VIVOS VOCO: Н.А. Черноплеков , "Из тех, кто определил лицо эпохи (Памяти А.П. Александрова)"

ИЗ ТЕХ, КТО ОПРЕДЕЛИЛ ЛИЦО ЭПОХИ
К 100-ЛЕТИЮ СО ДНЯ РОЖДЕНИЯ АКАДЕМИКА А.П. АЛЕКСАНДРОВА

Н.А. Черноплеков,
чл.-корр РАН

Природа-мать! Когда б таких людей
Ты иногда не посылала миру, -
Засохла б нива жизни...
Н.А. Некрасов

Не могу себе позволить дерзнуть и написать канонический портрет Анатолия Петровича Александрова. Справиться бы с набросками к портрету этого необыкновенного человека, с которым на протяжении 30 лет мне выпала удача работать.

Уместно начать это трудное дело с одного знаменательного события - с юбилейной сессии ученого совета Российского научного центра "Курчатовский институт", проходившей 13 февраля 1993 г. в конференц-зале центра. Сессия была посвящена проблеме "Атомная энергетика и транспорт XXI века" и приурочена к 90-летию почетного директора РНЦ "Курчатовский институт", трижды Героя Социалистического Труда, лауреата Ленинской и Государственных премий академика А.П. Александрова.

Задолго до начала заседания зал был заполнен до отказа. Когда в зал вошел Анатолий Петрович и, подстрахованный опорой на мою руку, начал медленно спускаться по крутым ступеням, присутствующие курчатовцы и гости встали и бурными аплодисментами приветствовали его, пока он шел к обычному на таких заседаниях месту в первом ряду центральной части амфитеатра. И даже после того, как, поклонившись залу, он сел на место, овации продолжались. Нечасто люди удостаиваются подобного выражения чувств. В вольнолюбивом Курчатовском институте это не могло быть рецидивом проявления чинопочитания. Просто на юбилейную сессию пришли люди, большинству из которых, смею утверждать, посчастливилось на разных этапах долгого и бурного жизненного пути ученого сотрудничать с ним или работать под его руководством.

* * *

Анатолий Петрович Александров родился в городке Тараща Киевской губернии 13 февраля 1903 г. в семье мирового судьи Петра Павловича Александрова - человека с безупречной репутацией, интеллигентного и принципиального.

После неожиданной кончины в 1906 г. матери, семья Александровых переехала в Киев. В 1910 г. Анатолий Петрович поступил в подготовительный класс реального училища, которое он окончил в 1919 г. До поступления на первый курс Киевского университета (1923) ему довелось поработать сельским учителем, воспитателем в трудовой коммуне, осветителем в театре и т.д. Большую роль в его будущей судьбе сыграло то обстоятельство, что, начиная с младших классов училища, он увлекся работой в известном в то время в Киеве физическом кружке А.Т. Любанского.

Возникший устойчивый интерес к физике и химии, стремление делать яркие демонстрации по этим предметам и приобретенные навыки конструирования и изготовления приборов привели к тому, что юноша был приглашен преподавателем физики и химии в старших классах гимназии. Он продолжал преподавание все время учебы в университете. Затем добавилась факультативная работа в Рентгеновском институте по изучению свойств диэлектриков, активное участие в семинарской деятельности. Вот как сам Анатолий Петрович характеризует свою напряженную жизнь конца 20-х годов: "Я работал в Рентгеновском институте очень нерегулярно, потому что в то же время преподавал в школе, был в горсовете, да еще сдавал экзамены в университете".

Первые свои значимые исследования он выполнил в Ленинградском физико-техническом институте - колыбели отечественных физиков или, как у нас часто говорят, в школе "папы Иоффе", - где изучал электрофизические свойства диэлектриков и предложил новые изоляционные материалы для практического использования. Затем последовали работы по физике полимеров, заложившие основы современных представлений о них и выработавшие рекомендации для ответственных областей их применения. Параллельно А.П. Александров и его коллеги работали в интересах Военно-морского флота страны. Сразу же после начала Великой Отечественной войны А.П. Александров, опираясь на довоенные исследования, принимает участие в решении исключительно важной задачи - защите кораблей от магнитных мин. Благодаря рекомендациям группы ученых были спасены сотни военных кораблей и жизни тысяч моряков.

Еще не успела закончиться война, а А.П. Александров уже переключается на новую область научной, инженерной и организационной деятельности, ставшую основным содержанием всей его последующей творческой жизни. В команде И.В. Курчатова он начинает работу по "Урановому проекту": созданию отечественной атомной науки и техники, развитию атомной промышленности. Вскоре становится заместителем И.В. Курчатова на посту руководителя Лаборатории измерительных приборов (ЛИП) АН СССР и фактическим его заместителем по реакторной части "Уранового проекта", а после внезапной кончины И.В. Курчатова в 1960 г. - директором Института атомной энергии им. И.В. Курчатова (бывшего ЛИП АН СССР) и научным руководителем атомной отрасли.

В это время в полную меру раскрывается его удивительный талант ученого-физика, способности блестящего инженера и мудрость научного руководителя. Он по праву принадлежит к той замечательной когорте ученых и инженеров, которые в середине прошлого столетия решили одну из труднейших научно-технологических задач, когда-либо возникавших перед человечеством, -задачу овладения энергией атомного ядра. Это сразу же изменило военно-политическую ситуацию в мире, открыло перспективы почти неограниченного энергетического обеспечения, дало мощный толчок развитию различных областей науки, техники, промышленности и образования, что в совокупности определяется обычно как вступление человечества в атомную эру. Для СССР вступление в атомную эру, в свою очередь, означало не только достижение паритета с США в атомном вооружении, но и осознание необходимости изменения внешнеполитической доктрины: провозглашение принципа мирного сосуществования и борьбы за мир. Внутри же страны существенно возросли авторитет науки, уровень образования и масштабы участия советских ученых в международном научно-техническом сотрудничестве.

Позже, в середине 70-х, на А.П. Александрова дополнительно легла ноша президента АН СССР, и эту ношу он весьма успешно нес целых 11 лет. В это время еще ярче высветились многочисленные грани его таланта научного лидера, поскольку они стали видны и востребованы не только в сфере атомщиков и смежников, но и во всем научном сообществе. Причем на всех этапах своей жизни Анатолий Петрович блестяще выдерживал испытания властью и славой, оставаясь удивительно порядочным, доброжелательным и жизнелюбивым человеком, работать с которым было большое удовольствие.

* * *

Думаю, что этими (или близкими) чувствами и оценками руководствовались участники юбилейной сессии, когда они горячо рукоплескали, приветствуя Анатолия Петровича. А сами приветствия, хотя и выражались в общепринятой форме, были весомее тех, которыми традиционно удостаиваются юбиляры, поскольку в случае с А.П. Александровым оценивались не только содеянное, но и последствия свершений ученого для страны и мира в целом. Он достойно продолжил дело, начатое Игорем Васильевичем Курчатовым.

Конечно, Курчатовский институт при А.П. Александрове сильно изменился по сравнению с тем, что было при И.В. Курчатове. Разумеется, это вполне естественно, что с появлением нового руководителя меняется облик возглавляемого им учреждения, особенно научного. Почти за 30-летнее директорство А.П. Александрова Курчатовский институт сильно вырос численно, значительно расширился диапазон его исследований и разработок, особенно реакторных, но при этом, как и прежде, внутри института возникали и развивались новые научные коллективы, вскоре становившиеся самостоятельными учреждениями. И в этом, как я понимаю, не было никакой "злой воли" нового директора, а была естественная реакция на изменения требований времени.

Начало преобразованиям в институте положил еще И.В. Курчатов, когда после 1955 г., который можно считать годом окончательного достижения ядерного паритета между СССР и США, он постепенно менял акценты исследований своего института и своей собственной деятельности как руководителя атомной программы страны. Прежде всего сократились исследования, обеспечивавшие атомно-оружейную деятельность. Соответствующие отраслевые институты "возмужали" и сами могли проводить основную часть необходимых исследований. Центр интересов Курчатовского института сместился на промышленные ядерные реакторы - наработчики оружейных компонентов, ядерные энергетические установки для атомной энергетики, подводных и надводных кораблей, будущих космических аппаратов. Конечно, совершенствовалась и разрабатывалась новая техника разделения изотопов. Весьма ощутимый размах приобрели исследования по физике плазмы и управляемому термоядерному синтезу. Наряду с этими "китами" атомной науки и техники в Курчатовском институте возникают направления, на первый взгляд, неочевидные для Института атомной энергии. Один из примеров - физика твердого тела.

Трудно сказать, когда в институте были начаты работы по физике твердого тела, но, несомненно, задолго до их формального объединения в отдел физики твердого тела. Традиции "твердотельских" исследований в институте были заложены И.В. Курчатовым и его сподвижниками - А.П. Александровым и И.К. Кикоиным. Еще до войны они осуществили фундаментальные исследования в различных областях физики твердого тела, принесшие им заслуженное признание научной общественности. Собственно в Курчатовском институте в конце 50-х и начале 60-х годов были выполнены А.Б. Мигдалом, С.Т. Беляевым, В.М. Галицким и Ю.М. Каганом работы по теории конденсированного состояния вещества, получившие затем мировое признание. Именно здесь экспериментаторы Б.Н. Самойлов, В.В. Скляревский и другие провели важные исследования на стыке ядерной физики и физики твердого тела, приведшие, в частности, к обнаружению локальных магнитных полей на ядрах диамагнитных элементов в ферромагнитной матрице, к экспериментальному установлению общих закономерностей фононных спектров кристаллов, к развитию работ по когерентному взаимодействию ядерных излучений с совершенными кристаллами и др. Кроме того, в институте в 60-х годах строилась непонятная по назначению, для большинства сотрудников, мощная криогенно-гелиевая база и подготавливалось сооружение уникального сильноточного линейного ускорителя электронов вместо уже не удовлетворявшего физиков старого ускорителя. Лишь позже, когда возник отдел физики твердого тела, стало понятным предназначение этих объектов. И я не могу избавиться от ощущения, что у Анатолия Петровича было не только убеждение в необходимости подобных объектов для Курчатовского института, но и представление о возможных формах их организационного статуса.

Инициативная группа "твердотельцев" в составе Ю.М. Кагана, М.И. Певзнера, Б.Н. Самойлова и автора этих строк при активной поддержке академика И.К. Кикоина начала обсуждать вопрос об отделе физики твердого тела еще в 1964 г. Однако из-за некоторых обстоятельств практические вопросы были решены лишь в 1968 г. Первоначально предполагалось, что отдел объединит все основные твердотельские группы, за исключением групп, занимающихся радиационным материаловедением, и возглавлять его будет И.К. Кикоин. Мне отводилась роль его заместителя по науке. Но, когда в середине года были уже подготовлены все формально необходимые документы и проект приказа лежал на подписи у Анатолия Петровича, И.К. Кикоин неожиданно изменил свое решение. Он предложил мне возглавить отдел, пообещав, что будет мне помогать. Так что приказ о создании отдела вышел с задержкой, в декабре 1968 г., причем при его подписании у меня произошел любопытный разговор с Анатолием Петровичем. Узнав, что мне уже 38 лет, он сказал: "Черт возьми, тебя, такого старика, ставим во главе отдела. Ну, держись!"

Мне кажется, что у "повивальных бабок" нашего отдела - А.П. Александрова и И.К. Кикоина - были следующие соображения, подвигнувшие их на такой шаг.

Во-первых, сочетание накопленного в ядерной физике мощного арсенала теоретических и экспериментальных подходов с теоретическими и экспериментальными методами физики твердого тела должно сказаться весьма плодотворно на развитии как физики твердого тела, так и самой ядерной физики.

Во-вторых, осуществление на этой основе фундаментальных исследований по физике твердого тела должно было неминуемо привести к возникновению новых возможностей для практического использования их результатов в интересах атомной техники и народного хозяйства.

И реалии подтвердили справедливость ожиданий. Вот лишь некоторые иллюстрации на сей счет.

В неупругом рассеянии нейтронов удалось измерить групповые скорости фононов и тонкие детали электрон-фононного взаимодействия в металлах и сплавах, в упругом рассеянии нейтронов - отклонение на угловые секунды высококоллимированных пучков, что открыло возможности для новых структурных и материаловедческих исследований. В результате теоретических и экспериментальных работ были развиты последовательные представления о природе нормальных металлов и сплавов, раскрыты многие закономерности в мире гидридов, особенности взаимодействия ядерных излучений с идеальными кристаллами, поведение квантовых систем, а также вещества в аномальных состояниях.

Широкое использование стационарных магнитных полей с высокой индукцией на основе сверхпроводниковых магнитов (а их в отделе изготовлено более 300 штук) позволило выйти на новый уровень исследований в ядерной физике, химии, биологии и самой физике твердого тела. Использование твердотельских эффектов дало возможность поднять точность измерения ширин нейтронных резонансов, определить сечения взаимодействия поляризованных нейтронов с поляризованными ядрами, применить эффекты каналирования частиц и в физике высоких энергий, и в технологии легирования. Что же касается удовлетворения нужд атомной техники и народного хозяйства, то в качестве иллюстрации достаточно напомнить об основополагающем вкладе отдела в создание отечественной сверхпроводниковой промышленности, а также в развитие криогенной техники.

Анатолий Петрович с самого начала деятельности отдела проявлял к нему искреннюю заинтересованность и заботу о нем, которые сохранил до конца жизни. По-существу, в отношении к отделу он был главным режиссером, который не появляется на сцене во время спектакля, но без которого приличного спектакля не получится. Он достаточно регулярно, несмотря на чрезвычайную загруженность, принимал меня одного или с коллегами по вопросам жизни отдела, но требовал, чтобы непременно разговор начинался с рассказа о полученных нами научных и технических результатах, о появившихся новых идеях и предложениях. Если проводился какой-либо уникальный эксперимент или вводилась в строй новая экспериментальная установка, он приезжал и обстоятельно знакомился на месте. При этом он давал немало полезных советов, а если было необходимо, то и оказывал конкретную помощь с привлечением высших достижений отечественной техники и промышленности, с которыми, как правило, был хорошо знаком.

Он придирчиво следил за тем, чтобы в отдел привлекалась талантливая молодежь и создавались условия для ее плодотворной работы. Это предполагало, наряду с доброжелательной творческой атмосферой в коллективе, правильный выбор основных направлений исследований, отвечающих передовой линии мировой науки, потребностям отечественной науки и техники, а также использование совершенной экспериментальной базы исследований, поскольку без оригинальных идей и оригинальных подходов к их решению вряд ли можно получить результаты мирового уровня. Как мне кажется, все уроки Анатолия Петровича правильно воспринимались в отделе и шли на пользу. Уже вскоре после своего рождения отдел занял вполне достойное место в тех областях мировой науки, которые в нем развивались. Да и внутри страны его работы были оценены: выросли академики и члены-корреспонденты РАН, более четверти научных сотрудников удостоены званий лауреатов Ленинской и Государственной премий СССР, а позже к ним добавились лауреаты России.

Как и со многими в институте, отношения А.П. Александрова со мной и рядом других сотрудников отдела не были сугубо формальными. Хотя и не часто, но регулярно, раза два в год, он специально вечером заезжал в отдел. Я очень любил эти встречи, конечно, непродолжительные, но зато без перерывов на многочисленные телефонные звонки, без тягостного давления ожидающих в приемной, когда обсуждение проходило в кабинете А.П. Александрова. Чаще разговор шел о результатах и перспективах исследований, о людях и их росте. Анатолий Петрович придавал большое значение правильному построению отношений между сотрудниками и особенно между смежными организациями и на многих примерах показывал, как трудно наладить доверительные деловые отношения и как легко, даже малой некорректностью, их разрушить. Это были своего рода миниуроки, блестяще подкрепленные многочисленными житейскими примерами.

Но иногда он приезжал лишь затем, чтобы поделиться чем-то его беспокоившим. Вспоминается такой случай. Он уже тогда был президентом АН СССР. Несмотря на его великолепное умение владеть собой, по всему было видно, что академик чем-то раздражен. Оказалось, что в тот день у него состоялись два "противных" разговора. Один с представителями доведенной до абсурда экологической доктрины, согласно которой не остается места для хозяйственной деятельности вообще и человек исключается из понятия "Природа", второй касался поддерживаемой высшим чиновничьим аппаратом идеи широкого использования омагниченной воды. Еще бы, ведь авторы идеи обещали повышение урожайности на 10-15%, рост яйценосности кур и т.д. Между тем они не предложили никаких механизмов, которые были бы ответственны за чудодейственное влияние омагниченной воды. Наука как бы здесь была не нужна. Предъявлялись чаще всего результаты сельскохозяйственных брутто-экспериментов, как правило, невоспроизводимых, из которых делались статистически недостоверные выводы.

Академические комиссии давали отрицательные заключения по таким предложениям и, соответственно, удостаивались ярлыков оторванных от жизни ретроградов. А в это время некоторые ведомства продолжали обильно финансировать эти псевдоисследования в надежде на "халявное" повышение урожайности.

Обсуждение проблемы получилось достаточно безрадостным. Было ясно, что необходим строгий научный эксперимент, например, с посевами зерновых, когда и опытный и контрольный участки являются приемлемо одинаковыми и по почвенным показателям и по освещенности и многим другим параметрам. За такими участками необходим одинаковый уход, а их размеры и продолжительность (годы!) эксперимента должны быть таковы, чтобы дать статистически достоверные результаты. Ясно, что Курчатовский институт, хотя и имел подшефный совхоз, в этот непрофессиональный эксперимент вовлекаться не мог.

Обсуждали мы также понятные влияния магнитного поля на воду, например, когда вода протекает через градиентное магнитное поле, оно работает как магнитный фильтр, удаляя из воды ферро- и парамагнитные частицы. Это может иметь много различных аспектов использования, но вряд ли поможет решить проблемы урожайности. Более тонкий эффект - частичная поляризация протонной подсистемы воды в магнитном поле - слишком слаб, и характерное время релаксации магнитной памяти воды составляет секунды.

В своих предыдущих размышлениях на тему омагничивания Анатолий Петрович, по-видимому, не рассматривал этого эффекта. Он заметно оживился, когда узнал, что мы его используем для измерения стационарного магнитного поля (рекордного в то время) комбинированного магнита, состоящего из наружного сверхпроводящего и внутреннего резистивного магнитов с суммарной индукцией магнитного поля 26 Т. А.П. Александров захотел сейчас же посмотреть все это своими глазами. Получилось удачно: сотрудники, несмотря на то, что было уже достаточно поздно, работали на установке и после некоторого замешательства, связанного с появлением в лабораторном помещении Анатолия Петровича, продемонстрировали работу самого точного измерителя сильных магнитных полей по ЯМР-сигналу проточной воды. И здесь Анатолий Петрович сделал неожиданное заявление, что, когда будет рассматриваться вопрос о его уходе на пенсию, он очень бы хотел, чтобы у нас появился хороший ЯМР-спектрометр и соответствующее помещение, и он с удовольствием занялся бы на этом спектрометре исследованиями и, вероятнее всего, не твердого тела, а биологических объектов. И хотя допускалась в его высказывании измена твердому телу, мы торжественно обещали в случае необходимости предоставить ему такие возможности.

Продемонстрирую удивительно развитое у А.П. Александрова умение оценивать перспективность новых открытий и их практического использования на примере развития работ по технической сверхпроводимости. Они были начаты в СССР, как и в других индустриально развитых странах, в 1961 г., преимущественно в крупных исследовательских центрах. Основой послужило теоретическое предсказание возможности существования особых сверхпроводников, так называемых жестких сверхпроводников второго рода, способных без омических потерь нести большие плотности постоянного тока в сильных магнитных полях. Его сделал в 1957 г. А.А. Абрикосов. В 1960-1961 гг. в США были изготовлены образцы технически значимых сверхпроводников. До этого, с момента открытия явления сверхпроводимости (1911), в основном исследовались чистые сверхпроводящие металлы, не представлявшие существенного интереса для практического использования.

Зарождение работ по прикладной сверхпроводимости в Курчатовском институте, по свидетельствам участников и очевидцев, выглядело достаточно любопытно и весьма характерно для А.П. Александрова.

Где-то в середине мая 1961 г. в рабочей комнате Б.Н. Самойлова, только что выполнившего вместе с В.В. Скляревским красивые эксперименты по поляризации атомных ядер, раздался телефонный звонок. Подняв трубку, Борис Николаевич услышал, что секретарь директора хочет соединить его с Анатолием Петровичем Александровым. Анатолий Петрович после приветствия сказал, что его очень заинтересовала возможность воспроизведения результатов работы, опубликованной в последнем "Physical Review", по получению сверхпроводящих проводов на основе интерметаллического соединения ниобия и олова (Nb₃Sn) и просил Бориса Николаевича прийти к нему для обсуждения этого вопроса.

Давая поручение по началу работ, А.П. Александров руководствовался не только естественным для него, как физика и инженера, интересом к проблеме практического использования сверхпроводимости, столь долгое время не находившей удовлетворительного разрешения, но и ясным пониманием как научного руководителя атомной программы страны все возрастающих потребностей атомной науки и техники в устройствах с сильными магнитными полями, генерируемыми наиболее экономичным образом. Его последующие действия показали, что он с самого начала видел пути осуществления полного комплекса исследований и разработок, начиная с исходных материалов и кончая системами криогенного и диагностического обеспечения разрабатываемых сверхпроводящих магнитных систем различного назначения и создания необходимой промышленной базы и организационной инфраструктуры для зарождающейся новой технологии - технологии сильноточной сверхпроводимости гелиевого уровня температур. При этом, в соответствии с традициями Курчатовского института, он настойчиво подталкивал своих коллег к тому, чтобы они работали над проблемой в тесном творческом сотрудничестве с ведущими технологическими, конструкторскими организациями и промышленными предприятиями.

К концу 60-х годов, когда автор этих строк был назначен руководителем упомянутых выше работ, а сам институт на государственном уровне определен научным руководителем проблемы использования сверхпроводимости в атомной науке и технике и некоторых других областях, такая кооперация была практически создана и начала успешно действовать. В нее входили многие НИИ, КБ и промышленные предприятия, а основу, наряду с Курчатовским институтом, составляли ВНИИ неорганических материалов им. А.А. Бочвара, ВНИИ кабельной промышленности, НИИ электрофизической аппаратуры им. Д.В. Ефремова, ВНИИКриогенмаш и Ульбинский металлургический завод.

На всех этапах становления отечественной технической сверхпроводимости, как внутри института, так и вовне, постоянно ощущалось заинтересованное и конструктивно-критическое отношение А.П. Александрова к выбираемым путям решения различных проблем, к получаемым результатам, к вовлекаемым в процесс специалистам и организациям. Он с пристальным вниманием следил за тем, как развивалось на Ульбинском металлургическом заводе (г. Усть-Каменогорск) промышленное производство технических сверхпроводящих материалов. Он прекрасно понимал, что технические сверхпроводящие материалы (провода, кабели, шины) представляют собой сложные композитные системы из разнородных (по механическим, теплофизическим и электрическим свойствам) компонентов. Сверхпроводящие жилы - диаметром от единиц микронов и числом до десятков тысяч - в виде спиральной скрутки упорядоченно располагаются внутри матрицы из нормального металла или специальной конструкции из различных нормальных металлов, покрытых соответствующей изоляцией. Технический сверхпроводник должен обладать высокими и стабильными критическими параметрами, однородностью свойств и точностью геометрических размеров на километровых длинах и сохранять сверхпроводящие свойства в реальных условиях работы магнитной системы. Как на этапе зарождения, так и сегодня технология сверхпроводящих материалов - это высокая технология.

Думаю, что именно в силу указанных обстоятельств, несмотря на свою всегдашнюю чрезвычайную загруженность, Анатолий Петрович принимал активное участие в специализированных закрытых технологических конференциях, которые в Усть-Каменогорске проводили совместно ВНИИ неорганических материалов, Ульбинский завод и Курчатовский институт под эгидой Госкомитета по атомной энергии. На конференции съезжалось достаточно большое число специалистов из других институтов и смежных областей промышленности, в первую очередь из организаций и предприятий Минэлектротехпрома.

Участие президента Академии наук придавало заседаниям со сложными для восприятия разно-плановыми технологическими докладами особую деловую и заинтересованную атмосферу. Исходила она из заведомо доброжелательного отношения Анатолия Петровича к любому участнику конференции, будь то докладчик или задающий вопросы слушатель, из его собственных вопросов (всегда о главном и по существу), из кратких и понятных замечаний и разъяснений, если возникала в них необходимость.

Не меньшим вниманием пользовалась у А.П. Александрова и вторая (после материалов) составляющая сверхпроводниковой технологии - криогенная техника. Для прикладной сверхпроводимости требовался переход от камерной техники работы с жидким гелием, которой обладали специализировавшиеся в области низких температур институты, к полупромышленной, чтобы криостатировать сверхпроводящие устройства крупных установок. Анатолий Петрович поддерживал эти работы как в самом Курчатовском институте, где был создан исследовательский криогенный корпус и первый полупромышленный ожижитель-рефрижератор гелия с производительностью до 500 л жидкого гелия в час, так и в специализированных организациях - Криогенмаш, Гелиймаш, и в смежных предприятиях тогдашнего Минхиммаша.

К середине 70-х годов были найдены и реализованы в конкретных конструкциях технических сверхпроводящих материалов принципы стабилизации сверхпроводящего состояния, организовано промышленное производство проводов, кабелей и шин на основе сплава Nb-Ti и интерметаллического соединения Nb₃Sn. Были созданы крупные сверхпроводящие магнитные системы для научных исследований, начаты работы по сверхпроводящим магнитным системам для электротехники, транспорта, медицины, переработки минерального сырья, а также некоторых оборонных областей.

Расскажу об одном, как мне кажется, характерном для Анатолия Петровича эпизоде. Где-то во второй половине 1974 г. правительственная комиссия должна была рассмотреть вопрос о развитии сверхпроводниковой технологии и ее использовании в интересах народного хозяйства и оборонной техники. Помятуя, что проект доклада для А.П. Александрова писать бессмысленно -для него подобная практика была неприемлемой, я подготовил для его выступления подборку фактического материала и иллюстраций, ориентированных на последние события, детали которых он мог и не знать.

Я пришел к нему за неделю до заседания и представил подготовленные материалы. Он с интересом с ними ознакомился, поблагодарил за разъяснения и возвратил их мне. Увидев мое удивление, сказал: "Надо не только уметь пить кровь из начальства, но и отвечать за содеянное. Вот и отвечайте. Выступать будете вы". Позже он дважды, в 1976 и в 1986 гг., настаивал на моих развернутых докладах на заседаниях Президиума АН СССР с целью более активного привлечения академических организаций к работам по прикладной сверхпроводимости, а также пропаганды успехов различных ведомств в области сильноточной и слаботочной сверхпроводимости.

С точки зрения нормального развития работ по прикладной сверхпроводимости большое значение имело придание им более открытого характера, установление широких контактов как внутри страны, так и за рубежом.

В 1975 г. в Алуште на базе отдыха Харьковского физико-технического института была проведена первая Всесоюзная конференция по техническому использованию сверхпроводимости, которая по составу практически была международной, так как почти треть ее участников составляли зарубежные специалисты. Выступая на открытии конференции, председатель ее оргкомитета, а это был А.П. Александров, сформулировал основные задачи этого направления работ: в ближайшие годы - решение вопросов индустриальной физики (термоядерные исследования, ускорители и детекторы для физики высоких энергий и другие направления), а лет через 20 - создание электроэнергетического оборудования, в первую очередь, для атомной энергетики. В заключение он сказал: "Таким образом, мне кажется, что ни мы, ни наши дети в этой области без работы не останемся". Эти пророческие слова были справедливы и до начала 90-х годов, когда в мире было два общепризнанных лидера в области прикладной сверхпроводимости: СССР и США, и сейчас, поскольку отечественные специалисты до сих пор получают предложения о работе за границей.

Коснусь еще двух обстоятельств, важных для понимания отношения А.П. Александрова к сверхпроводимости вообще и прикладной, в частности. К концу 1986 г. в мире начали осознавать, что совершено одно из выдающихся физических открытий последних десятилетий XX в. - высокотемпературной сверхпроводимости. До этого времени вся сверхпроводниковая технология развивалась как технология гелиевого уровня температур. Рекордсменом было соединение Nb₃Ge с критической температурой 23 К. Более 20 лет физики, химики и технологи бились над проблемой либо повышения критической температуры этого соединения, либо нахождения других, более высокотемпературных сверхпроводников. Но все усилия были безрезультатны. И вдруг прорыв: в швейцарском исследовательском филиале фирмы IBM были синтезированы первые высокотемпературные сверхпроводники (ВТСП): лантан-бариевые керамики на основе оксида меди с критической температурой 36 К. В самом начале 1987 г., уже в США, в системе "иттрий-барий-медь-кислород" были синтезированы керамические сверхпроводники с критической температурой 94 К, а чуть позже в системах с висмутом - с 110 К. Открывшиеся перспективы практического использования явления сверхпроводимости при температурах вблизи температуры кипения жидкого азота (77.4 К при нормальном давлении) позволяли приступить к созданию сверхпроводниковой технологии уже освоенного промышленностью уровня температур, на котором системы криостатирования значительно упрощались, а их стоимость снижалась в сотни раз.

За всю историю науки мир впервые наблюдал такой необыкновенный ажиотаж в СМИ и коридорах власти в связи с научными проблемами: материаловедческими работами по получению новых ВТСП и первыми шагами по их реальному использованию. Специалисты Курчатовского института и их коллеги по кооперации прекрасно сознавали, что путь к практическому освоению ВТСП будет и труден и долог. В атмосфере почти поголовной ВТСП-эйфории и "шапкозакидательского" отношения к достижениям и развитию сверхпроводниковой технологии гелиевого уровня температур можно было нанести непоправимый ущерб делу практического использования сверхпроводимости вообще.

Сложивший к этому времени с себя полномочия президента АН СССР, А.П. Александров возглавил Временную научно-техническую комиссию Государственного комитета СССР по науке и технике и Президиума АН СССР, которая подготовила доклад "О развитии исследований и работ по созданию принципиально новых видов материалов, приборов и оборудования с использованием явления сверхпроводимости и ускорения их внедрения в народное хозяйство". В значительной мере на базе этого доклада при поддержке нового президента АН СССР академика Г.И. Марчука и, что особо следует отметить, активной деятельности академика Ю.А. Осипьяна была принята Государственная программа по ВТСП. Государственную комиссию по программе возглавил премьер-министр Н.И. Рыжков, а председателем ученого совета стал президент АН СССР Г.И. Марчук. Эта программа оказалась весьма полезной и эффективной для развития не только работ по сверхпроводимости, но и многих смежных областей науки и техники. Жаль, что она просуществовала слишком мало - всего три года.

Хочу отметить, что интереса к делам сверхпроводимости А.П. Александров не потерял до последних своих дней. Пока в Курчатовском институте действовала экспресс-информация "Новости производства, экономики и управления" и "Новости науки и техники", я часто получал от него эти материалы с его пометками и просьбами либо обратить внимание, либо прийти и обсудить с ним заинтересовавшую его информацию. Интересовала же его реализация потенциала прикладной сверхпроводимости не только в атомной науке и технике и, в первую очередь, энергетике деления и термоядерной энергетике, но и в других возможных областях применения. К сожалению, широкой аудитории ни история становления отечественной прикладной сверхпроводимости, ни та роль, которую сыграл в ней А.П. Александров, практически не известны из-за длительного периода закрытости основной массы работ.

* * *

Нельзя обойти стороной и такую область многогранной научно-организационной деятельности Анатолия Петровича, как руководство Комиссией по атомной энергии АН СССР, действовавшей в 1960-1988 гг. фактически не только от имени Академии наук, но и Минсредмаша, и Института атомной энергии им. И.В. Курчатова.

Следует вспомнить, что по инициативе И.В. Курчатова в 50-х годах на базе ведущих физических институтов ряда республиканских академий наук и ряда вузов Российской Федерации были созданы атомные центры, оснащенные исследовательскими реакторами различного типа, а также специальными лабораториями - циклотронными, материаловедческими, радиохимическими. С помощью Советского Союза подобные центры были организованы в Венгрии, Болгарии, Румынии и других дружественных СССР странах. Цель этой инициативы была совершенно очевидна. С одной стороны, с помощью центров, впитавших в себя последние достижения многих областей науки и техники, предполагалось способствовать поднятию уровня подготовки научных и преподавательских кадров в регионах, с другой стороны - привлечь специалистов и целые коллективы к многотрудной работе по использованию достижений атомной науки и техники в интересах народного хозяйства страны, ее науки и медицины.

Вот как в предисловии к изданному в 1993 г. к 50-летию Российского научного центра "Курчатовский институт" сборнику "Исследования и разработки в реакторных научных центрах" Анатолий Петрович рассказывал о работе по координации деятельности отечественных центров:

"Академией наук СССР и Государственным комитетом по использованию атомной энергии СССР, начиная с 1960 года, стали регулярно проводиться поочередно в различных центрах координационные совещания представителей всех реакторных центров. На них определялись главные направления научной деятельности для каждого центра, выделялись головные институты по отдельным проблемам, производился обмен опытом и информацией, заслушивались и обсуждались доклады по основным научным результатам за прошедшее время и о планах научно-исследовательских работ на следующий период. На совещаниях принимались обширные решения, в которых характеризовалось состояние работ по каждому центру, анализировались достигнутые результаты и обобщались итоги по основным направлениям.
На координационных совещаниях постоянно рассматривались вопросы безопасности исследовательских реакторов. Они отражались в решениях совещаний. К сожалению, эти решения не всегда полностью выполнялись, главным образом из-за больших трудностей с поставкой необходимого оборудования и финансированием.
Работа координационных совещаний была организована следующим образом. С отчетными докладами выступали руководители центров, затем заслушивались содоклады комиссий, которые перед этим на местах проверяли работу центров и выполнение решений предыдущих совещаний по данному центру.
На совещаниях проводились пленарные и секционные заседания. Секции были следующие: ядерная физика (пред. И.М. Франк, О.И. Сумбаев), нейтронные исследования в физике твердого тела (пред. Н.А. Черноплеков), радиационная химия (пред. Э.Л. Андроникашвили, И.А. Наскидашвили), физика и техника исследовательских реакторов (пред. В.В. Гончаров), нейтронно-активационный анализ (пред. Г.Н. Флеров), радиационной химии (пред. В.И. Гольданский), радиационное материаловедение (пред. П.А. Платонов), производство изотопов и меченых атомов (пред. А.С. Никифоров), радиационная биология (пред. А.М. Кузин, А.Г. Свердлов).
Обычно на совещаниях заслушивалось около 250 докладов, а число участников составляло более 400 человек, из них 250 - представители от различных учреждений Академии наук СССР, академий наук союзных республик. Государственного комитета по использованию атомной энергии, Минхимпрома, Минвузов и других ведомств.
Органом, координирующим работу 15 атомных реакторных центров и организующим проведение совещаний (конференций), была Комиссия по атомной энергии при Президиуме Академии наук СССР, возглавляемая мною. Начиная с 1960 г., под моим руководством было проведено 15 таких совещаний: в Москве (1960), Ленинграде (1961), Киеве (1962), Ташкенте (1963), Тбилиси (1965), Риге (1966), Минске (1968), Алма-Ате (1974), 0бнинске (1976), Свердловске (1978), Ташкенте (1980), Алма-Ате (1982), Томске (1984), Дмитровграде (1986), Обнинске (1988).
Помимо основных совещаний, головные организации проводили координационные совещания по отдельным направлениям.
Кроме того, в вопросах использования исследовательских реакторов комиссия по атомной энергии координировала деятельность ряда научных советов: межведомственного совета по радиохимии, совета по проблеме "Радиационная физика твердого тела", совета по применению методов ядерной физики в смежных областях, совета по проблемам радиобиологии и др.".

Предельно скупой рассказ Анатолия Петровича о своей почти что 30-летней деятельности, нацеленной на передачу достижений атомной науки и техники в сферу образования и хозяйственного освоения в республиках и регионах страны, выглядит рядовым эпизодом. Но всем участникам координационной деятельности и особенно тем из них, кто непосредственно привлекался к ее реализации, доподлинно известно, какой поистине титанический труд, в первую очередь А.П. Александрова, стоял за этими краткими итогами.

В реакторных центрах происходил сложный процесс возникновения новых направлений научных исследований и новых методических возможностей, предоставляемых реакторной техникой и совокупностью реакторных излучений. И весь этот процесс протекал в условиях уже сложившихся научно-организационных республиканских и региональных структур. Одновременно требовалось обеспечить подготовку высокопрофессиональных кадров для эксплуатации радиационного экспериментального оборудования, добиться выделения значительных материальных затрат на поддержание его работоспособности и совершенствование профессионализма исследователей в интересах безопасности. Вместе с тем становились на ноги новые научные школы, в которых уровень фундаментальных и прикладных исследований должен был соответствовать мировому, что, в свою очередь, требовало привлечения к работам талантливых ученых и инженеров, организации сотрудничества реакторных центров с ведущими научными и учебными учреждениями и промышленными предприятиями. Все это осложнялось межличностными, а иногда и межнациональными отношениями в среде творческих людей. Анатолий Петрович вынужден был часто демонстрировать свои недюжинные способности бойца и дипломата при обсуждениях с региональным партийным, правительственным или академическим начальством проблем развития реакторных исследовательских центров. В силу ряда обстоятельств мне приходилось принимать участие в такого рода обсуждениях, и я видел, сколь непростыми бывали они и как трудно впоследствии было добиться реализации достигнутых договоренностей, хотя они и фиксировались в решениях совещаний или в специальных протоколах.

Зато совсем другая обстановка царила при обсуждении результатов исследований и разработок, осуществлявшихся в центрах. Анатолий Петрович со своей феноменальной памятью, редкой в наше время энциклопедичностью ученого и блестящей интуицией инженера был, как правило, в центре дискуссий: активно задавал вопросы, делал замечания и предложения, причем высказывал их уважительно и доброжелательно. В реакторном центре, где проводилось координационное совещание, он обстоятельно знакомился с работами и установками, предпочитая, чтобы рассказывали о них не начальники, а непосредственные исполнители, особенно если они были молодыми сотрудниками. Здесь были и жаркие споры, и интересные находки в процессе споров. Такие встречи давали новый импульс деятельности центров, способствовали повышению уровня фундаментальных и прикладных исследований.

Между участниками координационных совещаний и А.П. Александровым устанавливались своеобразные отношения. Вот одна из иллюстраций.

Анатолий Петрович не смог присутствовать на проходившем в 1968 г. в Минске седьмом координационном совещании. Его участники были поставлены в известность президентом АН СССР М.В. Келдышем и министром Минсредмаша Е.П. Славским, что "в связи с невозможностью выезда в Минск академика А.П. Александрова координационное совещание по экспериментальным реакторам поручается провести чл.-корр. АН СССР В.И. Гольданскому - по физическим и радиационно-химическим направлениям и д.т.н. В.В. Гончарову - по технике и эксплуатации реакторов. Открыть совещание просим академика АН Белоруссии А.К. Красина".

Анатолий Петрович, конечно, не мог довольствоваться такой формальной информацией и написал более подробное письмо участникам совещания. Привожу его полностью:

"Дорогие товарищи!
К сожалению, из-за внезапной концентрации дел, в том числе неотложных по государственным премиям и по предвыборным интригам, мне не удалось приехать на наше координационное совещание. Позвольте мне приветствовать Вас и выразить надежду, что мое отсутствие приведет к повышению плодотворности совещания, т.к. исчезнет связанное со мной легкомыслие (ясно, что В.В. Гончаров не одобрит этой фразы!). Но, чтобы легкомыслие не исчезло совсем, я просил руководить совещанием не только В.В. Гончарова, но и В.И. Гольданского.
Несмотря на то, что у нас есть и значительные успехи, прошу не поддаваться уговорам представителей Госкомитета и сформулировать наши недостатки четко и грубо. Для этой цели в области физики особенно пригоден Н.А. Черноплеков (для грубости), а в области радиационной химии В.Л. Карпова предварительно придется гальванизировать. Еще раз сердечно приветствую Вас и желаю успеха!
А.П. Александров".

Что же касается упомянутого в письме "легкомыслия", то практически ни одно совещание не происходило без его проявления. Вот что, например, случилось на совещании в Тбилиси в 1965 г.

На пленарном заседании первое слово для доклада было предоставлено директору Института физики АН Грузии академику АН Грузии Э.Л. Андроникашвили. Докладчик начал свое выступление не с рассказа об успехах и проблемах грузинского реакторного центра, а с ... жалобы на председателя совещания Анатолия Петровича Александрова, который накануне вечером позволил себе коварно разыграть наимудрейшего Элевтера Андроникашвили, да еще и с безосновательными намеками на его не вполне пристойное поведение в Москве 18 лет назад.

А суть произошедшего накануне сводилась к следующему. Анатолий Петрович вместе с женой Марьяной Александровной летели вечерним рейсом в Тбилиси, и их соседкой оказалась возвращавшаяся из Москвы грузинская студентка, несколько похожая на Марьяну Александровну и близкая по возрасту дочери Александровых Маше. У Анатолия Петровича возникла идея при встрече в аэропорту представить ее дочерью Машей. Девушка дала согласие на участие в розыгрыше, и был обговорен простейший сценарий действий.

В аэропорту у трапа самолета Анатолий Петрович после приветствия извинился перед Э.Л. Андроникашвили, что он, не предупредив заранее, взял с собой дочь Машу, которую Элевтер Луарсабович видел лишь однажды в годовалом возрасте. А далее были размещение гостей и ужин, за которым-то Анатолий Петрович и заявил, что лишь сейчас он обратил внимание, что Маша похожа не только на мать, но и на Элевтера Луарсабовича, и его беспокоит, что тогда в Физ-проблемах, когда он сам работал как вол, Элевтер Луарсабович занимался "черт знает чем".

Начались, как утверждали очевидцы, бурные выяснения. Но когда Анатолий Петрович решил прекратить этот миниспектакль и заявил, что приехавшая с ним девушка, действительно, не Маша, а чистокровная грузинка, Элевтер Луарсабович, опасаясь двойного розыгрыша, долго не соглашался с новой версией развития событий. Только после того, как источник "раздора", преодолев робость, на прекрасном грузинском языке объяснил положение и запросился домой, Элевтер Луарсабович вынужден был признать, что его хорошо разыграли, о чем он с напускной горечью и доложил участникам пленарного заседания. Что же касается отчетного доклада Э.Д. Андроникашвили, то он от этого комичного отступления только выиграл, и на совещании с самого начала установилась непринужденная творческая атмосфера.

После 1988 г. подобные совещания перестали созываться, что пагубно сказалось и на уровне работ на исследовательских реакторах, и на самих реакторных центрах. Снизилась ответственность Академии наук и Минсредмаша за эти работы, возобладала тенденция "разбегания по национальным и региональным квартирам" - единое и квалифицированное сообщество сотрудников реакторных центров распалось. Своеобразной "лебединой песней" этого сообщества стал уже упоминавшийся ранее сборник "Исследования и разработки в реакторных научных центрах", вышедший в 1993 г.

* * *

Разговор о стиле руководства Анатолия Петровича Александрова начну с его слов: "Я привык к ответственности за дело, мне порученное, привык доводить его до конца, привык считаться прежде всего с государственными интересами. Такой стиль сформировался у меня под влиянием моих руководителей и товарищей по работе".

В первые годы директорства А.П. Александрова в Курчатовском институте произошел ряд любопытных событий, оказавшихся важными для судьбы как его самого, так и института. В 1962 г. под давлением вполне понятных внешних обстоятельств Анатолий Петрович вступил в КПСС. Должен сказать, что он отнесся к этому акту достаточно серьезно. Вскоре его избрали членом ЦК КПСС, и возник вопрос об избрании его депутатом Верховного Совета СССР от одного из уральских избирательных округов. Анатолий Петрович пригласил меня (я в то время был секретарем парткома Курчатовского института) и стал объяснять, что плохо себе представляет, как он сможет справиться еще и с такой большой и ответственной работой, какой должна быть работа депутата Верховного Совета СССР. Ведь надо же будет регулярно и не на один день выезжать на Урал, вести прием избирателей, разбираться в их обращениях и жалобах, добиваться реальной помощи им, преодолевая бюрократические препоны.

Из-за своей относительной молодости и необразованности в партийно-номенклатурных делах я сумел договориться с представителями орготдела ЦК о снятии кандидатуры А.П. Александрова. Он был доволен. Но когда парой недель позже партзубры ЦК не увидели в опубликованных списках кандидатов в депутаты фамилии Александрова, соответствующее внушение виновным аппаратчикам и секретарю парткома института было сделано по полной форме. Но изменить ситуацию уже было невозможно. И только через два года удалось ее "исправить" за счет возникшей вакансии и проведения дополнительных выборов, так что перед 25-летием Курчатовского института А.П. Александров был в полной номенклатурной форме: член Президиума АН СССР, член ЦК КПСС и депутат Верховного Совета СССР.

При его серьезном отношении к любому делу, которым ему приходилось заниматься, ежедневной, как правило, 12-часовой и более работе времени едва хватало для того, чтобы справляться с колоссальной нагрузкой. Институт по-прежнему проходил в бюджете страны отдельной строкой, но представлял собой объединение достаточно мощных и самостоятельных отделов, руководители которых и направление их деятельности были определены еще решениями спецкомитета при Государственном комитете обороны. Поскольку отделы стремились независимо решать вопросы своего развития непосредственно с руководством Минсредмаша или Комитета по атомной энергии, а курировались они различными главками этих ведомств, то часто внутри института возникали разнообразные проблемы, да и ведомственные главки действовали независимо друг от друга, что, естественно, ситуацию не упрощало. К тому же у части чиновников после испытаний 1955 г. создалось впечатление, что можно "порулить" и наукой, и таким институтом, как Курчатовский. В конце концов произошел инцидент, вынудивший институтское руководство предпринять шаги к изменению как некоторых сторон внутренней жизни института, так и схем его взаимодействия с ведомствами.

По представлению главка, курировавшего развитие ядерных энергетических установок для транспорта, министр Е.П. Славский подписал приказ, согласно которому это направление объявлялось главным для института со всеми вытекающими отсюда последствиями. Атмосфера в институте сразу же накалилась, несмотря на то, что его сотрудникам было известно уважительное отношение Е.П. Славского к науке и к Курчатовскому институту. И хотя транспортное направление было любимым "дитятей" Анатолия Петровича, он все же счел необходимым не создавать прецедента терпимости по отношению к превышению чиновниками своих полномочий. Он попросил главк, а после его отказа - Е.П. Славского отозвать приказ. Это было воспринято как каприз ученых, и приказ не был отозван. Тогда и произошло важное для жизни института событие: первое заседание юридически неоформленного органа, получившего вскоре название директората института. Собрались вместе руководители ряда крупнейших отделов института, соратники И.В. Курчатова - от Л.В. Грошева до М.Д. Миллионщикова (естественно, включая Л.А. Арцимовича, И.К. Кикоина и других), чтобы обсудить ситуацию, которую они расценивали как неприемлемую для ведущего исследовательского центра, каким являлся Курчатовский институт. Участники директората независимо друг от друга разговаривали с Е.П. Славским, а несколько позже - с членами Политбюро и секретарями ЦК КПСС, курировавшими отрасль. Инцидент был исчерпан просьбой Минсредмаша забыть об этом приказе, хотя формально он не был отозван. Старая курчатовская гвардия показала характер.

Анатолий Петрович весьма нетерпимо относился ко всем проявлениям делячества, зазнайства, неуважительного отношения к сотрудникам, что всегда приводит к разрушению творческой атмосферы и неминуемому падению уровня исследований и разработок. Когда подобного рода ситуация возникла в филиале Курчатовского института в городе Сосновый Бор под Ленинградом (ныне это Научно-исследовательский технологический институт им. академика А.П. Александрова Минатома) и в институт стали поступать жалобы на руководство филиала, Анатолий Петрович сам поехал разбираться с ситуацией. К сожалению, жалобы сотрудников филиала имели слишком серьезные основания, поэтому с представителем Минсудпрома, который руководил филиалом, пришлось расстаться. А.П. Александров решительно пошел на это, несмотря на противодействие партийных инстанций и представителей Минсредмаша и Минсудпрома.

Здесь, может быть, уместно сказать, что за все время моей работы с Анатолием Петровичем, наблюдая его в различных, иногда весьма напряженных ситуациях, я никогда не слышал от него бранных слов, весьма редко он повышал голос. Когда кто-либо очень возбужденно обращался к нему, он любил говорить: "Тихее, Сара! То же самое, но тихее". (Достаточно часто приходилось слышать эти слова и мне, были основания.) Но вот подчас шутливые а иногда и весьма колючие замечания или к месту рассказанные истории близкие сотрудники Анатолия Петровича слышали часто. На первый взгляд, они звучали обидно, но помогали обнажить ситуацию, поэтому в памяти оставалась не обида, а досада и злость на допущенный тобой ляп. Все сказанное не означает, что Анатолий Петрович не был знаком с ненормативной лексикой. Он ее слышал от властей предержащих, от военных, от производственников сверх всякой меры. Он даже живописно рассказывал, что сам однажды прибегнул к ней по отношению к высокой правительственной комиссии, когда ее представители, сгрудившись у пульта, мешали ему запустить на ходовых испытаниях реакторную установку первой отечественной атомной подводной лодки. Но это было, скорее, исключением, подтверждающим правило, даже если он слегка приукрашивал ситуацию в том рассказе. Анатолий Петрович был одним из деликатнейших людей среди множества тех, с кем мне приходилось встречаться в жизни.

Придавая большое значение гармонизации внутриинститутских отношений, особенно между представителями фундаментальных и прикладных направлений исследований, а также доброжелательной смене поколений, которая стала насущной проблемой для института в 60-е годы, А.П. Александров принял предложение об участии в неформальных встречах между молодыми тогда представителями реакторных направлений (Н.Н. Пономарев-Степной, В.А. Сидоренко, Е.П. Рязанцев) и разновозрастными представителями физиков (И.И. Гуревич, Ю.М. Каган, В.М. Галицкий и автор этих строк). Встречи проходили в домике И.В. Курчатова, где сама обстановка заставляла участников оставлять все мелочное за порогом дома и напоминала об ответственности за сохранение и развитие наследия Курчатова. Состав участников встреч постепенно расширялся за счет ведущих сотрудников (Б.Б. Кадомцев, Н.С. Хлопкин и др.), обеспокоенных судьбой Курчатовского института. Обсуждались, как правило, наиболее важные или болезненные вопросы жизни института и его связей с внешним миром. Разговор был откровенным, иногда горячим, но всегда в "парламентских" рамках. Решений на этих встречах не принималось, а вырабатывалось взаимопонимание, и Анатолий Петрович получал дополнительный к официальному материал для размышления и принятия решений.

При обсуждении деятельности А.П. Александрова часто задают вопрос о его отношениях с властью. Вроде бы он был ею уважаем и даже обласкан. Но на самом деле все обстояло гораздо сложнее. Например, он всячески избегал контактов с высоким начальством КГБ СССР. Курчатовскому институту везло: у него в основном были разумные заместители директора института по режиму, и все внутриинститутские проблемы решались в интересах дела. Если же возникали вопросы, требовавшие контактов за пределами института, Анатолий Петрович от них уходил.

Из сказанного не следует делать вывод, что А.П. Александров не был мужественным человеком. Для него безрассудную храбрость от храбрости отделяло пространство цели. Еще в 1938 г. в своих смелых и рискованных выступлениях на собрании актива Ленинградского физико-технического института при обсуждении разгромной для академика А.Ф. Иоффе статьи, опубликованной в "Ленинградской правде", он четко продемонстрировал, что истиной и убеждениями поступаться не будет. Он оказался в немногочисленной группе сотрудников Физтеха, которые смогли показать ангажированность и некомпетентность статьи "Чистая физика и реальная жизнь" и сыграть важную роль в сохранении института и его директора А.Ф. Иоффе. Так было и в последующем. Когда после ухода из Курчатовского института руководителя теоретической лаборатории академика А.Б. Мигдала Анатолий Петрович принял решение пригласить для его замены в Москву академика С.Т. Беляева, бывшего курчатовца, но избранного в академию по Сибирскому отделению АН СССР, ему пришлось отстаивать свое мнение не только в аппарате ЦК КПСС, но и у секретаря ЦК КПСС М.А. Суслова. Связано это было с тем, что в свое время ЦК КПСС принял решение, что москвичи, избранные по Сибирскому отделению АН СССР, должны работать в Сибири, а не возвращаться в Москву.

Здесь, возможно, уместно сделать одно общее замечание о кадровой политике А.П. Александрова: он с удовольствием принимал на работу сильных и талантливых, предпочитал работать именно с такими людьми. В 1967 г. Анатолий Петрович серьезно анализировал возможность открытия в Курчатовском институте новой теоретической лаборатории и приглашение на руководство ею академика А.Д. Сахарова. Однако это не состоялось по не зависимым от А.П. Александрова причинам.

Запомнился еще один эпизод из непрофессиональной для Анатолия Петровича области деятельности.

Когда в конце 70-х - начале 80-х годов возникла необходимость изменения школьной программы, в том числе по физике, то по просьбе Министерства просвещения СССР Президиум АН СССР предложил И.К. Кикоину возглавить предметную комиссию по физике. Это означало организацию работы и над программой по физике, и над новыми учебниками для старших классов. Учебник для восьмых классов он написал вместе с братом А.К. Кикоиным. Вот по поводу этого учебника и разгорелся сыр-бор. В журнале "Коммунист" № 4 за 1984 г. в редакционном обзоре писем "Дело, затрагивающее интересы всего народа" были приведены хлесткие и бездоказательные обвинения В. Зубова в адрес авторов учебника "Физика-8" в махизме и других смертных грехах и сделано утверждение, что "дальнейшее использование учебника в школе может нанести непоправимый ущерб интеллектуальному потенциалу страны в целом". Для всех, кто хотя бы немного знал И.К. Кикоина, было ясно, что он тяжело переживал столь незаслуженное обвинение.

Решено было обратиться в Секретариат ЦК КПСС и к главному редактору журнала "Коммунист" с просьбой отразить на страницах журнала точку зрения Президиума Академии педагогических наук, Института философии АН СССР и подписавших письмо курчатовских физиков. Но подписей под этим письмом было всего четыре: президент АН СССР, академик А.П. Александров, академик С.Т. Беляев, доктор физико-математических наук, профессор МГУ В.М. Новиков и доктор физико-математических наук, профессор Н.А. Черноплеков. Некоторые из ведущих физиков Курчатовского института предпочли не связываться с ЦК КПСС и журналом "Коммунист". Несмотря на многократные звонки, в том числе и Анатолия Петровича, журнал не удовлетворил просьбу подписантов, но, пытаясь, вероятно, загладить свою вину, где-то в середине 1984 г. обратился с просьбой к И.К. Кикоину выступить со статьей, посвященной юбилею выхода в свет работы В.И. Ленина "Материализм и эмпириокритицизм".

Весьма характерной для А.П. Александрова ситуацией, отражающей его чрезвычайно ответственное отношение к любой работе, за которую он брался, являются выборы президента АН СССР. Выборы были внеочередные, связанные с серьезным заболеванием тогдашнего президента АН СССР академика М.В. Келдыша, успешно руководившего академией в течение почти 14 лет. По рассказам участников этих событий, они развивались следующим образом. Так называемая инстанция готовила предложения по кандидатуре нового президента, и возможность реализации этого варианта очень обеспокоила часть академических кругов, особенно старшее поколение академиков. Начались контрпоиски кандидатуры, которая была бы приемлема для "инстанции" и в то же время соответствовала бы академическим традициям. Выбор пал на А.П. Александрова. Авторитетный руководитель одной из важнейших научно-технических областей и крупнейшего многопрофильного института, бессменный член Президиума АН СССР с 1960 г., порядочный и доброжелательный человек и многие другие качества, безусловно, выделяли кандидатуру Анатолия Петровича. Вопрос о возрасте не стоял, так как в свои 72 года он был в прекрасной форме, которой могли бы позавидовать многие молодые. Но возникла трудность: Анатолий Петрович не давал согласия, плохо представляя себе, как бы он мог совместить большую и ответственную работу президента АН СССР с руководством своим любимым Курчатовским институтом, с продолжением дел "всей его жизни", связанных с флотом, энергетикой и т.д. Тогда на него началось давление.

Приблизительно за месяц-полтора до Общего собрания АН СССР мне позвонил А.П. Александров и спросил, буду ли я ближайшие пару часов у себя и свободен, поскольку с просьбой о встрече со мной обратился к нему П.Л. Капица и, более того, просил самого Анатолия Петровича принять участие в этом обсуждении.

Петр Леонидович начал разговор с вопроса о том, какие перспективы в Курчатовском институте для создания сверхпроводниковых систем, более крупных и с большей индукцией магнитного поля, чем система, что раньше мы разработали и изготовили для его собственных экспериментов. У нас уже были новые интересные результаты по созданию и испытанию сильноточного токонесущего элемента на основе сверхпроводника ниобий-олово с более высокими критическими параметрами и по разработке крупных сверхпроводящих магнитных систем для термоядерных исследований. Однако, как мне показалось, Петр Леонидович слушал меня достаточно рассеянно. Когда я закончил, он скупо поблагодарил меня за рассказ и попросил минут на 20-30 оставить его наедине с Анатолием Петровичем. Пришлось уважить гостя и покинуть свой кабинет. Разговор длился чуть больше 30 минут.

Уже после того как П.Л. Капица уехал, я позволил себе задать Анатолию Петровичу вопрос:

- А что, Анатолий Петрович, Петр Леонидович приезжал вас уговаривать дать согласие на баллотировку в президенты?

- Да, приезжал уговаривать. Старики обеспокоены.

Буквально через два-три дня было проведено совещание в домике И.В. Курчатова впервые в отсутствие А.П. Александрова. Его участники попытались выработать отношение Курчатовского института к возможному президентству Анатолия Петровича. После продолжительного обсуждения они пришли к заключению, что А.П. Александров может соглашаться на баллотировку только при условии оставления его одновременно на посту директора Курчатовского института.

Получив эту информацию, Анатолий Петрович, собрав на следующий день ведущих руководителей и сотрудников института, изложил свои условия. Они сводились к следующему. Курчатовцы должны смириться с тем, что в институте он будет один день вечером и, возможно, пятницу полный день. Научное руководство энергетическими и транспортными (конечно, в первую очередь, морскими) направлениями он оставляет за собой. Никто не может ограничивать доступ к нему любых сотрудников института, и он сам будет решать, кого и когда принимать. Он также высказал пожелание, чтобы его коллеги приложили все усилия к улучшению работы института в новой ситуации, когда он сам становится менее доступен для общения.

После выборов А.П. Александрова президентом АН СССР, прошедших при беспрецедентном для истории академии проценте поданных за него голосов, он с головой окунулся в академические проблемы, и действительно, около полугода курчатовцам было достаточно трудно с ним встречаться, хотя он всеми силами старался выполнять свое обещание о полутора днях присутствия в институте. Но со временем произошла адаптация к новым условиям и самого Анатолия Петровича и курчатовцев. Если же попытаться в целом, как бы со стороны, определить значение деятельности А.П. Александрова как президента АН СССР для жизни самой академии, то прежде всего следует отметить, что за время его президентства заметно вырос авторитет академии в обществе, и она в большей степени, чем в другие периоды, играла роль действительного штаба отечественной науки, способствуя развитию на самом высоком уровне как фундаментальных, так и прикладных исследований в стране.

Жизненный путь Анатолия Петровича отнюдь не был усыпан розами. Случались и неудачи, и горькие переживания. Наверное, самым тяжелым был для него 1986 г. Аварию на Чернобыльской АЭС он воспринял как свою личную трагедию. К тому же она совпала по времени с потерей самого близкого человека - жены. А в эту пору и во властных структурах, и особенно в средствах массовой информации творилась вакханалия невежества, паникерства, межрегиональной (с национальной окраской) борьбы за средства из государственного бюджета для пострадавших территорий, с попытками самоутверждения на всенародном горе и неизбежными в таких случаях "поисками виновных и наказанием невиновных".

Некоторые "акулы пера", перепутав свободу слова с безответственностью и не затрудняя себя анализом сути событий, соревновались лишь в том, кто наиболее хлестко обругает атомную энергетику и ее научного руководителя академика А.П. Александрова. Далеко не сама критика смущала специалистов, а ее беспардонность и беспредметность.

Анатолий Петрович прекрасно понимал, что главной причиной чернобыльской трагедии было нарушение режима эксплуатации атомной станции, явившееся следствием некомпетентности и вседозволенности. Величие А.П. Александрова как человека и ученого в том, что он стал выше личных обид, которые только и могла породить развязанная в СМИ травля, а обратил внимание и организовал работу по совершенствованию реакторов РБМК, стремясь защитить их от возможной безответственности и халатности персонала. А самое главное - он делал все от него зависящее для ликвидации последствий чернобыльской аварии. Когда в обществе занимались преимущественно похоронами атомной энергетики, он мужественно и обоснованно выступил в ее защиту.

Когда говоришь об Анатолии Петровиче, не можешь пройти мимо его необыкновенной трудоспособности, неутомимой любознательности и необычайной подвижности. Эти его особенности, дарованные природой и удачно развитые и учителями и друзьями, дополнялись еще одним замечательным качеством - необыкновенной дружбой с шуткой и иронией. Он сам умел прекрасно шутить, и делал это всегда с большим удовольствием, но он также понимал и высоко ценил удачные шутки других. Об этом весьма красочно рассказано в книге П.А. Александрова "Академик А.П. Александров. Прямая речь" (М.: Наука, 2001).

Мой рассказ об Анатолии Петровиче Александрове не претендует ни на что большее, чем штрихи к его портрету, отражающие малую долю разносторонней деятельности ученого Личность Александрова не только многогранна и многомерна, но еще и многофакторна. При ее описании существует вероятность попасть в положение одного из исследователей, изображенных на приведенном здесь шарже Л.А. Максимова. Только совместные усилия всех, кто знал А.П. Александрова, позволят приблизиться к истинному портрету выдающегося ученого и инженера, достойного гражданина, интеллигентного, обаятельного и веселого человека.

Полностью воспоминания Н.А. Черноплекова об А.П. Александрове
публикуются в книге "А.П. Александров. Документы. Воспоминания". М.: ИздАТ, 2003. - Прим. ред.