том 72, № 2. с. 120-133 (2002)
|
ВЕСТНИК РОССИЙСКОЙ АКАДЕМИИ
НАУК
том 72, № 2. с. 120-133 (2002) |
От редакции "Вестника РАН": Рассматривая связь времен на исторических фактах, автор публикуемой ниже статьи приходит к выводу об очень ограниченном наборе возможностей для обеспечения безопасности как приоритетной потребности, которая основывается на категориях "Мы" и "не-Мы". Единственной гарантией безопасности в рамках внеэтнического государства-нации оказывается государственность. Для полиэтнического государства - это империя, называется ли она United Kingdom, United States, Союз Советских Социалистических Республик. Важно не слово, а то, во что реализуется обозначаемое им понятие.© Г.А. ЗаварзинИМПЕРИЯ:
ПУГАЮЩЕЕ СЛОВО ИЛИ ПОНЯТИЕ?Г. А. Заварзин
Заварзин Георгий Александрович - академик,
заведующий лабораторией Института микробиологии РАН,
председатель Комитета системного анализа РАН.Каким образом осуществляется связь времен? Иными словами, как влияет прошлое на настоящее? Ответов на этот вопрос может быть несколько.
Первый вариант: в настоящем нет ничего такого, что не опиралось бы на прошлое, каждый объект в настоящем есть продукт своего происхождения в прошлом.
Второй вариант: каково бы ни было происхождение объектов, они могут взаимодействовать друг с другом, только подчиняясь единству пространства и времени. Взаимодействие с прошлым или будущим невозможно, поэтому существенно только настоящее, а прошлое может быть оставлено за скобками.
Предложенные варианты составлены некорректно, поскольку отвечают на разные вопросы. В первом случае рассматривается индивидуальный объект, а во втором - его существование в системе. Но существование объекта ни в прошлом, ни в настоящем невозможно без его соответствия системе, так что необходимо рассматривать последовательность не объектов, а систем, к которым принадлежат объекты. Последовательность систем определяется историей. Именно она и исследует связь времен.
Время неповторимо, но системы развиваются в рамках одной надсистемы, которая имеет иные временные характеристики, а потому до известной степени инвариантна по отношению к подсистемам. Постоянные характеристики можно извлечь из сравнения последовательно сменяющих друг друга систем, и в этом смысле использовать прошлое для предсказания будущего, поскольку будущее ограничено теми же факторами, которые действовали в прошлом. Так можно воспользоваться уроками истории, не зная которой легко повторять раз за разом ошибки прошлого. В качестве исходных областей знания, пытающихся выявить постоянные факторы исторического развития для общества, можно взять социальную психологию и геополитику.
Я естествоиспытатель с соответствующей тренировкой мышления, поэтому выяснять общие законы развития могу прежде всего на основе сравнительного анализа и тренированного недоверия к эмоциональной окраске слов-иероглифов вне их точного семантического определения. Отсюда и извечный скептицизм, вызванный чувством незавершенности знания, и дивергентность сознания. В области истории я, очевидно, дилетант, не выходящий за пределы обыденного сознания и тех сведений, которые необходимы человеку со средним образованием и общими знаниями, находящемуся в потоке культурной традиции своего общества.
СОЦИАЛЬНАЯ ПСИХОЛОГИЯ
Социальная психология в своих самых общих формах исходит из экологического сознания особи, принадлежащей к совместно выживающей популяции. Отсюда смесь эгоизма и альтруизма, определяющая поведение особи. Сходство поведения стадных животных и человеческих толп очевидно. Примером может служить готовность к самопожертвованию при защите сообщества муравьев-солдат или ос (бесплодных самок!) в надорганизменных объединениях особей и готовность вожаков стада, жеребцов или павианов, не только противостоять другим жеребцам или павианам (эгоизм), но бросаться в самоубийственную атаку на хищника, защищая свое стадо (альтруизм). Утверждать, что вербальное сознание человека принципиально отлично от поведения животного, вряд ли корректно, поскольку поведенческие реакции в данном случае могут и не затрагивать человеческого "Я" и происходят на ином уровне сознания. Более того, исследователи поведения толп, начиная с Лебона (1895), утверждают, что индивидуальное "Я" в толпе выключается.
Коллективная безопасность достигается при согласованных кооперативных действиях, когда возможно и самопожертвование особи ради безопасности популяции. Альтернативой коллективной безопасности служит индивидуальная безопасность, достигаемая в рамках эгоизма, индивидуализма, конкурентной борьбы за существование или бегства врассыпную при опасности по принципу "каждый сам за себя".
Альтруизм совершенно четко основывается на различии "Мы" и "не-Мы", причем проявление охранительного поведения по отношению к чужим совершенно необязательно. Хорошо известно, что понятие "Мы" растяжимо и его объем меняется в зависимости от обстоятельств. Оно может сужаться до семьи в обществе себе подобных и расширяться до любого человека вообще при угрозе его жизни. В интервале между этими двумя крайностями оно может сужаться до национализма и расизма. Понятия национального "Мы" и "не-Мы", в обыденном сознании нашего поколения сцепленные германским нацизмом, сейчас нуждаются в разъединении.
Расизм английского колониализма XIX в. с представлением о "белом человеке" вообще и британце в первую очередь, поэтизированном Р. Киплингом, сменяется национализмом в смысле принадлежности к "государству-нации", например американизмом (для гражданина США расизм так же неприемлем, как для подданного Османской империи). Американцы, турки, советские люди представляют собой смешение биологически гетерогенного материала, объединенного идеологической основой, включающей сознание своего превосходства над прочими на основе "американского образа жизни", мусульманства, идеи социализма соответственно. Большие объединения гетерогенного человеческого материала называются империями, если они обладают сознанием своего единства, и федерациями, если отдельные популяции в объединении сознают свою неоднородность. Получается, что из традиционного словоупотребления вытекает парадокс: империи в противоположность федерациям обладают свойством равноправия по отношению к своим этнически разнородным гражданам. Равноправие проистекает из соблюдения принятых правил поведения особи в обществе, направленных на поддержание данного общества, независимо от происхождения.
Сохранение общества возможно посредством санкций по отношению к уклоняющимся от принятых норм поведения членам общества вплоть до исключения их из своей среды. Такой извергнутый индивидуум теряет все привилегии, связанные с членством в обществе. Опасение индивидуума потерять привилегии - необходимое условие для сохранения целостности общества. Сдерживающей силой служит страх. Он приложим к авторитарным обществам безусловно. Но и в так называемых демократических обществах страх нарушить правила оказывается доминирующим фактором в поведении их членов в еще большей степени, чем страх не угодить начальству в авторитарном. Нет страха общественных санкций, нет и общества.
Как же быть со свободой личности? В авторитарном обществе свобода личности полностью подчинена интересам общества, чаще всего персонифицированным в личности вождя. Социальной необходимостью для единства общества становится сакрализация вождя, причем эта сакрализация может относиться не к личности, а к социальной роли, например президента демократического общества. В прошлом монарх рассматривался как помазанник Божий. В современном обществе сакрализация осуществляется демократическими всеобщими равными выборами, где действует легко манипулируемая толпа неосведомленных и искусно дезориентируемых средствами массовой информации избирателей, методика которой была разработана П.И. Геббельсом. Проще всего обойти общественное мнение можно, громогласно утверждая нечто противоположное тому, что подразумевается и делается. "Держи вора!" - неизменно действовало в любом обществе в качестве быстрого способа добиться своего до анализа ситуации одурачиваемым, когда уже будет поздно. Например, демократию можно понимать и как управление демосом в интересах руководящей группы. Именно таким лозунгом стали "Права человека". Они служат иероглифом, на который ссылаются, не зная содержания. (выделено нами - V.V.)
"Всеобщая декларация прав человека", принятая 10 декабря 1948 г., направлена против подчинения человека воле коллектива как реакция на концепцию авторитарных националистических государств, преодолевавших наследие после-версальского мира. Статья 13: "Каждый человек имеет право на свободу убеждений и на свободное выражение их; это право включает свободу беспрепятственно искать, получать и распространять информацию и идеи любыми средствами и независимо от государственных границ" [1]. Не сделано оговорки, что идеи не должны составлять угрозу для существующего порядка в обществе. Поэтому, например, запрещение в течение длительного времени перевода и распространения литературы нацистской Германии в нашей стране опасно, так как существует возможность анонимного воспроизведения нацистских идей. В то же время за рубежом косвенные методы воздействия на издателей такой литературы гораздо более действенны. Впрочем, в условиях Интернета статья 13 оказывается техническим анахронизмом.
На деле вопрос о правах человека стал идеологическим оружием. Им воспользовался Рейган,
"чтобы подорвать советскую систему. Конечно, его непосредственные предшественники также утверждали важность прав человека. Никсон действовал подобным образом применительно к эмиграции из Советского Союза. Форд совершил самый крупный прорыв посредством "третьей корзины" соглашений Хельсинки. Картер сделал права человека альфой и омегой своей внешней политики и пропагандировал их столь интенсивно применительно к американским союзникам, что его призыв к праведности то и дело угрожал внутреннему единству в этих странах. Рейган и его советники сделали еще один шаг и стали трактовать права человека как орудие ниспровержения коммунизма и демократизации Советского Союза <...>В приведенном отрывке Г. Киссинджер рассматривает "права человека" лишь как орудие экспансионистской политики для подрыва внутреннего единства в чужих странах. Он указывает на в. Вильсона как инициатора утверждения "нового порядка" - так и называется первая глава книги американского дипломата. Словосочетание "новый порядок" для читателя моего поколения жестко связано с попыткой Гитлера установить свой порядок в Европе на основе противодействия Версальскому мироустройству и вильсонианству. Сопоставление двух противоположностей позволяет выявить "общие множители", имеющие отношение не столько к поведению "толп", сколько к методам управления ими и задачам, выдвигаемым противоборствующими сторонами.На деле Рейган довел вильсонианство до его логического завершения: Америке незачем пассивно ждать, пока в результате эволюции появятся свободные институты, и незачем ограничиваться отражением прямых угроз для собственной безопасности; вместо этого она будет активно способствовать распространению демократии, поощряя те страны, которые соответствуют демократическим идеалам, и наказывая те, которые им не соответствуют, даже если они не бросают открытого вызова Америке и не представляют для нее угрозы.
Таким образом команда Рейгана перевернула вверх ногами призывы времен раннего большевизма: не ценности "Коммунистического манифеста", но демократические ценности грядут, определяя собой будущее" [2, с. 703, 704].
Массовые движения в послеверсальской Европе возникли в ответ на разрушение монархических империй как не оправдавшей себя формы защиты человеческих коллективов и поисков способа защититься от внутренней угрозы хаоса созданием новой упорядоченности. "Право наций на самоопределение", то есть формирование государств из людей с общим языком и традициями, совместно проживающих на изолированной территории, было возможным выходом, продиктованным странами-победительницами на основе французской идеи государства-нации. На повестку дня стал национализм, не замедливший найти своих лидеров.
Вне этой тенденции оказалась территория Российской империи, где доминировал мираж интернационализма, составлявший идеологию партии, которая захватила власть в результате разгона демократического Учредительного собрания. Национальная политика здесь исходно была антигосударственной с претензией на учреждение вненационального классового порядка в Европе за счет использования толпы русских как пушечного мяса в мировой революции. Разнородная, преимущественно либеральная, масса противников коммунизма сумела объединиться под лозунгом "Единая и неделимая". "Государство и революция" Ленина и еще более высказывания Ленина по национальному вопросу [3] ясно указывают, на кого была ориентирована национальная политика, какова будущая государственная роль титульной нации бывшей империи, а также на покаяние как суть национальной гордости великороссов. Этот же примечательный лейтмотив звучал и при повторном разрушении империи, хотя Ленина уже не цитировали.
Итак, один из надежных факторов дезинтеграции общества - лишение его чувства уверенности в себе и собственного достоинства - можно считать выявленным. Он возникает спонтанно под влиянием неудач или культивируется извне, как, например, чувство вины у современных немцев. Для психологической победы над противником требуется поддержание в обществе настроения неудовлетворенности путем концентрации внимания на негативных явлениях, неважно какого ранга, то есть прямая противоположность уже забытому брежневскому телевидению с неизменным мотивом "все хорошо, прекрасная маркиза" или американскому с его настойчивой пропагандой жизни в лучшей из возможных стран и канализированием негативных эмоций на непринципиальные объекты. Зритель не успевает задать вопрос: а кому это надо?
Идеологическая война ведется сходными приемами независимо от того, кто ее проводит, и имеет целью лишить руководство противника уверенности, а народ - доверия к руководству. Объектом действия служит не толпа, а "публика", то есть воспринимающая средства массовой информации часть населения, которая затем распространяет полученные сведения на толпу. Война во второй половине XX в. стала информационной. Ее объекты - руководство страны противника и стойкость населения. (выделено нами - V.V.)
"В чем цель войны, Форстер? Чтобы противник капитулировал. Если он это сделает, у меня будет возможность уничтожить его целиком. Зачем мне деморализовать его военным путем, если я могу сделать это другим способом, дешевле и лучше? <...> Я уже давно связан с людьми, которые образуют новое правительство. Правительство, которое мне подходит. Мы находим таких людей, мы находим их в любой стране. Нам не приходится их покупать. Они приходят сами по себе. Их толкают к нам честолюбие и слепота, невежество и внутрипартийные склоки <...> Враждебный народ должен быть деморализован и готов к капитуляции, его следует психологически вынудить к пассивности, и только потом можно думать о военных действиях. Как достигнуть моральной победы над противником еще до войны? <...> Революционное учение - вот секрет новой стратегии. Я учился у большевиков. Я не боюсь говорить об этом" [4, с. 24].Запись Г. Раушнингом этой беседы с Гитлером, судя по упоминанию присутствовавшего гауляйтера Данцига Форстера, аутентична и состоялась до вступления Гитлера в должность главы государства. Раушнинг продолжает, вспоминая свои мысли во время речи Гитлера: "Я думал об эксперименте с большевистскими вождями, который затеяло Верховное командование Германии в мировую войну".Этот раздел послужил исходной темой для X. Лиддел Гарта в его "Стратегии непрямых действий":
"Повторяем основную мысль первой части этой книги: анализ войны показывает, что в то время как номинальная сила страны характеризуется численностью населения и количеством ресурсов, ее реальная величина определяется состоянием внутренних органов и нервной системы -стабильностью управления, моральным духом и снабжением <.. .> Как в политике, так и в военной стратегии, непрямые действия являются наиболее эффективным средством нарушения психологической и физической устойчивости противника, создавая таким образом условия для его разгрома".И ранее:"Психологическое воздействие на правительство страны может оказаться достаточным, чтобы лишить это правительство всех имеющихся в его распоряжении ресурсов, и тогда меч выпадает из его парализованной руки" [5, с. 300].Роскошь непрямых действий может позволить себе государство, которое, будучи окружено морями, не боится немедленного вторжения, как это сформулировано в стратегии морской мощи Мэхена. Отметим, что Лиддел Гарт обращает внимание не на экономические ресурсы страны, как это впоследствии делает П. Кеннеди в "Rise and fall of greate powers" (1987). Кеннеди утверждает, что в длительной борьбе всегда побеждает тот, у кого больше ресурсов, и следовательно, борьба против США бессмысленна.Континентальным государствам, куда вторжение возможно за считанные недели и дни, нужно быть готовым к немедленной защите. В 1853 г. К. Клаузевиц, формулируя классическую континентальную стратегию, рассмотрел значение психологической устойчивости и силы воли на примере войны 1812 г.: Александр I отказался признать свое поражение даже после потери Москвы и продолжал борьбу вопреки расчетам Наполеона. Французский император в начале похода так объяснял политическую ситуацию:
"Меньше чем через два месяца <...> Россия запросит мира. Крупные помещики будут перепуганы, а многие из них разорены. Император Александр будет в большом затруднении, так как русским, по существу, весьма мало дела до поляков, и они не хотят терпеть разорение из-за Польши" [6, с. 77].Воля Александра и его отказ от мира привели Наполеона к катастрофе.В новейшей истории аналогичные ошибки совершил Гитлер, предполагая неустойчивость противников: Черчилль отказался от мирных переговоров после Дюнкерка, а Сталин продолжил борьбу после выполнения немцами задач первого этапа плана "Барбаросса", которые они считали достаточными для победы. Последовало поражение до того не ошибавшегося в психологической оценке противников Гитлера. После разгрома гитлеровской Германии Сталин использовал идеи Вильсона, создав "Малую Антанту наоборот" из тех же государств-лимитрофов, которые должны были составлять кордон против Советского Союза в послеверсальской Европе, а теперь формируют восточный фронт НАТО.
Достижение капитуляции противника представляет собой лишь первую часть задачи, вторая состоит в уничтожении капитулировавшего. Гитлер выразил ее вполне четко:
"Следует разработать технику истребления народов <.. .> Вспомните, как понизилась кривая рождаемости во время мировой войны, так почему бы нам намеренно и с расчетом на много лет не сделать того, что было тогда неизбежным следствием войны? Существует много методик, чтобы последовательным и относительно безболезненным путем, без большого кровопролития, довести нежелательный национальный элемент до вымирания <...> Мы признаем, что собираемся планомерно управлять динамикой народонаселения <...> После многовековой заботы о бедных и слабых настало время позаботиться и о сильных, защитить их от натиска неполноценных уродов. Одной из важнейших задач германской политики на все времена ее существования будет предотвращение дальнейшего прироста славянского населения. Природный инстинкт велит каждому живому существу не просто победить своего врага, но уничтожить его" [4, с. 111].Обычно расизм Гитлера сводят к антисемитизму, однако устранение евреев из внутренней жизни Германии было тактической задачей нацизма, в то время как уничтожение славян на востоке в будущем Lebensraum - стратегической.Отсчет начала "холодной войны" ведут от речи Черчилля в Фултоне в феврале 1946 г. На деле этой датой нужно считать "длинную телеграмму" Д. Кеннана в апреле 1945 г., в которой он изложил стратегические задачи США при послевоенном устройстве мира. Они сводились к смене правительства СССР и принятия Россией американских ценностей - свободы торговли и раскрытия границ для свободного обмена, причем неизбежные при такой смене страдания советского народа Кеннан полагал не заслуживающими внимания американцев [7].
Принципы политики США заложены очень давно и являют пример удивительной последовательности. Первые масонские президенты США - Вашингтон и Джефферсон - после обеспечения независимости страны пушками французского экспедиционного корпуса маркиза Рошамбо в сражении под Иорктауном так сформулировали фундаментальные принципы политики своей страны:
1) потенциальная угроза военной мощью как основной инструмент внешней политики (Рейган: "Единственной гарантией мира и свободы является наша военная мощь");Определение США в период возникновения как масонского государства не случайно, хотя и парадоксально, поскольку масонство в своей основе транснационально.
2) "просвещенный эгоизм" (разобран позже М. Вебером);
3) исключительность США как государства;
4) "баланс сил" - блокирование с другими против третьих (но Дж. Вашингтон: "Не впутываться в союзы" и не брать на себя ответственности за других).В августе 1948 г. Совет национальной безопасности США принял директиву № 20/1 "Цели США в отношении России": "Речь идет прежде всего о том, чтобы Советский Союз был слабым в политическом, военном и психологическом отношении по сравнению с внешними силами, находящимися вне пределов его контроля" [7]. После того как оказалось, что военные усилия на Евразийском континенте для США нереальны (а это стало ясно после атак северокорейцев на Пусан, который обороняли превосходящие их по силе войска американцев и их союзников, а также двукратного отступления из Северной Кореи [8] и стало очевидно по национальным психологическим причинам после Вьетнама, несмотря на всю разницу в технической мощи), мир перешел к политике "ядерного сдерживания". Психология американцев была подавлена после "бип-бип" первого спутника у них над головами. Страх - лучший стимул для разума. Американцы готовы тратить деньги, но не жизни для достижения своих целей.
Итак, нужно было найти: во-первых, новое оружие, которым бы не обладал противник; во-вторых, дискредитировать оружие противника - ракеты с ядерным вооружением. Следовательно, предстояло доказать, что ядерное оружие применять нельзя. Отсюда и возникла пропаганда вполне рассчитываемой угрозы "ядерной зимы", после того как в Фолклендском кризисе угроза применения высокоточного оружия оказалась достаточной для капитуляции аргентинских генералов. Замена политики "ядерного сдерживания" стала возможной после разработки высокоточного оружия, основанного на электронике, - области науки и техники, в которой Советский Союз, извечно увлеченный строительством "телег"-носителей оружия (ракет, танков, кораблей), безнадежно отставал. Будущий военный потенциал, обеспечивающий уверенную политику, с большой вероятностью может быть основан на новом оружии.
Теперь предстояло доказать военное могущество иного рода. Оно было основано на методах "бомбера Харриса" - командующего английской стратегической авиацией в годы Второй мировой войны. Он рассчитывал сломить волю германских солдат к сопротивлению беспощадными бомбардировками мирного населения. В своей решимости Харрис опирался на опыт германского легиона "Кондор", разбомбившего город Гернику в испанской гражданской войне, чтобы проверить теорию итальянского генерала Дуэ о роли воздушной мощи. Известно, что воля немцев к сопротивлению не снизилась после бомбардировок ни Любека, ни Гамбурга, а уничтожение Дрездена носило показательный характер для приближавшихся советских войск.
Воздушная мощь предполагает возможность наносить удары, находясь в безопасности. Потеря 3.5% летчиков вызывала у англо-американцев беспокойство, а японцы допускали потери до 10% летчиков на начальном этапе войны до применения атак камикадзе, свидетельствовавших об исключительной готовности народа к борьбе. Использование высокоточного ракетного оружия позволяло свести к нулю свои потери по отношению к потерям противника. Поиски повода к демонстрации этой силы по возможности ближе к Европе привели Клинтона к бомбардировкам Югославии и последующей дипломатии неограниченного диктата на великой шахматной доске, с которой методами психологической войны был снят ферзь противника.
В 1992 г. США поставили задачу довести русскую космическую и военную промышленность до такого уровня, находясь на котором она уже никогда в будущем не могла бы представлять угрозу США. Чтобы исключить возможность противодействия, необходимо разрушить научный потенциал, а в долговременной перспективе - и систему образования в стране противника. Лучшим средством для этого служит основанная на хаотической системе грантов "альтернативная наука", внедренная в побежденную Россию в противоположность ориентированным на достижение определенной цели государственным научно-техническим программам. Кроме того, США традиционно занимаются перекачиванием "мозгов" из побежденных стран, как это было после войны в Германии и сейчас происходит в массовом масштабе в России и Украине. Такой метод дает двойную выгоду: интеллектуального обескровливания противника и вливания себе свежей крови. Эмиграция детей элиты способствует воскрешению древнейшей формы вассальных отношений - созданию касты заложников.
Геополитическая обстановка России ныне ухудшилась настолько, что защита ее 16 тыс. км сухопутных границ маловероятна. Даже в Прибалтике разгром вооруженных сил России был возможен на 30-й день по образцу войны в Ираке. Резко возросла вероятность локальных войн при уменьшившейся опасности ракетно-ядерной войны, которая одна могла угрожать США. Активизировалась дезинтеграция на национальной почве. Такова была оценка стратегической ситуации сразу после подписания соглашения в Беловежской Пуще [9].
Следующей задачей противника было удержание условий устойчивого саморазрушения по меньшей мере на 10 лет - время, критическое для смены психологии подрастающего поколения [10]. Задача была решена с помощью рынка и индивидуализма в условиях отсутствия какой-либо объединяющей общество идеи. Пропагандистский разгром противника и овладение массой имеют "одно общее правило: никогда нельзя заниматься обоснованием собственных мнений, опровержением чужих и вообще опускаться до разъяснений или сомнений" [4, с. 166]. Именно поэтому профессиональный ученый органически непригоден для политической борьбы, но для этого очень подходит полузнайка.
Любому новому поколению свойственно стремление жить иначе, чем было принято, - попробовать нечто новое и испытать новые этические нормы - с естественным протестом против устоявшегося; действовать "от противного", мотивируясь негативизмом. Его всегда можно использовать для борьбы против существующего
порядка. Отсюда же проистекает и диссидентство как логика протестного самоутверждения. Хорошо известно, что многие диссиденты дважды меняли фронт, сохраняя свою диссидентскую природу подобно генетической болезни. Новому поколению было предложено принять ценности США в качестве универсальных моральных норм.
Рынок с его конкуренцией имеет естественным завершением создание монополий с "олигархами", а на следующем этапе - полицейского государства, которое защищает олигархов от внутренней угрозы и предоставляет возможность включения в транснациональные компании, обеспечивающие им максимальную безопасность. Устойчивость такого общества крайне низкая. Если ценность представляют только деньги, то любого можно купить за соответствующую плату. Не случайно способом разложения общества, основанного на "азиатских" ценностях коллективистского сознания, и стала проповедь "рынка".
Что может противопоставить идейной одушевленности коммунизма, а теперь, например, ислама, капиталистическое общество, которому внушаются ценности эгоизма? Свое исследование влияния этики на экономику или, точнее, на социальную психологию, присущую определенным конфессиональным группировкам, М. Вебер [11] начал с признания того, что протестантизм в форме кальвинизма, наиболее ограничивающей личную жизнь, стал доминирующей формой конфессионального сознания для наиболее промышленно- и торгово-развитых национальных группировок. В то же время католицизм с его готовностью осудить грешника и помиловать кающегося оказался достоянием консервативных национальных группировок.
Социальная этика капитала и рынка ("Marktes" - кавычки Вебера) состоит в том, что индивидуумы объединены в рынок и нормой жизни становится возвышение себя относительно других, "успех". Такой позиции должны были придерживаться не отдельные индивидуумы, а группы лиц. Этика целой нации вступила в прямое противоречие с этикой предшествующей эпохи, когда "успех" презирался ("скоробогатеи"), особенно социальными группами, не получившими развития при капитализме.
Страстность, с которой Вебер осуждает "этику богоугодности успеха" Франклина, почти святого для американцев, заставляет думать о совершенно иной этике германца, подчиняющего себя общему делу. Страстность эта направлена против наивного исторического материализма ("Geschichtsmaterialismus"). Вебер ставит знак равенства между этикой (или психологией) протестантизма и капитализма как эгоцентрической психологии. В этом можно усомниться, учитывая жесткую организацию протестантских общин с сильнейшим давлением выбранного или принятого общиной пастора на паству, а в настоящее время - жесткую этику самоконтроля работника "фирмы" и обывателя, находящегося под постоянным контролем добровольных "мисс Марпл".
Линии раздела Восток-Запад на территории Европы [12]Этические нормы протестантизма первоначально были выработаны как противопоставление традиционализму. Парадокс состоит в том, что протестантизм ныне стал традицией и необсуждаемой нормой поведения. Может ли гражданин России принять моральные ценности протестантизма? Что может быть идейным стержнем для жителей России? Пока только сознание того, что они русские. Именно это должно помочь в воспитании чувства собственного достоинства, вопреки сознательному и яростному унижению, которое следует воспринимать как пули противника.1-1 - географическая граница от мыса Нордкап до мыса Матапан; 2-2 - римский лимес, очень близкий к границе возделывания винограда (виноделие) и границе между католицизмом и протестантизмом: 3-3 - граница между католиками и православными; За-За - греческие католики (униаты); 4-4 - оттоманская линия, близкая к современной границе распространения ислама: 5-5 - индустриализация XIX столетия; 6-6 - железный занавес 1955-1989 гг.Границы между Западной Европой и Россией проводятся по религиозному признаку противопоставления православия католическому и протестантскому мирам. Выделяются следующие области цивилизаций: исламская (примерно в границах бывшей Османской империи), христианская западноевропейская, отчетливо разделяющаяся (примерно по границе бывшей Римской империи и географической границе возделывания винограда) на католическую и протестантскую.
Из западной цивилизации исключаются Россия, Белоруссия, Украина, Румыния, Болгария, Македония, Молдавия, Албания, Босния, а также Греция как области "православной цивилизации с центром в России", обусловленной византийским происхождением, особенностями религии, двумя веками татарского правления, бюрократическим деспотизмом и ограниченным опытом ренессанса, реформации, просвещения и других западных ценностей. При этом Украину, в том числе и бывшую Новороссию, западные авторы относят к униатам, что, может быть, и справедливо для полонизированного правобережья Днепра и, конечно, бывших австрийских областей.
Ван де Каа выделяет Europa major с населением 730 млн., включая не входящих в мусульманскую зону наследников СССР; Europa minor в приведенных выше пределах с 460 млн. населения и, наконец, Объединенную Европу (EU) с 370 млн. жителей [12]. В результате необычно длительного периода мирного существования в годы "холодной войны" Европа достигла состояния "универсальной империи", и употребление этого термина ван де Каа очень показательно. В этом анализе западноевропейской цивилизации характерно умолчание о США и Великобритании с доминионами. Формирование империй как полиэтнических образований цементируется идеологией.
Идеологическая граница между католичеством, протестантством, православием в обыденном сознании, не связанном с богословским анализом, нашла свое выражение в повседневной морали. Граница между католичеством и протестантством как граница между традиционными ценностями, унаследованными от иерархической структуры монархий, и капитализмом обрисована Вебером. Граница между протестантизмом и православием основывается на обвинении православия в "павликианстве" и в еще более резкой форме - в маркионитстве. Маркион, христианский скептик II в. (!) из Синопа, осужденный как еретик Церковью, был убежден, что канонические книги искажены иудейской традицией, внесенной в них евреями при миссионерской проповеди. Не сомневаясь в аутентичности Ветхого Завета, Маркион утверждал, что он относится к другому Богу (Творцу), в отличие от непознаваемого Бога-Отца - символа любви. За подлинно христианские он признавал послания ап. Павла и одно из Евангелий. Ересь Маркиона была осуждена, но православию западники приписывают сдержанное отношение к общим с евреями частям Библии.
Ценности православия во многом основаны на бескорыстном служении ближнему и осуждении эгоизма, следовании принятой Церковью традиции внеэтнической принадлежности - "нет ни эллина, ни иудея". Эта традиция унаследована от полиэтничной Византийской империи, объединенной не только государственностью, но и идеологией, тогда в форме религии. Отсюда непосредственно следуют коллективизм ("живот положи за други своя") как идеал поведения, нестяжательство, аскеза. Протестантство в полной мере принимает Ветхий Завет и право каждого толковать его для себя, чтобы стать "избранным в Израиле". Поэтому оно легче контактирует с иудаизмом и традиционной для него системой ценностей. От протестантской "свободы совести" один шаг к демократической системе суммируемого индивидуализма западноевропейского образца. Таково восприятие конфессиональных различий в обыденном сознании.
ГЕОПОЛИТИКА
На всем пространстве Северной Евразии после развала Советского Союза важнейшим фактором стал мусульманский, поскольку ислам использует идею самопожертвования фидаинов во имя идеологии. Психология рынка и индивидуализма не может противостоять исламской жертвенности. Мусульманский фактор не представлял угрозы для США по географическим причинам до фантастической по результативности атаки на Нью-Йоркский финансовый центр и Пентагон как нервные узлы американской империи. С мусульманским фактором вынуждена считаться Западная Европа, прежде всего из-за инфильтрации в традиционные государства-нации, а также из-за недооценки последствий спровоцированного США Балканского кризиса.
Для России мусульманский фактор - внутренний, имеющий первостепенную важность, как в свое время борьба против степи, продолжавшаяся до 1880-х годов (походы К.П. Кауфмана и М.Д. Скобелева). С возникновением новой исламской угрозы близкие нам идеи евразийцев П.Н. Савицкого и Л.Н. Гумилева рухнули, хотя они реализовывались в Российской империи до Первой мировой войны и в гораздо большей степени в империи Сталина, где формировалась психология советского человека как гражданина империи. Именно поэтому на евразийство набросились изнутри и извне как на психологию "совков".
В основе решений, принимаемых некоррумпированными лидерами государств, находятся соображения безопасности. Планируемое вперед поведение организованного общества руководствуется необходимостью обеспечить безопасность от гибели, голода, прекращения продолжения рода. Чувство безопасности имеет наивысший приоритет в мотивации поступков. В нем в высокой степени проявляется биологическая природа человека. Безопасность может реализовываться как индивидуальная или коллективная. Индивидуальная безопасность основывается на социальном дарвинизме, внутрипопуляционной борьбе. Коллективная - предполагает межпопуляционную борьбу. Формы этой борьбы могут быть различны, особенно для человека с его высокой степенью организации популяций в социальной области.
Геополитика, основанная на выживании коллектива людей, организованных в государство. предполагает национальную безопасность, то есть "защищенность жизненно важных интересов личности, общества, государства от широкого спектра внешних и внутренних угроз, различных по своей природе (политических, экономических, военных, информационных, экологических и т.п.)" [9, с. 8].
Геополитика в большой степени связана с географическими условиями проживания человеческой популяции, которые являются постоянными факторами, поэтому политика государства остается постоянной. Она лишь трансформируется под влиянием меняющихся условий и одевается в разные одежды в зависимости от идеологии, хозяйственного развития. Политика государства должна вписываться в большую систему геополитики, определяемую внеисторическими географическими факторами. Наилучшим примером может служить политика Российской империи и Советского Союза с контрастной идеологией, но постоянными условиями для своего существования как целостности. И Российская империя, и Союз всегда стремились достичь своих естественных географических границ с горными хребтами на юге, а там, где таких границ не было - в Закавказье, на Балтийско-Черноморском перешейке, - возникали очаги постоянной напряженности.
Для континентальных государств с открытыми для перемещения границами безопасность от внешней угрозы возрастает по мере увеличения взаимодействующей популяции, то есть территории государства, подобно тому как размеры жертв у животных нормируют размеры и численность хищников (но не паразитов!). Отсюда необходимость в возникновении "империй" - больших образований, расширяющихся до естественно защищенных границ, как, например, Китай. В них достигается принцип коллективной безопасности, гарантирующий защиту индивидуума от внешней угрозы. Империя удерживает устойчивое развитие, применяя внутреннее подавление, что обеспечивает внешнюю безопасность от врагов и внутреннюю - от незаконопослушных особей для всех "верноподданных" независимо от их этнической принадлежности. Но такая политика связана с подавлением индивидуальности. Напротив, в "морских" государствах с защищенными границами на первый план выходит индивидуальная безопасность.
Считается, что географическая расчлененность Западной Европы послужила основанием для развития индивидуализма, который ныне признается наиболее характерным признаком западного мира. На самом деле здесь предполагаются иные формы организации и принуждения, чем на континенте, где проживает основная масса населения Земли, вынужденная придерживаться норм коллективной безопасности, точнее, безопасности коллектива. Почему индивидуализм пытаются представить как норму, вводя его в социальный дарвинизм, рынок, права человека (читай -особи)? Этот хаос выгоден для превращения победителей в конкурентной борьбе в монополии, а в геополитическом плане - в крупные высокоорганизованные транснациональные компании. Возможности развития этого типа мышления возросли с распространением протестантизма, включившего в сознание нормы Ветхого Завета и перекраивающего религию под капитализм.
Заметим, что в биологии доминанта конкурентных отношений наблюдается на нижнем уровне в иерархической системе. С повышением иерархического масштаба на первый план выходят кооперативные отношения, обусловленные соответствием системе высшего ранга [13]. Не случайно в природе существует не только рынок, но и антирынок, обеспечивающий устойчивость большой системы [14].
Следует отличать евроцентристское сознание от, допустим, японского. Евроцентристский менталитет крайне агрессивен в области естественных наук, казалось бы, независимых от политики. Основу евроцентристского мировоззрения составляет дарвинизм, исходящий из противопоставления индивидуума популяции и конкурентных отношений кооперативным. В нем движущей силой эволюции служит внутривидовая конкуренция, ведущая к изменению всей системы, но начинающаяся с изменения успешного индивидуума. Биология стала крайне политизированной наукой, и целое столетие прошло под знаком социодарвинизма как мировоззрения, оправдывающего агрессию и вымирание неприспособленных.
Первоначально "пределы роста" определялись производством продуктов питания, но оказалось, что перенаселенная Европа способна производить избыточное количество сельскохозяйственной продукции. По мере развития понимания взаимосвязей в глобальной системе идеологическим оружием евроцентризма стала экология, имеющая своей основой ту же идею "пределов роста", перенесенную на глобальные экологические услуги. На этом уровне экология неизбежно превращается в орудие геополитики и рассматривается как средство, обеспечивающее выживание евроцентристской группы "избранных народов". Социальная идея глобальной экологии нашла развитие в трудах "Римского клуба", а в нашей стране ее проповедником стал Н.Н. Моисеев, отнюдь не разделявший ни идей избранных народов, ни господства транснациональных компаний.
ИМПЕРИЯ И СДЕРЖИВАНИЕ НАЦИОНАЛИЗМА
Слово "империя" имеет отчетливо негативную окраску, не менее чем "национализм". Но империи бывают разные, например, колониальные во главе с мировой Британской империей, достигшей своего апогея после Первой мировой войны. Была Священная Римская империя германской нации. На протяжении тысячелетий существует Китайская империя - на самом деле крупнейшее государство-нация [15]. Существовали Османская империя, Австро-Венгерская, Российская. Существует империя США, прикрывающаяся словосочетанием "соединенные государства", хотя Линкольн в инаугурационной речи заявил, что ни один штат не имеет права законно покинуть этот союз по собственному желанию. Право штата (= state) иметь свой жизненный уклад, отличный от других, ограничено в США второстепенным законодательным регулированием. Для всех этих империй характерны большие размеры и гетерогенность.
Для колониальных империй первостепенное значение имел расизм с признанием преимущества одной нации над другими. Под расой здесь подразумевается биологическая сторона, которая может быть выявлена сейчас высокоразвитыми генетическими методами, а в прошлом - по не менее чувствительным физиогномическим оценкам, хорошо развитым у человека в первичном восприятии по эмоциональной окраске "свой-чужой" и "симпатичен-несимпатичен". Термин "нация" имеет разное значение в западном и русском словоупотреблении: в западной традиции преимущественно государственной, в русской - этнической принадлежности.
Показатель размеров характерен и для национальных государств, где, например, как в Китае, инородцы представляют незначительное меньшинство и дезинтеграция на конфликтующие военные группировки последовала за либерализацией, проводившейся Сунь Ятсеном после развала империи маньчжурской династии. Для устойчивости требуется единство психологии, как в этнически однородной Японии.
Этническое смешение в XX столетии, обусловленное миграцией - важнейшим фактором сложения человеческих общностей, - вызывает повышенное внимание к полиэтническим империям с общей территорией, таким как Османская империя, Советский Союз и Соединенные Штаты. Все они имеют объединяющим принципом идеологию: в Османской империи - мусульманскую религию, в Советском Союзе - коммунизм с примечательной догмой интернационализма, в Соединенных Штатах - американский образ жизни как символ избранности. Государственный язык служит средством межнационального общения и вытесняет национальные языки. Этническая принадлежность оказывается второстепенной, особенно для наследницы Византии Османской империи со славянами-янычарами, если оставить вне обсуждения биологически значимые, но не обладавшие политическим статусом полиэтнические гаремы. Соединенные Штаты с трудом преодолели унаследованную от истории проблему черных граждан. Оборотной стороной преодоления явилось предоставление преимущественных прав меньшинствам и предположительно угнетенным категориям, что соответствует гипертрофии "прав человека", но принципиально противопоказано демократии как правлению большинства.
В Советском Союзе по инициативе Ленина была заложена федеративная система, ранее не существовавшая в Российской империи благодаря естественной биологической интеграции в подвижных слоях населения и общей культуре. Тенденция к интеграции возникла еще в период сложения великороссов как этнической общности, когда продолжалась славянская миграция на северо-восток. К тому же в России отсутствовали моральные барьеры для метисации как в высших слоях общества, принимавших переселенцев и "из немцев", и с Кавказа, так и в казачестве (в широком смысле слова) при условии принятия православия. Ориентированная на интегрирующиеся национальные меньшинства Поволжья национальная политика Ленина была для России столь же противоестественной, как его обвинение грузина Сталина и поляка Дзержинского в великодержавном шовинизме.
Империи создаются за счет распространения одной этнической или иной группировки на область проживания другой с временным доминированием ее над покоренным населением. Наиболее наглядна в этом отношении история Китая, где сменявшие друг друга династии были чужеродными, но в течение трех поколений полностью окитаивались и оказывались целиком ориентированными на внутренние проблемы. Итак, в развитии империи как большого гетерогенного образования можно выделить два этапа: период экспансии и период удержания. Экспансия обычно осуществляется военным путем, хотя возможны и иные, например династические в монархиях. Находящееся в этом состоянии государство называют империалистическим. Следует различать колониальные империи и государства, расширявшие свое национальное ядро.
Наиболее экспансионистским государством XIX в. были Соединенные Штаты, проникновение России в Азию началось много раньше [16]. Одновременно с возникновением Соединенных Штатов в Российской империи происходило заселение Причерноморья полиэтнической смесью иммигрантов, призванных Екатериной II на земли, освобожденные от хищнических угроз с юга оружием Румянцева. Эти территории сначала даже назывались Новосербией и лишь потом приобрели этнически обоснованное название Новороссии. За десятилетие государственным гением Потемкина край был освоен и жизнь в нем упорядочена. В XIX в. сюда переместился фокус развития страны и произошла полная интеграция края в состав национального ядра. Что касается включения в Российскую империю территории Средней Азии, то прогрессивную роль этого объединения признавал даже такой противник царизма, как К. Маркс.
Термин "империализм" относится к агрессивному подчинению других своим целям, причем оно вполне может осуществляться республиками, например Римской, название которой связывалось с мировым господством: Imperium populi Romani orbis terrarum. Слово "империализм" как идея мирового господства утвердилось в Англии в лозунге "Rule Britania". Вслед за тем представление о военном экспансионизме дополнилось параллельным представлением о капиталистическом завладении миром. Термин распространил в конце XIX в. Б. Бауер, уже тогда связывавший империализм с действиями англо-американцев [17]. В конце XIX столетия слово "империализм" широко употреблялось для осуждения политических противников. Антитезой империализму служит либерализм, который, "с одной стороны, восстает против усиления идеи самоутверждения государственной мощи, а с другой, выступает как идеология капитализма par excellence как свободной конкуренции и свободы торговли" [17, с. 180]. Либерализм возникает как плод кажущейся безопасности вследствие предполагаемой устойчивости большой системы. При появлении чувства опасности он исчезает. Русские либералы (а не группа монархистов) объединились в Белую армию под лозунгом "Единая и неделимая".
Территориальный рост Соединенных Штатов Америки (по П. Крокатту [16]) Западные территории взяты у Британии в войне за независимость в 1783 г.; Луизиана куплена у Наполеона в 1803 г.; Флорида завоевана у Испании в 1819 г.; Республика Техас аннексирована в 1845 г.; Орегон получен от Британии в 1846 г.; западное побережье занято в войнах с Мексикой к 1848 г.; на карте не поместилась Аляска, купленная у России в 1867 г.Территориальный рост России до 1917 г. (по П. Крокатту [16]) Даты указывают год присоединения территории или возникновения поселения. Присоединение Сибири происходило путем заселения столетием раньше американской войны за независимость, Новороссии в Причерноморье - одновременно с ней. Мусульманский Туркестан был присоединен лишь в конце 1880-х годовСлово "национализм", как и слово "империя", обозначает что-то нехорошее. В Советском Союзе "национализм" был предан проклятью, потому что противоречил политике классового интернационализма, был связан с "русским шовинизмом" и мелкобуржуазной идеологией, служил синонимом расизма, воплощенного в фашизме и нацизме. Вместе с тем признавалось право наций на самоопределение и поддерживалась противоречивая политика культуры "национальной по форме, социалистической по содержанию". На этих понятиях строилась социальная психология советского человека с постоянным упоминанием "равноправия наций" в этническом понимании.
Вопрос сдерживания национализма важен для таких возникающих объединений, как Европейский Союз. Он показал свою неспособность к быстрым адекватным действиям в рамках демократии и парламентаризма и нуждается в эволюции в "универсальную империю". Европа пытается придерживаться консервативной линии сохранения достигнутого, безнадежной в развивающемся мире. Положительный рост трудовых ресурсов в Европе возможен за счет иммиграции, но преимущественно носителей мусульманской традиции. Вопрос состоит в ассимиляционном потенциале западноевропейского образа жизни в смысле не потребительских ценностей, а идеологии и характера мышления. Тенденции рождаемости определяются состоянием семьи, и она находится под "сильным идеологическим гнетом" [18]. Считается, что имелись два типа семьи, разделяемые примерно линией Санкт-Петербург-Триест: планируемой с поздним браком к западу от нее, и с ранними и более частыми браками - восточнее.
Любопытно, что в Советском Союзе и затем в Российской Федерации рождаемость коррелировала со сменой лидеров государства как символов кажущейся ближайшей жизненной перспективы для женщин репродуктивного поколения: резкий спад в период правления Ельцина, похоже, сменяется всплеском во времена Путина.
Национализм становится антитезой имперскому сознанию этнического равноправия и признанию значимости прежде всего социальной иерархии. Утверждается, что национализм есть явление лишь новейшей истории. Вряд ли это справедливо. Для общества, возникшего после мировых войн XX в., национализм стал главной силой дезинтеграции. Разумеется, можно считать парадоксом, что разгром нацизма во Второй мировой войне вызвал национализм, но не следует забывать о происхождении нацизма из "права наций на самоопределение", декларированного Вильсоном для Европы и использованного Лениным для разбазаривания Российской империи. Подобным же образом действовали его недавние наследники, воспринявшие агитацию современных им американских президентов, которые к чести американцев руководствуются только интересами своей страны.
Долгое время считалось, что национализм состоит из политической активности, цель которой сделать границы нации как культурно определенной группировки, коллективно требующей самоопределения, совпадающими с границами государства. Предполагается, что такая националистическая группировка не претендует на господствующее положение внутри государства, а напротив, ссылается на свое угнетенное положение внутри империи или федерации. Ее социальная психология является "исключающей", вплоть до развитых форм нацизма. Стартовав с идеи исключения чужеродного, трудно найти границу для дробления; на практике ее определяют местные вожди, и начинает действовать принцип "чифдом", который служит исходным для формирования государственных объединений вообще. Очевидно, что "права человека" в этих условиях не соблюдаются и оказываются несовместимыми с "правом нации на самоопределение".
Казалось бы, "государство-нация", если оно не является деспотическим и ориентировано на нужды общества, социума, должно представлять собой вариант национал-социализма. Но эта ловушка, в которую в послевильсонианский период попали 18 млн. логически мыслящих немцев и многие миллионы жителей самоопределившихся стран Центральной Европы, слишком хорошо известна! Какую бы форму объединения ни рассматривать, общность людей для самосохранения должна исключать из своего числа и переводить в категорию "извергов", excommunicated, особей, проявляющих double loyality (лингвистически переведены у нас в категорию dissidents, хотя у себя они оказываются detectors). Русская терминология для этих категорий была развита в сталинской империи с общей квалификацией их как "врагов народа", что логически точно, но практически угрожающе.
Противоположностью идеологии национализма выступают интернационализм и транснационализм. Культурный интернационализм автоматически развивается в публике, особенно в связи с созданием единого информационного пространства быстрого общения, как Интернет, и в этой форме не национален, хотя англоязычен. Как политическое движение интернационализм предполагал классовое единство. Парадоксально, что, отрицая "диктатуру пролетариата", в России выдвинули лозунг создания и господства "среднего класса" с возвратом к классовому принципу. В противоположность недавнему прошлому переиначен старый лозунг - "Капиталисты всех стран, соединяйтесь!", призывающий к достижению мирового господства. В настоящее время капитализм принял форму транснационализма. Транснационализм, который правильнее было бы перевести как "сквозь государственные" объединения, связан с торговым капиталом и его носителями и жестко - с существованием государств. До известной степени он может быть национально обусловлен как размещение национальных компаний на территории других государств для эксплуатации их трудовых или природных ресурсов. Защита от транснационализма необходима и гражданам, и государствам.
Каким образом можно сдерживать национализм? Современный американский исследователь М. Хехтер рассматривает следующие возможности: либо удовлетворить желания националистов путем самоопределения, либо размыть социальную базу наций; уменьшить стремление к национальной государственности, установив непрямое правление; сделать цену коллективных действий слишком дорогой [19]. Откровенно ориентированный на американские ценности, Хехтер в результате анализа приходит к выводу, что наилучшим способом сдерживания национализма служат репрессивные режимы. В качестве примера он рассматривает два этапа развития Советского Союза: ленинский (массовый террор в то время был ничуть не меньше, чем в последующем, если вспомнить подавление крестьянских движений) с провокацией восстановления отживавших национальных образований в федеративной форме, и сталинский, когда федерация стала фикцией, государство превратилось в империю, где этнические группы и национализм подавлены. В общей форме американский автор рекомендует "деволюцию" национальных групп [19, с. 144]. Пример многовековой истории Китая и Советского Союза побуждает согласиться с ним.
В Советском Союзе, согласно Хехтеру, каждая титульная нация подавляла свои национальные меньшинства (кроме русских в тот период истории). В Грузии, например, грузинский национализм подавлял армян, абхазцев, осетин, курдов. Напротив, примером неустойчивости федерации служит Югославия, стабильность которой поддерживалась личностью вождя, а затем балансированием между НАТО и Варшавским пактом. В 1980 г. экономическая рецессия заставила Югославию обратиться к Международному валютному фонду, а тот потребовал проведения экономической приватизации и урезания затрат на социальные услуги, занятость. Правительство приняло эти требования. Результат: инфляция и безработица. Развал Советского Союза понизил стратегическую ценность Югославии для США, и они сняли свои гарантии этой социалистической стране. Последовали дезинтегративные националистические процессы, закончившиеся испытанием высокоточного оружия США на территории Сербии. Итак, федерация изначально провоцирует дезинтеграцию, которая может быть сдержана лишь репрессивными методами.
Наибольшие надежды на сдерживание национализма возлагаются на снижение потребности в самоопределении для национальных групп. Для этого Хехтер предлагает ввести "непрямое правление" (какое редкое созвучие со стратегией непрямых действий, проповедывавшейся английским империализмом!) и применить его к федерациям. Впрочем, здесь, скорее, имеется в виду "скрытое правление", точнее соответствующее используемым в США механизмам. В интересах США сохранить "хороший" национализм своей страны и поддержать раздробленность вовне, что совсем не ново.
В империи США, которую Хехтер совершенно безосновательно относит к федерации, скрытое правление, сочетающееся с ограничением индивидуума, признается лучшим методом. В России необычайно высокий процент первоначально проголосовавших за имперскую программу в. Жириновского (пока она не была нарочито скомпрометирована через его личность) продемонстрировал на большом статистическом материале тенденции социальной психологии жителей Евразии. В конечном итоге мы приходим к парадоксальному выводу: свобода личности и права человека (за исключением антиобщественных) в наибольшей степени обеспечиваются в империи, не имеющей иных категорий, кроме гражданина - "верноподданного" в монархических империях.
ЛИТЕРАТУРА
1. Права человека. Основные международные документы. М.: Международные отношения, 1990.
2. Киссинджер Г. Дипломатия. М.: Ладомир, 1997.
3. в.И. Ленин о национальном вопросе и национальной политике. М.: Политиздат, 1989.
4. Раушнинг Г. Говорит Гитлер. М.: МИФ, 1993.
5. Лиддел Гарт X. Стратегия непрямых действий. М.: Иностранная литература, 1957.
6. Коленкур Арман де. Мемуары. Поход Наполеона в Россию. Смоленск: Смядынь, 1991.
7. Containment. Documents on American Policy and Strategy 1945-1959 / Ed. Brown A. N.Y., 1978.
8. Hastings М. The Korean War. London: Pan Books Ltd, 1988.
9. Пирумов B.C. Некоторые аспекты методологии исследования проблем национальной безопасности России в современных условиях // Геополитика и безопасность. 1993. № 1.
10. Заварзин Г.А. Самоподдерживающееся разложение как антитеза развития // Вестник Санкт-Петербургского отделения РАЕН. 1997, № 1(4).
11. Weber Max. Die protestantische Ethik und der "Geist" des Kapitalismus. Beltz, Athenaeum, 3 Auflage, 2000.
12. Kaa D.J. van de. Europe and its population: the long view // European Population: Unity in Diversity. Kluwer Academic Publishers. Printed in the Netherlands, 1999.
13. Заварзин Г.А. Недарвиновская область эволюции // Вестник РАН. 2000. № 5.
14. Заварзин Г.А. Антирынок в природе // Природа. 1995. № 3.
15. Васильев Л.С. Проблемы генезиса китайского государства. М.: Наука, 1983.
16. Crockatt P. The fifty years war. United States and the Soviet Union in world politics, 1941-1991. London-N.Y: Routledge, 1995.
17. Bauer В. Disraelis romantischer und Bismarks socialis-tischerimperialismus. 1882.
18. Latz W., Scherbov S. What do we know about the future change in the proportions of children and elderly in Europe? // .Compendium of familiy studies in Austria. 1999. №7.
19. Hechter M. Containing Nationalism. N.Y.: Oxford Univ. Press, 2000.
Февраль 2002
