VIVOS VOCO: И.Л. Андреев, «Россия: взгляд из будущего»

РОССИЯ: ВЗГЛЯД ИЗ БУДУЩЕГО

И. Л. Андреев

Андреев Игорь Леонидович - доктор философских наук, главный научный сотрудник Института человека РАН.

Когда предельно обострившаяся глобальная ситуация заставляет срочно отвечать на все новые вызовы при отсутствии адекватных для этого средств, люди начинают лихорадочно копаться в историческом прошлом. Такой подход был оправдан в те времена, когда дед мог с высокой степенью вероятности предсказать жизненный путь новорожденного внука, беря за эталон свой собственный. Но как афористично заметил Энгельс, "кипит котел у чародейки Истории, чем дальше, тем быстрее идет дело". Сейчас давление внутри этого котла грозит разнести его в клочья. Человечество оказалось перед дилеммой: либо гибель популяции homo sapiens, либо коренное переустройство отношения к природе и самому себе.

Мы оказались на рубеже кардинально различных формаций. Одна обречена, хотя сильна и опасна в своей агрессивной агонии. Другая только рождается в муках, усугубляемых отказом первой уступить ей место под солнцем. Между ними - разлом, бездна, пропасть, которую нельзя преодолеть в два прыжка. Прошлое обрушивает на наши головы нарастающий ком проблем. Справиться с ними известными методами у нас не хватает ни времени, ни сил, ни средств. Ситуация требует мировоззренческого осмысления. Ее не разрешить благодаря таланту военачальника, прагматизму топ-менеджера или проповедями и обращением к Всевышнему. Маркс, заглядывая в будущее, отмечал, что задача философии - не объяснение мира, а его преобразование. Сегодня задача выглядит скромнее и одновременно величественнее: не создание нового мира, а поиск и разработка концепции движения к Будущему.

Характерно, что уже после смерти соратника Энгельс существенно уточнил ходульные представления об их теории исторического процесса, в частности, отказался от призывов к вооруженному восстанию и гражданской войне, считая их формой национального геноцида. Но услышан не был. Это - один из тех случаев, когда популярность марксизма пошла ему во вред. Что же касается предчувствия научно-технической революции, то опирающаяся на овеществленную силу знания и всемирную кооперацию интеллектуальных сил, она была для Маркса и Энгельса светом в конце туннеля социальных антагонизмов и источником исторического оптимизма. Они ждали, призывали ее, в отличие от многих наших современников, которые, едва соприкоснувшись с ее дыханием, содрогнулись от опасения не справиться с нею.

Именно страх перед неведомым и необъятным будущим стал причиной всемирного социального стресса. Человек так разогнал колесницу Истории, что даже не видит возможности удержаться в ней. Отсюда - разные варианты бегства от Будущего, попытки спрятаться от него. Отсюда - всплески смиренного фатализма, иллюзорного мистицизма, мрачного оккультизма, романтической эзотерики. И подчас неосознанная тяга к прошлому: историческим исследованиям, сагам, мемуарам, генеалогиям, музеям, реликвиям, антиквариату, к археологии и "туризму в неолит", словом, к разнообразным приметам того времени, когда многие житейские ситуации находились под контролем и жизнь целых поколений была (с позиций сегодняшнего дня) предсказуемой. Отсюда - апокалипсические мотивы расплодившихся околорелигиозных, псевдонаучных, откровенно террористических и изуверских сект, обещающих избранным и достойным эксклюзивное блаженство в вечной райской жизни. За красивыми словами о тонких энергиях и гармоничном сближении с космическими силами как единственном средстве спасения обычно скрыты коммерческие и престижные интересы организаторов подобных психологических пирамид либо тривиальное стремление зомбированных послушников надежно абонировать место в последнем вагоне последнего поезда, отправляющегося в вожделенное Будущее. Нетрудно разглядеть в подтексте таких надежд на чудо эгоистическую психологию подбора экипажа ковчега по VIP-принципу: "спасайся, кто заслужил!". Впрочем, доверчивых адептов ожидает судьба "коммерческой" карьеры деревянного Буратино, оказавшегося на вожделенном поле чудес в стране дураков. Гениальная пародия графа Алексея Толстого в жанре итальянской сказки задолго до ваучеризации и приватизации рельефно выявила реальный финансовый подтекст банковских манипуляций и пирамид, связь их с криминалитетом, а также пагубность предпочтения сиюминутных развлечений новым знаниям. В такой ситуации скрупулезное выяснение любезных российскому менталитету вопросов "кто виноват?" и "что делать?" представляется психологической игрой в словесные бирюльки. Ключевая проблема эпохи: "как быть?", а не "где деньги?", ибо судьба самих денег и рынка, частной собственности и государственной власти, либеральной экономики и парламентской демократии, взявших немереную власть над людьми, далеко не однозначна.

Процесс пополнения прошлого тем, что мгновение назад было настоящим, непрерывен. Потому оно в значительной степени уже известно. Следовательно, его можно сколько угодно уточнять, ворошить, пересматривать, перекраивать, комбинировать в надежде найти виновных, найти нереализованные из-за них, безусловно, благоприятные возможности. Забота об этом стала почвой неуклюжих идеологических спекуляций и стимулом зарождения альтернативной истории. Что было бы, если бы... Все эти подходы, может быть, кроме последнего, принципиально не применимы к Будущему, которое отодвигается по мере приближения к нему, как видимая линия горизонта. Де-юре его еще нет, хотя де-факто оно уже присутствует в настоящем. И не просто незримо существует в сумбурных процессах нашей жизни, но и неодолимо тянет на себя тенденции ее спонтанной эволюции либо целенаправленно программируемого развития. Оно существует, но пока виртуально, перцептивно не воспринимаемо, как потенция, которая может себя по-разному реализовать: продуктивно или контрпродуктивно, созидательно или катастрофно. Все зависит от того, какие тенденции поддержит либо затормозит своими действиями человечество, насколько адекватно оно сможет распознать проблески грядущего и растолковать с помощью науки адресованные нам знаки. Ибо от самих людей, сумевших расшифровать неявные посылы из Будущего, зависит, насколько успешно они помогут им, выражаясь языком Гегеля, "пробить скорлупу наличного бытия".

Наш опыт показал, сколь бесперспективно латать обветшалый тришкин кафтан исчерпавшей эволюционный ресурс индустриальной цивилизации и составлявших ее основу промышленных монстров, за контроль над которыми расшибают лбы отечественные олигархи. И здесь мы оказались, как пел Юрий Визбор, "впереди планеты всей". Но в этом внешне грустном явлении заложен глубокий прогрессивный смысл. Пора конструировать и создавать совершенно новое лекало, кроить и шить для России костюм завтрашний, отвечающий функциональным потребностям и интеллектуальной моде все более энергично стучащейся в двери информационной эры. Главное не стать при этом наивными жертвами тотального и коварного нейролингвистического программирования со стороны доморощенных социальных оракулов и ангажированных политических кулинаров, заботливо приготовивших для народа ваучерно-приватизационный суп из топора. В нынешней ситуации приходится опасаться "свиты" вездесущих потомков тех бойких портняжек, которые столь профессионально и вдохновенно "одевали" голого короля, подтверждая старинный афоризм насчет того, кто кого "делает".

Иными словами, мир круто меняется на наших глазах, а мы в упор не хотим видеть этого. Если желающего видеть судьба милостиво ведет за собой, то ленивого и тупо упирающегося она жестоко тащит сквозь колдобины и тернии бытия, но отнюдь не к звездам, а, скорее всего, к неотвратимой погибели. Этого ли мы хотим? Конечно, нет. Но тогда как же нам быть?

ПОСЛЕДНИЙ ДЕНЬ ИНДУСТРИАЛЬНОЙ ПОМПЕИ

Можно ли изучать то, чего еще нет и, судя по всему, никогда не было? Нынешние реалии раздражают приученное к черно-белой четкости обыденное сознание конфликтностью разнонаправленных процессов, явлений, прогнозов, мировоззрений и этических императивов. Вспоминаются слова из записанной мудрым египтянином на папирусе "Беседы разочарованного со своей душой", которые несут на себе отблеск иероглифического лаконизма и технологического контекста той далекой эпохи: "И Земля поворотилась, как гончарный круг...". "Последний день Помпеи" был для Карла Брюллова не только художественной ретроспекцией гибели античного общества, но и эмоционально острым предчувствием грядущего крушения техногенного образа жизни, цинично стремившегося сделать Природу своей безропотной служанкой.

Смута в делах и умах не миновала ключевых принципов классической европейской культуры. Бесстрастно-однозначная логика аристотелевских силлогизмов, напоминающих парадные построения победоносных фаланг Александра Македонского, все более отчетливо выявляет свою житейскую односторонность, уступая центральное место в парадигме познания и интеллектуальной ориентации вариативной "антилогике" нелинейных процессов, где неожиданные случайности нередко оказываются закономернее ожидаемой необходимости. Взаимопереход противоположностей смотрится частным случаем многомерных, плохо предсказуемых состояний. Диалектика обретает черты триалектики. Впрочем, эта тенденция прослеживается в известных вариациях "среднего термина" у Аристотеля и Гегеля. Первый осмысливал рубеж неолитической революции в греко-персидском варианте, второй - поступь революции индустриальной в Европе. Эти технологические скачки и социальные повороты связывала прямолинейная парадигма каузальности и рационализма, которая в значительной мере обесцветила личностно-эмоциональную составляющую западной ветви исторического процесса с той поры, когда она в киплингианском духе самоопределилась и дистанцировалась относительно локальных цивилизаций Востока.

На закате II тысячелетия засверкали всполохи мировоззренческой сумятицы, но лишь на его финише начался переворот в представлениях человечества о себе, своем месте в мире и представленности природы и общества, биологической эволюции и социальной истории, прошлого и предпосылок Будущего в самом человеке: его мозге и генетике, телесной и психической организации. И ближе всего к внешне антидиалектической триалектике информационного менталитета оказалась "Наука логики" Гегеля с самой туманной из его философских теорем - законом отрицания отрицания. Однобоко задранное коромысло известного афоризма Гераклита Эфесского стало на глазах выравниваться. Первая часть фразы "все течет, все изменяется'", вырванная из авторского контекста, обрела изначальную законченность: "но, изменяясь, остается прежним". Подлинная, триадичная диалектика вместо формальной, усеченной! Скованные принципами декартовского анализа "до дней последних донца", ученые не могли подняться дальше имплантационного синтеза бытия. Многие зациклились на вещественно-корпускулярной природе сущего, относя энергетически-волновую его ипостась к внутриатомным взаимодействиям. Но постепенно науки стали "отлипать" от действительности и парить над ней в облаках виртуалистики, отрываясь от человека. Из 1000 зарегистрированных международным сообществом научных дисциплин лишь 200 относятся к гуманитарным, а более

500 - к естественным и инженерным. Правда, множатся гибридные отрасли знания типа кибернетики, системологии, синергетики, информатики, интернетики, биомедицинской этики, биополитики и т.д. Их уже свыше 300.

Сегодня человечество шагнуло в информационную эпоху, и его взгляд на мир и на себя в нем претерпевает коррекцию, превосходящую по масштабам и последствиям прежние интеллектуальные революции. Фантомная тоска по недавнему восприятию окружающей действительности, привычному и удобному, как разношенная обувь, не может заслонить выхода на авансцену познания и жизнедеятельности психологии виртуальных реальностей, логики нелинейных процессов, философии нестабильных состояний, триалектики контрадикторных противоположностей, сальтации понятийного аппарата и фрактальных суждений, кластерных подходов, гибридных построений и "композитных" научных дисциплин.

Когда В.В. Путин, отмечая возрастающее значение и дефицит социального предвидения, а также жгучую потребность в управленческих кадрах нового поколения, взывает к ближайшим соратникам быть смелее в разработке политической стратегии, а также амбициознее в экономическом планировании, это напоминает глас вопиющего в пустыне. Почему? Дело не столько в умственном потенциале, сколько в интеллектуальной ориентации сознания и мышления. Вспоминается поговорка: "Даже самая красивая девушка Франции может дать только то, что у нее есть". Другой пассаж из этой серии - плакат в салуне дикого Запада, призывающий в тапера не стрелять, ибо он "играет, как умеет". Людям с психологией технотронного типа, не имеющим представления об ее принципиальной неадекватности современной эпохе, столь же сложно решать задачи информационной экономики, как топ-жокею пытаться выиграть у Шумахера ралли "Формулы-1".

Назрела потребность в переосмыслении принципов техногенной деятельности. Многие ее подходы, которые сегодня кажутся бесспорными, освященными авторитетами, завтра станут фрагментами информационно-компьютерных, нанотехнологических, геномных и иных систем грядущего представления человечества о мире и самом себе.

"НЕВИДИМАЯ РУКА" РЫНКА И "ВИРТУАЛЬНАЯ ГОЛОВА" ЭКОНОМИКИ ЗНАНИЯ

К сожалению, из поля зрения властной элиты выпала научно-образующая доминанта современного хозяйствования. На смену "невидимой руке" рынка на всех парах спешит "виртуальная голова" информационной экономики знания. Основой устойчивого развития становятся национальный интеллект и поддерживающая его политическая воля. В нынешней ситуации отношение к науке как к досадной обузе бюджета означает риск потерять ее и обречь Россию на роль интеллектуально-сырьевого придатка транснаучных корпораций Запада.

Наше маргинальное время резко обнажило рифы меркантильного и рыночного восприятия мира, отношения к природе и жизни человека. Оно подвергается резкому осуждению со стороны антиглобалистов с их лозунгом "Единство не рынков и банков, а человечества и природы!". Недавняя безоглядно проатлантическая ориентация принесла России больше вреда, чем пользы. Запад тянет от нас сырьевые ресурсы и интеллектуальные наработки, блокируя продукцию индустрии. Такое сотрудничество напоминает "эквивалентный" обмен с дикарями, когда стеклянные бусы меняются на золотой песок и самородки. Роль золота играет серое вещество в головах наших ученых и специалистов; аналог блестящих побрякушек - "гуманитарные" продукты и лекарства с истекающим сроком годности, а также кредиты МВФ, которые большой частью уже вернулись на прежнее место в западных банках, обретя новых хозяев, хотя расплачиваться за них предстоит не только нам, но, возможно, и нашим внукам. На ум приходит пророчество, казалось бы, безнадежно устаревшего Маркса: капитал цинично срывает с древа науки наиболее удавшиеся плоды, великодушно оставляя львиную долю расходов по их выращиванию, селекцию и риски, с ними связанные, самому ученому. Как в воду глядел! Этому способствует фактическая правовая незащищенность интеллектуальной собственности и деятельности в России. Так, идеология "Открытого общества" напоминает призыв убрать запоры и распахнуть двери складов и арсеналов, домов и квартир, когда по городу разгуливают мародеры. От этого немногим отличаются гранты некоторых зарубежных фондов и программ.

Наша наука - нищенка, впадающая в голодный обморок, сидя на мешке с золотом. Кто сможет его развязать? Родное государство или иноземные "благодетели"? Парадоксально, но факт: престиж российского ученого в век информатизации низок, как никогда раньше. Еще один психологический нонсенс из серии "умом Россию не понять!" Обидно, что расставание с наукой происходит спокойно, без паники и особого сожаления. Это похоже на бред! Истерзанный потоками информации мозг бунтует. Будто попал в штормовое море. И под ногами - резко кренящаяся палуба. Но это - не величественный "Титаник", столкнувшийся в романтическом тумане перестройки с айсбергами рыночной экономики, а чудовищно нелепый "корабль дураков"! Почище того, что создан больным воображением гениального Босха! В нашей гремучей смеси экономической безалаберщины и политических амбиций воистину чувствуешь себя его невольным пассажиром, который пока не видит не только заманчиво мерцающих огней портовых маяков, но даже редких чаек - предвестников близости берега, хоть какой-то определенности.

Почему отечественная наука, интеллектуально осеменяющая весь мир, оказалась лишней в "рыночной" России? Потому что "цивилизованный" рынок напоминает нравы дикого Запада с "мерседесами" вместо лихих мустангов. Потому что он формировался международными валютно-финансовыми пулами и их пронырливыми сателлитами под эгидой МВФ и Всемирного банка. Своего они добивались, надо отдать им должное, упорно и умело. Разрыв информационного пространства СССР сократил экспорт наукоемкой продукции в 10 раз. Если в начале 1990-х годов доля России в мировом объеме заявок на изобретения составляла 16.2%, а выданных патентов 33.4%, то к концу десятилетия доля первых снизилась в 6.6 раза (2.9%), а вторых - почти в 13 раз (2.6%). Нас нет на рынках высоких технологий передовых стран. И в своей стране мы словно иностранцы. Наш внутренний инновационный рынок составляет 40 млн. долл. - капля в море на фоне мирового, равного 60 млрд.! И тем не менее российская наука жива. Россия реально способна бороться за приоритет в 12-17 макротехнологиях из тех 50, что определяют стратегический потенциал развитых стран. Достижения только институтов РАН в прорывных направлениях могут обеспечить стране как минимум 120^150 млрд. долл. в год.

Между тем мир вступает в стадию повышенных рисков (техногенных, генетических, военных, криминально-террористических, экологических, демографических, психологических). Их своевременное прогнозирование и эффективное предотвращение невозможны без науки как средства мониторинга человеческого благополучия. К тому же набирает силу мощная волна интеграционных процессов, глобальных и региональных. Рынок товаров уступает место конкуренции не столько капиталов, сколько идей и технологий. Вперед бурно выходит интеллектуальная собственность. В ее структуре фундаментальные исследования и прорывные стратегии, создающие принципиально новые устройства и продукты, постепенно теснят прежние технологии, улучшающие свойства или внешний вид изделий, уже вошедших в сферу хозяйства и быта. "Производство" наукой идей, концепций и технологий по сравнению с индустрией более компактно, требует меньше материалов и энергии, стартовых затрат. К тому же нередко они обладают эффективностью, исчисляемой порядковыми величинами. В странах золотого миллиарда наукоемкие ноу-хау обеспечивают 90% прироста ВВП, в России -только 5%, в 13 раз меньше, чем 10 лет назад.

Отчего же у российской науки не заладилось с экономикой? Из какой табакерки выскочил фантом бездумной веры в справедливость "невидимой руки" рынка и во всесилие монетарных методов, когда ведущая мировая валюта рискует деградировать почти до уровня конфетных фантиков? Бескрылая стратегия догоняющего развития и внедрение принципов капитализма эпохи паровой машины в стране с мощным интеллектуальным потенциалом делает любую науку, кроме психологии массового внушения и саморекламы, заведомо лишней. Более того - помехой блиц-обогащению доморощенных олигархов, когда деньги делаются из денег, а вернее, из воздуха, минуя производство. И не в реальной экономике, а на ее руинах. Ученого, рискнувшего внедрить ноу-хау в производство, облагают налогом, как владельца пивного ларька. Но у первого нет и не может быть той житейской изворотливости, которая свойственна второму. В 1999 г. бюджетный комитет Государственной думы предложил отменить льготы по НДС на бюджетные исследования и научные фонды. Интеллектуальную деятельность, требующую колоссального напряжения и недюжинных способностей, закон ставит на одну доску со знанием таблицы умножения, достаточным челнокам и коробейникам.

Даже в странах Тропической Африки фирмы, связанные с наукой, на 15 лет освобождаются от налогов. Предприятия, использующие ноу-хау, вправе претендовать на дотирование государством до 65% сметы проекта плюс льготные кредиты. Кандидатам наук, защитившимся в России, платят зарплату, эквивалентную 300 долл. в месяц. В Академии наук Ганы 107 учреждений и открываются новые. Я уже писал о том, что нашей академической науке присущи три исторически сложившихся недостатка. Во-первых, короста кастовости, замкнутости на самоё себя, благодаря чему конечным продуктом исследований чаще всего выступают печатные издания и результаты лабораторных опытов. Во-вторых, гуманитарии считаются учеными второго сорта, хотя в век экспансии информатики именно социальные технологии становятся средством прорыва новаций на рынок и главное - в сознание людей. Наконец, российской науке, в силу традиционной связи с государством и военно-промышленным комплексом, свойственна оторванность от СМИ и структур, планирующих финансовые потоки. Отсюда - ее неповоротливость, медлительность, дезориентированность в бурном море мирового бизнеса, где конфиденциальность ноу-хау "испаряется" в период от двух до шести лет за счет параллельных разработок и интенсивного экономического шпионажа. В столь непростой ситуации именно Институт человека призван сыграть роль системного интегратора ветвящегося дерева научных направлений с позиций "человеческого измерения" программ и проектов, ими исследуемых. Только знание, создаваемое человеком для человека о человеке, может открыть нам свою, российскую, дверь в лоно глобальной информационно-креативной цивилизации. Лишь приоритетно финансируемой и законодательно обеспеченной режимом наибольшего благоприятствования отечественной науке под силу реализация наиболее благоприятных для России глобальных тенденций в жестко конкурентной среде многополярного мира.

"ВОЗВРАЩЕНИЕ" КАМЕННОГО ВЕКА?

Первобытное присваивающее хозяйство было нацелено на элементарное выживание в условиях полустадного и полуживотного образа жизни. Земледелие и скотоводство, ремесло и торговля сыграли роль экономического фундамента цивилизаций Древнего Востока, античности и средневековья. Символическими фигурами эпохи, открытой неолитической революцией в орудиях труда и средствах производства, формах культуры и управления, стали подневольные и эксплуатируемые народы, племена, общины, кланы, роды, артели, цехи. Они использовали специальные инструменты и транспортные средства, орудия и оружие, силу человека, воды, ветра, биологию воспроизводства окультуренных растений и домашних животных. Раба называли "говорящим орудием", а крепостного - "быдлом". Их уделом был тяжелый монотонный физический труд, связанный с концентрацией внимания на его предмете и пространственной характеристике бытия, преимущественной загрузкой правого, психомоторного полушария головного мозга. Вместе с тем бурно развивались механика и химия, расширялся круг источников энергии, появились зачатки новых социальных и управленческих технологий как производственно-хозяйственного (включая сферу отношений древневосточной, античной и феодальной собственности), так и властно регулирующего типа (государственно-правовые институты типа восточной деспотии и военной демократии, полиса и империи, клиентелы и абсолютизма).

Еще более масштабно преобразило мир изобретение паровой, механической, а затем и электрической машины. Инструмент, выступавший как своего рода продолжение рук мастера, стал ее рабочим органом, а работник - живым придатком. Француз Ламетри симптоматично назвал свою книгу "Человек - машина". В чреве нового типа жизнедеятельности и эксплуатации - порождения машинной индустрии - зрели отношения социального контракта и конкуренции. Труд из средства элементарного биологического выживания по мере возрастания роли интереса как фактора экономической эффективности превращался в работу с законодательной регламентацией длительности последней, права на ее выбор, оплату и отдых. Фокус сознания и ментальности отныне был ориентированным "на результат" и его временные параметры, а психологическим фундаментом работы стало словесно-речевое левое полушарие головного мозга, абстрагирующее в удобном для инженерных и технических расчетов ракурсе предметы и связи окружающего мира. Сознание индустриального человека напоминает лодку с креном на левый борт. Для его психологического статуса характерны бизнес-доминанта или ориентация на максимально достойное выживание, а также их маргинальный синтез.

Компьютер вновь переворачивает ситуацию и статус индивида, хотя поначалу его называют машиной, правда, электронно-вычислительной. Человек в результате такого рода инверсии опять становится эпицентром хозяйственной деятельности и всех остальных сфер жизни социума. На смену механическому ритму бездушного конвейера, пронизывающему даже людей, пространственно отдаленных от него, находящихся в кабинетах и офисах, в научных лабораториях и на театральных подмостках, в дверь будущего общества все более решительно стучится творческая деятельность, связанная с извлечением и применением информации, хранимой и преобразуемой в электронных системах, имитирующих некоторые стандартные, стереотипные, "механические" функции головного мозга. На заре кибернетики машина в качестве партнера человека в его отношениях с природой и другими людьми отходит на второй план. Карл Штейнбух дал своей книге знаковое название "Человек и автомат". Но компьютер лишен того, что является функцией правого полушария. Его потенциал креативности лимитирован отсутствием творческого вдохновения, высоких эмоций и вершинных чувств. Это обуславливает связь компьютерной эпохи с бурным всплеском экстравагантных искусств и литературных экзерсисов, экзотических массовых зрелищ и развлечений, экстремальных видов спорта и иных форм загрузки правого мозга. Антропологический смысл этих тенденций ясен. Ведь каждый из нас - не только гражданин своей страны, но и представитель биологической популяции homo sapiens.

К тому же тотально-молниеносная экспансия Интернета и тем более его будущих аналогов, приводя к своего рода сжатию времени и аннигиляции пространства как барьеров информационного общения, открывает перспективу избирательных контактов любого индивида с любым из современников. Такая ситуация напоминает возможность вербального общения каждого с каждым в изначальных структурах социального бытия, что позволяет ставить вопрос о превращении человечества в некое подобие "планетарного племени".

С выходом информатики на авансцену человеческого бытия интеллектуальная собственность, авторское право, творческий потенциал человека все заметнее теснят прежде определяющее значение недвижимости, индустриальных средств производства, земли и ее недр, источников минерального сырья и энергоресурсов. Поэтому недооценка интеллектуальной деятельности и ее идеальных (виртуальных) продуктов тесно связана с инерцией применения к ней по аналогии вещного римского права и имущественных норм кодекса Наполеона.

В сравнении с веществом и энергией интеллект обладает рядом удивительных преимуществ. Его использование и применение основанных на нем технологий ноу-хау не означает уменьшения и растраты исходного научного "сырья". Популярный пример из западной литературы - антитеза "знания и время". Профессор на лекции передает студентам знания, а одному из них вручает свои часы. При этом он продолжает пользоваться собственными знаниями, чего нельзя сказать об отсутствующих у него часах. Интеллект неисчерпаем, как сама природа и удивительный в своей универсальности и уникальности человеческий мозг. Идеи и информация сами по себе ничего не весят. Для них не нужны вагоны, контейнеры, трубопроводы, портовые краны, грузчики. Более того, лучшие из них не изнашиваются, становятся "вечными". Технические устройства новейших поколений весьма компактны по сравнению с индустриальными аналогами, если таковые вообще имеются. Однако эти факторы в нашей экономической теории и практике хозяйственного планирования выступают как вторичные и второстепенные.

ИНТЕЛЛЕКТ И КАПИТАЛ

Безоглядно прозападная ориентация принесла нам гораздо больше вреда, чем пользы. На откуп "золотому миллиарду" отданы не только наш сырьевой, энергетический, но и интеллектуальный потенциал. Кому выгодно держать Россию на подхвате как поставщика сырья, энергоносителей и продукции экологически вредных производств, а также объемного рынка сбыта излишков товаров и того, к чему свои граждане уже утратили интерес? Это грозит ее превращению в придаток Запада. Последний тянет у нас минеральные ресурсы и научные разработки, игнорируя продукцию индустрии по причине небрежного исполнения и дурного оформления, а главное - из конкурентных и стратегических соображений. Это ведет к разрыву нашей экономической системы. Представьте себе дом с первым и третьим этажами без второго!

Однако эра информатизации переставляет привычные экономические и психологические акценты. Уметь в эпоху бурного пересмотра технологических и гуманитарных приоритетов важнее, нежели просто иметь. В изменившейся экономической ситуации провозглашенное Марксом первоначальное накопление капитала как финансовый источник генезиса капитализма эпохи паровой машины (электричество было открыто в 1873 г., через два года после Парижской Коммуны) уступает место перманентному кредитованию научно-информационной деятельности и финансовому авансированию ее результатов. Прежний рынок товаров оттесняется в сферу быта и комфорта гораздо более масштабным и динамичным рынком кредитов и электронной торговли, невзрачным, а то и вообще невидимым со стороны.

Стиль жизни классического капитализма был ориентирован на передачу потомкам богатства или вещественного наследства предком (в Швейцарии я встречал частные банки, а в Голландии мельницы, которыми с XVI в. владеет одна и та же семья). Он изживает себя в связи со стремительностью перемен и в сфере производства, и в области финансов, особенно после того, как деньги лишились своего золотого эквивалента, а теперь стремительно обретают электронный облик и все реже непосредственно переходят из рук в руки. Обычной становится рискованная и динамичная "жизнь взаймы". Больше всех преуспели в этом США, сумевшие придать доллару (как англичане своему языку), по сути дела, всемирный статус. Правда, с появлением евро ситуация меняется, а США, по мнению ряда теоретиков, ожидает геополитическая катастрофа, сравнимая по масштабам с развалом СССР.

В сфере создания новых видов продукции, особенно идеально-концептуальной, непосредственного производителя заметно потеснил инвестор. В этой роли обычно выступает банк, который в сравнении с эпохой раннего капитализма интегрировал прежде раздельные функции менялы, ростовщика и рантье. Приобретя в результате такой трансформации невиданную финансовую мощь, банк из первоначально посреднического учреждения, операционально обслуживающего процесс производства материальных благ, превратился в его заказчика, регулировщика и совладельца. Он взял на себя функцию идеального программирования и материального обеспечения будущего продукта, начиная от изучения спроса на него и инициирования конструкторского замысла и кончая рекомендуемыми формами бытового потребления и массированной агрессивной рекламой. "Слуга двух господ" - промышленника и рантье, питавших товарное производство, банк стал господином обоих своих прежних хозяев, сумев вознести узко корпоративные амбиции и экономические интересы выше нужд и проблем материального и духовного обеспечения человеческого бытия.

Новая роль банков отразилась в архитектуре. В средневековой Европе городской пейзаж формировали башни и стены рыцарских замков. Позже их сменили узорчатые шпили изящных готических соборов и трубы крупных мануфактур, фабрик и заводов. Теперь облик сколь-нибудь крупного города немыслим без замысловатых небоскребов - офисов мировых банков. Их тонированные и бронированные стекла не позволяют заглянуть вовнутрь, но дают возможность видеть все, что происходит снаружи. Они симптоматично отсекают виртуальное Зазеркалье финансовой мощи и причуд новых властелинов мира от жизненных интересов и потребностей населения планеты.

Словом, мир вступает в информационную цивилизацию. Первыми ее плодами сумели воспользоваться, как и следовало ожидать, капитал и бизнес, по звериному чуткие ко всякого рода сулящим прибыль новациям. На этом фоне все более явственно прорисовывается принимающее планетарный характер противоречие между гуманитарно-технологическим Интеллектом и валютно-финансовым Кредитом, между зарывшимся в недрах своих идеальных концепций и конструкций Ученым и ревностно следящим за его успехами Банкиром, между витающим в облаках трудно уловимой интуиции Творцом и скрупулезно подсчитывающим растущие доходы Продавцом, между равновесно-эгалитарными принципами всеобщей Демократии и всепроницающей конкурентной логикой вездесущего Рынка, между почитающим права и свободы другого человека Гражданином и ставшим азартно-жестоким участником безудержной гонки за вечно манящей экспонентой увеличения своего богатства Бизнесменом, между Менеджером и стремящимся возвыситься над ним Бюрократом, потенциальным, а зачастую и реальным коррупционером. Между основой общественного порядка и безопасности личности Законом и стремящимся его обойти, нарушить, взломать злостным, жестко организованным и технически оснащенным Криминалом.

ПЕРЕГНАТЬ, НЕ ДОГОНЯЯ!

Одно из ключевых условий выхода России на арену информационной цивилизации - психологическая интеграция различных слоев населения в русле совместного стремления к этой цели, чтобы каждый мог увидеть в ее достижении свой конкретный интерес. Иными словами, нам нужна современная, отвечающая динамичным реалиям грядущей эпохи (важно мыслить и действовать на опережение текущих событий!) общенациональная идея, вписывающаяся в глобальные процессы современного мира.

На эту роль мало пригодны апеллирующие к прошлому тени монархизма, идеалы православия (его придерживается отнюдь не подавляющая часть населения поликонфессиональной России), даже концепция евразийства (в силу отличия от "настоящих" Европы и Азии даже в русле противопоставления евро-американскому фактору всемирного политического расклада), иллюзии "второго Запада" (нельзя дважды войти в одну и ту же реку Истории), близкое язычеству славянофильство (в "чистое" славянство давно интегрировались тюркский и финно-угорский этносы). Названные концепции имеют свои аргументы, своих сторонников и несут в себе часть реального здравого смысла. Но только - подчеркиваю - часть, а потому представляются недостаточными, обращенными в прошлое.

К слову, не мы одни такие умные. Наш главный идеологический и стратегический спарринг-партнер ищет новый образ, обращаясь к аналогиям с Римской империей в зените ее мощи и славы. Императоры Нерон, Тиберий и римский наместник в Иудее Понтий Пилат героизируются в устах теоретиков внешней политики США. Место враждебной варварской периферии в рамках неоримско-имперской версии руководства миром в стиле Pax Amerikana занимает пресловутая "ось зла" (куда может угодить любая ставшая неугодной страна), арабский терроризм и на будущее единая исламо-китайская опасность.

Действительно ли национальной идеей России является мечта о волшебном превращении в Запад? Или она способна избрать другой путь, и ей в таком случае нужен иной формат международного сотрудничества? Почвенники уповают на славянские традиции соборности и благородство доморощенного капиталиста. Он заведомо должен быть (хотя неясно, почему?) лучше, добрее, понятливее иноземного. Лозунги национальной самобытности украшают знамена движений, исповедующих либо эксплуатирующих приоритет соборной идеи. Западники призывают идти "в Европу". Неужели теперь, спустя три столетия после реформ Петра, России вновь предстоит "рубить окно" на Запад? Как и чем? Промышленным превосходством? Коленопреклоненной мольбой о помощи и жалостливым взыванием к милости? Или высокоточным ракетно-ядерным "топором"? Разве горькое похмелье после эйфории горбачевской перестройки, переросшей в гайдаровские квазизападные реформы и напоминающие сказку о скатерти-самобранке ваучеризацию, МММ и ГКО, не развеяли сладких иллюзий о том, что "заграница нам поможет", если мы будем ее послушными учениками?

Вечная наша дилемма: куда и за чем идти, до боли напоминающая рефрен народных сказок: пойди туда, не знаю куда, принеси то, не знаю что! Или рефлексивные размышления фольклорных персонажей у развилки дорог: направо - налево - прямо? Куда ни пойдешь по чужой указке - все лихо. Поневоле приходится искать собственный путь к вожделенной цели. Не западный и не восточный, а свой, вписанный в реалии ситуации и общие закономерности Истории! Тем более, что в силу ментальности, выработанной веками в специфических природных и исторических условиях, прямые заимствования из иностранных новаций оказываются малоэффективными, а сидеть на коварной "игле" заморских технологий, игнорируя собственные, не только хлопотно и разорительно, но и в стратегическом плане весьма небезопасно для обороноспособности и самостоятельного развития страны.

За чем наши постперестроечные политики бросились, расшибая в непомерном усердии лбы, в ноги еще совсем недавно "загнивающему и угнетающему народы мира империализму"? Чего они ждали от Запада? Импортной национальной идеи и волшебного рецепта выхода на мировую арену в качестве великой державы, сменившей флаг и геоэкономические приоритеты? Или бытового синонима капитализма - вожделенной валюты? Первого Запад дать не мог: мы не такие, как они, а те - иные, чем мы. Они для нас вовсе не искренние друзья, а себе на уме конкуренты и вдобавок геополитические чужеспинники. Деньги нам "великолепная семерка" если и предоставляет, то дозированно, со скрипом, по старой криминальной формуле: "за вход - доллар (фунт, евро), за выход - два". Причем, валюта проходит обычно мимо государства и народа по старинному фольклорному маршруту: "по усам текло, да в рот не попало", доставаясь темным дельцам, криминалу и нечистоплотным политикам. Недаром канцлер Эрхард даже фатально дисциплинированных немцев вынужден был избавить от соблазнов воровства, запросив субсидии по плану Маршалла не деньгами, а техникой и сырьем.

Верно, что бесплатный сыр бывает только в мышеловке. Стоило странам, пунктуально следовавшим инструкциям предприимчивого МВФ, выйти из-под контроля и провозгласить собственную экономическую политику, как прогремели санкции: крушение бразильского крузейро, мексиканского песо, ловко инспирированные валютные бунты на биржах Южной Кореи и Гонконга, искусное подогревание политического кризиса в Индонезии. Были попытки нажать на Чили, Малайзию, ЮАР, Нигерию, ряд малых стран. Известен случай, когда Мишель Камдессю покинул одну из африканских столиц, увозя с собой лишь благодарность за предложение помощи. Принять ее президент счел делом слишком рискованным для слабой национальной экономики. Характерно, что жестокий финансовый кризис 2002 г. в Аргентине "случайно" вспыхнул вскоре после того, как министр финансов Доминго Кавалло, автор нашумевшего "аргентинского экономического чуда" на базе тотальной долларизации по рецептам МВФ, призвал к паритету на национальном рынке доллара и евро.

Какая ждет нас при зацикленности на Запад историческая перспектива? Информационно-технологическая зависимость типа постиндустриального колониализма? В стратегическом резерве остались разве что изрядно пощипанный ВПК и выходящий за его пределы интеллектуальный да технологический потенциал. Мы у последней черты. Отступать уже некуда. Позади - яма Истории. Запад как предельно развитая капиталистическая система, а вовсе не по злому умыслу -совокупный эгоист, изворотливый эксплуататор, сам себя неизбежно загоняющий в исторический тупик. Ему предстоит немало пережить, подстраиваясь к вызванным им самим процессам тотальной информатизации. Это может привести к кризису, сопоставимому с распадом СССР. Поэтому я не думаю, что для нас свет клином сошелся на догоняющем развитии стран "золотого миллиарда". Если уж играть с ними в геоэкономические пятнашки, то в режиме: кто кого и как сумеет перегнать, а не в использовании ресурсов аутсайдера для увеличения его отставания от лидера.

Упорно навязываемая нам стратегия догоняющего развития в условиях острой экономической и политической конкуренции мирового масштаба заведомо обречена на неуспех и добровольную консервацию отставания. Взятые сегодня за основу вчерашние ориентиры могут завтра привести ... только в позавчера. Зачем же, рискуя сорваться под колеса, пытаться вскочить на подножку последнего вагона, коли разогнавшийся поезд западной цивилизации мчится в исторический тупик?

ТРЕТИЙ РИМ ИЛИ ТРЕТИЙ МИР?

Новая геополитическая ситуация диктует выбор приоритетов в стратегии развития, которая теряет эффективность в изолированной от остального мира "пустоте". Но если внутри самой хозяйственной системы ключевые проблемы и противоречия не могут быть разрешены, значит, надо выйти за ее пределы. В математике есть великая теорема Геделя о принципиальной неполноте замкнутых систем. В какую сторону "разомкнуть" нашу систему? Куда идти России? На кого ориентироваться? Кто в мире и где ждет нас как равноправного геоэкономического партнера и желанного геополитического союзника? И как избавиться от буквально вросших (или: вбитых!) в сознание предрассудков, что все лучшее, что есть в этой жизни, появляется на благословенном Западе, а его цивилизационное "приданное" - рынок и парламент - единственно возможные формы и гаранты благополучного социального устройства?

Касательно индустрии подобные иллюзии уже изживают себя. Информатизация стала ее реальной альтернативой. В экономической, экологической, социальной сферах. К тому же строить (даже на развалинах) легче, чем модернизировать пока еще успешно функционирующее и приносящее прибыль производство, в которое сделаны немалые вложения. Но сейчас вовсе не обязательно предварительно все крушить и рушить "до основанья, а затем". Достаточно создать не вместо, а рядом (благо, места для этого надо совсем немного) с прежними формами индустриального способа производства (не на их "костях") новый компактный и природосберегающий информационный уклад хозяйствования и управленческой деятельности, где функцию механической "руки рынка" заменит творческая "виртуальная голова", генерирующая и материализующая знания. Постепенно набирая силу, креативные венчурные структуры и инвестиционно-хозяйственные холдинги ускорят кризис изношенных промышленных монстров. На ум приходит аналогия с появлением миниатюрных млекопитающих среди гигантских динозавров. Первые плавно вытеснили из эволюционного процесса тех, чей ресурс адаптации к переменам оказался в критической ситуации исчерпанным. Как у индустрии и порожденных ею социальных институтов!

Россия, как ни парадоксально это звучит сегодня, имеет потенциальные преимущества перед индустриально развитыми странами. У нее еще есть собственная фундаментальная наука. Недаром транснациональные концерны, сокращая штаты у себя дома, именно у нас создают и расширяют научно-производственные лаборатории по разработке новых программных, технологических, фармацевтических и прочих интеллектуальных продуктов. Когда В. Путин говорит о конкурентоспособности как ядре национальной идеи, это касается не только факторов экономических, политических, силовых, но также интеллектуальных, эмоциональных, психологических компонентов общественного сознания и созидания.

Думаю, ахиллесова пята России - пренебрежение социальными технологиями. Каждая вещь имеет две ипостаси: будучи продуктом природы, одухотворенным сознанием, она выступает в роли ориентира и инициатора человеческой деятельности, а значит, зависит от вкусов, традиций, привычек, моды. Встает проблема выбора и интеллектуально-эмоционального, а не пассивно-потребительского отношения к новациям, будь то товар или услуга (включая интеллектуальную продукцию и деятельность), тем более если они только что появились на рынке либо иных площадках социальной арены.

Национальная психология становится стержневым компонентом хозяйственной деятельности и социального поведения, грядущей трансформации систем управления и экономики, сложившихся в эпоху индустриального производства. В отличие от культа прагматизма и индивидуального успеха, составляющих доминанту западной науки, российским ученым в гораздо большей степени присущи интеллектуализм (творческая игра ума опьяняет, как наркотик, говаривал Г.В. Плеханов), коллективизм (стремление работать в команде творчески, а не на подхвате и не на хозяина), духовность (характерно, что это слово адекватно не переводится с русского!) и гуманизм.

В охваченном информационным бумом мире зреют тенденции, оседлав которые Россия может выйти из кризиса, минуя многие зигзаги и беды, неизбежные для слишком специализированной на конкурентно-рыночных отношениях вестерн-цивилизации. Надо суметь вовремя адекватно распознать и использовать открывающиеся возможности. Не станет ли это плодотворной национальной идеей прорыва на путь истинно российского развития России.

Естественно, драматический процесс обновления России нуждается в защите от внешних помех и негативных воздействий, лимит отторжения которых не безграничен. Грубым имперским замашкам наиболее экономически и политически агрессивных стран Запада нужно противопоставить партнерство, сотрудничество и союзничество с незападным большинством мира, охватывающим 5/6 его населения. Это вовсе не предполагает нашей изолированности от Запада, успехи которого в области науки и "революции комфорта" неоспоримы и имеют общечеловеческое значение. Речь о другом - о том, чтобы пресечь навязанные им формы паразитической эксплуатации сырьевых и людских ресурсов России.

Стратегия обустройства России в мировом экономическом пространстве останется однобокой и неустойчивой, не будет соответствовать ее национальным интересами и приоритетам при игнорировании программ и проектов, скоординированных с государствами третьего мира и со странами СНГ. Их успешная реализация, помимо улучшения социально-экономической ситуации в России и у ее партнеров в третьем мире, повысит наш рейтинг в глазах западных элит и населения стран СНГ. Пока же Россия часто ошибалась геоэкономической дверью. И нередко рвалась туда, где ее, если и пустят, то лишь затем, чтобы еще раз обобрать и унизить.

Давайте чутко прислушаемся к тихим шагам Будущего, подчас еле различимым в сутолоке нашей нынешней жизни, и устремимся ему навстречу, а заодно постучим в те двери незападного мира, за которыми нас знают, уважают и пока еще ждут. Может быть, от этого зависит не только превращение обнищавшей России в мощного экономического медведя Евразии, но и статус "третьего Рима", означающий долгожданный поворот в мировом балансе геополитических сил, а значит, и в судьбах запутавшегося в созданных им самим проблемах человечества.