VIVOS VOCO: Ю.Л. Воротников, "Круг чтения наших предков. Переводные сборники изречений"

КРУГ ЧТЕНИЯ НАШИХ ПРЕДКОВ.
ПЕРЕВОДНЫЕ СБОРНИКИ ИЗРЕЧЕНИЙ

Ю. Л. Воротников
Воротников Юрий Леонидович - член-корреспондент РАН,
заместитель академика-секретаря Отделения литературы и языка РАН

Тысячелетие крещения Руси, широко отмечавшееся в 1988 г. в нашей стране и во всем мире, можно с полным основанием считать и тысячелетием русской литературы. В книге "Великое наследие" Д.С. Лихачев пишет: "Скачок в царство литературы произошел одновременно с появлением на Руси христианства и церкви, потребовавших письменности и церковной литературы" [1, с. 7].

В первую очередь переводились богослужебные книги, но встречались среди достаточно ранних переводов и памятники не собственно религиозного, а скорее, общеэтического содержания. После принятия христианства на Руси широкое распространение получили так называемые флорилегии (от florilegus - "собирающий цветочный нектар") - переводные сборники изречений, приписываемых древним мудрецам или отцам Церкви. Было таких сборников великое множество, среди русских читателей они пользовались огромной популярностью и активно переписывались вплоть до XVIII в.

На славянскую почву флорилегии были принесены из Византии, где этот вид литературных произведений имел давние традиции. Первые сборники изречений появились в эпоху эллинизма (IV-III вв. до н.э.); они предназначались главным образом для использования в школах - для изучения грамматики, творчества различных авторов и ознакомления с теми или иными философскими системами. Из ранних собирателей изречений наиболее известен александриец Димитрий Филирский (около 320-285 гг. до н.э.). Большое влияние на последующих авторов оказал Хрисипп (около 280-207 гг. до н.э.), составитель поэтического флорилегия, имевшего целью пропаганду философии стоиков.

В эпоху эллинизма одним из обязательных критериев отбора материала для флорилегия был критерий эстетический: учитывались художественная форма изречения, образность выражения в нем мысли. В римскую эпоху характер сборников претерпел существенные изменения. Они все более и более превращаются в своего рода справочники, предназначенные различным специалистам. Типичным образчиком такого имеющего ярко выраженную утилитарную направленность флорилегия была составленная Катоном Старшим для своего сына энциклопедия, содержавшая сведения о земледелии, военном деле, праве, нравственности, риторике и даже практической медицине.

Римская эпоха привнесла во флорилегии еще одно новшество, имевшее огромное значение для их последующей литературной жизни. В сборниках все чаще начинают встречаться так называемые апофегматы - исторические анекдоты из жизни знаменитых мужей прошлого.

К исходу античности завершилось формирование флорилегия по содержанию и форме. Он представлял собой определенным образом (по темам, по именам, по алфавиту) организованное собрание изречений выдающихся поэтов, философов, ораторов и исторических анекдотов, предназначавшееся для изучения в школах, а также служившее справочником.

Византийские христианские флорилегии по форме явились продолжением флорилегиев языческих. Однако их содержание претерпело существенные изменения, испытывая все большее влияние христианской литературы: на первых местах теперь помещались изречения из Священного Писания и отцов Церкви. Изречения же языческих авторов адаптировались к требованиям новой религии, подвергаясь при необходимости некоторым изменениям. Например, вместо языческого боги употреблялось христианское Бог - и цитата из древнегреческого комедиографа Менандра приобретала вполне приемлемый для церковного книжника вид.

Подводя итог очерку истории византийских флорилегиев, известный отечественный славист академик М.Н. Сперанский писал: "Являясь по происхождению прямым наследником античного флорилегия, византийский и по форме и по значению продолжает эту роль в позднейшее время, служа школе и способствуя сохранению античной традиции в мировоззрении и литературе византийского христианства, насколько последнее могло воспринять эту традицию" (см. [2]; история флорилегиев в античную и византийскую эпохи излагается с опорой на это фундаментальное исследование).

На русской почве роль переводных сборников была несколько иной. Они не стали учебным пособием в школах, потому что школ типа византийских на Руси не было. По мнению М.Н. Сперанского, "флорилегии с античным прошлым превращался у нас в типичный четий сборник в небогатой не строго церковной группе этого сорта поучительной литературы" [2, с. 572]. Тем не менее значение переводных сборников изречений для истории русской литературы и русской образованности трудно переоценить. Они знакомили древнерусского читателя с именами античных авторов и сюжетами их произведений, углубляли его исторические и естественно-научные познания и способствовали тому, что уже с первых шагов становление древнерусской культуры осуществлялось на фундаменте богатейшей античной традиции.

Одним из важнейших византийских флорилегиев был огромный по объему и чисто христианский по составу вошедших в него изречений сборник "Священные параллели", приписываемый традицией Иоанну Дамаскину и созданный, очевидно, в Палестине, в лавре святого Саввы не позднее 756 г. н.э. Первоначально он состоял из 3-х частей, трактовавших, соответственно, о Боге и божественных вещах, о человеке и человеческих отношениях, о пороках и добродетелях. Позже все три части были переработаны в одну книгу и получили общее название от третьей части (Parallhla), в которой пороки и добродетели описывались по принципу антитезы, то есть параллельного противопоставления определенной добродетели соотносительного порока.

"Священные параллели" Иоанна Дамаскина оказали большое влияние на позднейшие византийские флорилегии, в том числе на двухтомный сборник Антония Мелиссы (ХI-ХII вв.), на так называемую Максимову "Пчелу" и ряд других флорилегиев. Популярность "Параллелей" вышла за границы Византии. Известны их армянский и славянский переводы.

Анализируя русский список "Параллелей" XVI в., М.Н. Сперанский высказывал предположение, что на славянский язык они были переведены в Болгарии "не ранее XII века предположительно, но и не позднее XIV-го наверное" [2, с. 154]. Из Болгарии перевод "Параллелей" попал на Русь, однако широкого распространения здесь не получил. Влияние "Параллелей" сказывалось опосредованно, через многочисленные списки популярнейшего на Руси флорилегия - "Пчелы". Византийские списки сборников, получивших общее поэтическое название "Пчела" (Melissa), многочисленны и охватывают период с Х по XVII в., что говорит об их огромной популярности у читателей.

Древнейший русский перевод "Пчелы" был сделал в ХII-ХIII вв. с поздней сокращенной версии сборника Максима Исповедника, сведения о которой содержатся, в частности, в списках Парижской национальной библиотеки и библиотеки Лаврентия (Лоренцо Медичи) во Флоренции [3, с. 382]. Эта редакция озаглавлена "Книгы бъчела. Речи и мудрости от Еуангелья и от Апостола и от святых мужь и разум внешних философ". Древнейшая редакция "Пчелы" включает 71 главу, каждая из которых содержит более 20 изречений и фрагментов. Открывают главы цитаты из Священного Писания и творений отцов Церкви - Иоанна Богослова, Василия Великого, Иоанна Златоуста, Григория Нисского, Севериана Гавальского и других. Затем следуют изречения "внешних философов". В средневековой литературе "внешними" (по отношению к христианским) называли языческих, прежде всего античных, философов и писателей, хотя произведения многих из них стали важнейшей и почитаемой составной частью христианской культуры. В этих разделах "Пчелы" древнерусский читатель мог познакомиться с высказываниями Аристотеля, Анаксагора, Диогена, Сократа, Пифагора, Плутарха, Еврипида, Феогнида, Софокла и анекдотами из жизни Александра Македонского, Филиппа, Алкивиада, Кира, Дария, Креза и других античных философов, писателей, правителей. Известно более 20 списков "Пчелы" этой редакции, начиная с конца XIV в. [4, 5].

Вторая редакция "Пчелы" состоит из 68 глав и восходит к первой. В ней изменен состав глав и их порядок, сделан ряд добавлений, обычно опущены имена авторов изречений. В третьей редакции -44 главы. Она поименована "Книга, глаголемая Пчела. Избрание душеполезных вещей Ветхого и Нового завета от святого Евангелия, и от Притчей Соломоних, и от книг Василия Великого, Григоря Богослова, Иоанна Златоустаго... и от многих книг различных древних философов". В 1599 г. появился новый перевод "Пчелы" с издания 1546 г., сделанный в Дерманском монастыре на Волыни, который находился под покровительством известного деятеля культуры князя Острожского. Здесь, помимо флорилегия Максима, содержится также и перевод флорилегия Антония.

"Пчела" на протяжении почти шести веков являлась излюбленным чтением древнерусского книжника и оказала заметное влияние на оригинальные русские произведения. Цитаты из нее встречаются в летописях. В Летописце Переяславля Суздальского под 1186 г. читаем: "Якоже в бчеле глаголеть: брань славна луче мира скудна; с лживим миром живуще велию пакость землям творят" [6]. Заметны следы влияния "Пчелы" в знаменитом "Молении" Даниила Заточника. Впрочем, соотношение этих двух произведений достаточно сложно: в ряде случаев "Моление" и "Пчела" имеют общий источник, в других - "Пчела" в своих поздних разновидностях заимствовала что-то из "Моления" [7].

Выборка из "Пчелы", уже переработанная на русской почве, опускающая все леммы (то есть указания на авторов изречений), вошла в "Мерило праведное" - сборник XIII в. юридического характера, включающий как русские, так и византийские переводные памятники. Здесь можно обнаружить следующие фрагменты "Пчелы": "Избрано о клевете" (л. 21 об.), "О храненьи языка" (л. 23), "Избрано о законе" (л. 24), "Избрано о княженьи" (л. 27), "О власти" (л. 29), "О судьяхъ" (л. 30), "Избрано о мьздоиманьи" (л. 31), "О божие промысле" (л. 67) [8]. Выдержки из "Пчелы" в "Мериле праведном" свидетельствуют о том, что уже в ХIII в. этот памятник был хорошо известен на Руси.

Флорилегии приходили на Русь не только из Византии или из православных славянских стран. В более позднее время известно их заимствование и с католического Запада (правда, при посредстве молдавских и греческих переводов). Таким западным по происхождению флорилегием являются "Цветы дарований". Этот сборник был написан на итальянском языке в Венеции. Средневековая Венеция представляла собой многонациональный город. Здесь жили и греки, и сербы, и армяне. Этим фактом можно, очевидно, объяснить популярность "Цветов дарований" в греческой, юго-славянской и восточных литературах. Известны новогреческие, румынские, хорватские, армянские издания этого памятника.

На русский язык "Цветы дарований" были переведены, очевидно, в XVI в. в южной России с румынского подлинника. На румынский же язык памятник, скорее всего, был переведен непосредственно с итальянского. Об этом свидетельствует заглавие рукописи XVIII в.: "Книга флоресъ дароваш ямъ и злобамъ; переведена з влоскаго (итальянского. - Ю.В.) на волоски, албо богданский (румынский. - Ю.В.) черезъ Германа волошина, а потомъ з волошкаго на словянский черезъ Вешамина иеромонаха русина. Року. АФЧВ - (то есть 1592. - Ю.В.)". Первый русский перевод послужил, в свою очередь, источником для полного сербского текста.

В 1733 г. в Петербурге с греческого издания 1675 г. был сделан еще один перевод памятника, озаглавленный "Книга, именуемая Цветъ добродетелей". Автор перевода - Степан Писарев, государственной иностранной коллегии переводчик. С некоторыми изменениями этот перевод напечатан в 1735 г. в типографии Московского университета под названием "Книга цветъ добродетелей и терше пороковъ".

В отличие от восточных флорилегиев, "Цветы дарований" содержали множество изречений западных писателей и знакомили русского читателя с творчеством таких авторов, как Фома Аквинский, Блаженный Августин, Сенека и другие.

К флорилегиям по жанру близок поучительный сборник "Златоуст", наиболее ранние дошедшие до наших дней списки которого датируются XIV в. При его составлении использовался другой сборник постоянного состава, широко распространенный в древнерусской книжности, - "Златоструй", содержащий изречения, приписываемые Иоанну Златоусту.

В "Прилоге" (предисловии) к тексту полной редакции этого сборника говорится, что "Златоструй" был составлен болгарским царем Симеоном (893-927), который, "божественного писания испытав и всех учитель нравы, и обычаи, и мудрость разумев", выбрал "словеса от всех книг" Иоанна Златоуста и составил из них книгу, именуемую "Златоструй", так как "сладкие речи" ее словно "златые струи" омывают душу людей [3, с. 187]. Впрочем, большинство ученых сомневаются в авторстве царя Симеона. Однако вполне вероятно, что именно при его дворе был составлен сборник извлечений из сочинений Иоанна Златоуста или их переработок. К нему, очевидно, и восходят те редакции "Златоструя" (полная и краткая), которые имели хождение на Руси и уже здесь пополнились рядом статей славянских авторов, приписанных Иоанну Златоусту.

В состав "Златоуста" вошли выдержки из "Златоструя" как полной, так и краткой редакции; в результате сложился сборник достаточно устойчивого состава. Многочисленные списки "Златоуста", дошедшие до наших дней в полном виде или во фрагментах, говорят о его огромной популярности у древнерусского читателя.

По жанру флорилегии причисляются к так называемым сборникам устойчивого состава. Д.С. Лихачев дал им меткое название "жанры-сюзерены", поскольку они объединяют в себе другие жанры, как бы "жанры-вассалы" (слова, поучения и т.д.). Говоря, например, о "Пчеле" и названиях некоторых других сборников, Д.С. Лихачев отмечает: "Метафора, заключенная в каждом из этих названий, указывает, что перед нами произведение собранное, составное, соединяющее лучшее и полезнейшее" [9].

"Жанры-сюзерены" могли строиться по "анфиладному принципу"; например, сборники слов и поучений разрастались, включая в себя все новый и новый материал. Очередные "жанры-вассалы" входили в их состав. Рост "жанров-сюзеренов" не носил чисто механического характера, это не был просто количественный рост. Пытаясь определить эстетический и даже философский смысл этого явления, Д.С. Лихачев пишет, что если вспомнить "эти многотомные Великие четьи минеи (то есть чтения, расположенные по месяцам года), летописные своды, прологи, златоусты, измарагды, отдельные сборники, - то мы отчетливо представим себе то чувство величия мира (курсив мой. - Ю .В.), которое стремились выразить древнерусские книжники во всей своей литературе, единство которой они живо ощущали" [1, с. 15,16].

Таков краткий, далекий от исчерпывающей полноты очерк истории флорилегиев в русской литературе. Понятно, что их функция в русском обществе за период с XII столетия (перевод на русский язык "Пчелы") до столетия XVIII (издание "Цветов дарований") претерпела существенные изменения. Однако та, выражаясь современным языком, "экологическая ниша", которую они занимали в структуре древнерусской литературы и, шире, в здании всей древнерусской культуры, в принципе осталась прежней. Флорилегии продолжали играть роль своеобразных этических энциклопедий и содержали не только глубокие размышления о смысле человеческого бытия, но и входили в мелочные подробности быта, что исследователь древнерусской литературы Ф.И. Буслаев объяснял "свойственной нашей старине наивностью" [10]. Однако только ли в детской наивности наших предков тут дело? Ведь для средневекового человека мировой порядок и бытовой уклад как бы приравнены друг к другу. Для него, как пишет С. С. Аверинцев, "строй бытия от Бога, но уклад быта - тоже от Бога" [11].

Да и вообще, так ли уж наивны размышления Сираха о богатстве и убожестве, и не приобретают ли они в эпоху коррумпированных и мафиозных нуворишей и заполнивших московское метро нищих особую злободневность? И не кажется ли адресованным непосредственно руководству Думы совет Диона Римского? А рассуждения Демокрита о власти и начальстве - не поразительный ли это пример точного попадания слов жившего тысячелетия назад мудреца "в яблочко" нашей недавней истории, да только ли истории? (см. ниже). Воистину, прав Екклезиаст: "Бывает нечто, о чем говорят: "Смотри, вот это новое"; но это было уже в веках, бывших прежде нас".

Флорилегии возникли первоначально как собрания цитат из поэтических произведений. В дальнейшем эта традиция была нарушена. На русскую почву они перешли уже как сборники прозаические. Даже высказывания поэтов были переданы прозой. Здесь не место анализировать причины "прозаизации" фрагментов античной поэзии в славянских переводах. Однако нельзя не отметить, что поэтический потенциал флорилегиев не был утрачен. Более того, даже никогда не имевшие поэтической формы изречения, включенные в них, тем не менее с поразительной легкостью и, если можно так выразиться, филологической готовностью ложатся под перо перелагающего их на язык поэзии интерпретатора. Иногда мне удавалось добиться почти полного текстуального совпадения оригинала и его поэтического переложения. Так, опубликованная в 5-м томе "Библиотеки литературы Древней Руси" новгородская рукопись "Пчелы" XIV в. содержит такое изречение Сократа: "Уне славну мужьскы умрети, нежели жити со срамом" [12]. Поэтическое переложение этого изречения выглядит следующим образом:

Пристало больше мужу умереть,
Чем на свое бесчестие смотреть.

В других случаях достичь лапидарного стиля оригинала, сохранив его образность, было непросто. В той же рукописи "Пчелы" есть такое высказывание: "Виасъ. Узрев на пути лежащь мечь и рече: "кто тя погуби или кго еси погубилъ?"" [12]. Оно построено на игре двух значений древнерусского глагола погубити: "привести к гибели, уничтожить" и "потерять". В современном русском литературном языке значение "потерять" у глагола погубить не сохранилось, поэтому передать игру слов оригинала невозможно. Переложение этого изречения приобрело следующий вид:

Биас:

Увидев на пути лежащий меч,
Он спутника печально вопросил:
"Кто этот меч в пыли здесь обронил?
И чья глава снята была им с плеч?

Флорилегии до наших дней не устарели тематически, и их поэтические переложения, думается, могут быть небезынтересными и сейчас, тем более что подобных попыток, как кажется, ранее не предпринималось. Вниманию читателей предлагается поэтическое переложение нескольких изречений античных и христианских авторов из разных флорилегиев. Они дают некоторое представление об одном из самых популярных жанров древнерусской литературы.

ИЗ "СВЯЩЕННЫХ ПАРАЛЛЕЛЕЙ" ИОАННА ДАМАСКИНА

*О НЕ ИМУЩИХ ВЛАСТЕЛИНА:*
Григорий Богослов:	Бывает бесчинью Безвластье причиной. А от многовластья - Другое несчастье. О многовластье так скажу: Оно дорога к мятежу.

*ИЗ "ПЧЕЛЫ" О МУДРОСТИ*
Дион Римский:	Пусть выскажется Каждый, кто желает. Коль мудро скажет - пользу обретешь. А если будет вздор молоть - ну что ж: Ущерба в том большого не бывает.

*О ЖЕНАХ*
Диоген:	Изнуряем всячески я был: Голодал, грамматику зубрил. Эти беды мной побеждены, Но куда бежать от злой жены?!
Менандр:	Триада подобных вещей нам дана: Гнев, бурное море и злая жена.
Варнава:	Как в утлом корабле по морю плыть, Так злой жене секреты говорить.

*О БОГАТСТВЕ И УБОЖЕСТВЕ*
Сирах:	Не забывай о голоде тогда, Когда ты сыт и далека беда. Не забывай о бедности тогда ты, Когда кошель твой переполнен злата. Знай: от утра до вечера Время переменчиво.

*О ВЛАСТИ И НАЧАЛЬСТВЕ*
Иоанн Дамаскин:	Лишь тот может истинным стать властелином, Кто совесть поставил своим господином.
Агафон:	Правитель, три вещи запомни навек: Во-первых, что подданный твой - человек, Второе - что власть тебе Богом дана, И третье - что скоро проходит она.
Демокрит:	Что может быть печальней для людей, Чем добрыми владеющий злодей? И что еще достойно смеха так, Как мудрецами правящий дурак! Нож в руках безумца сеет ужас. Власть давать лукавым - много хуже.

*О ДРУЖБЕ И БРАТОЛЮБИИ*
Плутарх:	Как резвость коня познается в бою, Так в бедах доказывай дружбу свою.
Сирах:	Порвать со старыми друзьями не спеши: Не будут новые настолько хороши.

*О ЧИСТОТЕ И ЦЕЛОМУДРИИ*
Василий Великий:	Коль целомудрен ты на склоне лет, Твоей заслуги в этом вовсе нет. Тот праведника сан не заслужил, Кто, немощью томим, безгрешно жил. Чтоб обрести спасение души, Ты в возрасте цветущем не греши.

*О СТАРОСТИ И О ЮНОСТИ*
Иоанн Златоуст:	Юношу за юность не хули, Старика за старость не хвали. Черен ты или согбен и сед - Разницы особой в этом нет. Может, борода твоя бела, Но черны недобрые дела. Похвалы достойны не лета, А пристойной жизни чистота.

*О СМЕРТИ*
Дион Римский:	Не лучше ль убитому быть самому, Чем видеть Отчизну в огне и дыму?
Аворил:	Трижды вопрошаем был мудрец: "Сколько жить пристало человеку?". Он ответил: "До такого веку, Когда жизни предпочтет конец".
Плутарх:	"Он мудро жил", - о том мы говорим, Кто, уходя из жизни, как и с пира, Не осушил ненужного потира, Но не был жаждой, уходя, томим.

ИЗ "МЕРИЛА ПРАВЕДНОГО"

*О ХРАНЕНИИ ЯЗЫКА*
Кто даст устам моим замок, Чтоб запирать уста я мог И чтоб не вышла никогда Из уст душе моей беда?

*О КЛЕВЕТЕ*
Меч уязвляет наше тело. Ум уязвляет злое слово. Жестокое и злое дело Рождается от слова злого.

ИЗ "ЦВЕТОВ ДАРОВАНИЙ"

*О ДАРОВАНИИ ЛЮБВИ*
Соломон:	Я был царем. Господь мне силы дал Свершить великих множество деяний: Я города воздвиг из дивных зданий, Сады в пустыне дикой насаждал, Имел неисчислимые стада, Свои богатства во сто крат умножил, И жены, чья безмерна красота, Безропотно служили мне на ложе. Был справедлив и к другу, и к врагу. Познал и лесть, и почести, и славу... Но, Боже мой, я больше не могу Вкушать сей жизни сладкую отраву. Что пользы в изнуряющей заботе Об утоленье прихоти убогой? Я для души любви прошу у Бога, И смерти - для своей уставшей плоти.

ИЗ "ЗЛАТОУСТА"

Праведник, беги бесед жены!
Как солому пожирает пламя,
Так от искры плотского желанья
Души многих были сожжены.

* * *

Пьяница безумцу не ровня.
Буйствует безумец в новолунье.
Много хуже пьяницы безумье:
Без вина прожить не может дня.

* * *

Человек, многоречив не будь.
Многословье - к прегрешенью путь.
Если ты замкнешь свои уста,
Будет и душа твоя чиста.

* * *

Наша жизнь - как мимолетный сон,
Как мимотекущая вода.
Утром цвел ты. Завтра навсегда
Времени потоком унесен.

ЛИТЕРАТУРА

1. Лихачев Д.С. Великое наследие. М., 1980.

2. Сперанский М.Н. Переводные сборники изречений в славянорусской письменности. Исследование и тексты. М., 1904.

3. Словарь книжников и книжности Древней Руси. Xl-первая половина XIV в. Л., 1987. С. 382.

4. Семенов В. Древняя русская Пчела по пергаменному списку // Сборник Отделения русского языка и словесности АН. Т. 54. № 1. СПб., 1893.

5. Памятники литературы Древней Руси. ХIII век. М., 1981. С. 486-519.

6. Оболенский М.А. Летописец Переяславля Суздальского // Временник Общества истории и древностей российских. Кн. 9. М., 1851. С. 99.

7. Миндалев П. Моление Даниила Заточника и связанные с ним памятники. Казань, 1914. С. 279.

8. Мерило Праведное. По рукописи XIV в. М., 1962.

9. Лихачев Д.С. Поэтика древнерусской литературы. М., 1979. С. 59, 60.

10. Буслаев Ф.И. Исторические очерки русской народной словесности и искусства. Т. 1. СПб., 1861. С. 577.

11. Аверинцев С.С. Поэтика ранневизантийской литературы. М., 1977. С. 154. 12. Библиотека литературы Древней Руси. Т. 5. СПб., 1997. С. 444.