№6, 2007 г.
© Капица Е.Л.
Капица в моих старых записных книжках
П.Е. Рубинин
Секретарем Капицы я был почти тридцать лет, и очень теперь сожалею, что не вел эти годы подробных, обстоятельных дневников, не записывал изо дня в день свои разговоры с Петром Леонидовичем. А разговаривал я с ним почти ежедневно. Утром, когда он приходил в свой директорский кабинет, чтобы просмотреть почту, поговорить со своими заместителями, быстро разделаться с разными административными делами; перед обедом, когда он иногда на минуту заходил в свой кабинет после экспериментов в лаборатории; у него дома, за обеденным столом, - в общей беседе, в которой участвовали Анна Алексеевна, сыновья Сергей и Андрей и кто-нибудь из близких и друзей семьи; и, наконец, вечером, в конце рабочего дня, когда П.Л., перед тем, как пойти домой после опытов в лаборатории, заходил иногда в свой директорский кабинет - позвонить по “вертушке” какому-нибудь министру или просто так, на всякий случай: нет ли у меня срочных “бумажек” для него…
И хотя подробных дневников, как я говорил, я не вел (терпения у меня хватало на месяц, два, три, не больше), все же что-то очень меня поразившее (или показавшееся примечательным, характерным) в словах или в “поведении” П.Л., я иногда записывал. К сожалению, лишь иногда… Записывал в те блокноты и записные книжки, что были под рукой.
Недавно я выгреб из моих домашних “архивных” закутков все старые блокноты и записные книжки и тщательно, блокнот за блокнотом, книжку за книжкой, перелистал их, выискивая все, что касалось П.Л. И все эти места, все эти записи перепечатал на машинке.
Часть этих записей я отобрал для настоящей публикации, сопроводив некоторые из них своим сегодняшним комментарием. (Эти примечания датированы тем днем, когда, перечитав давнюю запись, я решил, что она нуждается в пояснении или дополнении. Дата в этом случае стоит на правой стороне страницы.) Многие “изречения” Капицы даются без пояснительных слов: “сказал П.Л.” и т.п. Если идет прямая речь - это речь Капицы…
А.Ф. Иоффе, П.Л. Капица, А.Н. Крылов. Франция. 1922 г.
1962 год
П.Л. очень бережет свою подпись. Положишь ему на стол письмо - ходатайство или просьбу: телефон кому-нибудь из сотрудников дома установить, или что-нибудь по снабженческой части, что-нибудь не столь уж важное… П.Л. откинется на спинку кресла и с очень неприятным выражением лица спросит:
- А почему это Я должен подписывать такое письмо? Почему не мои заместители? Почему не Малков?
Стою с виноватым видом - надо бы самому догадаться и “завернуть” письмо, не дожидаясь этого неприятного разговора.
- Ты учти, - говорит П.Л., - что моя подпись - как шагреневая кожа: чем больше я подписываю разных писем с просьбами, тем меньше она значит, тем слабее действует…
Правило шагреневой кожи не соблюдается П.Л. только тогда, когда речь идет о болезнях. Каждый сотрудник, независимо от своего положения, если он нуждается в особом, очень специальном лечении, может прийти к П.Л., и Капица подпишет письмо с просьбой принять и проконсультировать (или госпитализировать) к самому авторитетному в данной области специалисту. Подпишет он такое письмо и о любом родственнике сотрудника института… Единственный здесь ограничитель, насколько я заметил, чисто психологический - не каждый решится пойти к П.Л., чтобы попросить его помочь своему тестю или своему зятю… Ну, а уж если решится, если придет и попросит Петра Леонидовича помочь, то П.Л. нажмет кнопку, я войду в кабинет, и он скажет: “Подготовь, пожалуйста, письмо Николаю Николаевичу Блохину…”
Чаще всего именно Блохину, руководителю Онкологического центра, и идут подобные обращения от Капицы. И он ни разу не отказал в помощи. Закон шагреневой кожи здесь почему-то не работает…
1963 год
На заседании ученого совета чествуют С.А.Яковлева, одного из старейших механиков института, заведующего гелиевой мастерской. Ему исполнилось 60 лет.
- Он обеспечивает бесперебойное снабжение лабораторий жидким гелием, - говорит П.Л. - И добивается он этого, несмотря на то, что каждый научный сотрудник стремится нарушить эту бесперебойность. Потому что каждый научный сотрудник считает, что его работа - самая главная, и только она должна обеспечиваться всем в первую очередь. И правильно считает. Каждый научный сотрудник должен считать, что его научная работа самая важная и все должны ее обеспечивать… Но каждому такому здоровому стремлению нужно противопоставить здоровое противодействие. Сергей Александрович Яковлев и представляет собой такое противодействие. Возникает конфликт. Но это здоровый конфликт…
Мы покупаем у Кубы сахар. Эту новость комментирует П.Л. Он считает, что правительство должно было объяснить нам, почему оно подписало это соглашение. Мы же можем себя полностью обеспечить свекловичным сахаром. А если мы будем покупать кубинский тростниковый, нам придется свертывать наше производство, то есть соглашение это - за счет нашего народа. Нужно поэтому объяснить народу, для чего это делается.
Я сказал, что на фоне многих других нелепостей это соглашение кажется мелочью, П.Л. рассердился и сказал, что никогда не надо мириться с такими вещами.
- Вот я поговорил с тобой, ты кому-то рассказал об этом. Вот так и создается общественное мнение. Когда нельзя высказываться в газетах, общественное мнение выражается в анекдотах…
1965 год
29 января. П.Л. надписывает свою книгу “Жизнь для науки” - с очерками о Ломоносове, Франклине, Резерфорде и Ланжевене. Он простужен. Говорит, что это как раз то дело, которым можно заниматься, когда болеешь.
Он пишет, хитро ухмыляясь, а потом читает мне вслух самые свои лихие посвящения. Они мне очень понравились, и я, перед тем как отправить книжки П.Л. по почте, некоторые дарственные надписи переписал.
О.М.Белоцерковскому (ректору МФТИ): “Дорогому Олегу Михайловичу, посылаю инструкцию для воспитания крупных ученых. Ваш П.Капица”.
Академику Д.И.Щербакову (гл. редактору “Природы”): “Глубокоуважаемому Дмитрию Ивановичу, с укоризной и приветом - от П. Капицы”.
Э.В.Шпольскому (гл. редактору “Успехов физических наук”): “А Балда приговаривал с укоризной: не боялся бы ты, поп, цензуры капризной. А.С.Пушкин (приблизительно). На память Эдуарду Владимировичу, с приветом - от П.Капицы”.
А.Е.Корнейчуку: “Дорогой Александр Евдокимович, посылаю Вам мой труд, который Вы сможете прочесть и понять…”
И.Л.Андроникову: “Дорогой Ираклий, я тоже пишу о великих людях…”
Э.Л.Андроникашвили: “Дорогой Элевтер, берите пример с тех, кто описан в этой книжке…”
[31 октября 1992 г.]
Прочитал озорные посвящения П.Л. и вспомнил, с каким трудом пробивался в те годы к читателю его доклад “Ломоносов и мировая наука”. С этим докладом П.Л. выступил 17 ноября 1961 года на сессии Отделения физико-математических наук АН СССР, посвященной 250-летию со дня рождения великого русского ученого и поэта. В брошюре “Жизнь для науки”, которая вышла в свет в январе 1965 года, этот доклад был впервые опубликован. Потому и радовался так П.Л., потому и послал свою книжку Д.И.Щербакову и Э.В.Шпольскому “с укоризной” - они доклад Капицы в своих журналах печатать не захотели (или не решились).
Почему же два солидных академических журнала не напечатали доклад академика, П.Л.Капицы, первого лауреата Золотой медали Ломоносова - а ведь это высшая награда Академии наук?
- А потому не напечатали, что юбилейная речь Капицы оказалась с “подвохом” - в своем докладе он утверждает, ссылаясь на исследования историков науки, что научные работы Ломоносова не были широко известны ни в нашей стране, ни за границей и не оказали “должного влияния на развитие как мировой, так и нашей науки”. В те годы, когда из советских мозгов не успел еще до конца выветриться лжепатриотический угар “антикосмополитических” погромов в науке, слова Капицы воспринимались многими как нечто в высшей степени крамольное и даже кощунственное.
Капица говорит о драме Ломоносова с болью и горечью. Для него Михаил Васильевич - свой брат-физик, близкий по духу и очень по-человечески привлекательный. Он пытается разобраться в этой драме до конца. Он пишет:
“Мне думается, что объяснение надо искать в тех условиях, в которых наука развивается в стране. Недостаточно ученому сделать научное открытие, чтобы оно оказало влияние на развитие мировой культуры, - нужно, чтобы в стране существовали определенные условия и существовала нужная связь с научной общественностью за границей”. И далее: “Трагедия изоляции от мировой науки работ Ломоносова, Петрова и других ученых-одиночек и состояла только в том, что они не могли включиться в коллективную работу ученых за границей, так как не имели возможности путешествовать за границу” * (выделено мною. - П.Р.).Вспомним, что и сам докладчик не имел в те годы возможности путешествовать за границу. Его этой возможности лишили в 1934 году, когда насильно задержали в СССР. А после смерти Сталина его держали “взаперти” - только в страны Варшавского договора пускали - по высочайшему повелению Н.С.Хрущева, о чем тот сам говорит в своих “Воспоминаниях” *. Не пускали в те годы за рубеж и Л.Д.Ландау и многих других выдающихся ученых. Так что П.Л. своим докладом пытался пробить брешь в стене, в железном занавесе. Он пытается пробить “окно в Европу” - для себя и для других…* Эксперимент. Теория. Практика. М., 1974. С.340.* Хрущев Н.С. Воспоминания. Избранные фрагменты. М., 1997. С.482-487.Он понимал, что доклад его ни в редакциях, ни в “инстанциях” восторга не вызовет и там начнут его кромсать и выхолащивать, ссылаясь на “недостаток места”. В сопроводительном письме в “Природу” он пишет: “По Вашей просьбе направляю Вам текст моего выступления о Ломоносове. Если он окажется слишком большим для журнала, я предпочитаю совсем его не печатать, чем печатать с сокращениями”. (Выделено мною. - П.Р.).Доклад, как я уже говорил, ни в “Природе”, ни в “Успехах” напечатан не был. Сохранилась переписка Капицы с редакторами этих журналов. Они требовали сокращений и исправлений, а П.Л. упорно сражался и на уступки не шел.
Возмущенное письмо написал П.Л. Льву Андреевичу Арцимовичу, академику-секретарю Отделения физико-математических наук АН СССР. Капица требовал поддержки Отделения… Говорил он о публикации доклада и с секретарем ЦК КПСС по идеологии академиком Л.Ф.Ильичевым. Толку от этого разговора не было никакого. Да и не могло быть, если вспомнить, что за мрачная это была фигура.
Итак, полная вроде бы безнадежность, безысходность и тупик?
И тут на сцену выходит Иосиф Борисович Файнбойм, редактор подписной серии брошюр “Новое в физике, математике, астрономии” издательства “Знание”. Капица был знаком с ним еще с довоенных лет, когда Файнбойм был молодым, начинающим журналистом. Что привело Иосифа Борисовича к П.Л. осенью 1964 года, не помню. Может быть, он пришел попросить его написать предисловие к книжке о Резерфорде, которую он тогда закончил.
В ходе разговора, при котором я присутствовал, П.Л. вдруг спрашивает: “А вы могли бы напечатать мой доклад о Ломоносове?” И Файнбойм тут же ответил: “Конечно!”
И напечатал! Вместе с другими биографическими очерками Капицы. Прекрасный доклад П.Л. о своем большом друге Поле Ланжевене, прочитанный еще в 1957 году, был также, кстати, впервые опубликован в этой очень симпатичной маленькой книжечке.
Как сумел Файнбойм обвести вокруг пальца цензора в своем издательстве, об этом он не рассказывал. Не знал я и о том, что его долго потом прорабатывали на всяких собраниях и летучках за “Ломоносова”. Мне об этом недавно рассказала его вдова Наталья Михайловна Краснопольская. Он, правда, особенно не переживал, сказала она. Он знал, на что идет, публикуя доклад Капицы. (Девять лет спустя, в мае 1974 года, И.Б.Файнбойм печатает в своей серии книжку “Импульсные источники нейтронов”. Автор - Юрий Федорович Орлов, известный уже тогда диссидент, правозащитник, уволенный с работы за “Открытое письмо” Брежневу)…
С легкой руки И.Б.Файнбойма “Ломоносов” П.Л. пошел к читателю. Он был тут же, кстати, перепечатан “Успехами” - Шпольский, большой друг Капицы, воспользовавшись “прецедентом”, сломил сопротивление добровольных цензоров в собственной редакции. “Природа”, однако, ломоносовскую речь Капицы так и не напечатала… Всего же в библиографии трудов П.Л. насчитывается 22 публикации этого доклада, из них 12 на иностранных языках!..
Петр Леонидович был человеком исключительно благодарным. “Добропамятным”, если можно так выразиться. И он до конца своих дней был признателен Иосифу Борисовичу Файнбойму за ту маленькую книжечку, в которой был впервые напечатан его “Ломоносов”. В письме к нему от 6 февраля 1979 года П.Л. писал: “Всегда с благодарностью вспоминаю участие, которое Вы приняли в публикации некоторых моих работ, пробивая для них брешь…”
* * *
Позвонили из “Ровесника” - есть такая редакция на радио - и попросили П.Л. ответить на вопрос, который группа школьников задает ученым и писателям: “В чем смысл жизни?”
- У каждого человека свой смысл жизни. Тот, кто его нашел, счастлив. А кто не нашел - несчастлив. И нельзя давать один ответ на этот вопрос.
В Институте физпроблем. 1974 г.
Фото В. Генде-Роте1975 год
4 мая. Секретарь нашей партийной организации И.Б.Данилов составил проект “шапки” праздничного приказа к 30-летию Победы. Он просил меня передать этот проект П.Л., чтобы он посмотрел и поправил.
П.Л. позвал меня с Даниловым к себе, вооружился карандашом и сразу вычеркнул первое слово.
- “Весь советский народ отмечает…” - прочитал он. - Зачем “весь”? - И решительно вычеркнул это слово.
- Поменьше прилагательных, - сказал он Данилову.Особенно яростно вычеркивал он прилагательные в превосходной степени.
И странное дело - трескучий приказ, написанный “по мотивам” газетных передовиц, вдруг зазвучал человеческим языком…
П.Л. органически не выносит казенных текстов. Во всяком случае, подписывать такие тексты он отказывается. И сам часто их очеловечивает.
- Вот теперь это написано более человеческим языком, - сказал он недавно, поработав над письмом к заведующему Онкологическим центром Н.Н.Блохину, - с просьбой госпитализировать тестя своего ученика Эдика Тищенко. (А я и так старался написать это письмо человеческим языком, “под Капицу”, его языком. Но, видимо, плохо старался.)
У Петра Леонидовича письмо получилось действительно человечным. И это было его письмо. Уже с первых строк было видно, что письмо написал Капица. Сам написал, а не подмахнул заготовленный кем-то текст.
Вот так это письмо должен был написать я. Чтобы каждому было ясно, что написал он. Только в этом случае письмо и достигает своей цели, становится по-настоящему эффективным.
19 мая. П.Л. приехал с общего собрания Академии наук и с некоторым смущением сказал, что к нему на собрании подошли академики Амбарцумян и Имшенецкий и говорили, что читают его книгу и она им очень нравится.
1975 год.
Фото В. Генде-Роте[9 декабря 1992 г.]
Речь идет о сборнике статей и выступлений П.Л. “Эксперимент. Теория. Практика”. Эта книга была “подарена” Петру Леонидовичу издательством “Наука” в день его 80-летия (9 июля 1974 г.). Она выдержала с тех пор четыре издания в нашей стране (каждое новое - дополненное) общим тиражом 223500 экз. и девять изданий за рубежом - на английском, болгарском, венгерском, итальянском, немецком, польском, румынском, сербскохорватском и чешском…
Для Петра Леонидовича успех его сборника был полной неожиданностью. Самым удивительным для него было то, что книгу читали не только физики, инженеры и вообще “технический” народ, но и сугубые гуманитарии - историки, писатели, художники…
- В чем дело? - спрашивал он меня. - Что нравится людям в этой книге?
Нелегкий это был вопрос, по правде говоря. И я не помню уже, что я говорил тогда Петру Леонидовичу. Для меня самого успех сборника не был неожиданным. Я, может быть, и на большее рассчитывал - так нравились мне статьи и доклады Капицы. Но не станешь же расхваливать автору его творения, если автор этот - твой начальник?
Теперь на подобный вопрос я ответил бы так. Книга Капицы нравится людям потому прежде всего, что она написана художником. Весь секрет - в литературном даре Капицы. Свои статьи и доклады он писал как художник, причем делал он это вполне осознанно. 8 мая 1980 года, делясь со мной впечатлениями о только что прочитанной статье в “Вестнике АН СССР”, П.Л. сказал: “Нет какой-то основной идеи. В каждой статье должен быть шампур, стержень, который все пронизывает”. А вот еще одно его “изречение”, которое я обнаружил совсем недавно, разбирая черновые наброски и заметки П.Л.: “Надо уметь нанизать факты на одну нить так, чтобы они образовали цельное по рисунку и красоте ожерелье”.
В каждой статье П.Л. был и “шампур”, была и “нить”, на которую он нанизывал факты и мысли. И делал он это великолепно, потому что художник он был талантливый.
Но ведь он был, к тому же, еще и замечательным физиком-экспериментатором, инженером-новатором, организатором науки, учителем, общественным деятелем… И жизнь он прожил почти легендарную, не жизнь - а житие. И он был очень умным человеком. Мудрым человеком. Причем мудрость в П.Л. сочеталась с внутренней свободой, человеческим теплом, веселостью и даже озорством. Он был мудрым - и отчаянно смелым. “Единственное, чего я боюсь, - писал он Анне Алексеевне в 1935 году, - это щекотки…”
Стоит ли после всего сказанного удивляться успеху его книги?..
Петр Леонидович с удовольствием дарил свой сборник друзьям, знакомым, коллегам.
Первое издание я получил от П.Л. с такой надписью:
“Дорогому Павлу, который задумал эту книгу, подобрал статьи, расположил их в порядке и неуклонно заботился о ее рождении. С благодарностью - от П.Капицы. Москва, 22/VII/74”.
Три года спустя в великих муках вышло в свет 2-е, дополненное, издание “Эксперимента. Теории. Практики”. На титульном листе подаренного мне экземпляра П.Л. написал:
“Дорогому Павлу, с благодарностью, так как без тебя эта книга не появилась бы. С любовью - от П.Капицы. Москва, 4/IV/77”.
Для меня эти две дарственные надписи Петра Леонидовича - высшие мои награды, полученные в жизни, самые мои “почетные грамоты” …
29 мая. Вчера П.Л. был на заседании в отделе науки ЦК КПСС.
- Я пошел, чтобы посмотреть, какой уровень у наших академиков… Очень много говорили, много всякой чепухи… Все говорят о недостатках. Недостатки всегда есть. Нужно говорить о том, как устранить эти недостатки…
1976 год
Январь. Доклад “Энергия и физика” * публикуется сразу в трех журналах, и у каждого редактора, естественно, свои замечания, свои придирки. П.Л. в конце концов рассвирепел.
- Вот окончательный текст, - сказал он мне. - Никаких больше исправлений не будет. Скажи им, что я не Казанова - всех редакторов удовлетворить я не в состоянии!..
Я передал эти слова одному из редакторов, мужчине, и он страшно веселился.
Я служу буфером между П.Л. и редакторами. Он очень дорожит своим языком, своим стилем. Вернее: интуитивно как-то чувствует, что его язык лучше дистиллированного редакторского. “Если слишком правильно, - говорит он, - будет скучно”.
* Этот доклад Капицы, прочитанный 8 сентября 1975 г. на научной сессии, посвященной 250-летию Академии наук СССР, был опубликован в начале 1976 г. в следующих журналах: “Вестник Академии наук СССР” (№1), “Успехи физических наук” (№2), “Природа” (№2).Февраль. - Они лентяи, - сказал П.Л. - Они не любят работать, наши теоретики. Я иной раз нарочно ошибку сделаю в статье. Дам теоретикам почитать, они говорят: все в порядке, все хорошо… Невнимательно просмотрят, ленятся. Это, кстати, хороший способ проверки. Когда я был студентом, я проверял так честность своих квартирных хозяек. Заброшу куда-нибудь в угол двугривенный и смотрю - найдет хозяйка монету, вернет ее мне - или нет… Я жил у финнов. Очень честная была хозяйка. Муж ее был сцепщиком. Пролетарская семья… Это - когда я учился в Политехническом. Я снимал комнату в Лесном - чтобы не ездить в институт через весь город…
Семья Петра Леонидовича и Анны Алексеевны в гостиной дома,
где теперь располагается Мемориальный музей П.Л. Капицы. 1976 г.
Фото В. Генде-Роте5 марта, пятница. Зашел разговор о руководителях страны - экономистах. Я упомянул Вознесенского. П.Л. сказал, что он был неприятным человеком. Было у него с ним столкновение. На заседании Совнаркома в 1944 году Вознесенский потребовал, чтобы П.Л. сказал, когда точно будет пущен Балашихинский кислородный завод. П.Л. сказал, что он не может назвать точной даты, потому что все очень сложно, это первая установка такого рода. Тот настаивал. Тогда П.Л. сказал:
- Как вы думаете, мы выиграем войну?
- Конечно.
- А когда?
Вознесенский, привыкший к тому, что последнее слово всегда остается за ним, растерялся. И никогда не мог этого забыть… А Микоян поддержал тогда П.Л. “Товарищ Капица прав”, - сказал он.
Март. “Молитвенными заклинаниями” называет П.Л. решения ХХV съезда КПСС. Поднять производительность труда, ускорить внедрение, поднять урожайность - и тогда все будет хорошо… Но как этого добиться - об этом ни слова.
30 марта, вторник. П.Л. с ехидной ухмылочкой обращается к Анне Алексеевне:
- Расскажи, как к тебе твоя сумасшедшая приходила?
Анна Алексеевна вспыхнула:
- Как ты можешь так говорить? Это же несчастная, больная женщина… Как тебе не стыдно!
П.Л. опешил, покраснел, но продолжал улыбаться. Улыбка была вымученная.
А.А. - красная, гневная, с черными сверкающими глазами, не обращая внимания на гостей (были Генде-Роте *, я, Сергей), говорила все, что думает:
- У тебя нет ни капли ума. Как это можно!
- Не нужно обострять, - сказал Генде-Роте. - Все! Хватит!..
- Это проявление удивительной холодности и черствости…
- С каждым бывает, - сказал Генде-Роте и очень ловко перевел разговор на другое…
Как я потом узнал, Анна Алексеевна накануне вечером взяла на себя тяжелую миссию - разговаривала с безумной женщиной, которая приехала из Запорожья и рвалась к ведущему телевизионной передачи “Очевидное - невероятное”, то есть к Сергею. У А.А. был очень тяжелый, потребовавший огромного напряжения разговор с больным человеком. Я ее понимаю - мне тоже часто приходится оберегать П.Л. от больных людей, которые рвутся к нему со своими идеями…
* Валерий Альбертович Генде-Роте - фотожурналист, мастер художественной фотографии.5 мая, среда. В 7.30 приехали в аэропорт. Оказалось, что самолет улетает не в 8.35, как было написано на билетах, а в 7.55 и, если бы Капицы отправлялись не через депутатскую комнату, были бы неприятности. П.Л. просил меня позвонить в Аэрофлот. “Это нельзя так оставлять”, - сказал он…11 мая, вторник. Капицы вернулись из Стокгольма. С отвращением вспоминаю, как пришлось уговаривать начальника депутатской комнаты Шереметьевского аэропорта разрешить встретить Капиц “через” депутатскую комнату. П.Л. ведь не депутат, он “всего-навсего” академик, всемирно известный ученый, дважды Герой Социалистического Труда. И - старый человек.
- Вы без звука принимаете американских миллионеров, - говорю я, - а людей, на которых основывается могущество нашей родины, вы принять не хотите. В это поверить невозможно!
Это его проняло.
- Ладно, - сказал он…
[25 января 1993 г.]
Стоит, по-видимому, рассказать сейчас, почему Капица никогда не избирался в Верховные Советы - ни СССР, ни РСФСР. И почему, следовательно, не имел никогда “никакого законного права” на такую очень удобную привилегию, как депутатская комната.
В очень давние времена, в 60-е годы, в партийной организации ИФП возникла мысль выдвинуть П.Л. кандидатом в депутаты Верховного Совета СССР. Секретарь партбюро, чтобы “согласовать этот вопрос”, позвонил в отдел науки ЦК КПСС. И получил категорический отказ. “Ваш Капица - неуправляемый”, - сказал ему с осуждением первый заместитель заведующего отделом…
* * *
П.Л. спросил меня, трудно ли было устроить депутатскую комнату. Я рассказал, как мне приходится каждый раз убеждать всяких начальников, почему нужно его, недепутата, отправлять или встречать через депутатскую комнату. И дело тут в названии этой комнаты. Для иностранцев VIP (Very Important Persons - очень важные лица, т.е. министры, депутаты, миллионеры, известные личности), а для советских - “депутатская”. Надо бы другое название для этой комнаты придумать.
- А какое? - спросил П.Л. - Знаешь, есть такой анекдот. В Польше, в еврейском местечке, у одного дома вывеска - часы. Пришел человек с будильником. А ему говорят: “У нас не часовая мастерская, у нас обрезание делают”. “Почему же вы часы вывесили?” “А что бы вы хотели, чтобы мы повесили?” Так и здесь. Какое бы ты придумал название для этой комнаты? Ведь у нас все равны…
16 июня, среда. Вчера вечером, после лекции Льва Петровича Делюсина о внутриполитическом положении в Китае, ужинали у Капиц, П.Л. сказал, обращаясь ко мне:
- Твой отец сказал: “Говорят: чудо-тройка, чудо-тройка, но забывают, кого эта тройка везла. А везла она Чичикова!”
Все засмеялись. И тут П.Л. сказал:
- Но ведь тройке-то все равно, кого она везет. Ей нравится движение, работа. Так и народ - ему все равно, кого он везет. Он получает удовлетворение от самой работы, от езды, от движения…
[31 января 1993 г.]
Основным моим недостатком, моим “дефектом”, который я болезненно ощущал, работая с П.Л., были мои гуманитарные мозги, неспособные усвоить ничего из того, что было главным призванием Капицы-физика, Капицы-инженера. Представьте себе великого музыканта, композитора, а секретарь у него - глухой!.. Я честно пробовал преодолеть этот свой недостаток, избавиться от него - читал научно-популярные книжки и статьи, высиживал, испытывая жуткие муки, заседания физического семинара Капицы. Ничего не помогало - мозги мои эту “пищу” принимать отказывались. По-видимому, гуманитарные мозги и мозги научно-естественные и технические устроены по-разному. К счастью, у П.Л. мозги оказались “универсальными”, то есть и гуманитарными тоже. Он был не только физиком и инженером, но и историком науки, мыслителем, публицистом и общественным деятелем… И когда П.Л. писал статьи и готовил доклады на “общие”, как говорится, темы, мои мозги уже не пасовали, и я с великим удовольствием помогал ему.
Но Петру Леонидовичу хотелось иногда поговорить со мной и о своих плазменных исследованиях. Дело в том, что в науке, в своей физике он был, как ни странно, очень одинок. Лишенный в августе 1946 года своего института, лаборатории, экспериментальных установок, помощников и учеников, он вынужден был резко изменить область своих исследований. У себя на даче, на Николиной Горе, он в 1949 году занялся электроникой больших мощностей. Эти исследования привели к плазменным работам, которые с большим размахом были развернуты в ИФП, когда П.Л. в январе 1955 года вернулся в институт. Капица был убежден, что начатые им в “хате-лаборатории” на Николиной Горе исследования в будущем, в перспективе, когда его уже не будет (он часто с грустью говорил мне о том, что уж очень поздно приступил к этой работе), помогут решить “проблему века” - управляемый термоядерный синтез. Но многие его коллеги эту его убежденность не разделяли. Одни активно с ним полемизировали, другие молча его выслушивали, и их молчание было молчанием сомневающихся, неверящих, несогласных…
В одном из моих блокнотов 1964 года есть такая запись:
“П.Л.: никто не верил, что что-нибудь получится. Сергей не верил, Диатроптов… Трудно работать, когда не верят. Но я к этому привык. Что бы я ни начинал, всегда находятся люди, которые считают, что ничего не выйдет. Это всегда так со всем новым. Люди не верят…”1977 год31 марта, четверг. Наш куратор из КГБ попросил меня вчера устроить ему встречу с П.Л. Причем встретиться ему с директором понадобилось срочно. А был уже вечер, конец рабочего дня, и П.Л. работал в своей лаборатории, проводил эксперимент. Мне пришлось позвонить ему в лабораторию.
Наш нынешний куратор - полноватый молодой мужчина с пышными усами. Очень рьяный. Не очень умный, мягко выражаясь, но - рьяный. Подобное сочетание в любом деле опасно, а в деле нашего куратора опасно втройне.
В 18.30 появился в своем кабинете П.Л., и я сразу же “запустил” к нему куратора.
И вскоре услышал голос П.Л. из-за двери. Голос звучал все громче и громче.
Разговор продолжался минут десять. Когда куратор вышел из директорского кабинета, на нем, как говорится, лица не было. Его усатая нагловатая физиономия вдруг как-то поблекла и даже как бы осунулась. Будто резиновый шарик, из которого выпустили воздух.
Я пошел к П.Л. Он был страшно возбужден, у него даже руки дрожали.
- Я его отчитал, - сказал он. - Придется позвонить Андропову… Он мешает работать… Я ему сказал: “Не мы должны помогать вам, а вы - нам”. Он спросил, что я думаю об иностранцах. Я сказал: “Это вы должны нам говорить, что они собой представляют”.
- Насколько я знаю, - сказал я, - он озабочен тем, что у нас в институте не выполняются их инструкции.
- А инструкции и не надо выполнять, - сказал П.Л. - Есть даже такая забастовка - когда все делается по инструкции. Тогда вся работа останавливается.
По-видимому, эти самые слова услышал от него и наш не слишком умный куратор.
- Он мне угрожал, - сказал П.Л. - Показал для чего-то свой пистолет. «Я - офицер, - говорит, - и я обязан следить за исполнением инструкций…»
Сегодня утром П.Л. позвонил по «вертушке» Андропову…
А.Ю. Ишлинский, П.Л. Капица, В.В. Смыслов. Николина Гора. 1977 г.
[25 ноября 1992 г.]
Прошло все-таки месяца два после той “памятной” встречи П.Л. с нашим усатым куратором из КГБ (это серьезное ведомство должно было и о престиже своем позаботиться, о чести своей и достоинстве), а потом он исчез, сгинул, получил новое назначение…
2 мая, понедельник. Несколько дней назад, на обеде у Капиц, шел разговор о цензуре.
- Вы, Петр Леонидович, - другое дело, - сказал Виктор Яковлевич Френкель, - Вам, конечно, можно…
П.Л. возмутился:
- Что я - такой родился? Надо бороться, а у нас привыкли быстро ножки раздвигать.
П.Л. любит эту метафору и не скрывает, что автором ее был А.Н.Крылов, отец Анны Алексеевны. Напротив, он всегда с удовольствием об этом напоминает. (В арсенале П.Л. таких словечек Алексея Николаевича довольно много. Есть и совсем непечатные.)
- Никогда не надо спешить раздвигать ножки, - наставляет Капица своих заместителей, когда те жалуются ему на разного рода нажим со стороны вышестоящих организаций, включая и партийные.
П.Л. обижается, когда слышит: “Вам-то можно…” Как будто он действительно какой-то особенный, от цензуры и прочих пакостей нашей жизни чудесным образом огражденный. Что касается цензуры, то уж я-то знаю, как сражается он за каждое свое слово, за каждую фразу. И всегда сражался… Вот потому только и удается ему сказать порой со страниц журналов и газет такое, на что другие и решиться не могут. Причем говорит он всегда своим голосом…
1 декабря, четверг. П.Л. куда-то уезжал, потом вернулся - сердитый и бодрый, и прямо в полушубке сел к “вертушке”.
Коротко объяснил: был в мастерской слуховых аппаратов, с ним грубо обошлись.
- Говорят: нет сейчас таких аппаратов. Я спрашиваю: когда будут? “На будущей неделе”. Я попросил, чтобы позвонили мне, когда будут аппараты. Девица сказала: “Звоните сами…”
П.Л. позвонил министру медицинской промышленности. Рассказал, как с ним обошлись. Министр сказал, что они ему сделают аппарат по особому заказу, а с мастерской разберутся.
П.Л. сказал министру, что думал заказать слуховой аппарат как простой советский человек…
Анна Алексеевна, когда я пришел обедать, сказала:
- Ну вот, Петр Леонидович столкнулся с советской действительностью, а советская действительность столкнулась с Петром Леонидовичем.
Она смеялась. Ей с советской действительностью приходится сталкиваться каждый день - в магазинах, где она покупает продукты. Она и ходит в эти магазины для того, чтобы не терять контакта с действительностью. Как жена академика и члена президиума Академии наук, она могла бы без лишних хлопот получать превосходные продовольственные пайки в академической столовой. Но она этого не делает. И не пользуется она этой привилегией принципиально. “Чтобы знать, как у нас живут люди, - сказала она однажды. - Я покупаю в магазинах, стою в очередях, вижу очереди, слышу, о чем люди говорят…”
1978 год
23 марта, четверг. Генде-Роте попросил П.Л. поискать негативы тех его снимков, которые он отобрал для журнала “Советское фото”. Там будет публикация снимков Капицы-фотолюбителя *.
П.Л. рассказал за обедом, как началась его “карьера” в фотографии.
- Мне было пятнадцать лет. И мне очень хотелось купить фотоаппарат “Витрикс”, очень хороший и дорогой аппарат. Немного денег у меня было, но мне нужно было еще 40 рублей. Отец готов был дать, но мать считала, что это - разврат. Я объявил голодовку. Неделю голодал. Мне дали 40 рублей, и я купил фотоаппарат. Помню даже тот магазин на Невском, где он выставлен был на витрине. Наверху, над этим магазином, был ресторан “Alexandre” (П.Л. произносит это слово с французским прононсом, в нос)… И я решил заработать денег, чтобы вернуть родителям 40 рублей. Тогда отмечалось 300-летие династии Романовых… Я проник в дом губернатора, там были чугунные решетки, которые сделал Петр, и я их сфотографировал, а снимки послал в журнал “Огонек”. Они были опубликованы, и я получил 40 рублей. Но родители отказались их взять… Снял я еще тогда часовню… Мои снимки опубликовала также “Биржевка”…
* Подборка фотографий П.Л.Капицы, со вступительной статьей В.А.Генде-Роте, была опубликована в журнале “Советское фото” (1979. №7) - В ближайшее время мы републикуем эти материалы - V.V..Ноябрь. В октябре по настоянию врачей П.Л. отдыхал в санатории “Барвиха”. И вдруг сообщение о присуждении ему Нобелевской премии по физике. Эту новость он принял весьма спокойно, чего нельзя сказать о газетах, радио и телевидении. Напор с их стороны был настолько мощным, что очень скоро стало ясно, что эта приятная новость, если не принять жестких мер самообороны, повлечет за собой совершенно непосильный для П.Л. объем дополнительной нагрузки.Дело обороны Петра Леонидовича решительно взяла в свои руки Анна Алексеевна.
Никогда не забуду удивительную сцену, свидетелем которой я оказался.
К П.Л. приехал главный редактор “Вопросов философии”. В этом журнале готовилась публикация большой статьи Капицы. Они обсудили возникшие в редакции вопросы, и П.Л. пригласил редактора остаться пообедать, За столом шел легкий, необременительный разговор, анекдоты, то да сё… В 2:30 Анна Алексеевна встает и говорит:
- До свидания.
Она весело улыбается.
Главный редактор говорит:
- До свидания, Анна Алексеевна. Вы уезжаете?
Анна Алексеевна качает головой.
- Нет, - говорит она. - Это ВЫ уезжаете…
И она добродушно добавляет:
- Петру Леонидовичу нужно отдохнуть.
И главный редактор уезжает (безо всякой, как мне кажется, обиды), а Петр Леонидович (весьма обескураженный) идет отдыхать…
С королевой Швеции Сильвией после вручения Нобелевской премии.
Стокгольм. 10 декабря 1978 г.1980 год
12 июля. Последний вечер в Ленинграде. Кончаем ужинать,
- Петя, знаешь, что я тебе скажу, - говорит А.А. - Только entre nous. Хорошо, что мы не поедем в Финляндию. Мы бы очень с тобой устали.
- Но ты никому об этом не говори. Ты должна ругаться.
- Конечно, это безобразие, что так с тобой поступили.
- Ты должна говорить, что это дерьмо собачье.
- Я деликатная женщина, я не могу произносить такие слова.
- Деликатная женщина?! Это что-то новое…
Они оба хихикают.
* * *
[30 января 1993 г.]Я много, к сожалению, пропустил, не записал - по лености своей и беспечности. Но что-то все-таки осталось, что-то сохранилось. Слова Капицы - прежде всего. Его размышления, его детские воспоминания, его шутки и изречения. И “мелочи” кое-какие сохранились, те живые мелочи, драгоценные подробности, которые обычно именуют: “штрихи к портрету”.
А может быть, в моих старых записных книжках найдется кое-что и для парного портрета?
Ведь Петра Леонидовича без Анны Алексеевны представить себе просто невозможно… *.
* См. рецензию на только что вышедшие из печати воспоминания А.А. Капицы
После доклада на Европейской конференции по физике плазмы. Москва. 1981 г.
Фото В. Генде-Роте
