VIVOS VOCO: Козлов В.П., "Тайны фальсификации: Анализ подделок исторических источников XVIII-XIX веков"

**СОДЕРЖАНИЕ**
ВМЕСТО ПРЕДИСЛОВИЯ I. "ОБЕТ ЮНОГО ВЕНЦЕНОСЦА" II. "КО УВРАЧЕВАНИЮ РАСКОЛОМ НЕДУГУЮЩИХ" III. "ОТДАЙТЕ ВСЕ..." IV. "ВИД ИСТИНЫ ИМЕЕТ" V. "ВСКЛЕПАВШАЯ НА СЕБЯ ИМЯ" VI. "ЛЮБИМЫЙ ПРОЕКТ ПЕТРА ВЕЛИКОГО", ИЛИ РАЗОБЛАЧЕННЫЕ ПРЕДСКАЗАНИЯ ПРОШЛОГО VII. "МОНУМЕНТ ТАЙНОЙ ДИПЛОМАЦИИ РОССИЙСКОЙ" VIII. МОСКОВСКИЙ ПАЛЕОТАФ А. И. БАРДИН IX. "ВОЗБУДИТЬ ВЕЛИЧАЙШИЕ ОЖИДАНИЯ" X. СУДЕБНЫЕ ПРЕНИЯ ПО ДЕЛУ ЦАРЯ БОРИСА	X. "ВОЗБУДИТЬ ВЕЛИЧАЙШИЕ ОЖИДАНИЯ" X. СУДЕБНЫЕ ПРЕНИЯ ПО ДЕЛУ ЦАРЯ БОРИСА XI. ХЛЕСТАКОВ ОТЕЧЕСТВЕННОЙ "АРХЕОЛОГИИ", ИЛИ ТРИ ЖИЗНИ А.И. СУЛАКАДЗЕВА XII. "ПОВЕДАЮ ВАМ СТРАШНЫЯ СИЯ ТАЙНЫ И БУДУ ИЗМЕННИК И ПРЕДАТЕЛЬ ВСЕПРЕСВЕТЛОГО ДЕРЖАВЦА МОЕГО" XIII. "ДА ПОСТЫДЯТСЯ И ПОСРАМЯТСЯ ВСИ, ГЛАГОЛЮЩИЕ НА НЬ" XIV. "БАЯНКА" СИМБИРСКОГО МАКФЕРСОНА О РУСИ И ВЕЩЕМ ОЛЕГЕ XV. "МЕМУАРЫ" СТАРИЦЫ МАРИИ ОДОЕВСКОЙ... XVI. НЕ ВСЯКАЯ НАХОДКА - КЛАД ВМЕСТО ЗАКЛЮЧЕНИЯ

ВМЕСТО ПРЕДИСЛОВИЯ:
показания о том,
почему автор решил написать такую книгу
и как он собирается это сделать

Я считаю первой обязанностью писателя прочесть свое заглавие
и не раз спросить себя, о чем он собирается писать.
Плиний. Из письма Доминицию Аполинарию

Задумав книгу о подделках исторических источников в России в XVIII - первой половине XIX в., автор меньше всего хотел, чтобы будущий читатель увидел в ней только занимательные сюжеты, настраивающие на развлекательное чтение. Спору нет, фальсификации источников подчас похожи на детективные истории: нередко неисповедимы умыслы их авторов, изобилует всевозможными забавными и трагическими приключениями история их бытования, интересны, а часто загадочны фигуры изготовителей, на Шерлока Холмса похожи иногда те, кто брали на себя нелегкий и кропотливый труд разоблачения подделок.

Разнообразна и богата типология подлогов, в том числе и в обозначенный нами для исследования период. В книге речь пойдет не о литературных мистификациях, являющихся особым средством выражения художественных замыслов авторов литературных произведений, а нередко продиктованных и их желанием подшутить над современниками или потомками. Автор не ставит перед собой и задачу рассказа о подделках документов в имущественно-правовых целях, преследующих исключительно меркантильные интересы и потому являющихся предметом судебного разбирательства. Предлагаемая книга посвящена подделкам русских письменных исторических источников.

Выбор объекта изучения не случаен. Историческое познание немыслимо без того, что составляет его фундамент и остов - без достоверных фактов, извлекаемых из исторических источников, прежде всего из письменных документов, - будь то летопись, государственный акт, письмо, мемуары. Со временем они утратили свое значение с точки зрения задач, решавшихся в момент их создания, и стали принадлежностью не оперативной, а ретроспективной социальной памяти, объектом исследования историка, приобрели статус исторического источника.

Фальсификации исторических источников - это создание никогда не существовавших документов либо поправки подлинных документов, что связано с целой системой различных приемов и способов. И в том и в другом случае налицо сознательный умысел, рассчитанный на общественное внимание, желание с помощью полностью выдуманных фактов прошлого или искажения реально существовавших событий "подправить" историю, дополнить ее не существовавшими деталями. Хорошо, когда фальсификации вовремя разоблачаются, но бывает и так, что они живут, порождая новые мифы, расстаться с которыми бывает порой очень трудно.

Можно выделить полностью фальсифицированные исторические источники, в которых ни содержание, ни материал, из которого они изготовлены (бумага, пергамент и т.д.), ни внешние признаки (почерк, рисунки, инициалы, заставки и т.д.) не соответствуют тому, за что пытаются их выдать, и частично фальсифицированные памятники письменности. Среди последних можно наметить две подгруппы: исторические источники, подлинные с точки зрения их содержания, авторства, времени создания, но имеющие фальсифицированные внешние признаки; письменные памятники, подлинные по содержанию, внешним признакам, но включающие подделанные вставки текста, записи писцов и т.д.

Фальсификация исторических источников, так же как и литературные мистификации, подлоги документов, - старый как мир род занятий и "упражнений" людей увлеченных или жуликоватых, склонных к сенсационным открытиям и обуреваемых честолюбивыми соображениями, преследующих определенные, подчас серьезные политические и идеологические цели или охваченных желанием позабавить доверчивых читателей. Фальсификации исторических источников - явление интернациональное. Широко известен так называемый "Константинов дар" - подложная грамота, сфабрикованная папской канцелярией в XIII в. и разоблаченная в XVI в. Лоренцой Валлой как подлог. Она обосновывала светскую власть римской курии над всей западной частью империи рассказом о том, как в IV в. такую власть папе Сильвестру I предоставил римский император Константин. Во второй половине XVIII в. невиданную популярность приобрели "Песни Оссиана" - подделка шотландского поэта Д. Макферсона, представляющая поэмы, которые якобы пересказывались из поколения в поколение в горной Шотландии на протяжении более пятнадцати веков. В начале XIX в. в общественный оборот были введены рукописные подделки чешского народного эпоса, посвященного борьбе с польскими, ордынскими и немецкими захватчиками. Одна из них, "Краледворская рукопись", как выяснилось позже, оказалась подделкой чешского филолога В. Ганки. Примеры можно было бы умножить - сошлемся на книгу Джоана Уайтхеда, переведенную на русский язык, где читатель может узнать о фальсификациях в Западной Европе в XVIII-XIX вв. *

* Д. Уайтхед. Серьезные забавы. - М., 1986.

Так что Россия и в этом отношении не была исключением. Правда, до XVIII в. основной комплекс известных нам фальсификаций представлен подлогами документов, в первую очередь актовых материалов, касающихся имущественных дел (когда-то священное право собственности, будь то личная или церковная, ценилось не меньше, чем сегодня, порождая и такую своеобразную форму притязания на нее, как подлог). Но уже начиная с XVIII в. фальсификации документов, как увидим ниже, все больше и больше преследуют политические и идеологические цели. И пусть читатель не думает, что этот род занятий и упражнений сегодня канул в Лету. Живы, живы и этот вид "творчества", и этот тип людей. В отличие от ретивого бюрократа от исторической науки, еще недавно успешно "подправлявшего" прошлое административным нажимом, ими могут быть журналист и ученый, писатель и публицист, архивист и краевед, готовые пропагандировать фальшивки, даже давно разоблаченные, а нередко идущие и на риск создания собственных фальсифицированных изделий.

Перед нами автореферат диссертации, представленной в 1953 г. на соискание ученой степени кандидата географических наук известным писателем-маринистом К.С. Бадигиным. Среди прочих источников своего исследования автор использовал ранее неизвестное "Хожение Иваново Олельковича сына Наугородца", в котором сообщается об открытии русскими Груманта в XII в. и о плавании некоего Амоса Коровинича в XIII в. в Карское и Балтийское моря через Баренцево и Северное моря [1]. Данные "Хожения" широко использованы Бадигиным в его снискавших признание читателей книгах "Путь на Грумант", "По студеным морям", в исследованиях Н.Н. Зубова ("Отечественные мореплаватели - исследователи морей и океанов"), В.С. Лупача ("Русский флот - колыбель величайших открытий и изобретений"), другими писателями и учеными.

Можно было бы порадоваться вместе с первооткрывателем счастливой находке еще одного ценного древнерусского памятника письменности и истории, но, увы, эту радость не смогли разделить специалисты. "Хожение" и ряд других "открытий" Бадигина получили уничтожающую экспертизу авторитетной комиссии Института русской литературы АН СССР, как грубые современные подделки, а затем была опубликована большая статья специалиста, окончательно разоблачающая фальшивки [2].

Мотив подделок Бадигина современному читателю станет понятным, если он обратит внимание на время появления первых известий о них - рубеж 40-50-х гг. Борьба с "космополитизмом" сопровождалась тогда поиском существовавших и не существовавших русских приоритетов в науке и технике. Так, на основе разоблаченной еще в XVIII в. подделки - письма Иоанна Смеры, в 1950 г. было заявлено о приоритете русских в изобретении книгопечатания [3].

Впрочем, столь своеобразно понимаемый патриотизм в то время проявляли и некоторые наши соотечественники за рубежом. Именно в их кругах в начале 50-х гг. была создана, пожалуй, одна из самых сенсационных подделок последних десятилетий, будоражащая воображение неискушенных читателей вплоть до сегодняшнего дня. Речь идет о "Влесовой книге", или "дощечках Изенбека", - якобы подлинном древнерусском произведении о языческих жрецах, написанном на деревянных дощечках в IX в. докириллическим письмом. Ни статья известного филолога [4], ни выступления археологов, историков, литературоведов [5] - ничто, кажется, не способно развенчать эту хитроумную фальшивку. В течение многих лет в "Неделе" и в "Литературной России", в "Мире книг" и в "Технике - молодежи" появляются публикации о "Влесовой книге" как о подлинном историческом источнике. И вот уже вконец запутавшийся читатель спрашивает "Книжное обозрение": почему замалчивается столь уникальный по древности и ценности памятник, не скрываются ли за этим чьи-то козни?

"Просьба: нельзя ли напечатать в «КО» в качестве литературного приложения текст этой так называемой «Влесовой книги» или в крайнем случае хотя бы поместить обоснованную литературно-критическую статью об этой вещи?"

"Книжное обозрение" выполнило вторую часть этой просьбы, раскрыв суть дутой сенсации, связанной с "Влесовой книгой" [6]. Вышло (малым тиражом) и научное издание подделки с комментариями специалиста [7]. Только закончится ли после этого ее жизнь как "подлинного древнего документа" - и сейчас нелегко ответить на этот вопрос.

Выше речь шла о сравнительно недавних подделках древних источников, и сегодня находящих благосклонных покровителей и фанатичных, но безграмотных популяризаторов. Такой род "творчества" не только живуч, он еще и универсален. В последнее время все чаще и чаще его поклонники и последователи используют свое перо для изготовления и пропаганды подделок, относящихся к сравнительно недавнему прошлому, а то и едва ли не к вчерашнему дню.

В 1985 г. в двух номерах журнала "Новый мир" был опубликован пространный документ, представляющий собой акт комиссии из представителей Ржевского краеведческого музея, гороно Ржева и Ржевского педагогического техникума, обследовавшей в 1938 г. по запросу Народного комиссариата просвещения РСФСР архив и библиотеку учительской династии Раменских, хранившиеся в селе Мологино [8]. Автор публикации М. Маковеев сообщил, что экземпляр акта обнаружен в 1968 г. в Павловском Посаде во время ремонта жилого дома, принадлежавшего родственнице одного из членов комиссии.

"Акт" поражает перечнем "раритетов" архива и библиотеки, которые, по заявлению Маковеева, почти полностью погибли в годы Великой Отечественной войны. В нем помещены и копии ряда писем отечественных и зарубежных исторических деятелей, с которыми представители рода Раменских на протяжении почти двухсот лет находились в тесных дружеских связях.

В нашу задачу не входит подробный разбор этой фальшивки, тем более, что в общих чертах он достаточно убедительно сделан специалистами сразу же после ее публикации [9]. Заметим лишь, что автор (или авторы) подделки показывали Раменских как покровителей, советчиков, помощников едва ли не всех крупных деятелей отечественного и зарубежного освободительного движения, науки и культуры на протяжении XVI - начала XX в. Согласно "Акту", Раменские оказали важные услуги даже Марфе Посаднице, не говоря уже о социал-демократах. Здесь фигурируют письма Н.И. Новикова, А.Н. Радищева, А.С. Пушкина, революционеров-демократов, народовольцев, большевиков. Фальшивка сделана в высшей степени изощренно и изобретательно, но и в ней можно обнаружить немало несуразностей конкретно-исторического и стилевого порядка. Например, А.Т. Болотов в письме к одному из представителей рода Раменских употребляет выражения "в какой-то мере", "дневниковые записи", "грандиозное издание" и пр., совершенно немыслимые для разговорной и для литературной (и эпистолярной) речи конца XVIII в. Нет, например, абсолютно никаких данных, подтверждающих, что кто-либо из рода Раменских "собрал и передал Карамзину на протяжении ряда лет много материалов по истории", в благодарность за то, что Н.М. Карамзин завещал жене передать Раменскому право издания "Истории государства Российского", и т.д.

Нет необходимости говорить здесь о всех тех "белых нитях", которыми шита эта подделка. Она интересна явным стремлением причислить Раменских к прогрессивным деятелям России, сыгравшим выдающуюся роль в революционно-освободительном движении.

Как свидетельствует редколлегия журнала "Новый мир", "авторитетная экспертиза дала заключение: перед нами подлинный документ". Это заявление надо понимать в том смысле, что создание "Акта" действительно относится к 1938 г. Если это так, то становятся понятными мотивы фальшивки - обезопасить потомков Раменских от возможных репрессий.

Можно, вероятно, сказать, что иногда имеются оправданные мотивы фальсификаций исторических источников, например, когда речь идет о спасении человеческих жизней. Но это - редчайшее исключение. Куда чаще "благородство" мотивов подделок оборачивается неприкрытым жульничеством.

В 1989 г. в журнале "Молодая гвардия" член Союза журналистов, кандидат экономических наук В. Литов опубликовал запись бесед, которые он вел в 1980-1981 гг. с одним из руководителей сельского хозяйства страны в 1938-1958 гг. И.А. Бенедиктовым., умершим в 1983 г. "Я оставил все как есть, все, как он говорил в то время, когда мне приходилось с ним встречаться", - заверял читателей журналист [10]. Запись бесед поражала пространной, откровенной, хотя и достаточно схематической апологией И.В. Сталина и сталинизма. В послесловии заместитель главного редактора журнала В. Горбачев, давая оценку публикации Литова, писал:

"Материал этот читается на одном дыхании. Подкупает искренность собеседников. Захватывает напряжение их мысли... У меня почти нет сомнений, что так называемые экстремисты из «средств быстрого реагирования» примут данную публикацию, которой не нашлось места на страницах наших изданий в годы застоя, в штыки. Уж что-что, а их предвзятость очевидна и легко предсказуема. Скорее всего, они начнут приклеивать ярлыки сталинистов и журналу, и его читателям..."

Рано или поздно фальсификатор исторических источников, как правило, неизбежно бывает разоблачен, тем более когда речь идет о столь неискусных подлогах, как названные "беседы". При всем "напряжении мысли" Литов не учел, что у Бенедиктова окажутся живые родственники - брат и племянница. Они и разоблачили фальшивку, а заодно добились у ее автора признания: "свой подлог пытался оправдать «высшими целями» - страстным желанием возродить некоторые прежние идеалы" [11].

Очевидно, что такими же "высшими целями", но с противоположным знаком руководствовался и пока безымянный автор (или авторы) подделки, призванной развенчать Сталина как политического деятеля, "документально" подтвердив слухи о его связях с царской охранкой. Совсем недавно неблагодарную задачу пропаганды этой фальшивки взяли на себя даже маститые ученые [12], что вызвало необходимость аргументированного выступления специалистов, показавших механизм и приемы подлога [13].

Уже из приведенных примеров, которые можно было бы продолжить, читатель, надеемся, поймет, что за фальсификацией источников скрываются вещи в высшей степени серьезные. "Древностелюбивые проказы" - отнюдь не всегда проделки шутников, не забава праздности или игрушка для ума. Именно это обстоятельство объясняет решение автора написать книгу о подделках исторических источников.

Читатель вправе уже с самого начала иметь представление о том, что и как автор хочет рассказать в ней. В этой связи хотелось бы обратить внимание на несколько принципиальных подходов автора к изложению истории и анализу подделок русских исторических источников в XVIII - первой половине XIX в.

Многие фальсификации этого времени, разоблаченные и осмеянные уже в первые годы их существования или значительно позже, сегодня обоснованно исключены из нашего обихода. Вместе с разоблачениями исчезала память о них. Сейчас, как правило, даже профессиональные исследователи могут вспомнить лишь о подделках, непосредственно связанных со сферой их научных интересов. В то же время ряд подделок, несмотря на уничтожающую критику, дожил и до наших дней, ложно ориентируя неподготовленного читателя, служа поводом для сенсационных "открытий", порождая самые фантастические домыслы недобросовестных популяризаторов исторических знаний. Следовательно, даже простое перечисление таких фальшивок было бы уже делом полезным, лишая сегодня ложные сенсации самой их основы.

Любая фальсификация исторического источника является не просто результатом в той или иной степени удачной или неудачной фантазии ее автора. Подделка, как бы неискусна она ни была, появляется не случайно. Свое изделие автор представляет подчас как главное, решающее "доказательство", с помощью которого он стремится убедить современников и потомков (а иногда, по странным причудам характера, и себя) в истинности своих представлений о прошлом и настоящем, воздействовать вымышленными фактами прошлого на их умы и чувства. В этом смысле можно сказать, что во всякой подделке исторического источника как вымысле есть правда - правда самого вымысла. Выявление мотивов, которыми руководствовался изготовитель подделки, позволяет включить ее в круг проблем, волновавших его современников, обнаружить совершенно новые или дополнительные штрихи в истории общественного движения эпохи. Подделка - это тоже исторический источник, относящийся, однако, не к времени, о котором в ней рассказывается, а ко времени ее изготовления.

Подделки источников немыслимы без расчета на общественное внимание, синхронного или асинхронного времени их изготовления. Чем дольше живет фальшивка, тем больше, очевидно, должен быть доволен ее создатель, тем больший интерес представляет она как культурный, историографический, источниковый феномен. Бытование фальсификаций во времени, их нередко неожиданное "возвращение" спустя много лет после разоблачения представляют интересное общественное явление, требующее анализа и объяснения. Оно наглядно показывает, какую роль играет исторический источник (независимо от его подлинности), а в более широком смысле - исторические знания в тот или иной период развития общества.

За подделкой исторического источника всегда стоит реальный человек (или группа лиц) с его конкретной судьбой и характером. Знакомство с авторами фальсификаций, людьми нередко интересными и даже по-своему талантливыми, порой хитроумно маскирующими свое авторство и оставившими лишь отдельные намеки на свою личность, также представляет немалое познавательное значение.

Есть и еще один аспект изучения истории подделок - раскрытие "техники" их изготовления и разоблачения. Какими методами, способами удается автору фальсификации выдавать свое изделие за подлинный документ, какие материалы и как использует он в своей работе, насколько искусны по понятиям времени изготовления и с точки зрения современных представлений внешние признаки подделок, их содержание - ответы на эти вопросы, как и знакомство с приемами, с помощью которых экспертиза обнаруживает подлог, дают возможность определить уровень исторических знаний во время изготовления и разоблачения подделок.

В предлагаемой книге речь идет далеко не о всех подделках исторических источников, изготовленных в России в XVIII - первой половине XIX в. Ряд их, например "История руссов", заслуживают специального монографического исследования [14]; вопрос о подложности других до конца не решен в науке и сегодня, некоторые не представляют общественно значимого интереса и могут быть предметом рассмотрения лишь в специальных исследованиях. В книгу включены подделки, в той или иной степени типичные и по мотивам изготовления, и с точки зрения истории их бытования, и по технике исполнения, а также подделки незаурядные, оставившие глубокий след в общественном сознании.

Тема книги не нова в нашей историографии. Однако специально она не разрабатывалась. Автор использовал всю известную ему литературу, касающуюся разоблачения подделок [15].

Литература

1 Бадигин К.С. Ледовые плавания русских поморов с XII по XVIII в. - М., 1953.

2 Мавродин В.В. Против фальсификации истории географических исследований // Изв. Всесоюз. географ, о-ва. - М.: Л., 1958. - Т. LXC- С. 9-91. См. также: Лихачев Д.С. К вопросу о подделках литературных памятников и исторических источников // Истор. архив. - 1961. - № 6. - С. 144-158.

3 Теплов Л., Немировский В. Книгопечатание - русское изобретение // Лит. газ. - 1951. - 1 апр.

4 Жуковская Л.П. Поддельная докириллическая рукопись. (К вопросу о методе определения подделок) // Вопросы языкознания. - I960. - № 2. - С. 141 - 144.

5 Буганов В.И., Жуковская Л.П., Рыбаков Б.А. Мнимая "Древнейшая летопись" // Вопросы истории. - 1977. - № 6. - С. 202-205; Жуковская Л.П., Филин П.К "Влесова книга..." Почему не Велесова? (Об одной подделке) // Рус. речь. - 1980. - № 4. - С. 117.

6 Книжное обозрение. - 1988. - № 2. - 8 янв. - С. 3.

7 Творогов О.В. Когда была написана "Влесова книга"? Философско-эстетические проблемы древнерусской культуры: Сб. ст. - М., 1988. - Ч. 2. - С. 144-195.

8 Обратить в пользу для потомков... Публикация, предисловие и примечания Михаила Маковеева // Новый мир. - 1985. - № 8. - С. 195-213; № 9. - С. 218-236.

9 Литературная газета. - 1986. - № 22. - 28 мая. - С. 6.

10 И.А. Бенедиктов: О Сталине и Хрущеве // Мол. гвардия. - 1989. - № 4. - С. 13.

11 Интервью, которого не было // Огонек. - 1989. - № 37. - С. 8.

12 Арутюнов Г.А, Волков Ф. Д. Перед судом истории // Моск. правда. - 1989. - № 76. - 30 марта.

13 Перегудова 3., Каптелов Б. Секретный агент Джугашвили? // Комс. правда. - 1989. - № 143. - 21 июня. - С. 2.

14 См. об этом, например: Возняк М. Псевдо-Кониський и псевдо-Полетика. - Львiв-КиiВ, 1939; Карпов Г. Критический обзор разработки главных русских источников, до истории Малороссии относящихся. - М., 1870.

15 Из общих работ назовем:

Масанов Ю. Литературные мистификации // Сов. библиография. - М., 1940. - Вып. 1 (18);
Берков П.Н. О людях и книгах (Из записок книголюба). - М., 1965 (гл. "Книжные мистификации и подделки");
Жижиленко А.А. Подлог документов: историко-догматическое исследование. - СПб., 1900;
Ланн Е. Литературные мистификации. - М.: Л., 1930;
Куник А.А. Тохтамыш и Фиркович. - СПб., 1876; Смирнов И.П. О подделках А.И. Сулакадзева древнерусских памятников // ТОДРЛ. - Л., 1979. - Вып. 34. - С. 200-219.

ВМЕСТО ЗАКЛЮЧЕНИЯ

Во всем есть своя мораль, нужно только уметь ее найти!

Льюис Кэрролл. Алиса в Стране чудес

Мы рассмотрели с разной степенью подробности около 150 подделок русских письменных исторических источников, изготовленных в XVIII - первой половине XIX в. Трудно сказать, в каком соотношении находится это число с реальным корпусом сфальсифицированных в этот период материалов: автор не претендует на полноту выявления уже разоблаченных подделок (хотя и стремился учесть их все). Невозможно дать и сегодня гарантии в том, что среди известных в настоящее время источников не бытуют искусно изготовленные в то время фальшивки. Тем не менее впервые выявленный более или менее полный корпус подделок XVIII - первой половины XIX в., обстоятельства, приемы, причины их изготовления дают основания для размышлений о феномене фальсификации письменных источников в России на протяжении полутора веков как общественно значимом явлении.

Остановимся прежде всего на его формальной стороне. Перед нами - более или менее равномерный процесс изготовления фальшивых письменных источников, исключая, может быть, "всплеск" изделий этого рода в самом конце XVIII - первой четверти XIX в. Мы видим как единичные фальсификации, вышедшие из-под пера отдельных лиц (П.Ю. Львова, П.А. Словцова, Д.И. Минаева, Д.Е. Василевского и др.) или ставшие плодом коллективного творчества ("завещания" Петра I, Елизаветы Петровны, "Соборное деяние на мниха Мартина Арменина" и др.), так и целую индустрию фальсификаций, связанную с именами А.И. Бардина, А.И. Сулакадзева, И.П. Сахарова, Н.Г. Головина. Различны "жанры" фальсификаций, то есть виды источников, которые пытались выдать за подлинные: завещания, письма, летописные записи, акты светских и духовных соборов, сказания, сказки, загадки, записи писцов, описи библиотек, песни, дипломатические донесения, речи исторических деятелей, оснащенные атрибутикой древности копии подлинных письменных памятников, мемуары. Можно констатировать, что "жанры" подделок со временем усложнялись. Наиболее красноречивым свидетельством этого являются "мемуары" старицы Марии Одоевской - многослойная фальсификация, потребовавшая уже не только подлога видов реквизитов источника, но и значительного объема информации.

Каждая подделка имеет свое, неповторимое лицо с точки зрения техники ее изготовления, мотивов и обстоятельств создания, введения в общественный оборот, последующего бытования. И вместе с тем мы не можем не заметить ряд общих черт, характеризующих сам феномен фальсификаций письменных источников.

Прежде всего явственно обнаруживается интерес, присутствующий на всех этапах бытования подделки, начиная с возникновения самого замысла фальсификации, затем его реализации и, наконец, последующего, часто уже не зависящего от воли автора, подчас многолетнего использования подлога в научной, художественной литературе, искусстве, обыденном сознании. Интерес этот чрезвычайно разнообразен.

Бардин и Сулакадзев в фальсификациях отчасти преследовали меркантильные соображения, рассматривали свои "упражнения" как подспорье для материального достатка. Головин же старался скрыть следы своей весьма далекой от законной собирательской деятельности. Авторы "Соборного деяния на мниха Мартина Арменина", составитель "Завещания" Екатерины II С. Марешаль, П.А. Словцов в "речи" боярина Романова, неизвестные авторы (или автор) "речи" Екатерины II в Синоде, указа Алексея Михайловича о недопущении иностранцев на высшие государственные посты России и др. исходили из идеологических соображений, тесно связанных с реалиями времени, в которое они жили. Нужно было дискредитировать "расколоучителей", укрепить позиции официальной церкви - и появляется "Соборное деяние на мниха Мартина Арменина". Требовалось скомпрометировать политику "просвещенного абсолютизма" Екатерины II и увлеченность ею европейских просветителей - и создается "Завещание" Екатерины II. В начале XIX в. в России появляется шанс осуществить государственные преобразования - и Словцов фальсифицированной "речью" боярина Романова пытается обрисовать общий желательный характер таких преобразований.

Идеологический подтекст ряда подделок говорит о том, что их изготовление было далеко не всегда безобидными "древностелюбивыми проказами", как выразился однажды в отношении фальсификаций Сулакадзева великолепный знаток русских письменных памятников Евгений Болховитинов. Политический смысл таких подделок, как "завещания" Петра I, Елизаветы Петровны, преследовал задачи, реализация которых могла повлиять на судьбы империи, на международные отношения в Европе. Эти подделки, как можно убедиться на примере трагической истории "принцессы Володомирской", затрагивали и людские судьбы.

Сложные литературные явления, изменения в языковой теории и практике, особенно в начале XIX в., предопределили и еще один мотив в появлении группы подделок ("Песнь Мстиславу" П.Ю. Львова, "Сказание о Руси и о вещем Олеге" Д.И. Минаева, сочинения И.П. Сахарова и др.). Литературная и языковая старина становится полем сражения разных течений русского литературно-языкового процесса. Подделки включаются в это сражение не только как признак обновления литературных жанров, языка, стилей, но, главным образом, как фактор, обусловливающий приверженность к извечно молодой, не утрачивающей своей важной роли старине. Стилизации под "древность", под исторические источники современных произведений, близкие уже к жанру литературных мистификаций, отразили многие из тех сложных явлений, которые появлялись в русской литературе.

Фальсификации письменных источников осуществлялись на фоне развития исторической науки, подчас как бы "провоцировавшей" изготовление подлогов. Так, например, в начале XIX в. огромное воздействие на русскую историографию оказала "История государства Российского" Н.М. Карамзина. Этот труд послужил не только основанием для нескольких подделок источников, в частности для Сулакадзева, но и породил многолетнюю ожесточенную полемику вокруг поставленных в нем проблем. Ряд участников этой полемики в своих спорах с Карамзиным использовали фальсифицированные источники в качестве одного из аргументов в отстаивании собственной точки зрения. Так появились "Рукопись профессора Дабелова" и "донесения" Гримовского. Первая фальсификация доказывала давний интерес в России к произведениям латинских авторов, вторая - по существу иллюстрировала карамзинские взгляды на историю царствования Бориса Годунова и одновременно спорила с ними.

Разумеется, мотивы, которыми руководствовались при изготовлении конкретной подделки, не всегда можно свести только к достижению определенной цели. К тому же многие фальсификации со временем обретали новое, подчас и не предполагавшееся ее создателями звучание, обусловленное историческим контекстом времени. Те же самые "донесения" Гримовского неожиданно приобрели целый спектр значений, среди которых до первичного, задуманного автором, добраться оказалось совсем не просто. Поэтому вряд ли всегда стоит искать в причинах изготовления подделок какой-то особый смысл. Они могли быть удачной или неудачной шуткой, как в случае с "письмом" к Петру I Шереметева о его войне с хмелем; попыткой автора фальсификации по своему разумению реконструировать то или иное событие - "письмо" Румянцева о последних днях жизни царевича Алексея. Типология подлогов по мотивам их создания невольно отражает само восприятие исторического источника общественной мыслью XVIII - первой половины XIX в. Изделия Бардина говорят о понимании исторического источника исключительно как раритета, поражающего его возможного "потребителя" - покупателя-коллекционера - признаками древности. "Песнь Мстиславу", "Сказание о Руси и о вещем Олеге", "Гимн Бояну", сахаровские и другие подделки отразили подход к историческому источнику как остатку древней культуры, способному возбудить эмоции человека. В подделках Головина просматривается понимание исторического источника как припаса - обычного имущества, имеющего по меньшей мере коллекционную ценность. "Рукопись профессора Дабелова", "донесения" Гримовского мы вправе рассматривать как попытку представить исторический источник в виде свидетельства или совокупности свидетельств о якобы имевших место фактах прошлого. Наконец, значительное число подделок показывает подход к историческому источнику как доказательству - носителю данных об исторических прецедентах, имеющих актуальное политическое, идеологическое, художественно-эстетическое значение в общественной борьбе современности.

Преследовавшиеся при изготовлении подделок исторических источников цели неизбежно понуждали их создателей к обнародованию своих изделий. Публичность подделок - неизменный и определяющий их общественную роль фактор. Вспомним намерения "принцессы Володомирской" издать или распространить в копиях имевшиеся в ее распоряжении "завещания" Петра I и Елизаветы Петровны; оперативность, проявленную при экспонировании и издании "Соборного деяния на мниха Мартина Арменина"; многочисленные переиздания "Политического завещания" Петра I; публикации "донесений" Гримовского; изготовление списков "Завещания" Екатерины II; идущего на риск разоблачения Бардина, одновременно предложившего два фальсифицированных списка "Слова о полку Игореве" участникам первого издания поэмы - Мусину-Пушкину и Малиновскому; дерзость Сулакадзева, демонстрирующего свои фальшивые "сокровища древности".

Расчет авторов фальсификаций на "обратную связь", на заинтересованный отклик современников очевиден. Иногда он даже провоцировался: вспомним хотя бы изделия Бардина, нередко выполнявшиеся по заказам коллекционеров. Фальсификатор всегда спешит убедиться в эффекте воздействия подделки. Отсюда, между прочим, можно извлечь важный методический прием ее разоблачения: первоначальное введение подделки в общественный оборот, как правило, по времени близко к моменту ее изготовления.

Публичность предопределяет феномен бытования подделок. Появление фальсифицированных источников неизменно порождало разные виды "быстрого реагирования", идушие по двум основным направлениям: их критики или безоговорочного признания. "Соборное деяние на мниха Мартина Арменина" вызвало к жизни блестящий разбор его в "Поморских ответах"; "завещания" Петра I, Елизаветы Петровны заставили предпринять энергичные действия со стороны лица, против которого они были направлены. Подделки Бардина и Сулакадзева встретили скептические возражения профессиональных исследователей. Почти немедленно после публикации были буквально разгромлены П. М. Строевым "донесения" Гримовского. "Рукопись профессора Дабелова" сразу же встретила настороженное отношение. Примеры можно умножить. Скорее исключением является молчание вокруг "Песни Мстиславу" и "Политического завещания" Петра I. То есть подавляющая часть фальсификаций оказалась разоблаченной или поставленной под сомнение едва ли не в самом начале своего бытования.

Тем не менее жизнь подделок, несмотря на их разоблачения, как правило, оказывалась более сложной, порой драматичной, а главное, далеко не спокойной. Подчас аккумулируя в себе исторические мифы, подделки сами порождали новые мифы, еще более устойчивые, дожившие до наших дней, не умирающие и сегодня. Едва ли не два столетия лежало запечатанным в архиве "Соборное деяние на мниха Мартина Арменина": несмотря на его разоблачение, факт сокрытия все-таки в известной мере порождал сомнение - а вдруг "церковная святыня" и впрямь подлинная. Почти столетие "речь" Ивана Грозного из Хрущевской Степенной книги не вызывала сколько-нибудь серьезных сомнений, затем вокруг нее закипели споры, отголоски которых слышны до сих пор. Два с лишним века известно "Прутское письмо" Петра I. Развенчанное давно как подлог, оно тем не менее попадает даже в академическое издание "Писем и бумаг Петра Великого". Уже более ста лет не утихают споры вокруг "Рукописи профессора Дабелова", несмотря на очевидные аргументированные доказательства многими учеными ее фальсифицированного характера. Нет-нет, но и сегодня появляется очередное "открытие" "нового" списка "Слова о полку Игореве", вышедшего из-под пера Бардина. С поразительным постоянством на протяжении почти полусотни лет издавались "донесения" Гримовского и т.д.

Было бы неверным объяснять долгую жизнь подделок, даже после их разоблачения, только указанными выше мотивами либо некомпетентностью, а порой и откровенным жульничеством их реаниматоров. Схема, по которой в истории бытования фальшивок, с одной стороны, стоят авторы фальсификаций, их реаниматоры и защитники, имеющие определенные умыслы, а с другой - их бескомпромиссные критики, заинтересованные в исторической правде, вряд ли способна в полной мере объяснить упорное возвращение подделок к читателям разных поколений. Причина этого, на наш взгляд, в мифологичности человеческого мышления вообще и исторического в частности. Именно это заставляет нас верить в никогда не происходившие события прошлого. Как правило, подделки содержат факты неординарные, чем-либо примечательные. Почему бы и не быть этому, размышляет читатель, имея в виду, например, убийство царевича Алексея. Действительно, все могло быть. Но успокаивая таким образом свой критический дух, мы подчас невольно не обращаем внимания на логическую подмену: между могло быть и было расстояние такое же, как между домыслом и истиной.

Мифологическое восприятие прошлого присутствует и в сознании людей, профессионально занимающихся вопросами, в круг которых нередко входят и подделки. Здесь идол мифа подчас уступает место идолу концепции. Очень трудно избавиться от фактов из подделанного документа, "вписывающихся" или эффектно подтверждающих концепцию, сложившуюся на основе изучения подлинных и достоверных источников. В этом случае подлог не только не разоблачается, но и получает концептуальную обоснованность.

Как и в любом общественном явлении, в фальсификации исторических источников сталкиваются личности с их страстями, помыслами, увлечениями, знаниями. Фальсификатор или реаниматор его изделия - лица всегда наступающие и, как правило, агрессивные, но неизбежно оставляющие следы своих неблаговидных действий. В отличие от них критики, разоблачающие подлоги, скорее похожи на стражей храма музы истории Клио. Они не имеют права на ошибки, их главная забота - историческая истина, которую приходится оборонять, используя весь арсенал знаний. Может быть, именно поэтому фигуры фальсификаторов нередко заслоняют своих оппонентов, их кропотливую и на первый взгляд неблагодарную работу. Страницы многих губернских газет обошли "мемуары" Марии Одоевской, а где-то на периферии этой дутой сенсации остался их блестящий критический разбор столичным ученым М.П. Погодиным. Четырежды публикуются "донесения" Гримовского, а в библиографию трудов о них даже не попадает первая критическая работа П.М. Строева, сразу же положившая конец претензиям на подлинность и достоверность этой подделки. Знающий, но далекий от истории читатель непременно вспомнит, когда речь зайдет о подделках, имена Бардина и Сулакадзева, но даже для него вряд ли что скажут имена Шляпкина или Сперанского, благодаря усилиям которых изделия этих фальсификаторов получили заслуженную оценку.

Впрочем, в истории бытования, а значит, и разоблачения подделок не столь и важна степень известности фальсификаторов и их критиков. Куда важней те искры нового знания, которые высекались при их столкновении. Неуклюже сработанное "Соборное деяние на мниха Мартина Арменина" способствовало появлению едва ли не первого в России источниковедческо-палеографического труда - "Поморских ответов". Подделки Бардина и Сулакадзева послужили поводом для статьи Сперанского - классического исследования по истории палеографии в России в первой трети XIX в. Споры вокруг "завещаний" Петра I помогли выявить новые аспекты политической борьбы в России после смерти императора. Полемика о "Рукописи профессора Дабелова" заставила по-иному взглянуть на ряд источников, имеющих отношение к библиотеке московских царей, стимулировала сами поиски следов этой библиотеки.

Читатель, вероятно, уже понял, к чему клонит автор: подделки, несмотря на приносимый ими научный и нравственный ущерб, тем не менее, как это ни парадоксально, способствовали постижению исторической правды. В известной мере именно как ответ на фальсификации в России формировалась и наука критики исторических источников, уже в начале XIX в. имевшая стройную систему методических приемов разоблачения подделок. Неизбежность возникновения такой науки предопределялась хотя бы тем обстоятельством, что авторы фальсификаций всеми известными им средствами и способами стремились придать своим подделкам авторитет подлинности, достоверности и значимости.

В России в XVIII - первой половине XIX в. постепенно оформлялась система научных принципов введения исторических источников в общественный оборот. Фальсификаторы не могли не учитывать этого обстоятельства и старательно использовали отдельные элементы этой системы или даже их совокупность.

Прежде всего для придания достоверности своим изделиям они создавали легенды об открытии подделок. В этих легендах' фальшивки выглядели либо как случайные находки, либо, наоборот, как результат целенаправленных поисков лица, в большинстве случаев имеющего самое непосредственное отношение к изготовлению подделки. Случайными представлены, например, открытия "Соборного деяния на мниха Мартина Арменина", "Песни Мстиславу", списков "Слова о полку Игореве" Бардина. Как вознаграждение за многолетние настойчивые патриотические усилия охарактеризованы "открытия" таких подделок, как "Завещание" Екатерины II, "донесения" Гримовского, "Рукопись профессора Дабелова", "Рукопись Вельского", "Сказание о Руси и о вещем Олеге". В легендах можно встретить указания на авторитетные хранилища, откуда якобы изъяты или где скопированы рукописи (как в легендах о "завещаниях" Петра I, Екатерины II, где фигурировали тайные императорские архивы, откуда удалось извлечь, даже едва ли не выкрасть, документы). Нередко "открытие" подделки представлено как едва ли не спасение ее накануне неминуемой утраты из-за случайных обстоятельств - именно так сказано в легендах о находках "Песни Мстиславу", "Сказания о Руси и о вещем Олеге", "Рукописи Вельского".

В создававшихся легендах появляются вымышленные имена последних, а иногда и предшествующих им владельцев фальсифицированных рукописей, приводятся с разной степенью подробности их описания, дается датировка, указываются записи писцов, излагаются правила передачи текстов. В легенде к "Песне Мстиславу" появилась колоритная фигура мифического Вавелы Онуфриева, в легенде к "Соборному деянию на мниха Мартина Арменина" упомянут такой авторитетный даже в глазах старообрядцев человек, как Дмитрий Ростовский, якобы едва ли не самолично нашедший рукопись, здесь же красочно описаны признаки "древности" рукописи - ее внешний вид.

Атрибуты наукообразия часто сопровождали введение подделок в научный оборот. Помимо легенды они включали всевозможные комментарии (текстологические и по содержанию), снимки почерков. Многочисленными комментариями по содержанию снабжены публикации "Песни Мстиславу" и "донесении" Гримовского, "Сказания о Руси и о вещем Олеге". Минаев и Иванов рискнули представить читателям факсимильные снимки почерков рукописей своих изделий. С. Марешаль в публикации "Завещания" Екатерины II ввел маргиналий, указывающий на незавершенный характер последнего распоряжения императрицы, Дабелов многоточиями обозначил якобы пропущенные или непрочитанные места "описи" библиотеки московских царей. Сторонники подлинности "Соборного деяния на мниха Мартина Арменина" многочисленными и не лишенными казуистики схоластическими рассуждениями отстаивали "научную обоснованность" своей точки зрения.

Авторитет подлогов подкреплялся и иными способами: авторитетом автора или героя вымышленного источника, значимостью вида, обстоятельств его создания. Так появились ни больше ни меньше как "завещания" русских императоров*, письмо Румянцева, причастного к делу царевича Алексея Петровича, "Прутское письмо", якобы написанное в критический для Петра I момент, "Песнь" упомянутого в "Слове о полку Игореве" загадочного Бояна, приписки известных исторических лиц, выполненные Сулакадзевым, и т.д.

* Для полноты картины, связанной с "завещаниями", укажем и на поддельное завещание царя Алексея Михайловича - весьма безыскусную фальсификацию начала XVIII в., представлявшую собой нравственные размышления царя накануне смерти. См.: Памятники древней письменности. - СПб., 1889. - Т. LXXX. - С. 77-80.

Подделки подкреплялись всевозможными признаками "древности". В процессе их изготовления использовались пергамен (авторами "Соборного деяния на мниха Мартина Арменина", Бардиным, Сулакадзевым, Ивановым), стилизация под древний почерк (Головиным, Минаевым, Ивановым, Сулакадзевым), фальсифицированные записи писцов (Бардиным, Сулакадзевым) и др.

Психологически, конечно, нелегко сегодня представить зарождение самого замысла у автора фальсификации, поиск им ее жанрового своеобразия, содержания, элементов "прикрытия". Однако совершенно очевидно, что автору подлога приходилось мобилизовать все свои способности, знания, а также пользоваться пособиями, имевшимися в его распоряжении. Подчас это была нелегкая работа. Авторы "Соборного деяния на мниха Мартина Арменина" были вынуждены проштудировать немало книг, в том числе редких зарубежных изданий, прежде чем приступить к своей "работе". Нелегко пришлось и автору письма Румянцева: он должен был разобраться в подробностях следственного дела о царевиче Алексее. Пришлось потрудиться и авторам "завещаний" русских императоров - им надо было хорошо представлять перипетии многолетних династических связей, историю международных отношений в Европе, основные события царствования Елизаветы Петровны, знать переписку Екатерины II с Вольтером. Летописи, Сборник Кирши Данилова, "Слово о полку Игореве" использовал П. Львов, в курсе новейших исторических сочинений и археографических открытий постоянно были Бардин и Сулакадзев. Приемы, способы, техника подделок исторических источников в определенной мере отражали состояние исторической критики и историографии. Будь авторы "Соборного деяния на мниха Мартина Арменина" более сведущими в древних памятниках, вряд ли они допустили бы столь вопиющие промахи, как указание в источнике XII в. года от Рождества Христова, включение современных белорусизмов, дублирование переноса слов на следующую страницу, ряд палеографических несуразностей. Очевидно, и Бардин с Сулакадзевым, "работая" под древний почерк, постарались бы учесть те знания о развитии в русской письменности начертаний отдельных букв, которые в их время были доступны еще только узкому кругу профессионалов, а позже стали хрестоматийными. Тем не менее нельзя не подивиться изобретательности авторов "Завещания" Екатерины II, "Рукописи профессора Дабелова", мастерству Бардина, литературному блеску "Сказания о Руси и о вещем Олеге", фантазиям и остроумию Сулакадзева, авторов "Соборного деяния на мниха Мартина Арменина", "речи" боярина Романова, "указа" царя Алексея Михайловича.

Состояние исторической критики и историографии отразил и процесс бытования и разоблачения подлогов. Очевидно, в XVIII - начале XIX в. еще было возможно отстаивать, например, подлинность "Соборного деяния на мниха Мартина Арменина", используя такие аргументы, как ссылки на авторитет лиц, удостоверявших их подлинность, или на место хранения оригинала. Однако уже две-три скептические фразы, брошенные Карамзиным о фальшивке, заставили читателей стать осторожными в оценке этого источника. Позже, когда по цензурным условиям нельзя было подвергать критике "Соборное деяние", молчание о нем серьезных исследователей значило больше, чем многословные схоластические рассуждения защитников его подлинности. В начале XIX в. еще удавалось морочить головы увлеченных коллекционеров изделиями Бардина, но совершенно невозможно представить себе, чтобы они с такой же легкостью привлекали коллекционеров полвека спустя. В 30-40-х гг. XIX столетия сахаровские подделки вызывали умилительное восхищение, но уже несколькими десятилетиями позже от него непременно потребовали бы и предъявления "Рукописи Вельского", и объяснения необычности сюжета сказки об Акундине, и более ясного обоснования им "беспаспортных бродяг" - загадок. Иначе говоря, все происходит в свое время: от возникновения подделок исторических источников до их окончательного разоблачения нередко пролегает немалая дистанция, измеряемая не только годами, но и уровнем развития исторической науки.

Тем не менее следует констатировать примечательный и многозначительный факт: фальсифицированный исторический источник, как правило, уже в момент его введения в научный оборот встречал скептическое отношение, а последующие полемики вокруг него, сколь бы жаркими они ни были, неизбежно заканчивались разоблачением подлога.

На этом и хотелось бы поставить точку в нашем исследовании. Но думается, что ее нельзя ставить в работе по изучению истории подделок, их бытования, а также в разоблачении новых фальсификаций. Во второй половине XIX, в XX в. и вплоть до наших дней жанр подлогов письменных исторических источников в России не умирает. "Протоколы Сионских мудрецов", "Дневник" Вырубовой и другие фальсификации отмечены не только вымученными приметами "старины", но и намеками на "масонские заговоры", зловещие тайные "козни", против которых нет-нет да и слышен призыв к объединению самых мрачных сил нашего неспокойного времени. Но мы искренне верим, что об этих и других подлогах наука еще не раз скажет свое веское и беспристрастное слово.