№9, 2004 г.
№9, 2004 г.
Отмечать столетние юбилеи выдающихся ученых вошло в обычай. Но большей частью самих ученых в это время уже давно нет в живых. Эрнст Майр (Ernst Mayr) - один из столпов эволюционной биологии XX в. - счастливое исключение. Наш журнал традиционно и неуклонно поддерживал и пропагандировал эволюционную биологию. И, естественно, не раз мы обращались к трудам Майра. Его статья «Биологическое значение вида» с предисловием Н.В.Тимофеева-Ресовского появилась на страницах «Природы» в 1970 г., когда ее автор был уже ведущим американским биологом-эволюционистом.
Как убежденный эволюционист, к тому же владеющий широким фактическим материалом, Майр проявил себя в книге «Систематика и происхождение видов», сразу переведенной на несколько языков (Systematics and the origin of species. N.Y., 1942 / Рус. пер. М., 1947). Для начавшегося по окончании войны подъема науки книга была очень кстати, а для молодых биологов (каким был тогда и пишущий эти строки) она стала как бы прямым продолжением труда Дарвина.
Переведены на русский язык были еще две книги Майра: «Зоологический вид и эволюция» (Animal species and evolution. Cambridge Mass., 1963 / Рус. пер . М : ., 1968) и «Принципы зоологической : систематики » (Principles of systematic zoology. N.Y., 1969 / Рус . пер : . М., 1971). В первой из них был раздел о человеке, в те времена в СССР сомнительный с идеологической точки зрения, и потому в русское издание книги эта глава не вошла. Но «Природа» напечатала ее в двух номерах (1973. №12; 1974. №2) с небольшим вступлением автора:
"…Я написал «Человек как биологический вид» для того, чтобы познакомить читателя с соответствующими фактами и привлечь его внимание к событиям, происходящим на нашей планете и в нашем обществе, игнорируя которые, мы можем придти в конце концов к катастрофе <…> будем надеяться, что те, на кого возложена задача планировать будущее человечества, должным образом учтут биологические аспекты эволюции человека".Книга о зоологической систематике вышла без купюр. В ней систематика трактовалась не только применительно к зоологии, но и разбирались принципиальные вопросы этой науки, интересные и для ботаников, - почему и наш «Ботанический журнал» поместил на нее подробную рецензию (1972. №11).В сфере интересов Майра самый широкий круг биологических проблем. Каких именно - лучше всего говорят заголовки разделов его книги «Эволюция и разнообразие жизни» (Evolution and the diversity of life. N.Y., 1976): Эволюция; Видообразование; История биологии; Философия биологии; Теория систематики; Вид; Человек; Биогеография; Поведение.
Основная идея, которую Майр развивал начиная с 40-х годов, - противопоставление нового эволюционного «популяционного» мышления старому «типологическому», противостоявшему эволюционизму.
Вторая и, пожалуй, не менее важная проблема, занимавшая его, особенно во вторую половину жизни, - это специфичность биологии, ее отличие от наук физического цикла и, соответственно, малая пригодность для биологии идей, понятий и логики науки, предлагаемых физиками или логиками. Физик имеет дело с объектами, существующими в неопределенном количестве, но при этом идентичными. Атом натрия остается атомом натрия всегда и везде, какую бы историю он ни претерпел. Но среди живых объектов нет двух идентичных, они все уникальные. Но при этом биологи, изучающие процессы и функции, конечно, отличаются от систематиков и эволюционистов: первые во многом близки к физическим наукам, а вторые - к историческим.
По мнению Майра, биология должна иметь свою философию, исходящую из особенностей самой этой науки и ее объектов. Он писал: «Многие философы - быть может, даже большинство, включая и такую выдающуюся личность, как Карл Поппер, все еще ищут альтернативу дарвинизму». Но философы также сумели повлиять на Майра: предложенный Поппером термин «эссенциализм», будто бы составляющий философскую основу «типологического мышления», Майр принял, хотя он отнюдь не способствует пониманию сути дела.
В этом номере мы публикуем небольшую статью историков науки Э.И.Колчинского и М.Б.Конашева, эссе Майра, в котором он анализирует становление своих философских взглядов как диалектика, и фрагменты из переписки Э.Майра с Н.Н.Воронцовым.
* * *
Редакция и редколлегия журнала «Природа» поздравляют юбиляра и желают ему доброго здоровья. Хочется поблагодарить его за тот огромный вклад в нашу науку и в наши взгляды на мир, который он сумел сделать.
Dear Professor Mayr, We congratulate you most heartily on your remarkable jubilee and express our highest appreciation of your contribution to biology and to proper understanding of its bastic tenets.
Needless to say, we shall be glad to receive from you few lines as a kind of spiritual heritage.
А.К.Скворцов,
доктор биологических наук
заместитель главного редактора
журнала «Природа»
© Э. Майр
Корни диалектического материализма
Эрнст Майр
Посвящается памяти крупного мыслителя и педагога К.М.Завадского
В 1960-х годах американский историк биологии Марк Адамс приехал в Санкт-Петербург, чтобы взять интервью у К.М.Завадского. Во время их дискуссии Завадский спросил: «Вы знаете Эрнста Майра?»
Адамс: «Да, очень хорошо».
Завадский: «Он марксист?».
Адамс: «Нет, насколько я знаю».
Завадский: «Это очень удивительно, поскольку его труды - чистый диалектический материализм».
Я был озадачен замечанием Завадского: какие же из моих идей или концепций он счел близкими диалектическому материализму? Я размышлял об этом на протяжении 30 лет и, думаю, частично приблизился к ответу. В этом мне помогли многочисленные публикации, в том числе Ф.Энгельса [1] и других теоретиков марксизма, а также Р.Левина и Р.Левонтина [2] и Л.Грэхема [3, 4]. Неожиданно для себя я открыл, что по крайней мере шесть моих идей в той или иной мере разделяются большинством диалектических материалистов, но об этом чуть позже.
Чтобы понять диалектический материализм, обратимся к его истории. Это теоретическое учение было развито Энгельсом и Марксом, но в большей степени Энгельсом, который воспринял гегелевский подход к истории, но отказался от гегелевского эссенциализма и физикализма. Действительно, Энгельс утверждал это вполне определенно, когда говорил: «Мы постигаем идеи нашими головами вполне материалистично - как отражение реальных вещей, а не воспринимаем реальные вещи как отражение идеи или как определенную стадию развития абсолютной идеи» [1]. Несмотря на исторический подход, Гегель строго следовал картезианцам (физикалистам), от чего отказались Маркс и Энгельс. Они, видимо, и сами до конца не понимали, насколько эволюционна была их теория, пока не прочитали «Происхождение видов» Ч.Дарвина. В связи с этим Маркс восторженно написал в письме Энгельсу: «…книга содержит естественноисторическое обоснование нашей точки зрения». Этот строго эмпирический подход произвел огромное впечатление на Энгельса. Он критиковал Гегеля за его объяснения законов диалектики, считая ошибкой утверждение, что они навязаны природе и истории законами мышления, а не выводятся из них. Кстати, Грэхем обратил мое внимание на то, что Энгельс никогда не использовал словосочетание «диалектический материализм», предпочитая называть его «современным» или «новым».
В то время, когда Энгельс и Маркс выстраивали свою теорию диалектического материализма, доминирующим учением в философии было неприемлемое для них картезианство. Следовательно, им было необходимо развивать теорию, которая базировалась бы частично на их собственных размышлениях, частично на аналогичных размышлениях современных естествоиспытателей.
Дарвин традиционно цитируется как источник эволюционных суждений, которые хорошо отражены, например, в работах Дж.Аллена [5, 6]. Однако такие идеи были широко распространены среди ученых-естественников еще в начале XIX в. За последние 200 лет можно выделить две группы биологов. В одну из них входят экспериментаторы, стремящиеся сделать биологию столь же точной наукой, как физика, приверженцы в большей или меньшей степени картезианства. В другую - натуралисты, которые понимали исторические и холистические аспекты жизни природы, но зачастую были виталистами [7]. Дарвиновские идеи, которые так привлекали диалектических материалистов, разделяли натуралисты XIX в.
Тщательно исследовав литературу по диалектическому материализму [2, 3, 4, 8 и др.], я столкнулся с длинным списком принципиальных положений, которые с давних пор были мне хорошо знакомы как принципы естественной истории. В качестве примера приведу шесть из них.
1. Вселенная находится в состоянии постоянного развития. Это утверждение, конечно, было аксиомой для любого натуралиста со времен Дарвина, но как общая идея оно существовало еще во времена Бюффона.Неизвестно, какие из перечисленных принципов (возможно, большинство) возникли независимо от естественной истории и диалектического материализма. Так или иначе, нетрудно показать, что восприятие многих из них научным миром восходит к XIX в. И весьма вероятно, что именно они оказали влияние на развитие идей диалектического материализма.2. Неизбежно все явления в живой и неживой природе имеют историческую составляющую.
3. Типологическое мышление (эссенциализм) не готово воспринимать изменчивость всех явлений природы, включая часто встречающиеся случаи их внутренней неоднородности и широко распространенный феномен гетерогенности.
4. Все процессы и явления, включая компоненты природной системы, внутренне связаны и проявляются во многих ситуациях как единое целое. Такой холизм или органицизм поддерживался натуралистами с середины XIX в.
5. Следовательно, редукционизм - вводящий в заблуждение подход, поскольку с его помощью нельзя представить упорядоченное единство взаимодействующих явлений, в особенности частей более крупных систем. Понимая это, я на протяжении многих лет обращал внимание на широкую распространенность эпистатических взаимодействий генов и целостность генотипа.
Диалектический материализм подчеркивает существование разных иерархических уровней структуры, в каждом из которых может работать свой набор диалектических процессов.
6. Важность качественного подхода, незаменимого, в частности, при рассмотрении явлений уникальных, единственных в своем роде.
Тот факт, что принципы диалектического материализма и направление мыслей натуралистов имеют много общего, не несет в себе чего-то нового. Несколько авторов, в том числе Аллен [5, 6], указывали на это обстоятельство. По словам Аллена, «Процесс естественного отбора есть диалектический процесс, который мы обнаруживаем в природе». Этот автор полагает, что диалектическое видение было утеряно естествоиспытателями между 1890-1950 гг. Правда, Аллен детально проанализировал лишь пути развития экспериментальной генетики, в отношении которой его вывод действительно справедлив. Что касается замечания Завадского о моих диалектических взглядах, то оно сделано главным образом в ответ на мою книгу, опубликованную в 1942 г. Но в тот период и другие эволюционисты выступали с тех же диалектических позиций.
По мнению Аллена, в «холистический материализм» естественников не укладываются два важных диалектических принципа.
Первый - «представление о том, что внутреннее изменение в системе есть естественный результат взаимодействий противостоящих сил или тенденций внутри самой системы». На самом же деле литература, посвященная проблемам эволюции, поведения и экологии, насыщена дискуссиями о такого рода взаимодействиях. Конкуренция - типичный пример, как и другие формы борьбы за существование. То же можно сказать о коэволюции, где идет своего рода «гонка вооружений». Вновь и вновь ученые приходят к мнению, что каждый фенотип - компромисс между противоположно направленными давлениями отбора. Системы территориального поведения и социальные иерархии также построены на столкновениях противоборствующих тенденций.
Не удается мне найти никаких подтверждений и второму, по мнению Аллена, несовпадению взглядов естественников с диалектическим материализмом, касающемуся тезиса «количественные изменения приводят к качественным». Во всех примерах, приводимых Алленом, изменения, количественные в его трактовке, уже оказываются качественными. Хромосомная инверсия - качественное изменение, которое, подобно любой другой мутации, ведет к становлению нового изолирующего механизма. Иными словами, я не смог найти у естественников - холистически мыслящих натуралистов - ни одной идеи, которая была бы несовместима с доктринами диалектического материализма.
Теперь мы должны задать следующий вопрос: «Существуют ли какие-либо принципы диалектики, которые не разделяют естественники?» Например, поддерживают ли они три известных закона диалектики Энгельса:
– перехода количества в качество и обратно;Закон отрицания Энгельса называют также принципом противоречия (contradiction). Это слово многозначно и потому может ввести в заблуждение. Вполне очевидно, что противоречивость может быть конструктивной. Очень часто наилучший фенотип есть результат баланса между несколькими противонаправленными давлениями отбора. Дарвинисты постоянно указывают на это обстоятельство.– взаимопроникновения противоположностей;
– отрицания отрицания.
Будучи переформулированными в современных диалектических понятиях, эти три закона приобретают следующий вид.
Первый закон видится просто как принцип ирредукционизма.Совершенно очевидно, естествоиспытатели должны быть согласны со всем этим.Второй закон можно рассматривать как объяснение того, что энергия имманентно присуща природе, т.е. не привнесена в нее извне (например, Богом).
Третий закон, закон отрицания отрицания, говорит, по сути дела, о непрерывности изменений в природе, где нет ничего постоянного, поскольку каждая сущность постепенно сменяется другой.
Поддержал ли бы Энгельс все то, что происходило в мире с согласия марксистов? Случай Лысенко ясно показывает, что Энгельс не сделал бы этого. В действительности лысенковская псевдонаука не имела ничего общего с диалектическим материализмом. То, что он имел столь сильную поддержку правительства, объясняется исключительно политическим влиянием и научным невежеством Сталина и Хрущева. Было бы ошибкой оценивать лысенковские идеи как повод для критики диалектического материализма.
Другой аспект современного марксизма, который я затрудняюсь вывести из диалектического материализма, - неприятие некоторыми ведущими биологами-марксистами адаптационистского стиля мышления. Мне кажется, что это неприятие основано на ложном представлении об адаптации как процессе телеологическом. Согласно Левину и Левонтину, «организмы приспосабливаются к изменениям во внешнем мире». Однако эта формулировка не дает адекватного описания самого процесса адаптации. Дело в том, что образующие популяцию особи не в равной степени адаптированы к сиюминутным условиям окружающей среды. Поэтому наилучшие шансы противостоять силам естественного отбора у того, кто адаптирован наиболее оптимально. Это утверждение безусловно не выражает подход картезианства, поскольку Декарт никогда бы не допустил такой степени вариативности внутри популяции. Таким образом, я не вижу здесь какого-то противоречия с принципами диалектического материализма.
Значение самого слова «адаптация», конечно, несколько неопределенно, поскольку его используют для определения и процесса, и его результата. Именно поэтому многие современные эволюционисты говорят, что результат процесса - не адаптация, а адаптированность. В этом процессе нет преднамеренности, нет элемента целеполагания или чего бы то ни было иного, обязанного активности самого организма. Перед нами попросту констатация ежедневно наблюдаемого процесса элиминации индивидов, которые менее других приспособлены к переменам среды.
Если я правильно понимаю, хотя вполне могу и ошибаться, некоторые марксисты находятся в оппозиции к дарвиновской идее уникальности индивидов. Среди них нет двух абсолютно идентичных - с одинаковыми генотипами, с одними и теми же наклонностями и пристрастиями. Такой взгляд есть естественное и неизбежное следствие отказа от идей эссенциализма. Именно такая неоднородность популяции и делает возможным естественный отбор.
По странному недоразумению, многие марксисты (в том числе, по-видимому, Левин и Левонтин) считают указанные трактовки несовместимыми с принципом равенства индивидов. Я придерживаюсь иного мнения и считаю, что генетическая уникальность и гражданское равенство - две совершенно разные вещи. Дж.Б.С.Холдейн [9], который пришел к тому же заключению, формулировал свою позицию следующим образом. Чтобы добиться равенства, необходимо каждому из индивидуумов, имеющих очень разные способности, предоставить широкий спектр разнообразных возможностей. Холдейн ясно понимал, что разнородность человеческого общества не противоречит основам диалектического материализма. Ведь и сам Энгельс постоянно подчеркивал вездесущность гетерогенности.
Было бы разумно утверждать, что диалектический материализм при противостоянии картезианству, редукционизму, эссенциализму и другим направлениям физикалистского мышления никак не сдерживает развития биологической мысли. В тех же случаях, когда кажется, что это происходит, мы в действительности имеем дело с некорректными интерпретациями тех или иных принципов диалектического материализма.
Повторю еще раз то, что так поразило в свое время Завадского, - идеи натуралистов и диалектических материалистов удивительно схожи. Так называемый диалектический взгляд на мир в целом совпадает с пониманием природы естествоиспытателями, чего нельзя сказать о физикалистах. Натуралисты всегда были противниками редукционизма и прочих физикалистских интерпретаций картезианства. Я бы не удивился, узнав, что Энгельс приобрел свой взгляд на мир отчасти в результате чтения трудов Дарвина и других натуралистов.
Для Энгельса и Маркса диалектический материализм был общей философией природы. Этот взгляд был выработан в результате изначального отказа от идей физикализма и картезианства. Но можно ли считать философией науки лишь то, что выработано интеллектом человека в области биологии? С моей точки зрения (которую я подробно изложил в книге «This is Biology»), необходимо развивать принципы и подходы различных дисциплин, включая и физику, чтобы в конечном счете создать всеобъемлющую Философию Природы, которая будет одинаково справедлива для всех наук [7].
Я глубоко признателен профессору Л.Грэхему за полезные замечания, улучшившие первоначальный вариант этой статьи.
Перевод О.И.Шутовой
Литература
1. Engels F. The Dialectics of Nature. 1888.
2. Levins R., Lewontin R.C. The Dialectical Biologist. Cambridge, 1985.
3. Graham L. Science and Philosophy in the Soviet Union. N.Y., 1972.
4. Graham L. Science in Russia and the Soviet Union: A Short History. Cambridge, 1993.
5. Allen G. The Several Faces of Darwin: Materialism in Nineteenth and Twentieth Century Evolutionary Theory // Evolution from Molecules to Man. Cambridge, 1983. P.81-103.
6. Allen G. History as science and science as history // Evolution and History. N.Y., 1989.
7. Mayr E. This is Biology. Cambridge, 1997.
8. Reader in Marxist Philosophy. N.Y., 1963.
9. Haldane J.B.S. Human Evolution: Past and Future // Genetics, Paleontology and Evolution. Princeton, 1949. P.405-418.
