родства между обитателями Норфолька см. W. Dеnisоn, Varieties of Vice-Regal Life, т. I, 1870, стр. 410. О тодасах см. Marshall, 1873, стр. 110, а о жителях Западно-Шетландских островов см. МitсheII, “Edinburgh Medical Journal”, март - июнь 1865.
Более вероятное мнение мы можем составить из аналогии, представляемой низшими животными. Можно показать, что органы воспроизведения необычайно восприимчивы ко всяким изменениям в условиях жизни (хотя нам и неизвестно почему), и эта восприимчивость может сопровождаться благоприятными и неблагоприятными последствиями. Множество фактов, относящихся сюда, можно найти в XVIII главе II тома моего сочинения “Изменения домашних животных и культурных растений”, здесь же я ограничусь лишь краткими извлечениями оттуда, отсылая заинтересованных читателей к вышеуказанному сочинению. Очень слабые изменения увеличивают здоровье, силу и плодовитость большинства или всех живых существ, тогда как другие изменения делают многих животных бесплодными. Наиболее известный факт, это - неразмножаемость прирученных слонов в Индии, тогда как в Аве [129], где самкам позволяют бродить по лесам и где они возвращаются до известной степени в естественные условия, слоны часто дают потомство. Различные американские обезьяны, весьма редко или никогда не дававшие потомства, несмотря на то, что самцы и самки в течение многих лет содержались в неволе у себя на родине, представляют вследствие близкого родства обезьяны к человеку более подходящий для нас случай. Весьма замечательно, до какой степени ничтожные изменения в условиях жизни приводят диких животных в повода к бесплодию; факт этот тем более странен, что у всех наших домашних животных плодовитость увеличилась сравнительно с той, какой они обладали, когда жили на воле, притом некоторые из них могут без ущерба для плодовитости выносить самые неблагоприятные условия *.
* Доказательства тому см. “Variation of Animals etc.”, т. II, стр. 111.
На одни группы животных новоля действует сильнее, чем на другие; обыкновенно она влияет на все виды одной и той же группы сходным образом, но иногда бесплодие поражает только один какой-либо вид данной группы, не затрагивая остальных; бывает и наоборот, какой-нибудь один вид сохраняет способность к размножению, между тем как остальные не размножаются. Самцы и самки многих видов в неволе никогда не спариваются, хотя бы они и жили у себя на родине и пользовались относительной свободой. Другие хотя и спариваются при этих условиях, но никогда не дают потомства. Наконец, третьи производят потомство, но менее многочисленное, чем в естественном состоянии. При этом, ввиду указанного выше случая относительно человека, весьма важно заметить, что детеныши, родившиеся в неволе, обыкновенно слабы и хилы или дурно сформированы и легко погибают в раннем возрасте.

Ввиду широкого значения закона чувствительности органов воспроизведения к измененным условиям жизни и ввиду того, что закон этот справедлив относительно наших ближайших родичей, четвероруких, я не сомневаюсь, что он применим и к человеку на низшей ступени его развития. Поэтому дикари всех рас, при внезапном изменении их образа жизни, становятся более или менее бесплодными, и дети их страдают здоровьем совершенно таким же образом и от тех же причин, как детеныши слонов, охотничьих леопардов в Индии, многих американских обезьян и множества других животных, когда они лишаются естественных условий своего существования.

Таким образом, мы видим, почему туземцы, долго населявшие острова, долго подвергавшиеся почти неизменным условиям жизни, должны особенно страдать при всякой перемене их образа жизни, что в действительности имеет место. Цивилизованные расы, разумеется, могут противостоять всевозможным изменениям лучше, чем дикари; в этом отношении они сходны с домашними животными, потому что последние хотя и страдают здоровьем (как, например, европейские собаки в Индии), однако редко становятся бесплодными, хотя несколько подобных случаев было отмечено *. Эта устойчивость циливилизованных рас и домашних животных происходит, вероятно, оттого, что, в отличие от большинства диких животных, они подвергались в жизни более разнообразным и более сильным изменениям и, развиваясь среди них, более привыкли к ним. Кроме того, в прежние времена они переходили или перевозились из страны в страну и семьи или подрасы их скрещивались между собой. Скрещивание цивилизованных рас с аборигенными, повидимому, застраховывает последних от вредных последствий измененных условий жизни. Так, смешанные потомки таитян и англичан, поселившиеся на острове Питкэрн, разрослись столь быстро, что остров скоро оказался тесен, и в июне 1856 г. их перевезли на остров Норфольк. В это время их было 30 женатых пар и 134 детей, а всего [194]. Здесь они также размножились столь быстро, что хотя 16 человек и вернулось в 1859 г. обратно на Питкэрн, тем не менее в январе 1868 г. их было 300 душ, причем мужчин и женщин было как раз поровну. Какой контраст представляет этот пример в сравнении с тасманийцами; островитяне Норфолька умножились всего только за 12 1/2 лет со 194 до 300 душ, а тасманийцы в течение 15 лет уменьшились со 120 до 46 душ, включая в последнее число 10 человек детей ** [130].

* “Variation of Animals” etc., т. II, стр. 160. [См. наст, изд., т. 4, стр. 569].

** Эти подробности заимствованы из сочинения Belcher, The Mutineers of the Bounty, 1870; также из “Pitcairn Island”, напечатанного, по распоряжению Палаты общин, 29 мая 1863 г. Данные касательно Сандвичевых островов взяты из “Honolulu Gazette” и у м-ра Кона.

Точно так же в промежуток между переписями 1866 и 1872 гг. числа чистокровных туземцев Сандвичевых островов уменьшилось на 8081 душу, тогда как число полукровных, которых вообще считают более здоровыми, увеличилось на 847 душ; мне неизвестно, однако, заключает ли последнее число потомков полукровных или только полукровных первого поколения.

Все приведенные мною случаи относятся к аборигенам, которые подверглись новым условиям жизни вследствие того, что в страну их иммигрировали цивилизованные люди. Но бесплодие и ущерб здоровью, вероятно, наступили бы и в том случае, если бы дикари были вынуждены по какой-либо другой причине, например, вследствие вторжения племени победителей, покинуть свои дома и изменить свои обычаи. Замечательно, что главное препятствие обращению диких животных в домашнее состояние заключается в отсутствии свободного скрещивания, когда они впервые попадают в неволю, и главная причина, препятствующая дикарям, пришедшим в соприкосновение с цивилизацией, выжить и образовать культурную расу, та же, именно бесплодие, проистекающее от измененных условий жизни.

В конечном итоге, хотя постепенный уцадок и окончательное вымирание человеческих рас представляет крайне сложную проблему, мы можем, однако, видеть, что эти явления зависят от многих причин, различных в разных местах и в разные периоды времени. Это та же проблема, как и вымирание одного из высших животных, например, ископаемой лошади, которая исчезла в Южной Америке и была в скором времени замещена бесчисленными стадами испанской лошади. Новозеландцы, повидимому, понимают этот параллелизм, потому что сравнивают свою будущую судьбу с судьбой местной крысы, почти уничтоженной европейской крысой [131]. Хотя трудность решения этого вопроса кажется нашему воображению очень большой, и действительно не мала, если мы захотим установить точные причины и их способ действия, но она не должна представляться столь значительной для нашего ума, если мы никогда не будем упускать из виду, что нарастание каждого вида и каждой расы постоянно задерживается различными препятствиями. Поэтому, если к данным препятствиям прибавляется еще одно новое, даже незначительное, то раса неминуемо должна уменьшиться в числе, а постоянное уменьшение численности должно раньше или позже привести к вымиранию. Окончательное уничтожение в большинстве случаев быстро довершается вторжением племен-завоевателей.

Об образовании человеческих рас. - В некоторых случаях скрещивание между различными расами имело своим последствием образование новой расы. Странный факт, что европейцы и индусы, которые принадлежат к одному и тому же арийскому корню и говорят на языке, тождественном в своих основаниях, отличаются так резко по внешнему виду, тогда как европейцы отличаются так мало от евреев, принадлежащих к семитическому корню и говорящих на совершенно другом языке. Брока * объясняет это тем обстоятельством, что арийские ветви скрещивались, при своем обширном распространении, с многочисленными туземными племенами. Когда две расы, при близком соседстве, скрещиваются, то первым результатом бывает обыкновенно гетерогенная помесь. Так, м-р Гёнтер при описания санталиев, или горных племен Индии, говорит, что можно проследить сотни незаметных переходных оттенков “от черных приземистых горных племен до высоких оливковых браманов с их умным лбом, спокойными глазами и высокой, но узкой головой”. В судах приходится по этому случаю часто опрашивать свидетелей, санталии ли они или индусы **.

* Broca, On Anthropology, перевод в “Anthropolog. Review”, 1868, стр. 38.

** “The Annals of Rural Bengal”, 1868, стр. 134.

До сих пор еще не доказано прямыми фактами, способно ли сделаться когда-либо однородным гетерогенное племя, каково, например, население некоторых островов Полинезии, которое образовалось от скрещивания двух различных рас и в котором почти или вовсе не осталось чистокровных членов [132]. Но исходя из того, что у домашних животных скрещенная порода может в течение немногих поколений сделаться постоянной путем тщательного отбора *, мы вправе заключить, что свободное и продолжительное скрещивание гетерогенной домеси в течение нескольких поколений способно заменить отбор и преодолеть наклонность к реверсии. Таким образом, смешанная раса должна будет, наконец, сделаться однородной, хотя она и не сохранит отличительных признаков обеих коренных рас в одинаковой степени.
*  “The Variation of Animals under Domestication”, т. II, стр. 95.
Из всех отличий между человеческими расами цвет кожи - одно из наиболее резких и определенных. Различия этого рода думали прежде объяснить долгим пребыванием в различных климатах. Но Паллас первый показал, что этот взгляд не выдерживает критики, и почти все антропологи согласились с ним *. Прежнее объяснение отвергнуто преимущественно потому, что распределение различно окрашенных рас, большинство которых должно было с давнего времени населять свою теперешнюю родину, не соответствует различиям климата. Некоторое значение имеют такие факты, как пример голландских семейств, которые, по достоверным сведениям **, нисколько не изменились в цвете кожи после трехвекового пребывания в Южной Африке. Однообразие типа цыган и евреев во всех частях света представляет аргумент в пользу того же мнения, хотя однообразие еврейского типа несколько преувеличивается *** [133]. В прежнее время считали, что очень сырой или сухой воздух имеет больше влияния на изменение цвета кожи, чем один жар; но так как д'Орбиньи в Южной Америке и Ливингстон в Африке пришли к диаметрально противоположным результатам относительно сухости и влажности воздуха, то всякие заключения такого рода должны считаться весьма сомнительными ****.
* Pallas, “Acta Acad. St. Petersburgh”, 1780, часть II, стр. 69. Ему следует Rudolphi, Beitrage zur Anthropologie, 1812. Превосходное собрание фактов помещено у Gоdrоn, Del'Espece, 1859, т. II, стр. 246 и др.

** Сэр Эндрью Смит, которого цитирует Кnoх, Races of Man, 1850, стр. 473.

*** Quatrefages, “Revue dcs Cours Scientifiqucs”, 17 октября 1868, стр. 731.

**** Livingstone, Travels and Researches in S. Africa, 1857, стр. 338, 339. Д'Орбиньи, цитируемый у Gоdrоn, De l'Espiece, т. II, стр. 266.

Различные факты, которые я привел в другом месте, доказывают, что цвет кожи и волос совпадает иногда поразительным образом с полной невосприимчивостью к определенным растительным ядам и защищенностью от нападений некоторых паразитов. Отсюда я пришел к мысли, что негры и другие темные расы приобрели, быть может, свой темный цвет вследствие того, что наиболее темные особи избегали в течение долгого ряда поколений губительного влияния миазмов своей родины.

  Я узнал впоследствии, что та же мысль задолго до меня, приходила д-ру Уэлзу *. То, что негры и даже мулаты почти вполне защищены против желтой лихорадки, столь губительной в тропической Америке, ю уже давно известно **. Те же расы в значительной степени избавлены от опасных перемежающихся лихорадок, которые царствуют по меньшей мере на протяжении 2600 миль по берегам Африки и уничтожают ежегодно одну пятую белых поселенцев, а вторую пятую заставляют вернуться домой с совершенно расстроенным здоровьем ***. невосприимчивость негров кажется отчасти наследственной, присущей им вследствие неизвестных особенностей конституции, а отчасти представляет результат акклиматизации. Пуше **** свидетельствует, негритянские полки, взятые от египетского вице-короля для мексиканской войны и состоявшие из обитателей Судана, заболевали желтой лихорадкой почти так же редко, как негры, привезенные туда с давних пор из различных частей Африки и привыкшие к климату Вест-Индии. Влияние акклиматизации в этом явлении доказывается многочисленными случаями, когда негры, после долговременного пребывания и более холодном климате, становились до некоторой степени восприимчивыми к тропическим лихорадкам 5*.

* См. записку, доложенную Королевскому обществу в 1813 и напечатанную в его “Essays” в 1818 г. Я упомянул о воззрениях д-ра Уэлза в “Историческом очерке” (стр. XVI) моего сочинения “О происхождении видов”. Различные случаи, где цвет кожи имеет отношение к конституциональным особенностям, приведены в “Variation of Animals under Domestication”, т. II, стр. 227.
** См. Nott and Gliddоn, Types of Mankind, стр. 68.

*** Майор Тэллоч в записке, представленной Статистическому обществу 20 апреля 1840 и напечатанной в “Athenaeum”, 1840, стр. 353.

**** Pouchet, The Plurality of the Human Race (перевод), 1864, стр. 60.

5*  Quatrefages, Unite de l'Espece Humaine, 1861, стр. 205. Waitz, Introduct. to Anthoropology (перевод), т. I, 1863, стр. 124. Ливингстон приводит аналогичные случаи в своих “Travels”.

Свойства климата, в котором долго жили белые расы, имеют и на них некоторое влияние. Во время страшной эпидемии желтой лихорадки в Демераре в 1837 г. Д-р Блэр нашел, что смертность поселенцев соответствовала широте страны, откуда они прибыли. Для негров невосприимчивость, в той мере, в какой она представляет результат акклиматизации, предполагает весьма долгое пребывание в известном климате, потому что обитатели тропической Америки, жившие там с незапамятных времен, не избавлены от желтой лихорадки. М-р Г.Б. Тристрам сообщает, что в Северной Африке есть участки, которые коренные жители принуждены гжегодно покидать, тогда как негры могут оставаться в них совершенно безопасно.

Что невосприимчивость негров имеет известное отношение к цвету их кожи, конечно, чистое предположение; она может быть следствием каких-либо особенностей их крови, нервной системы или других тканей. Тем не менее, на основании вышеприведенных фактов и известного отношения, существующего, повидимому, между цветом кожи и наклонностью к чахотке, в этом предположении нет, по моему мнению, ничего невероятного. Вследствие этого я пытался было, но без большого успеха *, проследить, насколько оно верно. Покойный д-р Дэниэллу живший долгое время на западном берегу Африки, говорил мне, что-не верит в существование такого отношения. Он был сам необычайно светлый блондиц и тем не менее перенес климат удивительным образом. Когда он, еще мальчиком, в первый раз поселился на берегу, старый и опытный негритянский предводитель предсказал по его наружности, что он выдержит климат. Д-р Никольсон из Антигуа, занимавшийся этим вопросом, писал мне, что, по его мнению, темнокожие европейцы страдали от желтой лихорадки не в меньшей степени, чем светлоокрашенные. М-р Дж.М. Гаррис решительно отрицает **, будто темноволосые европейцы лучше других переносят жаркий климат; напротив, опыт научил его выбирать для работы на берегах Африки людей с рыжими волосами. Как ни недостаточны эти указания, они, видимо, не дают основания для гипотезы, что цвет черных рас может быть результатом сохранения все более и более темных особей при продолжительной жизни среди миазмов, порождающих лихорадки [134].

* Весной 1862 г. я получил позволение от главного директора медицинского департамента армии послать врачам различных полков, находящихся за границей, опросные таблицы с приложением следующей далее заметки, но не получил никакого ответа: “Ввиду того, что у домашних животных известно несколько положительных случаев соотношения между цветом кожных придатков и телосложением, и так как, далее, существует известное отношение между цветом кожи человеческих рас и климатом, в котором они живут, то было бы желательно заняться исследованием: существует ли у европейцев какое-либо отношение между цветом их волос и восприимчивостью к болезням тропических стран. Если бы гг. врачи различных полков, расположенных в нездоровых тропических местностях, были настолько любезны сосчитать сравнительно, сколько больных в частях войск, откуда доставлены больные, имеют волосы темные, светлые или промежуточных неопределенных цветов, и если бы, далее, те же врачи вели таблицы всех заболевших малярией, желтой лихорадкой или кровавым поносом, то можно было бы убедиться в скором времени при сопоставлении нескольких тысяч случаев, существует ли какое-либо отношение между цветом волос и конституциональной восприимчивостью к тропическим болезням. Быть может, такое отношение не будет найдено, но исследование заслуживает во всяком случае того, чтобы быть сделанным. В случае положительных результатов оно имело бы практическое значение при выборе людей на службу. С теоретической стороны результат был бы крайне интересен как указание пути, по которому человеческая раса, обитавшая с отдаленных времен в нездоровом тропическом климате, могла сделаться темнокожей вследствие переживания особей с темной кожей или темными волосами в течение длинного ряда поколений”.

** “Anthropological Review”, январь 1866, стр. XXI. Д-р Шарп замечает так же относительно Индии (Shаrре, Man a Special Creation, 1873, стр. 118): “Многими военными врачами было замечено, что светловолосые и румяные европейцы страдают от болезней тропических стран менее, чем люди темноволосые и смуглые; насколько я знаю, замечание это вполне основательно”. С другой стороны, м-р Хеддл из Сиерра-Леоне, “у которого на службе умерло наибольшее число клерков” от климата западного берега Африки (W. Reade, African Sketch Book, т. II, стр. 522), держится совершенно обратного мнения, чем капитан Бэртон.

Д-р Шарп замечает *, что тропическое солнце, обжигающее и покрывающее пузырями белую кожу, совершенно безвредно для черной; он добавляет, что явление это не зависит от привычки человека подвергаться лучам солнца, ибо матери часто носят с собой голых детей 6-8 месяцев от роду, и тем не менее дети не страдают от солнца. Один врач уверял меня, что несколько лет тому назад руки его каждое лето, но не зимой, покрывались светлокоричневыми пятнами, похожими на веснушки, но несколько больше их, и что пятна эти нисколько не страдали от лучей солнца, между тем как белые участки кожи неоднократно воспалялись и покрывались пузырями.
* Shаrре, Man a Special Creation, 1873, стр. 119.
У низших животных чается также существенная разница между восприимчивостью к действию солнечных лучей участков кожи, покрытых белыми волосами, и другими участками *. Но я не в состоянии судить, имеет ли подобная защита кожи от лучей солнца существенное значение при суждении о том, приобрел ли человек темную окраску кожи постепенно путем естественного отбора. Если это так, то мы должны допустить, туземцы тропической Америки прожили в своей стране значительно более короткое время, чем негры в Африке или папуасы на южных островах Малайского архипелага, а светлокожие индусы - более короткий срок в Индии, чем темные аборигены центральной и южной части полуострова [135].
* “Variation of Animals and Plants under Domestication”, т. II, стр. 336, 337.
Хотя при настоящем состоянии наших знаний мы не в состоянии объяснить различий в окраске человеческих рас ни преимуществами, которые таким путем приобретаются, ни прямым влиянием климата, тем не менее мы не должны упускать из виду последнего фактора, так как есть положительные основания думать, что климат обусловливает известный наследственный эффект *.
* См., например, Катрфаж (Quatrefages, “Revue des Cours Scientifiques”, 10 октября 1868, стр. 724) о следствиях пребывания в Аравии и Абиссинии и др. подобных случаях. Д-р Ролле (Rollе, Der Mensch, seine Abstammung, etc., 1865, стр. 99) пишет на основании наблюдений Ханыкова, что большинство немецких семейств, поселившихся в Грузии, приобрело в течение двух поколений гемные волосы и глаза. Д-р Форбс сообщает мне, что племя квичуа в Андах значительно разнится по окраске смотря по положению обитаемых им долин [136].
Мы видели во второй главе, что условия жизни имеют прямое шяние на развитие тела и что результаты этого передаются но наследству. Так, общепризнано, что европейские поселенцы в Соединенных Штатах подвергаются незначительным, но очень быстрым изменениям в наружности. Их туловище и конечности удлиняются, и я слышал от полковника Берниса, что в течение последней войны в Соединенных Штатах обстоятельство это резко подтвердилось смешным зрелищем, какое представляли полки, набранные из немцев, когда их одели в готовое платье, предназначенное для американцев, - оно оказалось для них слишком длинным. Существует также достаточное число фактов, доказывающих, что в Южных Штатах невольники, живущие в качестве домашней прислуги, в третьем поколении резко отличаются по своей наружности от невольников, работающих в полях *.
* Наrlаn, Medical Researches, стр. 532. Катрфаж (Quatrefages, Unite de l'Espece Humaine, 1861, стр. 128) собрал много фактов по этому вопросу.
Если мы, однако, бросим общий взгляд на человеческие расы, распространенные по всей земле, то мы должны будем согласиться, что их характеристические признаки не могут быть объяснены прямым влиянием различных условий жизни, даже в том случае, если бы они подвергались этим влияниям в продолжение громадных периодов времени. Эскимосы питаются исключительно животной пищей; они одеты в толстые кожи и подвергаются влиянию жестокого холода и продолжительной темноты. Несмотря на это, они не отличаются в очень резкой степени от жителей южного Китая, питающихся одной растительной пищей и живущих, почти без всякой одежды, среди жаркого, знойного климата. Нагие обитатели Огненной Земли питаются морскими организмами своих негостеприимных берегов, между тем как ботокуды в Бразилии бродят по жарким лесам внутри страны и кормятся преимущественно растительной пищей. Несмотря на это племена эти так сходны между собой, что бразильцы ошибочно приняли нескольких туземцев с Огненной Земли, бывших на борту “Бигля”, за ботокудов. С другой стороны, ботокуды, подобно другим обитателям тропической Америки, резко отличаются от негров, живущих на противоположных берегах Атлантического океана, несмотря на то, что они подвержены почти сходному климату и ведут почти одинаковый образ жизни.

Различия между человеческими расами не могут, или могут лишь в самой незначительной степени, бьпь объяснены как унаследованный результат усиленного или ослабленного упражнения органов. У людей, живущих по преимуществу в челноках, ноги могут быть несколько укорочены; у обитателей горных мест грудь может быть сильнее развита, а у тех, которые постоянно употребляют в дело известные органы чувств, полости, заключающие эти срганы, могут сделаться несколько больше, а следовательно и черты лица несколько измениться. У цивилизованных народов меньшие размеры челюстей, вследствие уменьшенного употребления их, привычная игра различных мышц, служащих для выражения разнообразных эмоций, и увеличение массы мозга, вследствие большей умственной деятельности, имели в совокупности значительное влияние на их наружнэсть сравнительно с дикарями *. Может быть также, что повышение роста, без соответствующего увеличения размеров мозга, придало известным расам (судя по аналогии с приведенным выше примером кроликов) удлиненный череп, долихоцефалического типа [137].

* См. профессор Шафгаузен (Schaaffhausen), перевод в “Anthropological Review”, октябрь 1868, стр. 429.
Наконец, и мало понятный принцип коррелятивного развития должен был иногда оказывать свое влияние, как, например, в случае значительного развития мышц и выдающихся надбровных дуг. Цвет кожи и цвет волос находятся в ясной соотношении друг с другом, так же как строение волос с их цветом у манданов [138] в Северной Америке *. Цвет кожи и запах, издаваемый ею, тоже до известной степени связаны между собой. У овечьих пород число волос на данной поверхности кожи и число выделительных пор находятся в известном отношении между собой **. Если судить по аналогии с нашими домашними животными, то у человека многие видоизменения в строении можно, вероятно, объяснить принципом коррелятивного развития.
* М-р Кетлин сообщает (Сatlin, N. American Indians, 3-е изд., 1842, т. I, стр. 49), что во всем племени манданов приблизительно один человек на десять или двенадцать во всех возрастах и в обоих полах отличается густыми серебристо-серыми волосами, которые наследственны. Эти волосы так же жестки и грубы, как в лошадиной гриве, между тем как волосы других цветов тонки и мягки.

** О запахе кожи - Gоdrоn, Sur l'Espece, т. II, стр. 217. О порах в коже - Wilсkens, Die Aufgaben der landwirth. Zootechnik, 1869, стр. 7.

* * *
Итак, мы видим, что характеристические особенности человеческих рас не могут быть объяснены удовлетворительным образом ни прямым влиянием внешних условий, ни продолжительным употреблением частей, ни принципом корреляции. Мы принуждены поэтому исследовать, но могли ли мелкие индивидуальные различия, которым так подвержен человек, быть сохранены и усилены в течение долгого ряда поколений посредством естественного отбора. Но тут мы сейчас же встречаем возражение, что этим путем сохраняются обыкновенно одни полезные видоизменения и что, насколько можно судить (хотя ошибиться здесь очень легко), ни одно из внешних различий между человеческими расами не приносит им прямой или особей пользы [139]. Умственные и моральные или общественные способности должны быть, конечно изъяты отсюда. Большая изменчивость всех внешних различий между человеческими расами указывает также, что эти различия не могут иметь особенного значения. Имей они значение, они уже давно сделались бы постоянными и сохранились или исчезли. В этом отношении человек походит на те формы, которые естествоиспытатели называют и протеобразными, или полиморфными, и которые остались крайне изменчивыми, повидимому, вследствие того, что их видоизменения были безразличны по своей природе и поэтому не подпали под действие естественного отбора.

Таким образом, все наши попытки найти объяснение для различий кду человеческими расами остались тщетными. Но у нас остается еще один важный деятель, именно половой отбор, который, повидимому, оказал такое же мощное воздействие на человека, как и на многих других животных. Я этим вовсе не хочу сказать, что половым отбором можно объяснить все различия между расами. Останется во всяком случае еще порядочная доля необъясненных фактов, о которых мы, при нашем незнании, можем только сказать, что так как люди родятся постоянно, например, с головами несколько более круглыми или удлиненными, или с носами более или менее длинными, то эти мелкие различия могут сделаться постоянными и однообразными, если неизвестные факторы, вызвавшие их, будут действовать более постоянно и при помощи длительных взаимных скрещиваний. Такие видоизменения принадлежат к категории случаев, о которых мы упоминали во второй главе, и которые, за недостатком лучшего термина, часто именуются самопроизвольными.

Точно так же я далек от мысли, чтобы влияние полового отбора могло быть доказано с научной точностью. Но во всяком случае можно доказать, что было бы непонятно, если бы человек не был изменен действием этого фактора, оказавшего, как видно, столь могущественное воздействие на бесчисленных животных. Далее, может быть показано, что различия между человеческими расами в окраске, обилии волос, чертах лица и т.д. принадлежат по своей природе к той категории, на которую половой отбор должен был, как можно предполагать, оказать влияние. Впрочем, для того, чтобы рассмотреть .тгот вопрос должным образом, я счел нужным обозреть все животное царство и посвятить этому обзору вторую часть настоящего сочинения. В заключении я вернусь к человеку, и после попытки показать, насколько он видоизменился под влиянием полового отбора, я дам краткий обзор содержания глав этой первой части.
 

Комментарий Я.Я. Рогинского

110. Дарвин неоднократно упоминает экспедицию "Новара". "Новара" - австрийский фрегат, совершивший научную экспедиции с 1857 no 1859 г. под начальством Вюллерсторфа-Урбэра. Был исследован ряд южных островов в Индийском океане, затем в Индонезии. Дальнейший маршрут экспедиции прошел через берега Китая, западный берег Австралии, Океанию, к мысу Горн и закончился в Триесте. Богатые коллекции, собранные во время экспедиции, были переданы в естественно-исторический музей в Вене.

111. Д-р Лунд (из Копенгагена), раскапывая в 1835-1844 гг. бразильские пещеры в провинции Минас Жераис, обнаружил в пещере близ озера Сумидуро у Лагоа-Санта остатки человеческих костей, принадлежавших тридцати индивидуумам, повидимому, довольно значительной древности. Лунд пришел к выводу, что их обладатели не отличались по своему физическому типу от американских индейцев. С ним согласились многие антропологи, в частности известный антрополог А. Грдличка (1912). Раздавались, однако, голоса, что черепа из Лагоа-Санта сходны с меланезийскими (Ривэ, 1908). Эта точка зрения не получила признания. Интерес к черепам из Лагоа-Санта в прошлом столетии был до некоторой степени связан с проблемой постоянства и изменчивости человеческих рас. В полемике Грдлички с Ривэ основным был вопрос о первоначальном заселении американского материка (о происхождении коренного населения Америки). Значительное сходство ископаемых черепов в Америке с современными нисколько не противоречит тому положению, что расы возникли в процессе ряда изменений и могут изменяться в настоящее время. Однако эти процессы протекают в зависимости от разных условий существования с очень различной скоростью. Ископаемые черепа Америки, конечно, не тождественны по типу с современными. Но древность их далеко не столь велика, чтобы раса, к которой они принадлежали, могла претерпеть коренные изменения. В качестве примера очень быстрого изменения морфологического расового признака можно привести увеличение головного указателя черепов на территории Московской области с XIII-XIV вв. по XVIII в. У мужских черепов указатель увеличился с 73,3 до 80,6 и у женских с 75,1 до 81,6 (Г.Ф. Дебец, Палеоантропология СССР, 1948, "Труды Института этнографии Академии Наук СССР", стр. 307). Это изменение головного указателя в сторону его повышения, т.е. широкоголовости, - явление, распространенное за последние столетия среди народов Европы и Азии.

112. Здесь Дарвин проявляет чрезмерную снисходительность к аналогии, проводимой Агассицом между ареалами человеческих рас и зоологическими областями. Из его же замечаний очевидны многочисленные несовпадения с построениями Агассица. Можно в дополнение указать, в частности, на то, что Голарктическая область заключает в себе ареалы распространения европейской расы, большей части монгольской расы и коренной расы Северной Америки.

113. Современник Дарвина Мёррей (Murray, Trans. R. Soc. т. 22, стр. 567) пришел к выводу, что между вшами (главным образом Pediculus capitis), паразитирующими на разных человеческих расах, имеются следующие различия: 1) в цвете - у темнокожих рас они темнее, чем у европейцев, 2) в пропорции частей передних ножек и 3) в развитии зубчиков на "когтях" передней пары ножек. Что касается окраски этих паразитов, то Мёррей сам предостерег от того, чтобы придавать ей существенное значение, так как она зависит в сильнейшей степени от просвечивающей крови, которой паразит напитался. Кроме того, она по ряду наблюдений, изменяется у одной и той же особи. Новейшие исследования показали, как быстро (в течение 5 генераций) могут быть изменены под действием перемены среды, главным образом температуры, абсолютные размеры и пропорции головных вшей (Pediculus capitis), превращающихся полностью в платяных (Pediculus vestimenti) при содержании их в термостате при температуре в 30-32° (диссертация О.К. Россолимо, Температура как фактор в жизни человеческой вши, 1946). Наконец, самое существенное возражение против вывода Меррея заключается в том, что найденные им различия у Pediculus вовсе не распределяются в соответствии с расовыми различиями людей, на которых они обитают. Так, оказывается, что зубчики "когтя" едва различимы у Pediculus европейца, кафра (негра) и японца, а у Pediculus индуса и индейца, живущего в Андах, они многочисленны и велики. Выступ голени (который он называет ("thumb") у Реdiculus африканца с Мозамбикского берега", калифорнийского индейца и индейца с Андов очень сильно развит, а у Pediculus европейца, японца и коренного жителя Австралии он развит умеренно и т.п. Совершенно очевидно, что из фактов, найденных Мёрреем, нельзя сделать вывод о видовом масштабе различий между расами человека. Впрочем, не делает этого вывода и сам Мёррей.

114. Одним из наиболее ярких подтверждений неограниченной плодовитости метисов служат так называемые "реоботийские бастарды" - народность Южной Африки, возникшая в прошлом веке от смешений готтентотов с голландцами. На каждую семью в начале нашего столетия там приходилось в среднем приблизительно восемь детей (Фишер, 1913).

115. Под словом "татары" здесь имеются в виду народы монгольской расы. В антропологии начала XIX столетия существовало неправильное представление о том, что широкая и короткая голова отличает эту расу от европейской, негритянской и других рас. Весьма многочисленные исследования показали, что имеются народности монгольской расы как с высоким головным указателем (широкоголовые), например, буряты, киргизы и др., так и с низким головным указателем (длинноголовые), например, эскимосы, многие группы тунгусов, китайцев. С другой стороны, наряду с длинноголовыми имеются и широкоголовые расовые типы Европы, например, в центральных департаментах Франции, во многих областях Германии, в Балканских странах и т.д. Миклухо-Маклай впервые нашел брахикефальные варианты меланезийской расы, которой приписывали исключительную долихокефалию.

116. Дарвин здесь совершенно прав как в утверждении о наличии переходных расовых типов у человека, так и в том, что это обстоятельство было причиной (хотя и не единственной) больших различий в числе рас, выделяемых разными акторами. Айны Сахалина сочетают в себе черты европейской, отчасти австралийской и монгольской рас; коренные жители Австралии обладают некоторыми резко выраженными признаками негритянской расы, а с другой стороны - некоторыми чертами, характерными для европейской расы; индейцы Америки имеют некоторые отчетливые особенности монгольской расы, но в то же время в других отношениях близки к европейской и т.д.

117. В настоящее время в антропологии считается установленной позиция моногенизма, причем значительную роль в этом сыграл настоящий труд Дарвина. В истории науки значение полигенизма было весьма различно. Одно время полигенизм был своеобразным оружием против религиозного моногенизма (т.е. против учения церкви о сотворении человека в одном месте) в руках таких борцов за свободу мысли, как Джордано Бруно, Вольтер и многих других. Однако полигенизм как бы испытал "второе рождение" в совершенно новой форме и с новым содержанием в сороковых годах в американской антропологии. В трудах Мортона, а позднее Нотта, Глиддона, Агассица, к которым в Англии примкнула целая группа антропологов во главе с Джемсом Гёнтом, полигенизм выступил как одна из теоретических предпосылок реакционного человеконенавистнического учения о неравенстве рас. Эти авторы открыто ставили своей целью "обоснование" рабского труда негров и поддерживали рабовладельцев в войне Северных и Южных Штатов 1861-1865 гг. Н. Г. Чернышевский писал по поводу американских полигенистов: "Когда встревожились за свое рабовладение плантаторы южных штатов, ученые рассуждения в защиту рабства быстро получили такую разработку, какая нужна была для опровержения мыслей партии, сделавшейся опасной для рабовладельцев южных штатов" (Полное собрание сочинений Н. Г. Чернышевского, т. X, часть 2, "Статьи последнего времени", стр. 82).

118. Материалы по древнейшим ископаемым людям современного типа {Homo sapiens fossilis), к сожалению, еще не достаточно обильны, чтобы полностью осветить этот вопрос. Однако черепа человека, относящиеся к позднему палеолиту Западной Европы, Китая, Южной Африки, в общем подтверждают мысль Дарвина, так как западноевропейские кроманьонцы, палеолитические обитатели верхнего грота Чоу-коу-дянь в Китае и ископаемый южноафриканский человек из Флорисбада меньше отличаются один от другого по своему физическому типу, чем современные европейцы от монголов, бушменов и готтентотов.

119. Дарвин вполне прав в этом утверждении. Ни один серьезный исследователь не допускает теперь мысли, что современные расы человека происходят от разных видов антропоморфных обезьян. Такому допущению противоречат все факты анатомии человеческих рас, весьма близких друг к другу по строению внутренних "органов.

120. Дарвину принадлежит великая заслуга наиболее серьезного и глубокого для его времени обоснования единства происхождения рас человека. В этом отношении особенно важное значение имеют не только его аргументы из комментируемой здесь главы VII, но и факты, собранные им в его сочинении "О выражении эмоций у человека и животных".

121. Дарвин прав, когда утверждает, что многие расовые различия у человека сложились в различных местах и в разных условиях до широкого расселения человечества по материкам, разделенным водными пространствами. Следует иметь в виду, что большие океанические переправы требовали высокоразвитого мореплавания и произошли относительно не очень давно. Так, начало заселения полинезийцами островов Тихого океана следует относить, вероятно, к первым векам нашей эры. По всей вероятности, и меланезийцы населили Меланезию на уровне развитого неолита.

122. Хорошим подтверждением этой мысли Дарвина служат находки питекантропа и нгандонгского человека на острове Ява, который без сомнения не был отделен морем от азиатского материка и составлял его юго-восточную оконечность в периоды переселения из Азии названных форм.

123. Эта мысль о связи человеческого интеллекта с языком вполне правильна. Строение слепка мозговой полости черепа питекантропа и синантропа позволяет говорить о наличии у этих древнейших форм человека зачаточной звуковой речи.

124. Вопрос о происхождении человеческих рас от одного общего животного предка ныне считается решенным, и в связи с этим фактом, т.е. с признанием монофилетического, а не полифилетического возникновения человечества, спор о систематическом ранге современных рас имеет несколько меньшую остроту, чем в середине прошлого столетия. Впрочем, выступления сторонников полигенизма продолжаются и теперь, так как они служат определенным классовым целям - обоснованию реакционных, лженаучных расистских взглядов.

125. Дарвин правильно указывает па глубокие отличия остатков человека из Лез-Эйзи от обитателей бельгийских пещер, Под последними Дарвин подразумевает людей, представленных нижней челюстью неандертальского типа из Ля Нолетт. Что касается людей из Лез-Эйзи, то речь идет о знаменитой находке пяти скелетов, обнаруженных в 1868 году в гроте на реке Везере (во Франции) близ деревушки Кро-Маньон. Эти скелеты позднепалеолитической эпохи относятся уже к человеку современного типа (H. sapiens fossilis). Целый ряд своеобразных черт позволяет здесь говорить об особой "кроманьонской расе". Сходные с этими скелетами остатки'людей были впоследствии найдены и в других местах Европы.

126. Хотя Дарвин и пишет о соперничестве рас, однако материал, который он сам приводит ниже, с полной очевидностью свидетельствует о том, что так называемое "вымирание человеческих рас" представляет в своей основе социально-историческую проблему, которой нет и не может быть места в теории происхождения человека от более низкоорганизованных форм. Стремясь, однако, использовать и этот материал для укрепления эволюционного принципа, Дарвин чрезвычайно глухо и невнятно говорит здесь о страшных последствиях для коренного "цветнокожего" населения колониального гнета, против которого он направлял гневные слова в других своих произведениях.

127. Дарвин приводит на этих страницах очень яркий и убедительный материал о вымирании ряда туземных народов в условиях колониального режима. Дарвин, однако, не сумел до конца проанализировать этот материал и вскрыть социальные причины гибели туземцев. Причины эти заключаются в том зверском режиме эксплуатации и всевозможных форм национальной и расовой дискриминации, который заводят в колониях империалистические хищники - английские, американские, французские и пр. колонизаторы. Создание нечеловеческих условий жизни, непосильный труд, распространение заболеваний, спаивание, прямое физическое уничтожение - все это быстро снижает число туземцев, а в ряде случаев приводит и к полному вымиранию отдельных рас и племен. Дело здесь, таким образом, отнюдь не в "биологических причинах" вымирания, связанных якобы с понижением плодовитости туземцев и т.п. Это соображение никакими фактами не подтверждено, основано на неправильной аналогизации вымирании отдельных племен человека и животных видов и не выдерживает критики. Грандиозные успехи строительства коммунизма в нашей стране показывают, что даже самые маленькие "окраинные" народности, населяющие нашу родину, в условиях советского социалистического государства расцветают, увеличиваются в числе, дают массы активных, талантливых строителей советского хозяйства и культуры. Руководящая роль великого русского народа в советских условиях помогает успехам и расцвету любого маленького "окраинного" народа нашей страны. В нашей стране считают, что "Национальный и расовый шовинизм есть пережиток человеконенавистнических нравов, свойственных периоду каннибализма" (И. Сталин, Сочинения, т. 13, стр. 28). Великая сталинская дружба народов обеспечивает полную возможность развития для всех народов нашей родины.

128. Конечно, "дикари" ничуть не более близкие родичи антропоморфных обезьян, чем цивилизованные люди. Все без исключения ныне живущие расы относятся к одной стадии становления человека - Homo sapiens. При этом замечательно, что именно Дарвин чрезвычайно много сделал для обоснования этого положения.

129. Ава - город в Бирме, другое его название - Ратнапура.

130. История упоминаемого Дарвином гибридного населения маленьких тихоокеанских островов Питкэрн и Норфольк такова. В 1789 г. на английском корабле "Боунти" вспыхнул бунт. В результате целого ряда событий 9 английских моряков в сопровождении нескольких таитян обосновались на Питкэрне. Здесь возникло "англо-полинезийское" гибридное население. Оно очень быстро разрасталось. В 1856 г. население Питкэрна было равно 193 людям, и их перевезли на Норфольк. В 1858-1864 гг. часть снова возвратилась на Питкэрн. Всего вернулось обратно 42 человека, и за 70 лет (до 1934 г.) население на Питкэрне снова увеличилось до 225 человек. На Норфольке население в 1924 г. превышало 600 че ловек. Если учесть ряд лиц, выехавших в другие места, то можно придти к выводу, что за период 1790-1934 гг. число потомков от 6 английских моряков (оставивших потомство) и нескольких таитянских женщин достигло цифры примерно в 1000 че ловек (данные Шапиро, 1936). Этот факт интересен как еще одно опровержение расистских измышлений о якобы уменьшенной плодовитости человеческих межрасовых помесей. Что же касается сделанного Дарвином сопоставления с вымиранием туземцев, то оно вряд ли правомерно, так как население Питкэрна и Норфолька находилось в относительно лучших социальных условиях, чем туземное население многих островов Тихого океана.

131. Снова ошибочное сопоставление вымирания человеческих рас и животных видов (см. примечание 127).

132. Дарвин ставит здесь вопрос, имеющий очень существенное значение для раздела антропологии, посвященного проблеме формирования антропологического состава разных народов. В настоящее время в советской антропологии при разрешении вопроса о том, "способно ли сделаться когда-либо однородным разнохарактерное племя", учитываются следующие факты: 1) однородность какого-либо несмешанного по происхождению населения вовсе не исключает более или менее значительного размаха вариации всех его признаков; 2) размеры тела и его пропорции у заведомо смешанного населения уже в первых поколениях после смешения обнаруживают размах изменчивости не больший, чем у чистого населения (т.е. в населении исходных, родительских рас); 3) связь между отдельными систематическими признаками, т.е. "цельность" исходных типов, исчезавшими при смешении очень быстро (при условии, если смешение идет совершенно свободно, т.е. если отсутствуют специальные преимущества для определенных сочетаний). Например, при смешении монголов с европейцами каждый потомок может обладать более или менее развитой бородой совершенно независимо от того, есть у него монгольская складка верхнего века или нет; 4) смешанность происхождения будет давать о себе знать не только в том, что физический тип смешанного населения будет более или менее промежуточным по размерам, пропорциям и т.д. между исходными, родительскими расами, но и в том, что некоторые отдельные индивидумы будут обладать совокупностью нескольких ярких черт одного из исходных расовых типов, другие индивидуумы - пестрым сочетанием черт того и другого типа; 5) в частном случае, когда две смешивающиеся расы очень резко отличаются в каком-нибудь качественном признаке, смешанное население будет более разнообразно по этому признаку, чем каждый исходный тип. Все монгольские дети обладают в раннем возрасте сильно развитой монгольской складкой века; ни один ребенок, например, у хорасанцев (из северного Ирана) не имеет этого признака. Дети смешанного населения будут очень различны в этом отношении, и эта разнородность не будет исчезать в последующих поколениях. Но все эти вопросы подлежат более глубокому изучению в свете представлений мичуринской генетики о доминировании и о возможности полного поглощения одной наследственности другой (Напомним, что этот комментарий писался во времена доминирования лысенковщины. - V.V.).

133. Если включить в число евреев исповедующие иудаизм группы, весьма давно обитающие в Китае, в Индии ("черные евреи" Малабарского берега), в Абиссинии (фалаша, говорящие на одном из верхне-кушитских языков - агау), то необходимо будет заключить о крайней антропологической неоднородности евреев, так как все названные группы весьма сходны по расовому типу народам, среди которых они живут сейчас и от которых они, без сомнения, происходят. Аналогичный вывод следует сделать относительно кавказских евреев. Советский антрополог Г.Ф. Дебец, в результате собственных исследований и на основе прежних данных, пришел к заключению, что кавказские евреи не однородны по расовому типу и что отдельные группы этих евреев более сходны с разными нееврейскими народами Кавказа, чем друг с другом. Что касается евреев других стран, то они далеко не составляют единого типа. Некоторые группы содержат большой процент светлоглазых и сравнительно светловолосых индивидуумов (А. Элькинд, 1902). Происхождение этого светлого типа, повидимому, отчасти объясняется примесью соседних нееврейских народов. Представляет интерес, что члены общины самарян (родственных древним израильтянам) оказались очень светлокожими и сравнительно светлоглазыми -18% голубых глаз (по данным К. Зельтцера, 1940).

134. В литературе имеется целый ряд новых данных, подтверждающих малую восприимчивость негров к лихорадке по сравнению с европейцами. Так, обнаружилось, что при применении малярийной терапии (для лечения нейросифилиса) негры иногда совершенно не поддаются инфекции со стороны Plasmodium vivax, а в тех случаях, когда инфекция имеет место, заболевание протекает в легкой форме после продолжительного инкубационного периода. Наибольшую сопротивляемость этому паразиту обнаруживают и негритянские дети (по Джемсу Кульбертсону, 1941). Аналогичные факты отмечены по отношению к Plasmodium Knowlesi (паразит обезьян, иногда употребляемый для лечения нейросифилиса человека). По статистическим данным смертности в США за 1913 г., из 2546 умерших негров (на 100000 населения) только один умер от малярии, а из 1457 белых - 21 погиб от этой болезни. На острове Цейлоне на каждую тысячу человек умирало от малярии негров 1,1%, а англичан 24,6%. Однако Дарвин вполне прав, когда он, помимо большей врожденной устойчивости, привлекает для объяснения этих различий естественно приобретенный иммунитет. По мнению некоторых авторов, сопротивляемость негров по отношению к малярии даже целиком объясняется приобретенной ими в раннем детстве невосприимчивостью. В подтверждение этой мысли можно привести для примера следующие факты: 1) очень малая смертность от малярии была констатирована на Цейлоне не только у негров, но и у других расовых групп, живущих под тропиками; 2) негры, которые постоянно обитают в малярийных областях, гораздо менее подвержены заболеванию малярией, чем пришлые люди той же расы; 3) в немалярийных горных зонах Урунды (восточная Африка)! плодовитость женщин варуыди больше и смертность младенцев гораздо меньше, чем у тех же варунди в малярийных областях этой страны (Лутц, 1922). Вопрос, поднятый Дарвином, нуждается в пересмотре.

135. Защитная роль пигмента в качестве своего рода ширмы не подлежит сомнению. Чтобы вызвать покраснение (эритему) у негра родом из Того, но жившего в Германии 10 лет, понадобилась доза облучения в 10 раз большая, чем для среднего европейца (Мишер, 1931). Однако, с другой стороны, доказано, что различия в скорости появления эритемы при воздействии ультрафиолетовыми лучами зависят далеко не только от количества пигмента в эпидермисе, но и от многих других условий, например, от толщины рогового слоя, от общего состоянии организма, в частности его нервной системы. Действие облучения не сводится к одной только выработке пигмента, но, как показали исследования Келлера и Рейна, вызывает изменения коллоидного состояния клеток, увеличивает сопротивляемость и уменьшает проницаемость мембран. Имеются данные, показывающие большую роль внешних условий. При подъеме на Эльбрус с высоты 2200 метров на высоту 4300 метров чувствительность кожи при облучении лампой повышалась в три-четыре раза (С. Жихарев, 1939).

136. В антропологии накопилось немало фактов, показывающих, что при переселении в иные условия физические признаки иммигрантов изменяются иногда довольно значительно уже в течение первых поколений. Так, Н.Н. Миклухо-Маклай обнаружил заметное посветление кожи уже во втором поколении негров, попавших в Бразилию (Собрание сочинений, т. I, Дневник путешествий, М., 1950, стр. 16-17). Было точно доказано, что японцы, переселившиеся на Гавайские острова, сильно отличаются по некоторым чертам от своих сородичей в Японии (Шапиро, 1937). Число таких примеров можно было бы умножить. В то же время очевидна и значительная устойчивость многих расовых признаков (монгола, негра, европейца), сохраняющихся в течение многих тысячелетий в самых разных климатах, хотя в целом расы и расовые признаки, разумеется, изменяются.

137. Неправильность утверждений о том, что "цивилизованные нации" обладают всегда большим мозгом, чем "дикари", показана в примечаниях 40 и 41.

138. Манданы - индейцы из группы Дакота, жившие на верхней Миссури.

139. Дарвин вполне прав, что в настоящее время расовые признаки человека не имеют для него существенного приспособительного значения. Место человека в природе определяется уровнем его производства, факторами социально- исторического порядка. Однако есть все основания предполагать, что в древнюю пору формирования расовых особенностей некоторые из них были полезными в определенной географической среде. О цвете кожи в этом отношении убедительны рассуждения самого Дарвина. Узость глазной щели у монголов, в особенности у монгольских детей, могла предохранять их глаза от засорения пылью в засушливых зонах обитания монгольской расы в период се образования (мнение С.А. Семенова). Курчавые волосы негров и меланезийцев, образуя своего рода "воздушную прокладку", могли предохранять мозг и его сосуды от прогревания (вследствие плохой теплопроводности воздуха) значительно лучше, чем гладко лежащие прямые волосы, так как слабее передавали тепло от наружной нагретой лучами поверхности волос к поверхности кожи головы. Трудно себе представить, чтобы огромный рост кроманьонцев Западной Европы в эпоху позднего палеолита (в среднем около 187 см у мужчин) не был им полезен для собирательства и охоты зимой при глубоком снеге. Следует иметь в виду, что лыжи впервые появились, по данным советских археологов, не ранее конца позднего палеолита.
 


Воспроизведено по изданию:
Ч. Дарвин, Сочинения, пер. С.Л. Соболя под ред. акад. Е.Н. Павловского,
Изд. АН СССР, М., 1953 г., том 5.


VIVOS VOCO! - ЗОВУ ЖИВЫХ!