Oднажды в мастерской у художника Владимира Сергеевича Васильковского я увидел альбом, куда он рисовал людей 30-х годов. По памяти. Взрослые тети и дяди из его детства. Я листал страницы и узнавал. Рисунки ожили, задвигались, из памяти стали появляться одетые в костюмы тех лет знакомые, как будто художник подсмотрел мои воспоминания. Наши улицы, наш двор, извозчиков... Это был город, в котором прошло детство нас обоих. Владимир Сергеевич помнил окружающее зрительно так, что мог изобразить его, я же помнил чуть иначе, тоже зримо, так, что мог лишь рассказать словами. Впрочем, и Васильковский сопроводил свои рисунки пояснениями.
Когда вспоминают двое, то вспоминают больше. А главное, я вспоминал еще и разные вещи, которые тогда были, а теперь их нет. Одни вещи стали ненужными, другие изменились, третьи, может быть, вернутся. И все это вместе составляет картину города, которого уже нет, нашего Ленинграда первой пятилетки. Впрочем, не только Ленинграда. То же самое происходило и в других городах, например в Новгороде, где мы тоже жили в те годы. Города эти не повторятся. Быт, нравы, обычаи - все сменилось, вся городская жизнь стала иной.
На Невском, у Литейного, постоянно толпились одни и те же компании ребят. А на углу Садовой и Невского были уже другие компании. Тогда не сидели в кафе, тогда топтались на Невском, гуляли по Невскому, шли "прошвырнуться", встречая знакомых, приятелей... Я пытался вспомнить язык тех лет, и вдруг оказалось, что не так-то это просто. Никто толком не записывал те словечки, и песни тех лет, и всякие истории и легенды, которые ходили по городу. В песенном нашем репертуаре отражалось время, еще взбаламученное, где все переплелось, соседствовало - романтика гражданской войны, блатное, пионерское и нэповское: "Юный барабанщик" и "Вот умру я, умру, и не станет меня", "Там здали, за рекой, догорали огни" и "Кирпичики". Распевали песни из первых звуковых фильмов: "Златые горы", "Встречный", "Путевка в жизнь"...
Одна Лиговка чего стоила с ее жаргоном, ее героями. Лиговка - обиталище гоп-компаний. Обводный канал с его барахолками. А первые танцзалы, первые Дворцы культуры - Выборгский, Нарвский... В этом городе шла жизнь, не похожая на нынешнюю. Носились мальчишки-газетчики с "Вечерней Красной газетой", на дачу уезжали в Сестрорецк или Тарховку. Не было ни метро, ни троллейбусов. Было много деревянных домов, которые в блокаду разбирали на дрова... Нет, это был во многом другой город, черты его утрачены, а жаль, потому что всегда хочется иметь фотографии своей молодой жизни.
Вот тогда мы решили собрать все, что
сохранилось у нас в памяти: художник нарисует, а я расскажу, чтобы как-то
запечатлеть облик той реальности, потому что у нас, к сожалению, почти
нет музеев истории нашего советского быта. Такие музеи, конечно, будут,
но есть вещи, которые в эти музеи не попадут, их туда невозможно поместить,
- например, треск березовых поленьев в печке... Собственно, наша книга
- это тоже своего рода музей. Или возьмите мостовую, составленную из деревянных
черных шашек-торцов. Ими была вымощена Моховая улица, даже Невский проспект.
Ну как в музее передать звонко-цокающий звук подков по сухой торцовке?
Как повторить смолисто-дегтярный запах, что курился в летнюю жару на улицах,
выложенных просмоленными шашками, запах, напоминающий мне лесосеки, где
работал отец, смолокурни, добычу живицы. Осенью торцы становились осклизлыми,
лошади шли по ним бесшумно.
На Невском перекладывают торцы
