VIVOS VOCO: Степан Прокофьевич Тимошенко

“Разбросанные по всей Америке”

М.Ю.Сорокина
Архив РАН, Москва

В России мало известна судьба первой волны русской научной эмиграции, достигшей североамериканского берега. Она как бы растворилась на всем континенте, не создав там, в отличие от Европы, своих “национальных” институций [1]. “Русских академических организаций здесь нет никаких, руководящих людей тоже нет, — констатировал историк М.М.Карпович в 1927 г. — Есть отдельные лица, разбросанные по всей Америке, как Ростовцев, Васильев, Сорокин, Максимов [2], но никто из них никогда не проявлял желания объединиться или руководить” [3]. “Русская академическая группа” — традиционное для предвоенной Европы эмигрантское объединение русских ученых (такие группы были в Великобритании, Франции, Германии Италии, Польше, Бельгии, Латвии, Эстонии, Болгарии, Швеции, Швейцарии, Чехословакии и др.) — возникнет в США только в 1948 г., после значительного притока русских, теперь уже “европейских”, беженцев [4].

Парадоксально, но и без того скудная литература о русской научной эмиграции 20—30-х годов концентрирует свое внимание преимущественно на Европе и на ученых-гуманитариях. Между тем именно в США многие выходцы из России достигли мирового признания, преодолев языковые границы “национальной” науки. Достаточно назвать имена авиаконструктора И.Сикорского, автора фундаментальных изобретений в области электронного телевидения В.Зворыкина, химика В.Ипатьева, механика С.Тимошенко, экономиста В.Леонтьева, социолога П.Сорокина, физика Г.Гамова, биологов Ф.Добржанского, А.Романова, В.Болдырева, С.Сатиной и Е.Баратынской-Сорокиной, математика Я.Успенского, химико-физика Г.Кистяковского, астронома О.Струве, биофизика Н.Рашевского, историков М.Ростовцева, А.Васильева, Г.Вернадского, япониста С.Елисеева, юриста В.Гензеля, инженера-строителя Г.Чеботарева, инженера-кораблестроителя В.Юркевича [5]. А еще — Р.Вишняк, И.Толмачев, П.Гальцов, Е.Холодковский, Н.Бородин, Б.Бахметев, А.Авинов, Н.Мартинович и др. Список этот можно долго расширять, продолжая наполнять словник новейшей биографической энциклопедии “Русское зарубежье. Золотая книга эмиграции. Первая треть XX века” (М., 1997), которая содержит преимущественно хорошо известные имена.

Русская научная эмиграция в Америке существенно отличалась от европейской [6]. По сути к ней мало приложимо само понятие “эмиграция” в европейском смысле и тем более образ “волны”, столь зримо характеризующий ситуацию в Европе 20-х годов, когда нескончаемый поток русских беженцев буквально захлестнул не подготовленный к такому социально-демографическому катаклизму Старый Свет.

В ожидании скорого, как казалось многим, возвращения на родину, русская эмиграция стала создавать в Европе параллельное большевистской России пространство, в котором стремилась в основных чертах воспроизвести привычный уклад жизни и отношений. В этом новом мире одной из idee fixe стала задача сохранения и развития именно национальных научных кадров. Создавая широкую национальную научную инфраструктуру в Европе — собственные институты, общества, профессиональные союзы, издательства, журналы, учебные заведения разных уровней (все названия которых начинались со слова “русский”), русская европейская эмиграция тем самым как бы консервировала себя.

И если для многих, но, как правило, уже состоявшихся, гуманитариев, прежде всего философов и историков, такой уход в глубь “национального тела” во многом был позитивен, то для естественных наук — почти смертелен. Характерно, что в европейских университетах свое место находили чаще всего русские ученые со сложившейся репутацией, а объективно возникший в “чемоданных” условиях эмиграции научный и образовательный изоляционизм больнее всего ударил по молодежи.

Иначе складывалась ситуация в США. Эмиграция в эту страну жестко регулировалась законодательством и имела строго индивидуальный характер. Считается, что в период между двумя мировыми войнами в страну приехало около 20 тыс. русских [7], в среднем 2-3 тыс. ежегодно. Система национальных квот и ограничения на въезд иммигрантов, принятые в 1921 г., учитывали именно место рождения, а не гражданство или страну пребывания эмигранта, закладывая и обеспечивая направленную этническую селекцию приезжающих.

В послеоктябрьские годы русские ученые попадали в Америку, как правило, уже из Европы (хотя значительный приток русских эмигрантов был и из Китая). Пересекая границу США, беженцы, юридически признаваемые таковыми Лигой наций, сразу лишались этого статуса и его немногих привилегий. Но обычно они ехали целенаправленно, имея в кармане предложения первой работы. Тем более это относилось к ученым, которые приглашались американскими компаниями или университетами. Пройдя часто очень суровый период “американизации” — натурализации и адаптации к условиям абсолютно новой для них системы научной и учебной деятельности — и получив конкретные перспективы, люди науки быстро теряли специфически эмигрантский менталитет, а дистанция в океан физически ощутимо разрушала иллюзии возвращения.

Конечно, реальная картина американских “трудов и дней” наших соотечественников далека от идиллической. Одни, как, например, бывший ассистент И.П.Павлова, профессор Казанского университета В.Н.Болдырев или гидролог, профессор Петербургского политехнического Б.А.Бахметев, возглавили свои лаборатории, институты или кафедры, другие, как сын В.И.Вернадского, историк Георгий Вернадский, потратили не один десяток лет, чтобы достичь более или менее прочного университетского положения, а некоторые, как математик Евгений Холодковский, погибли, не успев оставить заметного следа в науке.

Русские ученые-эмигранты, оказавшиеся в Америке, были в целом существенно моложе тех, которые остались в Европе, а значит, и социально мобильнее. Необходимость подтверждать свою профессиональную репутацию — русские чины и звания не признавались — скорее стимулировала, чем служила непреодолимым препятствием карьере. То же касалось языка. Если в Европе существовала возможность жить в почти автономном русском языковом анклаве, то в Америке его попросту не было. Отсутствие же “национальных” организационных форм науки стало одним из важных факторов быстрого вживления русских ученых в поначалу инородную профессиональную ткань и в конечном счете способствовало их интеграции в мировую науку.

Уже отмечалось, что даже в новейших работах по истории русской эмиграции, в частности в книге М.Раева “Россия за рубежом” [8], практически игнорируется вклад русских ученых-естественников9. Это тем более странно, что, следуя законам “promotion”, русские ученые-“американцы”, в отличие от “европейцев” оставили массу опубликованных воспоминаний о своей жизни и научной карьере. Успешно ассимилировавшись в США, они продолжали идентифицировать себя с русской культурой.

Интереснейший и почти совершенно не изученный сюжет — русские колонии в США, своего рода Little Russia, частью которых были и своеобразные научные (или научно-технические) коммуны в Нью-Хейвене, Питсбурге, Чикаго, Нью-Йорке и др., по мере своего укрепления оказывавшие большую моральную и материальную поддержку соотечественникам. Так, Игорь Сикорский, начиная производство своего первого самолета, имел практически полностью русский персонал и инвестиции русской колонии в размере 200 тыс. долл.

Russian Collegiate Institute в Нью-Йорке, основанный на деньги Carnegie Foundation в 1918 г., предоставлял русским ученым гранты на исследования. Нельзя не упомянуть о том, что президентом этого института был Александр Иванович Петрункевич (1874—1965) — крупнейший зоолог, в течение десятков лет профессор Йельского университета и президент Центрального исполнительного комитета Федерации русских организаций в США. Сын известного русского либерала И.И.Петрункевича, он покинул Россию еще в 1903 г. Бесспорный научный и личный авторитет сделали его одним из неформальных лидеров всего русского мира Америки.

Но сегодня, на этих страницах, у нас волей случая другой герой. Читателя ждут рассказ о Степане Прокофьевиче Тимошенко и его письма 20-х годов — начала американского периода, адресованные В.И.Вернадскому (они хранятся в фонде его сына, историка Г.В.Вернадского, в Бахметевском архиве Колумбийского университета). Жизненный путь Тимошенко пролегал в координатах места и времени, близких к траекториям судеб, выпавших на долю многих упомянутых здесь лиц. Тем интереснее вглядеться в картину эпохи, индивидуальные черты Степана Прокофьевича и повороты обстоятельств — во все то, что не помешало состояться его научной карьере и, напротив, позволило ему внести беспрецедентный вклад в мировую науку.

Примечания

1. Правда, в 1919 г. в Нью-Йорке и Чикаго появились русские научные университеты, однако их названия не должны дезориентировать — это скорее “народные университеты”.

2. Ростовцев Михаил Иванович (1870—1952) — историк античности; Васильев Александр Александрович (1867—1953) — византинист; Сорокин Питирим Александрович (1899—1968) — социолог, философ; Максимов Александр Александрович (1874—1928) — гистолог, эмбриолог.

3. Письмо М.М.Карповича Г.В.Вернадскому // Bakhmeteff Archive of Russian and East European History and Culture (далее — BAR) (Колумбийский ун-т, США). G.Vernadsky Coll. Box 3.

4. Впрочем, нью-йоркская академическая группа, возглавляемая А.И.Петрункевичем (см. ниже в тексте статьи), возникла еще в 1931 г., но это была именно “группа”.

5. Многие из них стали героями очерков, опубликованных в “Природе”. См., напр.: Борисов В.П. Владимир Козьмич Зворыкин // Природа. 1998. №7; Ермолаева Н.С. Яков Давыдович Тамаркин. В Америке его звали Джей Ди // Там же. 1998. №8; Михеев В.Р. Игорь Иванович Сикорский // Там же. 1998. №9; Сорокина М.Ю. Георгий Владимирович Вернадский // Там же. 1999. №2; Остерброк Д., Гурштейн А.А. Последний из могикан: Отто Людвигович Струве // Там же. 1999. №3.

6. Попытку сравнительного анализа см.: Hassel J.E. Russian Refugees in France and the United States between the World Wars // Transactions of the American Philosophical Society. V.81. Part.7.

7. Simpson J.H. The Refugee Problem. L., 1939. P.468—469. Понятие “русский эмигрант” означает “выходец из России”, а не национальную принадлежность.

8. Русский перевод этой работы, изданной в 1990 г., быстро появился у нас — в 1994 г. Отметим, что монография М.Раева представляет собой ценную попытку целостного описания феномена русской эмиграции как самостоятельной “культуры”.

9. См.: Борисов В.П. Российская научная эмиграция первой волны // Российские ученые и инженеры в эмиграции. М., 1993. С.12.

“Америка мне определенно не нравилась”

В.П.Борисов,

кандидат технических наук
Институт истории естествознания и техники, Москва

С членом Французской академии наук Полем Жерменом мы беседовали в знаменитом Institute de France, на набережной Конти. Меня интересовало его мнение о ряде российских ученых, проведших значительную часть жизни во Франции. Жермен был по-французски любезен, его оценки, несмотря на лаконичность, содержали немало любопытного. И все же разговору чего-то не хватало, мой собеседник явно не “загорался”. Неожиданно лицо его оживилось.

— Если говорить о русских эмигрантах, — произнес он, — то мне посчастливилось встречаться с одним действительно выдающимся ученым. Это был Стефан Тимошенко, корифей прикладной механики. Правда, он работал не во Франции, а в Америке. Но это не имеет значения. Тимошенко был фигурой мирового масштаба.

Жермен задумался, подыскивая слова, чтобы точно выразить мысль.

— Знаете, масштаб ученого определяется тем, насколько изменилась в результате его деятельности та или иная область науки. Русский Тимошенко научил американцев прочностным расчетам. До него в этой области существовал один уровень, а благодаря его работам наука о сопротивлении материалов, деформациях и устойчивости механических систем перешагнула на другой. Если в вашей стране о Тимошенко знают мало, напишите о нем. Это был крупнейший ученый и замечательный человек.

“Доклады А.Н.Крылова указали мне направление”

Степан Прокофьевич Тимошенко родился 23 декабря 1878 г. в селе Шпотовка Конотопского уезда Черниговской губернии (ныне Сумской обл.). Отец его, по профессии землемер, позже стал хозяином небольшого имения. Среднее образование Степан Тимошенко получил в реальном училище города Ромны, где его одноклассником оказался будущий академик А.Ф.Иоффе.

В 1896 г. Тимошенко отправился в Петербург, чтобы поступить в Институт инженеров путей сообщения, или, как его чаще называли, Путейский институт. В те времена это был весьма престижный, единственный транспортный вуз России, где работали крупные математики и механики, академики В.И.Висковатый, М.В.Остроградский, В.Я.Буняковский, И.И.Сомов, известные французские ученые П.Базен, Б.Клапейрон, Г.Ламе, К.Потье, основоположники отечественной транспортной науки П.П.Мельников, Д.И.Журавский, Н.А.Белелюбский, Л.Ф.Николаи, Ф.С.Ясинский и др.

Наибольшее влияние на Тимошенко оказал курс лекций известного исследователя в области строительной механики и теории упругости Ясинского. “В его лице высшая школа имела необычное соединение выдающегося инженера-практика с одаренным ученым, — вспоминал позже Степан Прокофьевич, — аудитория Ясинского всегда была переполнена. Студентов привлекали ясность и логичность его изложения, постоянные ссылки на новые проблемы, которые возникали в его собственной инженерной практике” [1].

Окончив институт в десятке лучших, Тимошенко был оставлен для работы в качестве ассистента механической лаборатории. Вскоре он понял, что для продвижения вперед ему явно недостаточно познаний в математике. Знакомые специалисты советовали ему заняться штудированием объемистых курсов. “Но я чувствовал, — вспоминал он, — что это не то, что мне было нужно. Инженер не может погрузиться в изучение математики для математики. Для него математика — только инструмент для решения практических задач. Инженер должен знать, как соответствующее учение может быть приложено на практике. Этому математики в своих курсах не учат и при бывшей у нас системе преподавания не могли учить, так как их математический интерес был совершенно оторван от областей приложения математики”.

Помог случай. Тимошенко попал на выступления выдающегося математика, механика и кораблестроителя А.Н.Крылова: “Крылов показывал, как инженерные проблемы могут быть представлены при помощи дифференциальных уравнений <...>. Доклады А.Н.Крылова указали мне направление, куда я должен идти, к чему должен приложить свои силы”.

Большую помощь молодому ученому принесли также встречи с В.Л.Кирпичевым, одним из ведущих отечественных специалистов в области механики и сопротивления материалов.

В 1903 г. Тимошенко переходит работать в механическую лабораторию Петербургского политехнического института. Во время летнего отпуска 1904 г. он едет в Мюнхен, где встречается с известным механиком профессором А.Фепплем, в течение шести недель посещает его лекции и занятия в лаборатории прочностных исследований.

В период революционных событий 1905 г. занятия в Петербургском политехническом институте были приостановлены. Не теряя времени, Тимошенко отправляется в Геттинген, в только что организованный институт прикладной механики (возглавляемый Л.Прандтлем), где проводит исследование проблемы устойчивости балок, которое затем вошло в его диссертационную работу.

“Дело было не в том, что я изучил что-либо, — писал он, — а в том, что я увидел, как наука творится, и это имело большое психологическое влияние на всю мою последующую деятельность”.

“Широкое использование научного метода”

К 28 годам Тимошенко стал глубоко образованным ученым, получившим опыт исследовательской и преподавательской работы. Киевский политехнический институт приглашает перспективного специалиста занять должность профессора на кафедре сопротивления материалов, и в конце 1906 г. Степан Прокофьевич переезжает в столицу Украины. Здесь он принимается за оснащение подчиненной ему лаборатории механических испытаний новейшими приборами, сам проводит эксперименты в свободное от лекций время. В 1909 г. его избирают деканом инженерно-строительного факультета.

Киевский период в жизни Тимошенко занял немногим более четырех лет. В 1911 г. он вместе с группой профессоров подписал резкий протест против действий министра просвещения Л.Кассо, окончательно лишавших вузы автономии. Ответ правительства последовал незамедлительно: деканы А.Н.Нечаев, Тимошенко и К.Г.Шиндлер были уволены из Киевского политехнического института.

На какое-то время Тимошенко остается без средств к существованию. В конце лета 1911 г. опальный профессор возвращается в Петербург, к альма-матер, учителям и однокашникам. Здесь легче найти работу, скоро ему удается совмещать почасовые занятия в Политехническом и Электротехническом институтах с консультированием по вопросам прочности на судостроительном заводе.

Совет Путейского института присуждает своему выпускнику премию им.Д.И.Журавского “за выдающиеся работы по строительной механике”. Вместе с золотой медалью Тимошенко получает 2500 золотых рублей. На эти средства Степан Прокофьевич совершает вместе с женой путешествие в Швейцарию и Италию, а оттуда отправляется в Кембридж, на математический конгресс.

В январе 1913 г. приходит конец опале: Тимошенко утвержден в должности профессора сразу в двух институтах — Путейском и Электротехническом. Он погружается в исследования по теории изгиба балок и одновременно готовит к печати курс теории упругости.

Начинается первая мировая война, Россия вступает в череду потрясений. Занятия в институтах пока еще продолжаются, Тимошенко до осени 1915 г. усиленно работает над второй частью курса теории упругости, включающей рассмотрение деформаций стержней и пластин.

В Петрограде разворачиваются революционные события. В августе 1917 г. Тимошенко отвозит семью в Киев к родителям, а сам возвращается, читает лекции и с увлечением работает над новой книгой о статике сооружений.

После Октябрьской революции, накануне нового года, Степан Прокофьевич едет проведать семью. Тем временем территория России оказалась разделенной фронтами, и Тимошенко пришлось на продолжительное время задержаться в Киеве. В похожей ситуации оказался академик В.И.Вернадский. Оба ученых были приглашены весной 1918 г. в Киев на заседание комиссии, разрабатывавшей проект создания Украинской академии наук, и приняли деятельное участие в обсуждении ее устава и структуры.

Тимошенко согласился составить докладную записку об организации отдела прикладных наук при физико-математическом отделении. Незадолго до этого ему довелось обсуждать с А.Ф.Иоффе проблему повышения роли математики и физики в инженерных науках. Теперь представился случай изложить давно вынашиваемые мысли.

“Характерная черта современного развития промышленности и техники, — писал Тимошенко во вступительной части записки, — это широкое использование научного метода и собранных наукой фактов. Времена, когда наука и техника шли разными путями, уже прошли, и теперь для решения сугубо технических заданий пользуются могучим орудием, какое дают нам математика и механика. Пользуются методами экспериментальных наук и широко приспосабливают их для решения технических заданий лабораторным путем”.

В подтверждение своих мыслей Тимошенко приводит примеры использования на практике результатов фундаментальных и прикладных исследований в США, Германии, Англии и Франции. Он предлагает будущей академии взять на себя функции по объединению усилий ученых, деятелей техники, работников промышленности:

“Представители технической науки будут иметь возможность в большей мере, нежели теперь, пользоваться научными методами и накопленными чистой наукой знаниями. С другой стороны, и представители чистой науки в области прикладного природоведения наткнутся на целый ряд новых, еще не исследованных вопросов, что их решение не только обогатит науку, но и будет способствовать развитию промышленности и технической жизни края. В области экспериментального опыта люди науки смогут использовать те могучие средства, которые дает в руки экспериментатора современная техника”.

Эти идеи, со временем получившие широкое признание, тогда были новым веянием. Академия наук УССР позднее стала инициатором расширения академических дисциплин за счет включения в них технических наук. Многие последующие решения и меры по широкому внедрению результатов научных достижений в практику можно в той или иной степени считать дальнейшим развитием предложений, высказанных Тимошенко.

В Европу!

1919-й год оказался последним в российском периоде жизни Тимошенко. Какое-то время он читал лекции в Киевском политехническом институте, где хорошо помнили его мужественное выступление против реакции. Но в конце августа в Киев вошла армия Деникина. Научные учреждения стали закрываться, собрания Украинской академии наук были прекращены. Занятия в институте осенью 1919 г. даже не начинались. Тимошенко вместе с семьей выбирается в Крым, где встречает бывшего коллегу по Петербургскому политехническому институту А.П.Фан-дер-Флита. Обсудив ситуацию, они приходят к единому решению: нужно переправиться в Европу. С большим трудом друзьям удается получить места в трюме французского корабля, отплывающего в Константинополь. В марте 1920 г. Тимошенко вместе с семьей добирается до Белграда. Здесь уже много эмигрантов из России, найти работу невозможно. Узнав, что в Загребе недавно открылся Политехнический институт, Степан Прокофьевич отправляется в столицу Хорватии. В апреле 1920 г. он, наконец, становится профессором кафедры сопротивления материалов Загребского политехнического института.

В книге американского историка М.Раева “Россия за рубежом” русские эмигранты первой волны сравнивались с наспех вырванными растениями, корни которых остались в прежней, родной почве. Подавляющему большинству из них, включая и тех, кому удалось найти себя в чужой стране, пришлось столкнуться с лишениями и моральными страданиями.

“В Югославии я живу в полнейшей нужде, — писал Тимошенко, — не имею своего жилья и вынужден ютиться с семьей в лабораторных помещениях”. Свои лекции он должен был читать на хорватском языке, его изучение в короткие сроки потребовало больших усилий. Постепенно работа наладилась, Тимошенко начал выходить из режима перенапряжения.

Завершив весенний семестр 1921 г., Степан Прокофьевич получил возможность выехать в заграничную командировку. Посетив интересующие его лаборатории в Мюнхене, Штутгарте, Карлсруэ и Париже, направился затем в Великобританию. Пребывание в Лондоне он использовал для ознакомления с научно-технической литературой, отсутствовавшей в Загребе, после чего принял участие в конгрессе Британской ассоциации развития науки, проходившем в Эдинбурге, и съезде Общества немецких естествоиспытателей, состоявшемся в Иене. В Эдинбурге и Иене Тимошенко встретил много знакомых, среди которых были командированный советским правительством в Кембридж П.Л.Капица, работавший в Лейденском университете П.Эренфест и др. Участие в конгрессе и съезде, контакты с коллегами из разных стран стали приятным событием для ученого, лишенного в течение трех лет возможности вести нормальную работу.

Следующий учебный год в Загребском политехническом институте Тимошенко работал с присущей ему активностью, особенно много сделав для организации хорошо оборудованной лаборатории испытания материалов на прочность.

Весной 1922 г. Степан Прокофьевич получил письмо из США от своего ученика по Петербургскому политехническому институту Зелова. Бывший студент сообщал, что работает в Филадельфии в небольшой компании, занимающейся вопросами устранения вибраций в машинах и механизмах. Президент компании, русский инженер Акимов, знает Тимошенко по трудам и предлагает перейти на работу в его фирму.

Предложение было выгодным в финансовом плане, тем не менее ученого одолевали сомнения относительно целесообразности переезда в Америку. Хотя Тимошенко не приходилось раньше бывать в США, интуиция подсказывала, что в этой стране потребуется изменить сложившийся в прежние годы стиль работы. Наконец, Степан Прокофьевич принял компромиссный вариант: поехать в США на три летних месяца, а окончательное решение принять к началу осеннего семестра.

“Америка мне определенно не нравилась”

Уже в первые дни пребывания в США Тимошенко отметил низкий уровень технического образования. В Нью-Йорке его внимание привлекла проходившая по улицам городская наземная железная дорога. Ее металлические конструкции поразили инженерной безграмотностью. Посещая впоследствии библиотеку Института Франклина, Тимошенко отметил, что техническую литературу в Филадельфии мало кто читает.

Компания, пригласившая Степана Прокофьевича, получала разнообразные заказы, связанные с устранением вибрации в недостаточно уравновешенных машинах. Для Тимошенко вникнуть в эти проблемы не составляло труда; к концу лета он решил важную для компании задачу расчета коленчатых валов, существенно дополнив теорию их изгиба и кручения. Статья об этой работе открыла начало многолетнему сотрудничеству Тимошенко с Обществом американских инженеров-механиков.

Подошел сентябрь, нужно было принять решение, оставаться в США или возвращаться в Загреб.

“Америка мне определенно не нравилась, — признавался позже ученый. — Здесь инженерной наукой никто не интересовался, я чувствовал, что придется жить в научном одиночестве. Оставаясь в Загребе, я был ближе к научным центрам. Я мог иногда участвовать в научных съездах. Мог печатать свои работы в наилучших европейских изданиях. Но если обратиться к материальной стороне дела, картина полностью менялась”.

Последний довод оказался весомым, Тимошенко принял решение переехать в Филадельфию с женой Александрой Михайловной и дочерью Мариной. Старшая дочь Анна и сын Григорий по совету отца поступили в Берлинский политехнический институт. В Филадельфии семья прожила меньше года. Компания Акимова вскоре стала испытывать финансовые трудности, и Тимошенко пришлось заняться поисками более надежного места. После переписки и переговоров ему удалось получить должность инженера в исследовательском институте компании “Вестингауз” в Питсбурге.

Тимошенко встретил еще несколько инженеров, эмигрировавших из России. Дружеские отношения завязались с И.Э.Муромцевым, которого Тимошенко знал как радиоспециалиста еще по Петрограду, и В.К.Зворыкиным, занимавшимся разработкой аппаратуры электронного телевидения.

Земляки виделись обычно во время ланча; совершая затем небольшую прогулку, обсуждали дела на фирме. Зная Тимошенко как широко образованного ученого, друзья тем не менее предполагали, что “Вестингауз” вряд ли будет долго пользоваться его услугами. Основное направление деятельности компании — электрические машины, специалист в области деформаций твердого тела может найти здесь лишь ограниченное применение. В скором времени выяснилось, что они оказались неправы. Тимошенко быстро выдвинулся в число наиболее авторитетных специалистов исследовательского института. Сам Степан Прокофьевич объяснил это тем, что “основательная подготовка в математике и основных технических предметах давала нам громадное преимущество перед американцами, особенно при решении новых, нешаблонных задач”.

Консультант из России

Свою деятельность в компании Тимошенко начал с того, что разработал удобный в применении прибор для исследования напряжений в материале с использованием поляризованного света. Так же быстро и эффективно он решил проблему экспериментального определения модуля упругости различных металлов. К Тимошенко начинают обращаться за помощью инженеры из самых разных отделов, его деятельность в скором времени приобретает в основном консультационный характер.

Для отдела электродвигателей большой проблемой была частая поломка главного вала машин. Обычный расчет валов на изгиб и кручение свидетельствовал о, казалось бы, значительном запасе прочности; тем не менее поломки валов продолжались; Степану Прокофьевичу принесли несколько образцов разрушенных деталей.

Он сразу понял, что причина разрушения связана с концентрацией напряжений в переходных сечениях вала. Устранить нежелательное явление можно было, правильно выбрав радиус соединительной выкружки. Готовых формул для такого расчета не существовало. Тимошенко порекомендовал молодому инженеру Л.Якобсену использовать графический метод для решения сложного дифференциального уравнения. Составленные Якобсеном таблицы допустимых радиусов выкружки вошли впоследствии во многие учебники.

Отдел железнодорожных сообщений обратился к Тимошенко в связи с решением многоаспектной задачи электрификации железных дорог. Для перехода от паровозов к электрическим локомотивам было необходимо разработать способ, позволяющий определять степень прочности рельсового пути и соответствующие ей размеры электровозов. Тимошенко составил требуемую программу.

Поскольку обращения к русскому ученому за консультацией стали системой, руководство компании предлагает ему выступить с лекциями для большой группы молодых инженеров. “Так, вероятно впервые на территории Соединенных Штатов, был прочитан курс теории упругости”, — писал он впоследствии.

В том же 1924 г. Тимошенко начал читать лекции по сопротивлению материалов в школе механики, организованной для недавних выпускников вузов. “Это меня очень заинтересовало, — вспоминал он. — Я получил около тридцати отборных слушателей — выпускников различных американских университетов. Большинство из них имели записи лекций, которые им читались в вузах, и по этим записям я получил полную картину положения преподавания сопротивления материалов в Америке. Программы были, определенно, значительно ниже наших русских требований. Удивлял полный отрыв теории сопротивления материалов от экспериментальных исследований. Большинство моих студентов никаких работ по механическим испытаниям материалов с измерением их упругих свойств никогда не делали. По-видимому, студентов не учили получать решения задач сначала в алгебраической форме и затем производить вычисления с заданной точностью. При такой слабой подготовке не могло быть и речи о каком-либо курсе повышенного типа. Я прочитал им курс, обычный для русских студентов второго курса”.

Этот опыт привел Тимошенко к выводу, повлиявшему на его дальнейшую судьбу: наибольшую пользу он сможет принести, если сосредоточится на преподавании и написании книг и учебников.

В правильности сделанного вывода он убедился в 1925 г. на съезде инженеров-механиков в Милуоки. После того как он прочитал доклад об экспериментальных исследованиях напряжений в выкружках, соединяющих пластинки разной ширины, с критикой выступил профессор Гарвардского университета Г.Свейн.

“Автор замечаний, — говорил Тимошенко, — очевидно, имел весьма ограниченные познания о сопротивлении материалов, никогда ничего не слышал о высоких напряжениях у краев круглых отверстий, но это ему не мешало весьма энергично критиковать мою работу и считать теоретические исследования концентрации напряжений ненужными измышлениями теоретиков, оторванных от практических приложений. Я решил “отчитать” почтенного профессора в своем ответе, не стесняясь в выражениях, ясно показал полное невежество автора замечаний. Аудитория со мной согласилась, и я был награжден бурными аплодисментами”.

Лекции, прочитанные Тимошенко в школе механики, послужили основой для “Прикладной теории упругости”, которая увидела свет в 1925 г. После этого он принялся за книгу о вибрациях в машиностроении, в которую включил множество примеров из своей промышленной практики.

“Война ясно показала всю отсталость Америки в деле организации инженерного образования”

В 1927 г. Тимошенко получил приглашение перейти на работу в Мичиганский университет. Новая кафедра университета должна была готовить квалифицированных специалистов в области прикладной механики, что отвечало интересам Тимошенко, и он переехал вместе с семьей в г.Анн-Арбор.

В этот период Тимошенко пишет фундаментальную работу по проблемам устойчивости деформации упругих тел, которую отдает для публикации в справочник по технической механике [2]. Этот справочник, изданный в Германии в 1929 г., был затем переведен на многие языки, в том числе на русский.

В Стране Советов к тому времени вышли в свет многие работы Тимошенко, студенты учились по его книгам. В 1928 г., по рекомендации А.Ф.Иоффе, П.П.Лазарева и А.Н.Крылова, Степан Прокофьевич был избран членом-корреспондентом АН СССР.

Современного читателя, знакомого с отношением советского государства к эмигрантам, это может удивить. Но напомним, что Академии наук более 10 лет после Октябрьской революции удавалось сохранять нейтралитет по отношению к новой власти. “Приручение” академии, сопровождавшееся “чисткой” кадров и внедрением требуемых идеологических норм, стало разворачиваться примерно через год после избрания Тимошенко. Характерно, что перевод “отца американской прикладной механики” в действительные иностранные члены АН СССР смог состояться лишь через 36 лет, в 1964 г.

Став профессором Мичиганского университета, Тимошенко решил не ограничивать преподавательскую деятельность занятиями со студентами. Вместе с рядом приглашенных профессоров он организовал в 1929 г. при Мичиганском университете летнюю школу механики для докторантов и дипломированных специалистов. Успех этого начинания превзошел все ожидания. Ежегодно в Анн-Арбор стало съезжаться большое число инженеров, желающих расширить свои знания в области прикладной механики. Многие из них старались затем остаться в Мичиганском университете на год, чтобы подготовить под руководством русского профессора докторскую диссертацию. Проведя шесть лет в Мичиганском университете, Тимошенко получил по правилам американских вузов полугодовой отпуск с сохранением жалования. Летом 1934 г. он совершил длительную туристическую поездку по странам Ближнего Востока и Африки, посетив также Грецию, Италию, Францию, Польшу, Югославию, Германию и отдохнув в конце этого путешествия в Швейцарии.

Школа прикладной механики в Анн-Арборе приобретала все более широкую известность, и в 1935 г. Тимошенко предложили организовать подобные школы еще в двух университетах — Станфордском и Калифорнийском. После некоторого раздумья он принял предложение Станфордского университета. Расположенный в г.Пало-Альто штата Калифорния, Станфордский университет был достаточно удален от промышленных центров. Благодаря этому Тимошенко получал возможность освободиться от разного рода консультационных работ и сосредоточиться на преподавании в университетской инженерной школе. Еще одним доводом в пользу переезда стал мягкий теплый климат.

В Пало-Альто Тимошенко прожил восемнадцать лет, до 1964 г. Основной работой для него в этот период, помимо преподавания, стала подготовка новых и переиздание старых книг. Публикации приносили доход.

Размеренное течение жизни нарушалось по крайней мере дважды. В первый раз это было связано со второй мировой войной. Знания и опыт почтенного профессора, достигшего пенсионного возраста, были вновь затребованы. “Война ясно показала всю отсталость Америки в деле организации инженерного образования, — писал Тимошенко, — и в деле организации исследовательских институтов, приспособленных для экспериментального решения различного рода технических задач. Правительство поняло это и решило действовать энергично. Были ассигнованы средства для расширения исследовательской деятельности и для подготовки докторов в области технических наук”.

В 1946 г. Тимошенко составил проект организации при инженерной школе Станфордского университета специального отделения для исследований и подготовки докторов в области механики. Отделение исследовательской механики работало в университете, начиная с 1947 г. Курс механических свойств строительных материалов, который читал Тимошенко на этом отделении, вошел затем в американское издание “Основ сопротивления материалов”.

Другим событием, оказавшим влияние на жизнь ученого, стал запуск в октябре 1957 г. первого в мире искусственного спутника Земли. Для многих американских политиков, бизнесменов и ученых это событие, свидетельствующее об успехах Советского Союза в ракетно-космической технике, оказалось шокирующим сюрпризом. К Тимошенко вновь обращаются за консультациями, теперь уже по поводу системы инженерного образования в СССР. Однако ученому, покинувшему Россию почти четыре десятилетия назад, трудно было сказать что-нибудь определенное. Ему и самому это было интересно, и летом 1958 г. Тимошенко едет повидать родные края. Он побывал в Киеве, Харькове и Москве, оттуда направился в Ленинград. С большим волнением ходил по зданиям Института железнодорожного транспорта и Политехнического института, где когда-то прошли его студенческие годы и началась научно-исследовательская работа, посетил Институт полупроводников АН СССР, основателем и бессменным директором которого был друг его детства Абрам Федорович Иоффе.

Еще одну поездку в СССР Тимошенко совершил в 1967 г. На этот раз 89-летний Степан Прокофьевич не скрывал, что хочет попрощаться с родиной. Его отвезли в Ромны, где он побывал в школе, размещавшейся в здании бывшего реального училища. В Москве и Ленинграде прошли его встречи с учеными. Узнав, что в СССР продолжают издаваться его книги, Тимошенко в письме, адресованном Академии наук, отказался от всех гонораров в пользу премии за лучшую работу по строительной механике.

* * *

Степан Прокофьевич умер 29 мая 1972 г. в немецком городе Вуппертале, где провел свои последние годы вместе с дочерью Анной Хельцельт-Тимошенко. В некрологе, опубликованном в “Известиях АН СССР”, были такие слова:

“Умер один из крупнейших ученых нашего времени в области механики деформируемого твердого тела. С.П.Тимошенко был человеком исключительного инженерного чутья. Его методы, решения, книги иллюстрируют это неоценимое качество. Трудно указать направление в области строительной механики, где бы им не были получены результаты, оставившие неизгладимый след”.

Действительно, с именем Тимошенко оказалась связанной целая эпоха в развитии прикладной механики. Он начинал свою деятельность, когда расчеты на прочность и надежность находили ограниченное применение в машиностроении, при строительстве мостов и железных дорог. Развитие индустрии XX в. поставило перед наукой о деформациях принципиально новые задачи, связанные с повышенными параметрами (давления, температур, скорости), применением неизвестных прежде материалов, обеспечением надежности и долговечности более сложных агрегатов и систем.

На протяжении своей 70-летней творческой деятельности Тимошенко принимал непосредственное участие в решении проблем, которые ставил технический прогресс. Его глубокие, оригинальные исследования в области сопротивления материалов и строительной механики всегда были связаны с нуждами практики. Он был ученым-новатором и подготовил сотни квалифицированных инженеров и ученых, многие из которых заняли руководящие позиции в учебных и научных центрах США. То, что прикладная механика в этой стране достигла в XX в. высокого научного уровня, связывают с именем Тимошенко. Ежегодно, начиная с 1958 г., Американское общество инженеров-механиков присуждает премию им.С.П.Тимошенко за лучшую работу по механике.

На склоне жизни, подводя итоги, Тимошенко написал: “Теперь, через сорок лет, обдумывая причину наших достижений в Америке, я прихожу к заключению, что немалую роль в этом деле сыграло образование, которое нам дали русские высшие инженерные школы”.

Примечания

1. Здесь и далее воспоминания Тимошенко цитируются по: As I Remember (Vospominanija). Princeton (New York), 1968.

2. Stabilitаtsprobleme der Elastizitat // Handbuch der physikalischen und technischen Mechanik. Leipzig, 1929. Bd.4. Lfg. 1. S.81—145.