VIVOS VOCO: А.М. Гиляров, "Феномен Винберга"

Феномен Винберга

А.М. Гиляров,
доктор биологических наук, МГУ им.М.В.Ломоносова

Георгий Георгиевич Винберг (1905-1987) был человеком, абсолютно преданным науке. Удивительная ясность мысли и умение моментально схватывать суть проблемы сочетались в нем с необычайным трудолюбием и работоспособностью. При этом он вовсе не был ученым-одиночкой, отгородившимся в своем кабинете от суетного внешнего мира. Наоборот, всегда получалась так, что вокруг него развертывалась активнейшая общественная жизнь, появлялись ученики (нередко - формально совсем не его, а со стороны), издавались сборники (им же редактируемые), устраивались семинары, школы и конференции. Работа, которую официально именуют "научно-организационной", отнимала у Георгия Георгиевича массу времени и сил. Но по-другому и быть не могло, поскольку он всегда чувствовал глубокую ответственность за дело, которое ему поручили, или, что еще чаще, которое сам он на себя взвалил. Это был человек высокой культуры и безукоризненных нравственных принципов. Чувство собственного достоинства, принимаемое недругами и завистниками за высокомерие, естественно сочеталось в нем с простотой и демократичностью в общении - недаром к нему всегда тянулась молодежь! Короче говоря, это был настоящий российский интеллигент - представитель особой людской породы, которая никогда не была особо многочисленной, а теперь, видимо, вымерла окончательно, как вымер мамонт или шерстистый носорог.

Приступая к этим заметкам, я испытываю некоторое смущение, поскольку не был ни учеником Георгия Георгиевича, ни его сотрудником. Общение наше носило эпизодический характер, в основном по линии Всесоюзного гидробиологического общества (ВГБО), президентом которого, причем очень активно работающим, он был с 1971 по 1986 г. Тем не менее многое запомнилось очень хорошо, а испытывая интерес к истории экологии, я стал специально расспрашивать Георгия Георгиевича о том, как начинались те или иные исследования, и даже записал кое-что с его разрешения на магнитофон. И хотя сам он говорил, что историю не любит, мне всегда казалось, что в словах этих была доля лукавства.

Первое впечатление

Хотя с тех пор прошло уже сорок лет, отчетливо помню тот момент, когда впервые увидел Георгия Георгиевича. Нам, студентам последнего курса кафедры зоологии беспозвоночных биофака МГУ, объявили, что цикл лекций для старшекурсников и аспирантов прочтет приехавший из Минска профессор Винберг. К началу первой лекции кафедральная аудитория полна народу: это не столько студенты, сколько сотрудники разных московских научных учреждений, специально пришедшие послушать заезжую знаменитость. И вот в сопровождении заведующего кафедрой, профессора Л.А.Зенкевича, появляется высокий, худой человек. Он держится очень прямо. У него удлиненное лицо с резкими характерными чертами, большой лоб, переходящий в залысину, крупный нос и очень выразительные добрые глаза. Первое чисто зрительное впечатление - этот человек несет в себе внутреннюю значимость и благородство. Когда он говорит, то все невольно замолкают. Голос его не менее выразителен, чем внешний облик - слегка скрипучий, но громкий и четкий (потом я понял, что это профессиональная привычка опытного лектора). По ходу лекции он иногда демонстративно покашливает и хмыкает. Все, кто слышал выступления Георгия Георгиевича, эти покашливание и хмыканье, заменяющие слова, наверняка помнят очень хорошо - они четко расставляли акценты и были весьма красноречивы.

Небольшой цикл лекций, который прочитал нам тогда Винберг, был посвящен физиологической экологии (или экологической физиологии - сам он говорил, что ему все равно, какое из этих названий использовать) водных организмов. Лекции касались преимущественно тех проблем, над которыми в разные периоды своей жизни работал сам Георгий Георгиевич, но поскольку круг этот был весьма широк, то и курс получился разносторонним. Слушали мы его с большим вниманием, и хотя следить за преобразованиями выписываемых на доске математических формул было порой нелегко, оставалось волнующее ощущение контакта с настоящей живой наукой, с той, которая еще не канонизирована в учебниках, а творится сейчас, фактически на твоих глазах.

Начало. У Кольцова и Скадовского

Георгий Георгиевич Винберг родился в Петербурге 31 мая 1905 г. в семье банковского служащего. По линии отца - корни шведские, мать - француженка (отсюда и хорошее знание французского языка: хотя Георгий Георгиевич свободно читал по-немецки и по-английски, говорить с иностранцами и делать научные доклады за границей всегда предпочитал по-французски). В 1910 г. семья переехала в Москву и жила в районе Хлебного переулка. Биологией Винберг интересовался всегда, говорил: "не помню себя не биологом". По окончании школы в 1922 г. хотел поступать в МГУ, на биологическое отделение физико-математического факультета, но, по его собственным словам, "возможности такой не было" *. Посему он поступает в учебное заведение, которое называлось Вторым МГУ (бывшие Московские высшие женские курсы).

* Подозреваю, что причина заключалась в непролетарском происхождении - через пять лет аналогичные трудности возникнут у Г.Ф.Гаузе, но ему поможет специальное ходатайство Г.А.Кожевникова и В.В.Алпатова (см.: Галл Я.М. Г.Ф.Гаузе: эколог и эволюционист. СПб., 1997).

Там оставалась еще старая дореволюционная профессура, в том числе и преподаватели, покинувшие Московский университет в 1911 г. в знак протеста против реакционной реформы министра Л.А.Кассо. Курс зоологии беспозвоночных читал выдающийся биолог Николай Константинович Кольцов, лекции которого пользовались большой популярностью и среди студентов Первого МГУ. Был и обратный процесс - многие студенты Второго МГУ "зайцами", как говорил Георгий Георгиевич *, посещали лекции в Первом МГУ. Винберг старался "всеми правдами и неправдами" перейти в Первый МГУ, уже хотя бы потому, что официально биологический факультет во Втором МГУ назывался фармацевтическим, а становиться фармацевтом он не хотел.

* Здесь и далее (местами) используется магнитофонная запись выступления Винберга в Институте биологии развития 21 января 1986 г.

Через полтора года это ему удается. Лекции по зоологии беспозвоночных в Первом МГУ читал давно работавший там и пользовавшийся большим авторитетом профессор Г.А.Кожевников, а его ассистентами были тогда совсем еще молодые Л.А.Зенкевич и В.В.Алпатов. По словам Винберга, он "имел возможность ощутить разницу между той научной атмосферой, которая окружала Кольцова, и той, которая царила на Моховой" (т.е. в Первом МГУ). При всем уважении к представителям старой классической школы, занимавшимся в первую очередь фаунистическими исследованиями и систематикой, он все же был ближе к Кольцову, увлеченному методами физической химии, которые, как тогда считалось, будучи применены к живому организму, могут рассказать о нем гораздо больше, чем методы биохимии, имеющей дело с "мертвым" веществом.

После окончания университета Винберг поступает в аспирантуру Института зоологии при МГУ, к Кольцову. А так как основным местом работы Кольцова был Институт экспериментальной биологии, там регулярно начинает бывать и Георгий Георгиевич. Непосредственным руководителем его в аспирантуре становится заместитель Кольцова Сергей Николаевич Скадовский - зоолог, гидробиолог, проявляющий большой интерес к физиологии, или, правильнее сказать, - физиолог, ставший гидробиологом. И Скадовского, и совсем молодого Винберга можно видеть на не раз публиковавшейся фотографии (сделанной в 1927 или 1928 г.), известной под названием "Птенцы гнезда Кольцова".

Об удивительной обстановке, которая царила в институте Кольцова и на практикуме его в университете, говорилось не раз. Рассказывал об этом и Георгий Георгиевич:

"Большой практикум Кольцова - это было рабочее место, которое вы получали и должны были работать, когда хотите. Рабочее место на два года... Николай Константинович спрашивал, какой иностранный язык вы знаете. Если он слышал ответ, что вот, не знаю, тогда говорил: выучите и через год приходите... И люди учили, приходили... Сам Николай Константинович после своих лекций постоянно заходил на практикум и беседовал со студентами. Очень существенно, характерно и знаменательно, что он не беседовал с группой студентов. Он беседовал с КАЖДЫМ студентом. Подсаживался к нему и спрашивал - что у вас нового, какой вы препарат сделали... Это уже тогда создавало уважение к СПЕЦИАЛИСТУ, пусть и студенту, но который уже работает" *.

* Выделены слова, важность которых Винберг специально подчеркивал интонацией.

Еще в 1910 г. Скадовский организовал специальную "гидрофизиологическую" станцию на Москве-реке, неподалеку от Звенигорода, где была дача его отчима, известного врача-невропатолога Г.И.Россолимо *. То, что станция называлась "гидрофизиологической", а не "гидробиологической" или просто "биологической", было отнюдь не случайно. Названием этим Скадовский всегда гордился. Ведь оно соответствовало совершенно новому направлению в гидробиологии, переходу от простой констатации находки тех или иных видов животных и растений в таком-то водоеме к изучению того, насколько их присутствие и количество определяются физическими и химическими условиями данного конкретного места обитания. Скадовский особенно интересовался влиянием на организмы величины рН среды. По-видимому, это началось с того, что Кольцов поручил ему изучить, как по мере изменения рН сменяют друг друга в культуре разные виды инфузорий. В дальнейшем лаборатория Скадовского стала первым в стране (а возможно, и в мире) центром по изучению воздействия рН среды на водные организмы. Здесь даже проводилась официальная проверка приборов, выпускаемых для определения величины рН.

* Теперь это известная всем московским (и не только московским) биологам Звенигородская биостанция МГУ.

Летом 1925 г. Винберг оказался одним из трех аспирантов, начавших работать на Звенигородской станции под руководством Скадовского. Каждому из них было поручено подробно изучить по одному водоему, обратив особое внимание на то, каким образом его физико-химические свойства сказываются на обитающих там организмах. Водоемы были выбраны так, чтобы они отличались по величине рН - озеро на торфяном болоте с кислой реакцией, деревенский пруд с щелочной реакцией и доставшийся Винбергу так называемый Попов пруд с нейтральной реакцией. Именно на этом водоеме он провел в течение всего вегетационного сезона детальные наблюдения за различными физико-химическими параметрами (температурой, рН, электропроводностью, содержанием кислорода, углекислоты и т.п.), а также - за видовым составом, численностью и распределением фито- и зоопланктона.

Статья, суммирующая результаты исследований, была опубликована в 1928 г. в сборнике с весьма показательным названием: "Применение методов физической химии к изучению биологии пресных вод". Как впоследствии вспоминал Георгий Георгиевич, работу свою он "написал жестко описательно" *, что не очень понравилось Скадовскому. Дело в том, что, получив большое количество данных, Винберг понял: основываясь на них, ничего нельзя сказать о причинно-следственных связях между факторами среды и сезонной динамикой или вертикальным распределением планктона. Но это не соответствовало установке Скадовского, подчеркивавшего, что можно "понять биоценоз", если "детально знать, как от физико-химических условий зависят отдельные виды". Таким образом, предполагалось, что все на все влияет и все со всем связано, но реально нет никакой возможности все эти влияния оценить. Ситуация, по выражению Винберга, оказалась "тупиковой", а получилась она таковой, как он объясняет дальше, потому, что вопрос о зависимости организмов от условий был поставлен, а вопрос о том, "как ведут себя организмы в качестве агентов биотического круговорота, поставлен не был". Подобная формулировка проблемы для Скадовского оставалась чуждой. Он мог изучать, к примеру, как влияет на дыхание дафний температура или рН, но не то, сколько при этом поглощается кислорода и какова роль дафний в потоке энергии или круговороте веществ в водоеме **. Шаг в новом направлении был сделан уже самим Винбергом, но это произошло позже, когда он начал работать на Косинской лимнологической станции.

* Магнитофонная запись доклада Винберга 14 октября 1986 г. на заседании, посвященном 100-летию со дня рождения Скадовского (биологический факультет МГУ).
** Кажущееся сейчас совершенно очевидным представление о том, что интенсивность дыхания организмов может количественно характеризовать роль их в трансформации вещества в отдельной экосистеме и даже в целой биосфере, далеко не сразу было усвоено научным сообществом. В частности, этого не понимал В.И.Вернадский, призывавший биологов накапливать сведения об индивидуальном весе организмов, но категорически отвергший предложения Винберга собрать сведения о скорости обмена веществ (вопрос обсуждался на небольшом совещании у Вернадского в 1936 или 1937 г., и об этом специально вспоминал Винберг).

У Бауэра. Интерес к физиологии

Собственно гидробиологические исследования Винберга, начавшиеся на Звенигородской станции, на несколько лет были прерваны, поскольку после аспирантуры он начал работать под руководством Э.С.Бауэра в Институте профзаболеваний, а затем на кафедре общей биологии Второго московского медицинского института. Бауэр - автор широко известной книги "Теоретическая биология" (М.; Л., 1935) - по образованию был медик, а интересовала его физиология и то, что А.Лотка называл "физической биологией" (мы бы сейчас сказали: приложение к биологии общей теории систем). Среди идей, которыми был очень увлечен Бауэр, наряду с подвижным равновесием и принципом Ле Шателье, важное место занимала гипотеза немецкого физиолога М.Рубнера, согласно которой произведение интенсивности обмена на продолжительность жизни есть некая константа, по крайней мере для всех организмов одного вида, а скорее всего, для очень большой группы разных организмов.

В годы работы у Бауэра Винберг выполнил несколько экспериментальных работ (есть совместные с А.П.Щербаковым) по изучению интенсивности обмена у дрозофилы и продолжительности ее жизни. Идея "константы Рубнера" не подтвердилась, но интерес к экспериментальному изучению интенсивности обмена и к поиску возможных общих закономерностей, выявляемых при анализе множества разных организмов, остался у Винберга на всю жизнь. Так, в 1937 г. он публикует статью о дыхании коловраток, в 1946 г. - бактерий, в 1949 - простейших. Очень важной для своего времени стала вышедшая в 1950 г. в "Журнале общей биологии" (Т.11. c. 35) работа по изучению зависимости интенсивности обмена у ракообразных от массы тела. Сравнив опубликованные и собственные данные по дыханию ракообразных разного размера, Винберг предложил универсальное степенное уравнение, согласно которому интенсивность дыхания ракообразных пропорциональна массе тела в степени 0.81. Эта работа, воспринимаемая сейчас как классическая, была крайне настороженно встречена современниками. Некоторых просто возмутило, что на одну линию были нанесены точки, соответствующие крошечным циклопам и огромным омарам. Сам факт, что они легли на одну линию, казался каким-то математическим трюком, поскольку были проигнорированы колоссальные различия в размерах, форме и образе жизни отдельных представителей ракообразных. Только в 1960 г. сходную зависимость получил Хеммингсен, обобщивший данные по интенсивности обмена и массе тела для множества разных пойкилотермных (холоднокровных) животных. Показатель степени в ней был равен 0.75, а не 0.81, но с этим уточнением Винберг позднее согласился.

Результатом работы у Бауэра стало и участие Георгия Георгиевича в создании первого советского учебника по общей биологии для вузов *, где им написаны разделы, посвященные обмену веществ и генетике, а в разделе эволюции - глава о современном положении эволюционной теории. После сессии ВАСХНИЛ 1948 г., в период разгула лысенковщины, Георгию Георгиевичу припомнят эту главу о генетике (излагающую, естественно, классические основы этой науки, с упоминанием Менделя и Моргана) **.

* Общая биология / Ред. Э.С.Бауэр. М., 1935.
** В это время Винберг начал работать в Минском университете, и белорусские журналы разразились целым набором публикаций, склонявших его имя.

Позволю себе небольшое отступление. Мне вспоминается разговор с Георгием Георгиевичем о книге известного американского эколога и лимнолога Джоржа Эвелина Хатчинсона (1903-1991) *. В конце 70-х годов Хатчинсон опубликовал свои воспоминания, где рассказал, как он стал экологом. Мне дал их почитать мой старый ленинградский приятель, историк науки, Я.М.Галл с условием, что я каким-то надежным способом переправлю книжку обратно в Ленинград, поскольку она библиотечная. Но подходящей оказии все не было, и после некоторых колебаний я решился обратиться с просьбой к Винбергу, который тогда регулярно приезжал из Ленинграда в Москву. Использовать почтенного пожилого человека в качестве курьера было не очень-то удобно, и посему я сначала вежливо поинтересовался у Георгия Георгиевича, а не любопытно ли ему будет почитать воспоминания Хатчинсона и заодно прихватить их в Ленинград. Винберг, относившийся к Хатчинсону с большим пиететом **, сразу же согласился, и книга была благополучно возвращена в библиотеку. Примерно через полгода, при случайной встрече в Москве, Георгий Георгиевич, явно имея в виду работу в лабораториях Кольцова и Бауэра, вдруг сказал: "Вы знаете, а я ведь с большим интересом прочитал книжку Хатчинсона, и меня ПОРАЗИЛО (выделяя и растягивая это слово. - А.Г.), что мы варились в том же самом круге идей и те же самые достижения биологии казались нам важными и интересными". Сейчас может показаться странным, но достижения эти были из области физиологии (например, работа Ж.Лёба об антагонизме ионов ***), а также экспериментальной эмбриологии, или, как тогда говорили, "механики развития".

* Hutchinson G.E. The Kindly Fruits of the Earth. Recollections of an Embryo Ecologist. New Haven, 1979.
** Винберг почему-то воспринимал Хатчинсона как представителя гораздо более старшего поколения. Как-то на мой вопрос, встречались ли они с Хатчинсоном, он ответил, что видел его только раз на Лимнологическом конгрессе в Варшаве, что было это давно и что Хатчинсон был уже "ОЧЕНЬ стар". Когда же я заметил, что Хатчинсон 1903 г. рождения, т.е. всего на два года его старше, Георгий Георгиевич выразил на своем лице большое удивление и почти с кокетством воскликнул: "Неужели?".
*** Суть опытов Лёба в том, что зародыш рыбы Fundulus развивался в дистиллированной воде, но погибал при добавлении хлористого натрия или солей калия и кальция. Если же в среде присутствовали все эти ионы, то развитие происходило нормально. "Антагонизмом ионов" занимался и Винберг. См.: Винберг Г.Г. О некоторых особенностях действия ионов на биологические объекты // Биологический журнал. 1932. Т.2. № 6. С.519-527.

Видимо, нельзя считать случайным обстоятельством (хотя мы здесь пускаемся в область спекуляций), что и Винберг, и Хатчинсон, позднее внесшие огромный вклад в становление экосистемного подхода к озеру, в молодости интересовались механизмами развития и функционирования отдельного организма. Ведь почти все экологи и гидробиологи (как в России, так и в других странах) по образованию были зоологами и ботаниками и в своем понимании задач новой науки отталкивались не от физиологии и механики развития, а от привычной им фаунистики и флористики, от описания встречаемости тех или иных видов в тех или иных местах. Это были носители старых традиций "естественной истории", и они были вовсе не готовы принять идеи о превращении вещества и энергии в водоеме или об универсальном характере зависимости дыхания организмов от их массы!

В истории с воспоминаниями Хатчинсона была еще одна любопытная деталь. Страницы его автобиографии (он вырос в Англии, в Кембридже, в семье университетских преподавателей) излучают спокойствие и благополучие, а описываемые проблемы кажутся смехотворными: то опасение выловить всех водомерок данного вида из ближайшего озерка, то необходимость перелезать через живые изгороди в очередное частное владение, где находился достойный внимания прудик. Эти описания я невольно мысленно сопоставлял с тем, что мне известно о жизни ученых в те же самые годы (конец 20-х) в Советской России. А это было время тяжелых испытаний - продолжались серьезные гонения на представителей старой интеллигенции (среди них и Кольцов, и Скадовский), время от времени происходили аресты, официально декларировалось неприятие всего иностранного, прекратились и без того очень редкие поездки ученых за рубеж, и, конечно, - общая бедность и необходимость все время трудиться по совместительству, а иначе, как заметил как-то Винберг, "прожить было нельзя". Но когда в последующем разговоре с Георгием Георгиевичем я упомянул, что, читая книгу Хатчинсона, невольно думал о том, сколь разительно отличались условия его жизни в Англии от того, что было в тогдашней России, он просто отмахнулся.

Темные и светлые склянки

В начале 30-х годов Винберг попал на Косинскую лимнологическую станцию. Сейчас Косино - это застроенный многоэтажными домами микрорайон, находящийся сразу за Московской кольцевой автодорогой, но формально относящийся к территории мегаполиса. Трудно себе представить, что в начале XX в. здесь было клюквенное болото и лес и что сюда ездили на охоту. На Косинские озера (их три - Белое, Черное и Святое) давно уже совершали экскурсии московские биологи, а с 1908 г. там уже существовала постоянная биологическая станция, организованная по инициативе Кожевникова. Проводимые на станции работы были традиционными для своего времени и сводились к изучению фауны и флоры озер и прилегающей территории. По мнению Кожевникова, высказанному в одной из статей в первом томе трудов биостанции (1924), подобная задача - не на одно поколение исследователей. Но предсказания в науке - вещь невозможная и уж точно - неблагодарная.

Биостанция в Косине.

В 1923 г. директором стал Леонид Леонидович Россолимо - исследователь с очень широким научным кругозором, по образованию зоолог, специалист по простейшим, а впоследствии - один из лидеров отечественной лимнологии, оставивший заметный след в разных ее областях. У него был замечательный дар организатора, позволивший собрать на станции коллектив талантливых (хотя порой непростых по характеру) сотрудников. В качестве же объединяющей программы исследований был выдвинут так называемый "балансовый подход". Сейчас бы мы сказали, что это была программа изучения процессов трансформации вещества и энергии в озерной экосистеме. Но надо вспомнить, что слова "экосистема" еще не существовало. Оно было введено английским ботаником А.Тенсли только в 1935 г., а по отношению к водоему впервые его использовал ученик Хатчинсона - Р.Линдеман в работе 1942 г.

По-видимому, представление о балансе сформировалось у Россолимо постепенно *, под влиянием работ А.А.Григорьева о "географическом процессе", а также общения с Г.Ю.Верещагиным, с которым они ездили в экспедицию на Байкал. В отличие от своих предшественников Россолимо трактовал понятие баланса достаточно широко, включая в него не только конечный результат противоположно направленных процессов, но и различные промежуточные этапы. Практически это понятие было использовано им в научно-организационных целях - для объединения усилий разных специалистов, работающих на одном водоеме.

* Доклад Винберга 20 декабря 1983 г. на заседании Московской группы ВГБО, посвященном 75-летию Косинской станции (магнитофонная запись).

В рамках выдвинутого подхода сам Россолимо на Косинской станции изучал морфометрию озер, их температурный режим и процессы донного газоотделения. С.И.Кузнецов (впоследствии основатель российской школы водной микробиологии) исследовал кислородный режим, а также баланс азота и фосфора. В.С.Ивлев (в будущем получивший мировую известность работами по питанию рыб и энергетическому подходу к изучению пищевых цепей) занимался балансом железа. Е.В.Боруцкий с помощью строгих количественных методов оценивал биомассу бентоса, а затем изучал продукцию высших водных растений (макрофитов). Как заметил Георгий Георгиевич, это было весьма далеко от интересов Боруцкого (систематика ракообразных), и "балансом" он занимался "по принуждению", но такова была установка Россолимо, и те, кто не был согласен, могли уйти в другое место. Что неукоснительно требовалось от всех работавших на Косинской станции, так это соотнесение полученных результатов с тем, что происходит в озере, и по возможности пересчет данных на весь водоем. Это обстоятельство, действительно объединявшее усилия разных исследователей, потом неоднократно подчеркивалось Винбергом, и он противопоставлял его практике так называемых комплексных исследований *, когда разные специалисты в соответствии с устоявшимися в их области традициями накапливают данные по отдельным группам обитающих в водоеме организмов, а потом пытаются свести все воедино, но обычно не получают ничего, кроме эклектичного описания, в котором трудно вычленить какие-то взаимосвязи.

* Первая критика "комплексных исследований" содержится уже в работе Винберга 1936 г. (Зоологический журнал. Т. 15. С. 587-603), а потом она им неоднократно повторялась в 80-х годах.

На станции в Косине регулярно собирались научные заседания (коллоквиумы, как их называли), на которые почти всегда приезжали коллеги из Москвы: Л.А.Зенкевич, В.В.Алпатов, С.Д.Муравейский, Б.С.Скопинцев, С.В.Бруевич, Г.Ф.Гаузе и многие другие. Бывал там и Винберг, которого как-то (это случилось в 1931 г.) попросили сделать доклад о водоемах-охладителях тепловых электростанций. Исследование было выполнено в рамках договора Тропического института Наркомздрава (где Винберг некоторое время работал по совместительству) с Энергостроем ВСНХ. Доклад прошел вполне успешно, а позже в частной беседе Россолимо сказал Винбергу, что мог бы на полставки взять его сотрудником станции, если бы он придумал, "как изучать баланс органических веществ". Георгий Георгиевич рассказывал, что сначала предложение Россолимо поставило его почти в тупик: "...я первый раз в жизни слышал это слово, - говорил он в упомянутом докладе 1983 г. - Баланс, да еще почему-то органических веществ. Но делать было нечего, и я отправился в библиотеку Ленинскую, где две недели листал всякую гидробиологическую литературу, наугад, думая что-нибудь там такое найти... Я, естественно, ничего не нашел, но нашел у Пюттера идею о возможности применить к планктону измерения фотосинтеза, ну а дальше уже немножко сам сообразил, что из этого может что-то выйти...".

В работе немецкого исследователя А.Пюттера фигурировали эксперименты с пробами фитопланктона, которые он брал в Неаполитанском заливе и экспонировал в темной и светлой склянках (флаконах) на подоконнике лаборатории. Идея, к которой, как потом выяснилось, независимо пришли несколько исследователей, очень проста: в светлой склянке происходит как фотосинтез, так и дыхание, в темной - только дыхание. Соответственно, определив содержание кислорода (а это довольно несложно) в исходной пробе воды, а также в темной и светлой склянках после некоторой экспозиции, можно оценить, сколько его выделилось непосредственно в процессе фотосинтеза, а на основании этой величины рассчитать и количество образовавшегося органического вещества.

Придумав некий план действий, Винберг приехал в Косино и изложил его Россолимо. Как потом вспоминал Георгий Георгиевич, Россолимо в ответ сказал: "Я ничего не понял. Повторите еще раз". Винберг повторил все с начала. Тогда Россолимо сказал: "Кажется, можно попробовать" *. Это было в феврале 1932 г., а 23 мая того же года на озере Белом Винберг установил прикрепленные к бую первые пары темных (завернутых в клеенку) и светлых (прозрачных) склянок. Пробы воды, взятые батометром с определенной глубины и разлитые по флаконам, закрывались притертыми пробками и опускались на веревке на ту же глубину (т.е. в те же условия температуры и освещенности) и экспонировались в течение суток. На следующий год аналогичные исследования были возобновлены уже с начала мая, и если в первый год они были ограничены верхней частью водной толщи, то в 1933 г. охватывали все слои озера, вплоть до придонных (в некоторые дни пробы экспонировались на 10 разных горизонтах).

* Из магнитофонной записи разговора с Винбергом 14 мая 1981 г. у него дома в Ленинграде.

Таким образом, впервые в мире была рассчитана годовая первичная продукция (т.е. продукция автотрофов) для всего озера. Только через три года аналогичные исследования были выполнены учеником Хатчинсона - Г.Райли на озере в Коннектикуте. Винберг в данном случае отнюдь не был равнодушен к вопросу о приоритете и очень интересовался, независимо ли пришел к этому Хатчинсон или прочитав его статьи. Говорил, что Хатчинсон следил за трудами Косинской станции (а они выходили ежегодно, с большими, на две страницы, резюме на немецком, а позднее - на английском языке, и с обязательным переводом на иностранный язык названий таблиц и рисунков), но в публикации Райли ссылок на работы Винберга не было. В 70-х годах Хатчинсон признал приоритет российских исследователей и написал, что им тогда не были известны работы по определению первичной продукции, выполненные на Косинских озерах.

Биотический баланс. Конец Косинской станции

В 1936 г. Георгий Георгиевич принимает участие в развернувшейся в научной печати дискуссии о понятии "продукция" и публикует в "Зоологическом журнале" статью *, переводящую обсуждение проблемы на качественно новый уровень. Просто и четко излагает он основные представления об утилизации вещества и энергии в водоеме. Разъясняет, что понятие "продукция" не может быть применено по отношению ко всей совокупности организмов одного водоема: ведь продукция одних организмов образуется за счет потребления продукции других, и их нельзя суммировать, иначе одно и то же вещество будет посчитано дважды. Винберг пишет, что "максимальная величина "первичной продукции" определяется не только количеством поступающих в водоем органогенных элементов, но также и количеством ежегодно регенерируемых органогенных элементов в результате минерализации донных отложений и процессов обмена веществ организмов" **. Для обозначения совокупности осуществляемых организмами процессов разложения органического вещества он предлагает использовать термин "деструкция".

* Винберг Г.Г. // Зоологический журнал. Т.15. С.587-603. Только в 1945 г. появляется работа Ивлева, соответствующая планке, установленной Винбергом. См.: Ивлев В.С. // Успехи соврем. биологии. 1945. Т.19. С.99-120.
** Характерно, что выражение "первичная продукция" Винберг берет в кавычки как еще не устоявшееся. Вместо "органогенных элементов" потом стали говорить "биогенные".

В те же годы Винберг, а независимо от него Ивлев (между двумя этими блестящими учеными порой возникало нечто вроде соперничества, но всегда при сохранении взаимного уважения) формулируют энергетический подход - систему представлений о трансформации энергии, передающейся с пищей от одних организмов к другим.

Биомассу организмов, а потом и первичную продукцию, начинают выражать в энергетических единицах - в калориях. Устанавливается и величина оксикалорийного коэффициента, т.е. количество калорий, получаемых организмом при окислении органического вещества в расчете на 1 мг потребленного кислорода. Вместо "баланса" все чаще употребляется "биотический баланс".

Не следует, однако, думать, что идеи и практические разработки продукционного направления, развиваемые Винбергом, Ивлевым и еще несколькими единомышленниками, находили широкую поддержку в гидробиологических кругах. Вовсе нет! В большинстве своем гидробиологи их не понимали и потому или игнорировали, или подвергали не всегда справедливой критике *.

* Примером такой критики в сочетании с непониманием сути проблемы может быть книга Г.Г.Карзинкина "Основы биологической продуктивности водоемов" (М., 1952).

С 1935 г. Георгий Георгиевич - уже постоянный сотрудник Косинской станции, заведующий лабораторией и секретарь научного коллоквиума. Но вскоре его положение, казалось бы упрочившееся, становится шатким. Над Косинской станцией в конце 30-х стали сгущаться тучи. Формально станция принадлежала в это время системе Гидрометеослужбы, но если старое руководство (в частности, в лице директора Ленинградского гидрологического института В.Г.Глушкова) поддерживало широкий фронт исследований, в том числе гидрологических, то новый начальник Е.К.Федоров, участник экспедиции на первой дрейфующей станции "Северный полюс" (впоследствии известный геофизик, академик), был от всего этого далек, и в 1941 г. станцию закрыли *.

* А.П.Щербаков полагал, что одна из причин - "квартирный вопрос". В связи с переводом Гидрометеослужбы в Москву возникла идея разместить переехавших из Ленинграда сотрудников в доме станции (идея не прошла - старые жильцы отсудили свои права).

Винберг считал, что к этому был причастен В.И.Жадин, тогда молодой и необычайно энергичный сотрудник Зоологического института, выступивший еще в 1932 г. "от имени бригады" на Всесоюзной фаунистической конференции и предложивший все гидробиологические исследования (в том числе прикладные, связанные с развертывающимся строительством гидроэлектростанций) свести к фаунистике (т.е. изучению видового состава животных, обитающих в разных водоемах). Когда Косинской станции угрожало закрытие, то, по словам Винберга, который в свою очередь ссылался на Россолимо, возникла идея перевести ее в ведомство Академии наук. Ходатайство готовы были поддержать ряд академиков, но соответствующая бумага попала к Жадину, "ну и Жадин, конечно, тут же сказал, что уничтожить ее немедленно, ...ее и уничтожили" *.

* Из доклада Винберга 20 декабря 1983 г. Георгий Георгиевич подчеркнул, что рассказывает со слов Россолимо и никаких бумаг, касающихся закрытия станции, сам не видел.

История, однако, совершает кульбиты. Хотя развитие экосистемных исследований в отечественной гидробиологии после закрытия Косинской станции и ряда других событий приостановилось по крайней мере на два десятилетия, в Америке подобные работы стали разворачиваться полным ходом. А когда в начале 60-х годов стартовала Международная биологическая программа, нацеленная на изучение продуктивности разных экосистем по всему миру, то о ней сначала узнал Жадин и, позвонив Винбергу, сказал, что "вам надо этим заниматься, это все по вашей части, они вот то же самое пишут, что и вы".

В 1938 г. по совокупности работ, без защиты диссертации, Винбергу была присвоена ученая степень кандидата биологических наук. Он готовит докторскую диссертацию по биотическому балансу озер, но в феврале 1940 г., подобно множеству других российских интеллигентов, попадает в машину сталинских репрессий. Арест и приговор - три года ("смешной приговор" - как иронично заметил как-то сам Георгий Георгиевич *).

* В беседе с автором этих строк 14 мая 1981 г. (в ленинградской квартире Винберга) Георгий Георгиевич сказал, что у него было четыре катастрофы в жизни: "Две все знают - это арест и морганизм; были еще две - менее известные". Я не решился спросить, что он имел в виду, но хочу упомянуть об этом, потому что, может, кто-то знает, о чем шла речь.

В лаборатории тюремной больницы. Коми АССР. 1943 г.

В лагере на территории Коми АССР он работал "врачом-лаборантом". Потом прямо из заключения его забирают на фронт. С 1943 г. Винберг находился в составе действующей армии, но в сентябре 1944 г. по ходатайству Академии наук демобилизован и зачислен старшим научным сотрудником в так называемый биологический стационар "Борок" (Ярославская обл.). Стационар был организован на базе имения бывшего народовольца, а заодно "почетного академика" Н.А.Морозова, с целью изучения формирующегося Рыбинского водохранилища. Впоследствии стационар был преобразован в Институт биологии внутренних вод АН СССР.

В 1946 г. Георгий Георгиевич защищает в Москве, в Мосрыбвтузе докторскую диссертацию "Биотический баланс вещества и энергии озера". Московское общество испытателей природы (МОИП) отметило ее своей весьма престижной в научных кругах премией как лучшую естественнонаучную работу года.

В Борке, возле катера "Морозов".
1952 г.

Минский период

Борок как место постоянной работы явно не удовлетворял Винберга. Он рассматривал его как временное пристанище, но устроиться в Москве, которая всегда была ему очень близка *, возможности не было. Помог давний знакомый, заведующий кафедрой зоологии беспозвоночных МГУ, Лев Александрович Зенкевич. Еще до войны Зенкевич по совместительству возглавлял кафедру зоологии в Белорусском государственном университете. Продолжать это совместительство ему было трудно, и он рекомендовал Георгия Георгиевича на должность заведующего кафедрой в Минске. Так в 1946 г. начался оказавшийся необычайно продуктивным двадцатилетний период работы Винберга в Белоруссии.

* В связи с отношением Винберга к Москве вспоминаю случай. После какого-то заседания ВГБО, которое происходило в помещении на ул.Горького (Тверской), Георгий Георгиевич собирался навестить своих московских родственников. Мы стояли с ним на троллейбусной остановке у начала Тверского бульвара. Подошел троллейбус, но, посмотрев на номер, Георгий Георгиевич сказал, что нет, этот ему не подходит: "Он пойдет по ОСТОЖЕНКЕ, а мне надо на ПРЕЧИСТЕНКУ". Сейчас эти намеренно тщательно (явно не без удовольствия) выговариваемые им названия улиц никого бы не удивили, но тогда, в 70-е годы, Остоженка называлась Метростроевской, а Пречистенка - Кропоткинской. Только немногие старые москвичи помнили Остоженку и Пречистенку.

Впрочем, самое начало работы Винберга в Минске было омрачено разгулом лысенковцев, распоясавшихся после августовской (1948) сессии ВАСХНИЛ. На два года (1948-1950) он был отстранен от заведования кафедрой. Но потом все постепенно как-то наладилось. Оголтелые ниспровергатели поутихли, а обаяние и мощь интеллекта Георгия Георгиевича не могли не воздействовать на окружающих. Кроме того, он был из разряда "рабочих лошадок", которые при любых условиях тянут тяжеленный воз обязанностей. А в Минске у него была огромная лекционная нагрузка (курсы общей биологии, зоологии беспозвоночных, гидробиологии, сравнительной анатомии беспозвоночных, общей и сельскохозяйственной энтомологии и др.), руководство аспирантами, не говоря об административных делах.

Остается только удивляться, как при этом находилось время для интенсивной и весьма плодотворной научной работы. Список опубликованных за эти 20 лет статей и книг поражает широтой охваченных тем: от практических рекомендаций по удобрению рыбоводных прудов до сугубо теоретических проблем связи разных типов роста организмов с их энергетическим обменом. В отличие от подавляющего большинства биологов, Винберг в случае необходимости свободно использовал математический аппарат. Тем самым он, конечно, опережал время, но далеко не всегда находил понимание у коллег, особенно представителей старшего поколения. С молодежью найти общий язык было проще.

Объем статьи, к сожалению, не позволяет даже кратко охарактеризовать результаты научной деятельности Винберга в минский его период. Некоторое представление может дать перечень названий опубликованных тогда книг: 1956 г. - "Интенсивность обмена и пищевые потребности рыб" (вскоре переведена в Канаде); 1960 г. - "Первичная продукция водоемов"; 1965 г. - "Удобрение прудов" (совместно с В.П.Ляхновичем, переводы вышли в Канаде и в Польше); 1968 г. - "Методы определения продукции водных животных" (в этой книге Винберг выступает как редактор, автор и соавтор основных глав; переведена на английский). К этому надо добавить вышедшую в 1970 г. монографию "Биологическая продуктивность эвтрофного озера", еще ранее подготовленную и тщательно отредактированную Георгием Георгиевичем.

Винберг всегда старался следить не только за отечественной, но и за иностранной научной литературой. Именно поэтому его работы неизменно встроены в контекст мировой науки, и в них нет и тени провинциализма (который сейчас, увы, захлестывает нашу науку). В Минске с иностранной литературой было непросто, но выручал ВИНИТИ (Всесоюзный институт научной информации), издающий Реферативный журнал и высылающий своим внештатным сотрудникам копии статей для написания рефератов. Винберг, конечно же, был таким сотрудником и реферировал множество работ. Как вспоминает его минская ученица Галина Афанасьевна Галковская, о наиболее интересных статьях Георгий Георгиевич рассказывал на студенческом научном кружке, всегда подчеркивая детали, важные как для расширения общего кругозора студентов, так и понимания сути конкретного исследования.

В Белоруссии Винберг разворачивает целую программу широкомасштабного изучения разнотипных озер. Объединяющим началом был энергетический подход, по сути продолжающий традицию балансового подхода, когда-то развиваемого в Косине. Особое внимание уделяется изучению нарочанской группы озер, где находилась (и по сей день находится) биостанция, на которой часто бывал Георгий Георгиевич и где в качестве учеников Винберга начинали свой научный путь многие ныне известные гидробиологи Белоруссии (и не только Белоруссии).

На кафедре зоологии беспозвоночных с лаборантками Раей Ковалевской и Тамарой Банкетик.
Минский университет. 1958 г.

От изучения первичной продукции экосистемы Винберг вместе со своими учениками переходит к разработке методов оценки "вторичной" продукции (т.е. продукции животных), что потребовало детального анализа процесса роста организмов. Эти устремления Георгия Георгиевича совпадают по времени с началом Международной Биологической Программы (МБП), задуманной как широкомасштабное изучение продуктивности экосистем по всему земному шару. Естественно, что он принимает в ней самое активное участие - и как разработчик методов (унификация их была очень непростым делом), и как исполнитель.

Подводя итоги тому периоду в жизни Георгия Георгиевича, который Галковская образно назвала его "болдинской осенью", мы должны сказать еще об одном, может быть, самом главном его результате. Речь идет, конечно, о подготовке целой плеяды блестящих учеников, о том явлении, которое заслуженно называют винберговской школой отечественной гидробиологии. Собственно говоря, других школ такого масштаба и со столь выраженным своим "лицом" в нашей стране никогда не было. Среди непосредственных учеников Винберга в минский его период - Л.М.Сущеня, В.Л.Ляхнович, Г.А.Галковская, Э.А.Шушкина, Г.А.Печень, З.З.Финенко, Л.В.Камлюк, А.П.Остапеня, Н.М.Крючкова, Т.М.Михеева, А.П.Павлютин и многие другие. Некоторые из них потом доросли до весьма высоких званий и должностей (и по этой части даже обогнали своего учителя), у многих появились свои, уже достигшие известности ученики - "научные внуки" Георгия Георгиевича. И невольно возникает вопрос: а могла ли возникнуть такая мощная и яркая школа учеников, если бы судьба Винберга сложилась по-другому, если бы он сумел после реабилитации остаться работать в Москве или в Ленинграде? Конечно, везде были бы ученики, везде бы он трудился с полной отдачей и многого достиг. Но такой школы, как в Минске, мы бы все же, наверное, не получили.

В Зоологическом институте

В 1967 г. Винбергу предложили возглавить лабораторию пресноводной гидробиологии в ЗИНе (Зоологическом институте Академии наук), которой ранее руководил ушедший на пенсию Жадин. Инициатива исходила от тогдашнего директора ЗИНа - Б.Е.Быховского, которому требовался специалист, способный координировать работы советских исследователей в рамках Международной Биологической Программы. А поскольку в задачи программы входило прежде всего изучение продуктивности разных экосистем, лучшей кандидатуры, чем Винберг, на эту должность нельзя было и представить. Георгий Георгиевич согласился и переехал в Ленинград. Так закончился минский период его жизни и начался ленинградский. Впрочем, вначале он еще продолжал читать некоторые курсы в Минске, руководить работами своих учеников, не говоря уж о подготовке публикаций по материалам, собранным ранее в Белоруссии.

С минскими учениками на оз.Нарочь.
Слева направо: В.А.Бабицкий, В.И.Кузьмичева, Н.М.Крючкова, Жуков, Г.А.Печень, Ю.С.Потаенко, Т.М.Михеева,
А.П.Остапеня, Г.А.Галковская, В.П.Ляхнович, Г.Г.Винберг, Э.А.Шушкина, Л.М.Сущеня, В.Г.Кондратюк, А.П.Павлютин.
5 июня 1967 г.

С приходом Винберга в ЗИН там также начинают разворачиваются продукционные исследования, причем существенно расширяется круг охваченных водоемов. Это олиготрофные (характеризующиеся низкой первичной продукцией) озера Кольского полуострова и Карелии, озера Забайкалья, Иссык-Куль, разного типа озера Ленинградской области и даже Невская губа Балтийского моря (последняя изучалась в связи со строительством дамбы для защиты от наводнений). Несмотря на солидный возраст и непростые домашние обстоятельства (психическое заболевание жены), Георгий Георгиевич необычайно активен, много ездит (он считает, например, своим долгом посетить все озера, на которых работают его сотрудники, а озера эти разбросаны по всей стране).

Влияние его на других людей оказывается столь сильным, что даже бывшие ученики Жадина, воспитанные в других научных традициях, к примеру Александр Федорович Алимов и Марина Борисовна Иванова, превращаются в активных "продукционистов". Впоследствии Алимов (ныне академик РАН, директор института и заведующий той самой лабораторией, которую когда-то возглавлял Винберг) написал "Введение в продукционную гидробиологию" (Л., 1989) - небольшую монографию (или, скорее, оригинальное учебное пособие), в которой очень четко отразил основную идеологию продукционного подхода и к тому же привел схемы конкретных расчетов тех или иных величин.

В 1971 г. Винберга избирают президентом Всесоюзного гидробиологического общества (ВГБО), а потом дважды переизбирают, и таким образом он остается на этом посту до 1986 г. Его авторитет как ученого, преподавателя, общественного деятеля и просто как человека был непоколебим. Это проявлялось, в частности, и на заседаниях Президиума ВГБО, где мне приходилось бывать как председателю существовавшего тогда при обществе совета молодых ученых. На этих заседаниях я видел весьма почтенных людей, хороших специалистов, заслуженно отмеченных всякими степенями и званиями. В ходе обсуждения того или иного вопроса они высказывали вполне разумные вещи, но когда начинал говорить Винберг, возникало ощущение, что он на голову выше всех. Ни тогда, ни сейчас я не могу объяснить, в чем конкретно это выражалось. Ведь обсуждались на этих заседаниях не научные проблемы, где можно было бы блеснуть эрудицией или гениальной догадкой, а довольно скучные, сугубо организационные вопросы. Да и держался Георгий Георгиевич, как всегда, очень просто и демократично (в нем и тени не было высокомерия или напыщенности).

Росло и международное признание Винберга. В 1971 г. на английском языке выходит подготовленное совместно с Т.Эдмондсоном (Сиэтл, США) руководство по определению продукции пресноводных животных (в рамках серии пособий, издаваемых под эгидой МБП). В 1977 г. Международная ассоциация теоретической и прикладной лимнологии награждает Винберга высшей наградой в области пресноводной гидробиологии и лимнологии, золотой медалью Тинемана-Наумана.

На этом фоне может показаться странным (впрочем, странно ли?), что Академия наук никак не могла избрать его в свои ряды. Безусловно, Винберг в соответствии со своим реальным вкладом в науку заслуживал избрания еще в начале 60-х годов, но стал членом-корреспондентом только в 1976-м, когда ему уже перевалило за 70, да и тогда прошло это все с немалым трудом *.

* Позволю себе личное воспоминание, касающееся этого события. Мой отец, Меркурий Сергеевич Гиляров, тогда исполнял обязанности академика-секретаря Отделения общей биологии. Он не был близок с Винбергом, но относился к нему с пиететом и считал, что тот безусловно заслуживает избрания в Академию. На выборах 1976 г. по специальности "биология внутренних вод" соперником Георгия Георгиевича оказался директор одного института, который, конечно, был партийным и вообще всем официальным установкам соответствовал. Правда, ученым он был просто никаким, и ставить его на одну доску с Винбергом было по меньшей мере смехотворно. Однако страсти на выборах кипели нешуточные. Люди типа В.Е.Соколова независимых личностей в Академии решительно не хотели и сопротивлялись избранию Винберга как могли. Уже поздно вечером мне позвонил отец (который вообще-то об академических делах никогда дома не рассказывал) и после глубокого вздоха, означающего окончание тяжелейшей работы, сказал: "Выбрали Винберга! Знал бы ты, чего это стоило. Меня обвиняли в превышении должностных полномочий, переголосовывали три раза. Еще бы раз, и место было потеряно". Я тоже вздохнул с облегчением. Все же справедливость на этот раз победила.

Статьи, написанные Георгием Георгиевичем в последние годы жизни, отличаются особой ясностью мысли и точностью формулировок. В последней работе, опубликованной уже в год его смерти2, на многих примерах Винберг показывает, что скорость онтогенетического развития зависит от температуры вовсе не так, как интенсивность обмена, хотя раньше предполагали одинаковый характер зависимости. На самом деле она оказывается сигмоидальной, но ее средняя часть, соответствующая развитию при оптимальных температурах, может быть аппроксимирована линейным уравнением.

* Винберг Г.Г. Зависимость скорости онтогенетического развития от температуры // Продукционно-гидробиологические исследования водных экосистем / Под ред. А.Ф.Алимова. Л., 1987. С.3-34.

В одной важной, но до сих пор в должной мере не оцененной работе Винберга, опубликованной в те же годы ("Многообразие и единство жизненных явлений и количественные методы в биологии"), Георгий Георгиевич пишет о вещах, казалось бы, от него весьма далеких, - о естественной (т.е. отражающей филогенетическое родство) системе живых организмов. Он подчеркивает, что в высшей степени ошибочно было бы рассматривать построение такой системы только как предварительный этап исследования, сходный с составлением каталога для удобства дальнейшего пользования. Дескриптивными методами нельзя пренебрегать уже хотя бы потому, что полученная с их помощью "естественная система» живого мира (или, как пишет Георгий Георгиевич, «достигнутое приближение к ней») на самом деле обладает «очень большой предиктивной потенцией». Иначе говоря, мы можем довольно много сказать об общих особенностях строения организмов какого-то вида «икс», если знаем, что он относится к определенному классу, и можем сказать еще больше, если знаем, к какому он относится отряду, семейству и, наконец, роду. Однако дальше путь закрыт, и, как указывает Винберг, единственная возможность выявить специфические признаки нового вида - это его наблюдение и описание. Отсюда - непреходящая ценность результатов дескриптивной биологии, и отсюда же - серьезные ограничения в возможностях применения экспериментального метода.

Удивительно, но в статье 1981 г. Георгий Георгиевич фактически возвращается к дискуссиям 20-х годов, когда начинался его научный путь. Он вспоминает «яркую фигуру» Лёба, одного из энтузиастов нового подхода в биологии начала XX в.; тогда многие ожидали, что «устаревшие» дескриптивные методы вскоре будут полностью вытеснены новыми экспериментальными. Эти ожидания не оправдались. Описательные работы продолжались, но изучение принципов функционирования организмов, их физиологии и биохимии продвигалось почти исключительно экспериментальными методами. И здесь Винберг снова подчеркивает, что «морфологическому многообразию противостоит единство основных функций живых существ», что при множестве форм мы видим весьма ограниченное число биогеохимических ролей. Отсюда - «аддитивность жизнепроявлений», делающая возможным объединение видов в функциональные группы (к примеру, самые разные водоросли и цианобактерии при фотосинтезе выделяют кислород, и результаты их индивидуальной активности могут быть суммированы). А это, в свою очередь, определяет и возможность самой методологии изучения биотического баланса экосистемы.

Умер Георгий Георгиевич 23 июня 1987 г. от инфаркта, его забрали в больницу прямо из института. Когда грустная весть о его кончине дошла до Москвы и надо было сочинять некролог, чтобы вывесить на кафедре гидробиологии МГУ, меня не покидала, в общем, наверное, вовсе не оригинальная метафора жизни как бега на сверхдлинную дистанцию. Георгий Георгиевич представлялся мне таким марафонцем от Бога, вырвавшимся вперед уже на ранних этапах и никогда не сдававшим своей позиции. Те, кто начал бежать вместе с ним, постепенно отставали. Присоединялись позже новые участники - молодые и сильные. Сначала они держались вровень, но потом и они начинали сдавать, а лидер все увеличивал и увеличивал отрыв от всех остальных.

Автор искренне признателен А.Ф.Алимову, Г.А.Галковской, Е.С.Скрябиной, П.И.Крылову, А.П.Остапене, В.В.Малахову, Б.Ф.Гончарову и многим другим коллегам, участвовавшим в обсуждении текста и сделавшим весьма ценные замечания.
All faults are my own.