ВЕСТНИК РОССИЙСКОЙ АКАДЕМИИ НАУК

том 71, №12 с. 1124-1127 (2001)

© Г.А. Заварзин

ЛЕКАРСТВО ДЛЯ "ЗЕЛЕНЫХ"

Размышления над новой книгой:
Медведев В.И., Алдашева А.А. Экологическое сознание. М.: Логос, 2001. 376 с.

Г. А. Заварзин,
академик

Сочетание слов "экологическое сознание" не вызывает желания читать - слишком много пустой болтовни об экологии и социальной психологии выплеснулось сейчас на страницы книг и периодических изданий. Обычно их авторы произвольно манипулируют понятием "экология", а психология сводится к негативно возбужденным эмоциям. Поэтому книгу об "экологическом сознании" я начал перелистывать с большим скепсисом. Однако скоро обнаружил, что читаю внимательно, возвращаюсь к прочитанному и мысленно выделяю в тексте жесткий логический скелет с четкими определениями предмета обсуждения. В книге нет места поверхностным суждениям, авторы опираются на твердый материал, изложенный в манере "два пишем, пять в уме", причем "пять" относится к базовым предметам сознания, о которых рассказывается констатирующим образом, без ссылок на физиологические механизмы их формирования. Книга написана профессионалами, изучающими предмет, а не мнения о нем, поэтому в ней почти нет обычных для социальной психологии пассажей типа "по мнению такого-то...".

Цель авторов состояла в том, чтобы

"найти и описать те элементы в физиологических, психологических и поведенческих реакциях, которые присутствуют во всех видах взаимодействия человека с внешней средой... Представляется, что существуют две основные составляющие такого обобщенного ответа: одна - формирование в сознании человека образа воздействия, его значимости, последствий его взаимодействия с человеком и возможных ответных действий, и вторая - формирование на основе этого образа функционального состояния, обеспечивающего ответ на действие фактора" (с. 9).
Задача сформулирована в самом общем виде и не совсем понятно, зачем нужны слова "экологическое сознание", а не сознание вообще, когда внешней средой для индивидуума служит не столько природная среда, сколько общество себе подобных.

Используя словосочетание "экологическое сознание" как целое - вроде "экосознания", - авторы сохраняют корень "логос" в смысле познавания. Предмет обсуждения оказывается ограниченным от чрезмерного расширения, особенно в сторону социальных аспектов, что позволяет игнорировать политические предубеждения, а слово "сознание" - от расширения в сторону поведения животных и этологии.

Базой экологического сознания является конфликт, приводящий к состоянию напряженности, срывающемуся в бессознательный экологический вандализм для разрешения фрустрации. Каждому из этих сюжетов авторы посвящают отдельную главу, сохраняя строгую логическую последовательность обсуждения. Все-таки ключевым в проблеме остается коллективное экологическое сознание групп людей. Под этим понимается общность взглядов на отношение человека к природе, и в таком смысле коллективное сознание противопоставляется общественному, для которого характерно столкновение позиций.

В коллективном сознании в роли личностного "Я" выступает популяция, а в роли "не-Я" - природа или остальное человечество. Вандализм как форма агрессивного разрешения фрустрирующего конфликта (см. с. 81), столь наглядный в отношениях с природой, гасится внушением, оказываемым социальным окружением, и опасением штрафных санкций со стороны социума, выработавшего нормы поведения. Сводя мотивацию поведения индивидуума к примитивному ответу на вопрос: "А что мне за это будет?", авторы справедливо полагают, что основу поведения составляет страх во всех градациях этого чувства. Отсутствие страха ведет к хищническому экологическому сознанию в неупорядоченном обществе.

Вместе с тем экологическое сознание есть продукт относительного благополучия, когда первичные потребности, по А. Мэзлоу, удовлетворены. В противном случае оно не действует. Примером может служить широко распространенное сейчас браконьерство, когда из-за развала экономики население многих регионов лишено возможности обеспечить свое пропитание. Коллективное экологическое сознание находится под сильнейшим воздействием общественного мнения, формируемого средствами массовой информации с их методами превращения личности в часть управляемой толпы. Техника манипуляции общественным мнением до потери свободы личного мнения часто маскируется ложными обозначениями, например "права человека", "свобода слова" (выделено нами - V.V.).

В период разрушения Советского Союза экологическое движение играло роль фокуса негативных эмоций, с поиском кажущегося виновника неблагополучия, и слово "экология" использовалось наравне со "свободой слова". После развала страны стало не до экологии, хотя основу ее как науки составляет выживание популяции. Коллективное экологическое сознание и нивелирование индивидуального сознания формируется, как считают авторы,

"средствами массовой информации, особенно в тех случаях, когда желаемая модель коллективного экологического сознания является составной частью проводимой политики государства или определенной социальной группы, владеющей средствами такой информации <...> При этом общество отвергает самую возможность существования иной, чем навязываемая, концептуальной модели экологической действительности и поведения" (с. 189).
Неясно только, какую роль в приведенном отрывке играет прилагательное "экологическое".

Для научной аудитории профессиональное значение имеют когнитивные механизмы формирования экологического сознания. Здесь авторы отмечают три формы.

Первая, интуитивная, охватывает узкий круг локальных проблем, она основывается на прописных истинах, усвоенных в процессе воспитания ("мой руки перед едой, чтобы защититься от вредных микробов, которые окружают тебя"). На мой взгляд, по крайней мере часть интуитивного экологического сознания восходит к подсознательному животному поведению - "не пей из загрязненного источника".

Вторая форма - обыденная, на которую особенно следует обратить внимание ввиду ее социальной значимости. Она основывается "на искусственно подтасованной, зачастую ложной, или на правдивой информации, но с ложными выводами, сделанными на ее основе, сфабрикованными в интересах какой-либо группы" (с. 189). Примером такой деятельности могут служить разного рода "экологические центры". Здесь я позволю себе не вполне согласиться с мнением авторов. Заведомо ложная информация редко проходит или действует лишь краткосрочно, требуя для своего опровержения усилий профессионалов (к примеру, шарлатанство). Гораздо более действенным приемом является смещение акцентов и вызванный им сдвиг приоритетов.

Великое искусство дезинформации всегда основывается на неполной правде. Для этого вполне достаточно использовать искреннее возбуждение энтузиастов, увлеченных своим делом с ярким фокусом сознания. Остальное - дело обработчиков научной информации, начинающееся с очень почтенных журналов типа "Nature" или "Science", но по сути таких же охотников за сенсацией, как околонаучные журналисты. Яркая иллюстрация к сказанному - издававшийся некоторое время в перестроечной России журнал "Monthly Nature", выходивший, к слову сказать, в желтой обложке. При этом необходимо внушать, что все опубликованное в таких журналах - правдиво и значимо. Репутацию приходится поддерживать и избегать проколов, зато подборкой сюжетов можно канализировать внимание - важна не дезинформация, а дезориентация.

Третьей форме экологического сознания - научной - авторы уделяют меньше внимания, считая, что оно основано на объективных данных, получивших взвешенную оценку. В этом контексте "взвешенная оценка" означает "системная оценка". Экология связана с изучением иерархической "системы систем", с многоуровневой оценкой причин и следствий.

Предположение о взвешенной оценке, по моему опыту, не проходит. Научное экологическое сознание в большей мере, чем в других научных дисциплинах, основано на эмоциональном восприятии мира. Исходным пунктом часто служит эстетическое наблюдение. Например, определяющий природу биосферы цикл органического углерода воспринимается через зелень растительного покрова. Отсюда возникает лозунг: "Тропические леса - легкие планеты". Требуется десятилетие работы и кропотливые балансовые расчеты, чтобы понять, что СО2 поглощается холодным океаном, а богатство коралловых рифов связано с выделением СО2 при осаждении карбонатов, которые лишь в другом пространственно-временном масштабе служат глобальным стоком СО2. Совсем не воспринимается тот факт, что не только образование зеленой массы, но и скорость ее разложения определяет углеродный баланс для ландшафта или региона, что главным источником парниковых газов в атмосфере Земли служит деятельность микроорганизмов.

Этот пример позволяет перейти к связи научного сознания с обыденным. Начать следует с того, что вне своей узкой специальности ученый - типичный представитель обыденного сознания (выделено нами - V.V.). Возможность работы ученого определяется получением средств на ее проведение. Их обеспечивает демократическая система предоставления грантов на основе рецензирования. Здесь действуют ключевые слова вроде "парниковые газы" или соответствующие "catch words", например в молекулярной биологии, часто взятые из американского лабораторного жаргона. Отвечая русским жаргоном на американский, они позволяют "вешать лапшу на уши".

Рецензент не может отказать разработке модной темы, содержащей такие слова, потому что они находятся в сфере понимания обыденного сознания обывателя. Поскольку в слове "обыватель" содержится сомнение в способности вынести взвешенное суждение, его заменяют угрожающим словом "налогоплательщик", который представляет кажущееся "лицо, принимающее решения". К взвешенному суждению как обыватель, так и избиратель неспособны. Ловушка для экологического сознания захлопнулась. Нужно ли повторять, что наука - в принципе область аристократии, а не демократии, и истина не достигается голосованием?

Для понимания пути к истине необходимо перейти к формированию когнитивного сознания. Этот раздел рассматривается авторами в учебно-познавательной форме, что не мешает использовать его для более общих целей. Стратегия решения формируется из ряда последовательных действий. Сначала оценивается мера связи с возникшей ситуацией, состоящая из двух возможностей: "это не мое дело" или "это касается меня"; далее определяется отношение к ситуации; затем идет поиск заранее готового решения. Только после этого вступают когнитивные механизмы.

Я уже говорил, что знакомство мое с книгой "Экологическое сознание" могло и не состояться из-за ее названия: в моем мозгу сложились, помимо общих всем людям постоянных генетических программ, программы, запечатленные на основании индивидуального опыта и знаний в области экологии. Дальше возникло желание разобраться и обосновать свое "нет", в результате включилось когнитивное сознание, продуктом которого и стал этот текст.

Когнитивное сознание имеет несколько форм. Во-первых, это репродуктивное сознание, основанное на воспроизведении заученных истин и привычных приемов. Оно явно связано с психологией консервативной генетической программы обеспечения постоянных целей сохранения вида. Следующая форма - продуктивные операции, основанные на комбинировании полученных знаний и создании новых понятий и суждений по принятым логическим правилам, достаточным для убеждения самого себя и оппонентов. Они составляют "профессорский уровень". Третья группа - эвристические операции на основе нестандартного ассоциативного мышления или дивергентного мышления с использованием разных логик. В области экологии полем для таких операций часто служат междисциплинарные подходы.

Отношение обыденного (иначе - массового) и научного экологического сознания авторы исследуют в отдельной главе. Под обыденным экологическим они понимают такое сознание, в котором ведущее место занимают взгляды, сформированные на основе непосредственного контакта с объектами и процессами внешнего мира, и сведения, принятые субъектом на веру. Под научным сознанием подразумевается "такое сознание, которое базируется на научном познании, оперирует объективными моделями взаимоотношений внутри природы, между природой и человеком, природой и обществом" (с. 279). По-моему, это очень неудачная стартовая точка для рассуждения. Прежде всего в "обыденном сознании" смешаны две вещи: прямое наблюдение и принятый на веру чужой опыт. Обе они слагают сознание традиционного общения с природой на уровне племен собирателей и охотников и крестьянского понимания природы - как необходимости действовать, подчиняясь, например, сезонным циклам. Обыденное экологическое сознание горожанина, живущего в иной среде обитания, действительно может основываться на сведениях из телевизионной программы "Жизнь животных" или непроверенных чудесах, услышанных от соседки.

В основе экологического сознания человека -поведение животного в окружающем мире, приобретаемое с опытом и закрепляющееся в простой форме рефлекса: "действие - нежелательные последствия". Предвидение выражается в сторожкости, особенно у стадных животных. Авторы сознательно избегают сопоставления сознания с поведением животных, что оправдано для социальной сферы, но оправдано ли для экологической? Экологическое сознание человека, исходящее из вербальных образов действительной или воображаемой опасности, сводится к той же простейшей формуле чувства опасности. Страх ошибки определяет корректное поведение.

В экологической литературе, вплоть до правительственных документов, много внимания уделяется экологическому опыту аборигенов. Здесь этот аспект практически опущен. Речь идет об экологическом сознании горожанина, что понятно, если учесть контингент читателей и психологию постсоветского россиянина.

Научное познание, оперирующее "объективными моделями", я в высшей степени склонен поставить под сомнение, поскольку оно исследует не природу, а заведомо неполно, часто даже искаженно отражающую ее сумму знаний. В экологии научное познание начинается с наблюдения естественного объекта и соответствия его имеющимся моделям по данным опыта (как это было показано выше для формирования когнитивного сознания вообще). Создание конструктов и их верификация, несомненно, составляют научное познание, но против "эмпирического обобщения" не пойдешь, и маленький факт способен испортить большую теорию. Значение наблюдения особенно возросло в век "computer science", заведомо не имеющей доступа к природным объектам. Далее, сознание человека, в том числе и научное, всегда имеет эмоциональную окраску, и в этом отношении оно не может быть объективным или бесстрастным.

Однако под обыденным экологическим сознанием авторы имеют в виду нечто иное.

"В обыденном, массовом экологическом сознании доминируют узкоэгоистические элементы, связанные с удовлетворением прежде всего материальных потребностей" (с. 287).
Хищнические тенденции - например, построить дачу в водоохранной зоне, а то и вообще в природоохранном месте - резко усилили убежденность "что можно им, то можно и мне" при том, что бездействуют нравственные и правовые ограничения. Эту сторону эгоистического поведения человека, включая и вандализм, приходится учитывать как данность. Ограничить их можно лишь разумным эгоизмом, страхом последующих неприятностей, превосходящих удовольствие. Отсюда ноосфера становится царством страха, основанного на экологическом знании и сознании.

В этом отношении протестантское общество в оценке М. Вебера и система ограничений, созданная для повседневной жизни человека западными демократиями при провозглашении свободы личности, не выглядят парадоксально - и то и другое основано на страхе несоответствия. Экологическое воспитание должно внедрить в сознание чувство опасности перед некомпенсированным нарушением экологического Равновесия. В отношении экологического сознания я смиренно соглашаюсь с Екклезиастом: "Во многом знании много и печали, и кто умножает познания, умножает и скорбь".

Последнее, что следует сказать о книге. Она рекомендована как учебное пособие. Как учебник ее рассматривать нельзя, потому что по ней невозможно выучить некую сумму инструкций для сдачи экзамена. При подготовке к экзамену думать некогда, а книга об экологическом сознании побуждает думать и, может быть, не всегда соглашаться с авторами, она вызывает целый ряд мыслей о предметах, оставленных авторами за рамками избранной ими темы.
 



VIVOS VOCO
Январь 2002