№10, 2003 г.

К 95-летию Н.К.Верещагина

Профессор Николай Кузьмич Верещагин, первый заведующий лабораторией млекопитающих Зоологического института РАН, заслуженный деятель науки и техники РСФСР, почетный председатель Мамонтового комитета РАН, член Российского териологического общества и т.д., в “Природе” - человек известный. Было время, когда Николай Кузьмич регулярно писал нам. Его статьи (будь то маленькая заметка, посвященная единичной палеонтологической находке, или большая публикация по следам экспедиции) отличает не только информативность, но и прекрасный литературный язык, оригинальный стиль. Не обделен автор и чувством юмора.

И теперь Н.К. Верещагин, несмотря на солидный возраст, продолжает трудиться. Его активности можно позавидовать: в позапрошлом году, например, он участвовал в создании на Таймыре Международного центра арктической культуры и цивилизации, а в мае этого года выступал в Канаде на Третьей Международной конференции по мамонтам. К сожалению, Николай Кузьмич не смог присутствовать на VII Всероссийском съезде териологов, проходившем зимой в Москве, но его доклад, зачитанный коллегой, вызвал бурную реакцию в зале.

Не оставляет он и пера: в прошлом году вышла его научно-популярная книга, посвященная изучению формирования фаун млекопитающих Северной Евразии в четвертичном периоде.

Мы публикуем рецензию на новую книгу и текст доклада (ниже), в котором Николай Кузьмич выражает беспокойство по поводу плачевного состояния отечественных коллекций. Хотя сейчас об этом много пишут и говорят, да и ситуация в последнее десятилетие стала меняться к лучшему (например, коллекции Зоологического института приведены в относительный порядок), тем не менее не лишним будет еще раз привлечь внимание научной общественности к этой проблеме!

Поздравляем Николая Кузьмича с юбилеем, желаем ему здоровья и вдохновения.

© Н.К. Верещагин

Николай Кузьмич Верещагин

Проблемы создания и хранения териоколлекций
в биологических учреждениях России и СНГ

Статья подготовлена на основе доклада, сделанного на VII Всероссийском съезде териологов 6.02.03. в Москве.

Значение фактических, документальных материалов по млекопитающим, или иначе териоколлекций, для науки понятно и неоспоримо. Однако на фоне разных теоретических разработок и рассуждений как будто забыли об этом, считая ненужным, отжившим, само собой разумеющимся. На самом же деле поиски, сбор и составление образцовых коллекций, их обработка и хранение - это самостоятельная наука, требующая внимания, особых методик, затрат энергии и средств.

На протяжении второй половины прошлого века мне довелось познакомиться с териоколлекциями многих краеведческих и специализированных зоологических музеев России и Союзных Республик, зоопарков и зоосадов, академических, педагогических и ведомственных научно-исследовательских институтов, кафедр университетов и лабораторий, противочумных институтов и станций защиты растений. Приходилось и самому комплектовать подобные коллекции из образцов, собранных в экспедициях. Неоднократно я работал с териоколлекциями и в крупнейших естественноисторических музеях Англии, Франции, Нидерландов, Югославии, Чехословакии, Венгрии, Румынии, США и Японии. Разумеется, с тех пор прошло немало лет и мои представления частично устарели. И все же…

В вивариях и зоопарках содержатся в основном местные виды зверей и экзоты (обычно приматы, крупные хищные, копытные, слоны и т.д.). Скомплектованы они специфично, по составу, как правило, эфемерны и заслуживают отдельного обсуждения. Меня же больше беспокоит состояние “мертвых” коллекций, представленных в виде черепов, скелетов, рогов, шкур; а также целых тушек, внутренних органов и их систем. Особенно ценны палеонтологические териоколлекции, собранные из природных захоронений, иногда из грандиозных природных кладбищ, ископаемых помоек первобытных людей. Это - обычная добыча археологов. Какая-то часть этих коллекций выставлена в музеях в виде единичных чучел, скелетов или систематических серий - экологических групп на фоне ландшафтных диорам. БОльшая же часть хранится в фондах институтов, лабораторий и предназначена для научных исследований.

Еще со времен указов Петра Великого териоколлекции формировались из случайных находок, благодаря которым мы теперь знаем, что в миоцене Предкавказья обитал загадочный кавказотерий величиной с бегемота *, родственный либо анхитериям, либо антракотериям; а в плиоцене Ставрополья жили тапиры и жирафы - шиватерии; что тюлени-нерпы еще недавно населяли Онежское озеро, а в начале голоцена проникали при трансгрессиях в Каспий; что моржи обитали в Каспийском море всего 400 лет тому назад - т.е. еще при Иване Грозном! Серии скелетов и мерзлых частей животных (носорогов, мамонтов, бизонов, лошадей, сусликов, леммингов) в фондах Зоологического института РАН (ЗИН) укомплектованы именно находками ученых, местных охотников и геологов. Особенно знаменит мамонтенок Дима, добытый старателями у городка Сусуман в Магаданской обл. Нечто подобное есть и в Москве, и в Якутске, и в Новосибирске.

* Этот великолепный образец - четыре массивных резца - я обнаружил под первым ударом кайла в толще песка правого берега Кубани у ст-цы Беломечетской в 1951 г. Теперь он хранится в Зоологическом институте РАН.
Однако основные сборы для териоколлекций поступали и поступают в музеи в результате работ специальных зоологических экспедиций. В течение XX в. сотрудники противочумных организаций и станций защиты растений создавали большую коллекцию грызунов и насекомоядных животных. Ученые отделений Всесоюзного научно-исследовательского института охотничьего хозяйства и звероводства (ВНИИОЗ) собрали огромные серии черепов хищных и копытных. Например, в Санкт-Петербурге насчитывается около 1000 черепов лесных куниц.
 

Знаменитый магаданский мамонтенок Дима

Особую ценность для зоогеографов и историков фауны представляют упомянутые кухонные останки зверей из ископаемых помоек, архитектурных и культовых сооружений первобытных народов четвертичного периода. Обычно они (т.е. останки) хорошо датированы стратиграфически и дают яркое представление об охотничьем промысле древних племен, их пищевых рационах. Такие коллекции комплектуются не только археологами, но и зоологами, а также при совместных раскопках пещер и открытых стоянок. С 50-60-х годов большие сборы плейстоценовых останков зверей из долин рек Русской равнины поступали от геологов, работавших на “великих стройках коммунизма”. Наиболее крупные зооархеологические коллекции сосредоточены у нас в России в ЗИНе, Институте археологии РАН и Геологическом институте РАН.

Найти и доставить образцы - полдела, необходимо еще их умело обработать и сохранить. С древних времен териоколлекции составлялись из чучел, сухих тушек с черепами и в виде консервов в стеклянных баллонах, цилиндрах с этиловым, метиловым спиртом или формалином.

В краеведческих музеях России чучельные образцы зверей используются для более или менее удачных композиций, диорам. Большинство известных мне периферийных экспозиций низкого или среднего качества, что свидетельствует о явном дефиците препараторов - к сожалению, вырождающейся в наши дни профессии. Впрочем, музейное дело, надеюсь, не умрет. В последние годы возникли специализированные коммерческие фирмы и успешно развиваются. Экспозиции зверей наших столичных академических и университетских музеев общеизвестны и вполне конкурентоспособны.

Гораздо хуже дело обстоит с хранением шкур, особенно крупных копытных и хищных. Как и в незапамятные времена, их содержат в более или менее герметичных сундуках, обработав мышьяком, нафталином или другими инсектицидами. Для науки это неудобно. Чтобы заняться изучением - описанием изменчивости и строением меха, окраски шкур тигров, волков, баранов, зубров, приходится приложить немало усилий и надышаться отравой. В музеях Лондона и Нью-Йорка предпочитают “ломбардный” способ - крупные шкуры содержат в барокамерах на вешалках, где свободно расправленные они легко просматриваются и могут быть изъяты в любой момент для детального изучения. О таком способе хранения нам приходится пока только мечтать, а хорошо было бы это ввести в практику, по крайней мере в ведущих музеях страны.

Что касается остеологических коллекций (скелетов современных видов), то их изготовление ведется в музеях и институтах, как правило, дедовским способом - вываркой в щелоке или длительной мацерацией (вымачиванием) в воде и дальнейшей очисткой костей и черепов вручную. А ведь существует довольно эффективный метод: в некоторых американских музеях скелеты препарируют с помощью личинок жуков-кожеедов, которые аккуратно обгладывают мягкие ткани и жесткие сухожилия суставов.

Как у нас, так и за рубежом нет единой технологии укрепления ломких ископаемых костей, обычно их пропитывают спиртовым клеем БФ-4, клеевыми мастиками, иногда ПВА и даже просто парафином.

Полезно было бы перенять опыт некоторых зарубежных музеев. Например, в Лейдене в 16-этажном Музее Нидерландов обычные некрасивые вертикальные стойки, подпирающие снаружи голову, шею, хребет скелетов крупных зверей, заменены толстой бронзовой проволокой, спрятанной под позвоночником и тыльной стороной конечностей. И скелеты мастодонтов, большерогих оленей, зебр “шагают”, “бегут” там в любых аллюрах.

Снабженные этикетками образцы хранят либо на открытых стеллажах, либо в разнообразных шкафах с выдвижными ящиками или ячейками. У нас в ЗИНе преобладают картонные коробки разных форм и прочности. Стандартов тут нет.

История создания териоколлекций и их последующая судьба в музеях и институтах России и СНГ были разнообразны и иногда драматичны. В качестве примера ограничимся их обзором на северо-западе страны.

Зоологический музей (а позднее и институт) в Санкт-Петербурге создан в первой половине XIX в. усилиями академика И.Ф. Брандта на основе немногих экспонатов Кунсткамеры и закупленной в Голландии серии чучел крупных тропических зверей *. Брандт до конца жизни пополнял коллекцию чучелами и скелетами копытных и хищных. В конце столетия, уже при новых директорах академиках А.А. Штраухе, В.В. Заленском и А.А. Бялыницком-Бируле, музей обогатился новыми экспонатами, поступившими в результате русских научных экспедиций на Дальний Восток и в Центральную Азию. Особенно велики и ценны экспонаты, полученные от академика Г.И. Лангсдорфа, И.Г. Вознесенского, Н.М. Пржевальского и П.К. Козлова. Достаточно вспомнить чучело и скелет знаменитого Березовского мамонта.

* Подробнее об этом см.: Alma Mater отечественной зоологии (170 лет Зоологическому институту РАН)// Природа. 2003. № 8. С.10-48. - Примеч. ред.
В советское время териоколлекции пополнялись поступлениями черепов и скелетов зверей от промысловых тюленебойных и китобойных экспедиций, станций защиты растений и научных экспедиций в различные географические зоны Восточной Европы и Азии. В этом велика заслуга профессора Б.С. Виноградова.

Экспозиционные и фондовые коллекции ЗИНа насчитывают теперь десятки тысяч экземпляров и являются одними из крупнейших в Европе. Особо ценны серии скелетов, черепов и рогов волосатых носорогов, выделанных шкур диких лошадей, куланов, диких баранов и быков (аргали, яки, зубры, туры), антилоп, оленей; скелеты и черепа ластоногих, морской коровы, тигров, бурых и белых медведей и т.д. Особого внимания заслуживают скелеты трех мамонтов, южного слона и тушки двух мамонтят, четыре набора костей разновозрастных мамонтов с Берелехского “кладбища”. Уникальны по масштабам, качеству и значению многотысячные коллекции костных фрагментов, собранных археологами на сотнях палеолитических стоянок и поселениях исторической эпохи.

При относительном порядке териоколлекции ЗИНа давно не подвергались сплошной инвентарной проверке, особенно необходимой при перебросках из склада в склад и вывозе экспонатов на зарубежные выставки, усердно практиковавшихся в 90-х годах в коммерческих целях.

В Санкт-Петербурге есть териоколлекции и в иных учреждениях. Коллекция Западного отделения ВНИИОЗ богата тысячами черепов промысловых зверей (хищных и копытных), которые из-за недостатка помещения хранятся в забитых ящиках.

Отменная коллекция рогов, черепов лосей, косуль, кабанов, медведей, существовавшая в царском охотничьем домике Лисино-Корпус под Санкт-Петербургом, давно растащена по частям еще в советскую эпоху и утрачена для науки. Не лучшая участь постигла, по-видимому, и териоколлекции кафедры зоологии позвоночных Санкт-Петербургского университета и Лесотехнической академии, когда-то заботливо созданные профессорами Д.Н. Кашкаровым, Г.Г. Доппельмайром и др.

Туманна судьба многочисленных сборов костей мамонтов, волков, песцов, медведей из палеолитических стоянок, хранившихся в Минске в Институте истории Белорусской академии наук.

В Прибалтике были в свое время хорошие териоколлекции при столичных университетах и краеведческих музеях. Надеюсь, они благополучно существуют и поныне, так как порядка там всегда было больше.

Сохранились ли коллекции местных зверей в Петрозаводске, в Институте зоологии Карельского филиала РАН? В Мурманске териоколлекции были сосредоточены в Полярном институте рыбного хозяйства и океанографии (ПИНРО). В музеях Архангельска, Вологды, Череповца, городах по Сухоне (Тотьме, Великом Устюге) существуют небольшие коллекции современных и четвертичных млекопитающих. Однако экспозиции чучел там, как правило, маловыразительны.

Безусловно, уход за териоколлекциями - дело не только исключительно важное, но и весьма трудоемкое. Иначе личинки жуков-кожеедов и молей в считанные недели продырявят, сожрут серию редчайших шкур, своевременно не протравленных инсектицидами. Отчасти поэтому периферийные музеи, не оборудованные спецкамерами и шкафами, избегают хранить коллекции шкур. Но это понятно всем, гораздо страшнее и опаснее другое. Сменится администрация, умрет энтузиаст-составитель, хранитель коллекций, и великолепные образцы будут выброшены на свалку, как надоевший мусор. Иногда лишь с целью - освободить место для выставки достижений очередных спекулятивных теорий, разработок. Примеров тут уйма! В ЛГУ в 60-х годах выбросили всемирно известную коллекцию профессора А.А. Иностранцева - фаунистические останки из свайных неолитических поселений Ладоги, а в МГУ - палеоколлекцию по Тираспольскому гравию, собранную профессором М.В. Павловой. В Естественнонаучном институте им. П.Ф. Лесгафта Академии педагогических наук в Санкт-Петербурге в 90-х годах уничтожили целый Экологический музей памяти почетного академика Н.А. Морозова - покойного директора. А ведь этот музей обслуживал биокурсы всех средних школ Ленинграда. Чучела и скелеты животных были растащены по чердакам, а краснодеревные шкафы и витрины кафедр упомянутых институтов и музея пошли на оборудование дач и парников. Утеряно, вернее, разворовано национальное достояние - гордость российской науки.

Еще позорнее и отвратительнее примеры диких краж териоколлекций. Хищения буквально расцвели в 90-х годах XX в. В Москве такие кражи в Палеонтологическом институте им. Ю.А. Орлова РАН описаны в ряде московских газет и не нуждаются в повторах. Там были украдены бивни мамонтов - привоза барона Э.В. Толя, погибшего ради науки во льдах Арктики. Пустуют кронштейны в залах Палеонтологического музея.

Малые бивни мамонтят с Берелеха, которые я собрал на притоках Индигирки в 1970 г., обнаружены в 2000 г. в Смоленске - в арестованном таможней грузе А. Захарова из московской фирмы “Russian Fossiles”! Очевидно, “бивневая мафия” обеих столиц спелась на почве музейных краж.

Судя по публикациям в “Комсомольской правде”, Музей мамонта в Якутске также лишился редчайшего в мире - мерзлого бивня трогонтериевого слона из Малого Анюя. Это тем более обидно, что бивень был парный к хранящемуся в ЗИНе и купленному за 15 млн дореформенных рублей, выделенных Президиумом РАН в 1993 г.

По подсчетам наших сотрудников С. Мамонова, А. Тихонова и моим, потери ЗИНа от хищений бивней мамонтов и рогов носорогов оцениваются в сотню тысяч долларов, не считая моральных потрясений для сборщиков и ответственных хранителей коллекционных образцов! Трудно смириться с тем, что серьезных расследований, анализа краж ни разу так и не проводилось.

В 90-х годах проявились и иные стимулы для беспардонных хищений. Некоторые недобросовестные сотрудники не гнушаются посылкой за рубеж знакомым специалистам музейных образцов, чтобы получить грант на поездку или заработать популярность и приглашение в гости. Все это происходило и происходит на фоне разрушенной системы охраны коллекций. В царское время Зоологический музей находился под покровительством великих князей и охранялся. Теперь в ЗИН, его лаборатории, кабинеты проходят довольно свободно и бесконтрольно разные посетители под разными предлогами к своим знакомым, друзьям. Между тем в британских и американских естественноисторических музеях на контрольных постах все время дежурят охранники с кольтами или браунингами, и приход своих и сторонних лиц регистрируется в служебных журналах трижды.

Разные журналисты уже правильно отметили, что музейные кражи совершаются нередко домушниками, особенно при перемещении коллекций, организации зарубежных выставок, что крадут эти подонки не у музеев - у России! Домушники и наводчики, как правило, формируются из жуликоватых лаборантов, пробравшихся в штаты институтов. Я полагаю, что хищения териоколлекций должны расследоваться как уголовные дела.

* * *

Россия, ее териологи обладали и обладают огромным национальным богатством - разнообразными научными и культурными коллекциями млекопитающих, размещенными во многих биологических учреждениях. Эти коллекции нередко мало известны даже специалистам, и, следовательно, не используются для изучения реальной географической и иной изменчивости - систематики, филогенетики, фаунистики, зоогеографии.

Пополнение териоколлекций требует совершенствования техники сбора образцов, их консервирования и хранения, а сами коллекции - ухода, периодического контроля, инвентаризации и действенной охраны. И главное: крайне необходимо составить всероссийскую опись - Кадастр териоколлекций. Обо всем этом и должна позаботиться инициативная группа членов Российского общества териологов.
 



VIVOS VOCO
Октябрь 2003